Geum.ru

Модели широко известно в нашей стране и за рубежом

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   37


Он обожал все делать по плану. Все расписать на бумаге по пунктам, сделанное отмечать крестиком или вычеркивать красным карандашом. Он всегда расписывал план - как для диамата, так и для ухаживания за девушкой. В обоих случаях не учитывался человеческий фактор. В случае с диаматом никто не прислушивался к замечаниям философа Альтюссера, что вообще-то и Маркс философ, а не ученый, что он не писатель рецептов, а критический философ... Все предпочитали делать из него памятку для пользования, правило для употребления, диалектический материализм вот придумали. Это же не Маркс, а его интерпретаторы так назвали...


Аркашка не понимал, почему Оля, Таня или Света вдруг не хотели идти с ним к приятелю: как раз по плану они должны были идти с ним к приятелю, как раз по плану они должны были идти в оставленную квартиру и ложиться в койку. Или по плану он вез их на прогулку за город и там в лесу, в роще... А они отнекивались, не хотели в рощи, в леса и в квартиру тоже нет. Надо было врать и заниматься какой-то ерундой - тискать в машине. А зимой это вообще был ужас. Холод, и даже в машине было холодно, и на них так всегда много было надето и черт его знает - они всегда сжимали колени, чтобы не дай бог рука между ляжками не протиснулась. Но все равно и там не было голого тела. На них всегда были эти жуткие штаны. Он один раз умудрился задрать юбку и увидел эти фланелевые или ватные какие-то штанищи, какого-то салатного цвета, тьфу, ему сразу расхотелось. Он ее отвез тогда домой и весь вечер вспоминал эти штанищи. Что, она не могла себе сделать какие-нибудь симпатичные штанишки? Почему носила эти жуткие штанищи, молодая девчонка?.. Лучше бы носила рейтузы, раз в капроне холодно, чем эти жуткие...


Собственно говоря, из-за этих штанов у него и появилась брезгливость к женщинам. Потому что это казалось чем-то нечистоплотным - штаны эти. Неизвестно, что под ними. И как-то само собой представлялось, что там прело, потело и, должно быть, воняло под салатными, розовыми или голубыми байковыми. А летом хоть и носили трусы, он их как-то не помнил. Да и не видел он их трусов! Они их спихивали одной ногой с другой, когда уже были спущены. И запихивали их под юбки и платья, сброшенные на кресла, пряча. Так что он и не видел трусиков.


Маргот даже в русскую зиму не носила байковые штаны. Он ее, конечно, трахнул, хоть Игорек и говорил, что не надо, мол. В Москву он переехал в 69-м году. У него было два диплома и свободный английский.


Он постучал по двери, и быстро явился тип в форме, карабинер, что ли, как их называли. Аркашка объяснил, что кончились сигареты, и спросил, может ли купить. Там у них машина стояла с сигаретами, он видел. Этот карабинер закрыл дверь и вернулся уже с мешком, в котором и были сложены личные вещи Аркашки - деньги тоже. И Аркашка сам достал кошелек и дал нужную на сигареты сумму, и карабинер написал на листе, под общей суммой его денег, минус 100 лир, и Аркашка подписался. Он был вообще-то поражен всей этой процедурой. В Союзе в КПЗ никто ничего не записывал. И что упало, то пропало. Можно было потом кричать, что часы были с инициалами отца, но никто ничего знать не хотел. Вообще, там, если задерживали, ты сразу был виновен. А здесь эти полицейские, карабинеры, им было по фигу, виновен ты или нет, им главное - исполнить арест. Это в суде пусть решают, виновен ты или что. И потом итальяхи все-таки осторожничали с бывшими советскими. Они же все были рефьюджи (англ. Беженец), эксиле (фр. Высланный) - может, и политик (фр. Политический). Никто их и не разубеждал в этом. Конечно, политик, зря, что ли, на 'саабе" ездил, кэгэбэшнику этому из ГАИ пришлось тыщу отстегнуть. Да уже тот факт, что из СССР, делал все и всех политик.


# # #


Ему принесли сигареты, и он спросил время. Было половина третьего ночи. Если бы Игорь был порасторопней, то наверняка рулил бы уже вовсю... А вдруг они не захотят ехать ночью, Клава эта не захочет вдруг... Его, видимо, не смогут здесь долго держать, это же не тюрьма, даже не камера. Комната какая-то, окно только с решеткой. Его переведут, наверное, куда-то, если никаких прояснений в деле не поступит. Какое счастье, что в этом деле нет никаких картин, а? Современная живопись - это было бы куда более подозрительно. А может, наоборот? Почему он отказался, чтобы Маргот оформила бумаги у нотариуса? Время не хотелось тратить. Торчать еще день в Мюнхене... Маргот в Мюнхене куда более на месте, чем в Москве. Наглее, правда. Ну, ясно, у себя дома.


- Аркадий, ты просто мудак! Ты все нахрапом делаешь! Еб твою мать, какой ты, ей-богу, мудак! Ты думаешь, там валенки сидят, в КГБ? Кретин. Они все прекрасно знают. Этот капитан или хер его знает, кто он, он сам с золотой медалью школу окончил! Они мне показали кучу фотографий. Прекрасные, надо сказать, фото, такие качественные. Так даже твоя девушка из Ленинграда на них. Там, где мы на бульваре Гоголя фотографировались... А они нас. Маргот во всех видах... Ее уже выгоняют. Подписан уже приказ - в течение сорока восьми часов покинуть пределы...


Игорек пил 'Мартель". Вместо назначенных одиннадцати пришел в четыре часа дня. Хорошо, что вообще пришел...


- Это только в мудацких фильмах показывают комнату пыток... Блестящий тип. Манеры, хуе-мое... Да, странно, почему такая вот версия капитана КГБ не распространена в народном фольклоре. В другой ситуации он, вероятно, прекрасный собеседник. Все читал, может, в оригиналах, по-немецки, а? Ты, Аркашечка, тоже мог бы такую карьеру сделать, не будь ты такой... В тебе совершенно нет изящества, изгибов, игры...


- Ой, бля, ну ты зато доигрался. Тридцать семь лет уже играешь, коммунист сраный...


Да, Игорек был комми, красный, как называли коммунистов американцы. И эти американцы не хотели пускать комми в Штаты. Вот так получалось! Оказывается, эти самые американцы даже не делали разницы между комми по духу и для карьеры. Идиоты! Они, оказывается, даже не знали, что можно быть коммунистом, совершенно не разделяя идей этой самой партии. Напротив даже, совсем даже наоборот. Ненавидя, можно сказать, эту партию. Но ненавидя не явно, а... с кукишем в кармане. Как в детстве делали - в кармане держишь кукиш, значит, врешь, не по-настоящему, значит. Но обман прощен, потому что ты ведь предупредил, кукиш у тебя в кармане. Кто мог проверить, правда...


Аркашка ненавидел советскую власть за прочитанное о ней в книгах. В книгах, запрещенных советской властью. Если бы он прочел о всех ее делах в советских же газетах, он поскреб бы свою полулысую уже черепушку, сделал бы глаза грустными... плюнул и стал бы жить дальше. Собственно говоря, он уже слышал обо всем этом в 56-м, 57-м, 58-м годах. Не в таких деталях, конечно, не так художественно все это было представлено, как Оруэлл, например, делал. Его басня, впрочем, была слабенькой по сравнению с Лафонтеном или даже с Крыловым. Но надо же было быть идиотом, чтобы не видеть сходства главного персонажа Скотского Хутора с советским. И Аркашка видел. Старался очень увидеть.


С Маргот они познакомились на выставке. Они с Игорьком ходили и ловили иностранок. Не для... а для дела. Им нужна была иностранка из дипломатического корпуса. Хоть кухарка какая-нибудь. Ну вот Маргот и была. Не кухарка, а бэби-ситер, няня в семье немецкого дипломата, и она тоже получила дипломатический статус. То есть не она, а ее багаж. Все ею посылаемое из СССР имело наклейку дипкорпуса. То есть не подлежало проверке! То, что и было надо. Потому что Аркашечка уговорил-таки Игорька свалить. Эмигрировать. Все было на мази. Уже были израильские приглашения от каких-то якобы родственников. Надо было только вещи переправить, они должны были составить начальный капитал. Впрочем, может, и не начальный, черт его знает, сколько все это будет стоить там... Вещи тоже уже были. Доски. Айки. Иконы.


Если бы кэгэбэшники хотели их взять, то они, конечно, первым делом Аркашечку бы пригласили. Он бы там стал орать и требовать свидетелей, еще какой-нибудь херни, вроде адвоката. Ну, наговорил бы кучу антисоветчины, и было бы что пришить, хотя бы из собеседования. Но они им на фиг были не нужны, ни Аркашка, ни Игорек. Им Маргот была нужна. А она из дома не выходила. А дом дипломатический. Странная она была, эта Маргот.


Ее идолом одно время был Кон-Бенди, тот самый немец, учащийся Сорбонны, на отделении Нантерра. 'Озверевшие из Нантерра", называли их в 68-м, и он был лидер. Потом, когда у них ничего не получилось, когда все кончилось тем, что стали просто драться и еще одному профессору-философу, сторону студентов принявшему, мусорник на голову надели - ха! (так он и остался в истории с этим мусорником на голове) - Маргот разочаровалась и стала тайно сочувствовать банде Баадера. То есть все-таки во что-то вылился 68-й год, раз появились все эти Бригадисти Росси, Баадер-Мейнхоф, Черные Пантеры... Аркашка кричал Маргот: 'Сраные леваки! Вы там просто зажрались в своем жирном ФРГ! Вы беситесь с жиру!" Он так пытался перевоспитать Маргот. Она смешно по-русски говорила: 'Оркады! Ты не видишь - общество Запада не било в кризисе, даже наоборот! Все били сыти. И. общество заехал в тупик! Рас появился столько движений. Я-я, указатель того, что экономика на высокой уровень, не есть указатель гарантий спокойной жизни, стабильность..." Она покупала картинки у художников, небольшие работы. Платила валютой. Тогда можно было столько купить. Но она вообще-то не старалась жульничать, это Аркашка всегда лез и назначал цену.


Они повели ее в 'Пекин" после выставки. Господи, 'Пекин" был пуст! Никто не хотел есть 'склизкие" прозрачные лапшишки и черные грибы. Там было тихо, как на кладбище, в 'Пекине". И официанты, как гробовщики, бесшумно шустрили по ковровым дорожкам. Недаром даже персонаж Галича водил свою кису в 'Пекин", никому не нужен он был, этот 'Пекин"! Может, только три столика и были заняты в зале, где было сто столиков! А то и больше.


'Аркадий, не при как танк. Спокойно надо, тихо", - шептал Игорек, потому что Аркашка хотел брать быка за рога.


Во-первых, он просто не представлял, что могут быть такие вот западногерманские дуры, что-то там говорящие о партиях, политике, справедливости, победе левых и вообще всю прочую чушь, а сама в джинсах и 'Сейке". Курит только 'Мальборо". Он хотел ей быстро всю советскую ситуацию объяснить, уверенный, что это же как дважды два четыре. Жить не дают, Сталин - сука, вообще ГУЛАГ, хоть сам Аркашка и неплохо жил. Игорек тоже, да и все знакомые... Но эта дура фээргэшная плела всякую околесицу, про ту же группу Баадера. Они озверели там, их надо посадить на советский режим...


- Оркады, ты не мог бы кончай там два университет. Это дорого невероятно.


- Я окончил школу с золотой медалью. Там же тоже есть какие-то исключения для отличников.


- Ты не бывай там отличник! Ваши знаний тут очень поверхно...стные, да? Я знай девочка из Одесса, она кончай там университет, немецкий язык и литература - она очень плохой говорит на немецкий язык. Хуже мой русский. То есть без ошибок, но очень не немецкий, а совейский. Но вы очень много не видите. Вы неправильно интерпретировай революция.


- Я очень хорошо все вижу. Даю пример. Я с моей хоть и сраной, но золотой медалью, двумя дипломами не могу купить джинсы, не могу купить машину, не могу купить IBM!


- Оркады! Ты с ума сошел! Купить не значит быть! В вашей стране не пользуют IBM!


Игорек старался перевести тему разговора на нейтральную. Искусство. Ведь Маргот интересуют советские художники? О, они знают много-много советских, запрещенных. Целкова, Кука, того самого, на дачном домике у которого петушок. Игорь, в отличие от Аркашки, мог даже пофилософствовать на тему Сталина и ГУЛАГа. Аркадий от этого зверел. Он хватал том Солженицына - и просто хотел огреть им по голове и Игоря, и Маргот.


- Такие честные дураки, Аркашка, все портят. Разве так можно? История не состоит только из ГУЛАГа и Скотского Хутора. В самом-то деле! Вспомни свою золотую юность, еб ее мать! И свои слезы по отцу родному Сталину!


- А что, Оркады, ты бы хотел видеть в СССР?


- Американскую систему.


- О? Почему? Оттого что доллар выше всего на биржа, это не значай, что человек, им обладающий, лучшей. То есть не должно означать... Что вы делай в шестьдесят восем год? Могла быть всемирный революций! А вы...


В шестьдесят восьмом году Аркашка учился играть на саксе. Все были помешаны на джазе. И был уже оркестр Лундстрема. Кто-то выходил на Красную площадь в Москве. Но это было в Москве...


Танечка была чемпионкой Европы по фигурному катанию. Ее готовили на чемпионат мира. А Аркашка уже готовил себя - пусть и мысленно, тайно - в ее мужья. Ничего не получилось. Ему неприятно было в этом признаться, но, видимо, из-за его полуеврейства. Папаша Танечки был замдиректора московского ЗИЛа, русский дядька. Он любил Аркашку! Но, видимо, представить своих потомков полуевреями не мог...


Вообще, не совсем понятно, что там получилось. И на чемпионат она не поехала, и с Аркашкой рассталась. Он потом приезжал, вообще часто ездил, на дачу к ее родителям. На Волге, в смысле на реке, дом. У Аркашки уже был 'сааб". И папашка Тани относился к Аркашке прямо как к родственнику. Всегда рядом за столом усаживал. Аркашка разливал по малюсеньким рюмочкам ледяную тягучую водку. Смешные такие крохотные рюмочки у них были. Старинные, из цветного стекла. Зыкина со своим кавалером, а может, это муж ее был, неизвестно, блондинистый такой, волосы слегка вились, в кожанке - такая веселая сидела, прямо и не Зыкина. И горба не видно было. То есть у нее не было горба, но шеи тоже не очень много было, так что создавалось впечатление, что у нее что-то на холке растет. Какую-то она песенку пела под эти рюмочки, про кузнечика или сверчка, черт его знает, что-то такое же маленькое, как и рюмочки. Запрокидывала, там на глоток даже не было, и напевала. И сапфиры в ушах поблескивали. Ну, эти серьги, которые все важные советские дамы носили, бляди тоже. Овальные, под старинные, что ли, а вокруг бриллианты. Такое же кольцо.


Странно, что самая, считай, почетная артистка - и в таких серьгах, ничего оригинального. Что она, не могла себе какие-нибудь заграничные брюллики достать? Аркашка считал, что такие люди должны были бы как-то отличаться. А она и одета была нормально. Хорошо она была одета, но ничего особенного. И вела себя нормально. Может, потому что у друзей в доме... Но Танечка, она тоже, надо сказать, не отличалась сверхособенностью. На катке только. Аркашка видел ее по телевизору... Она, слава Богу, не носила ужасных штанищ. Рейтузы или спортивные облегающие трико. Аркашка не очень помнил. А Зыкину он сфотографировал уходящей от Танечкиного дома. Они пошли к машине блондинистого, он их окликнул, и Зыкина обернулась, и - профессионал! - улыбка, рука поднята в приветствии, ноги не загогулиной. Очень хорошая фотография получилась, Аркашка ее даже в Рим взял. А может, дело не в профессионализме, а так просто, чего ей было строить из себя ударника у друзей, может, она и не стерва была.


Аркашка жил в двухкомнатной, на Лермонтовской. В старом доме. И квартира старая была. И ему все говорили - особенно бабы зудели - сделай ремонт. Но ему лень было. И вообще - чего для себя делать? Если бы у него семья была. Он бы был хорошим семьянином. Все бы в дом тащил. Парные языки из мага, где у него приятель был директором. Картошку бы даже в магазине не покупал, ездил бы на базу, к Левке Портному. Приносил бы дубленки и бросал бы на кровать - выбирай Танечка... Ну, Танечке, положим, и шубку бы пришлось бросить на кровать. Но Танечка, она сделала 'дорожку" - ох, как она перебирала своими ножками, быстрыми и стройными, аж дух захватывало - и, как на льду, оставила острые полосы у Аркашки на душе. И как-то ему все надоело и стало тошно-скушно. И показалось, что ничего у него уже не будет. Здесь не будет.


То есть он знал - что будет. Манекенщицы. Худые эти, не очень, между прочим, не жрущие вроде ничего, а как в кабак пригласишь, так они с собой даже забирают. Полиэтиленовый мешок в сумочке всегда есть. Или бляди фирменные. Как Наташка грудастая. Их и проститутками не называли, потому что это были такие специальные советские путаны, которые ради фирмы могут и бесплатно упиться, и по пьяни дать. Поэтому фирма их и любила. Потому что они любили фирму и не думали о бабках, если фирмач нравился. Надеялись все-таки, что, может, женится. Да, но с русскими они мало трахались. Правда, Наташка вот, она их с Игорьком как раз с семинаристом и познакомила.


Семинарист, мать его... Он был такой же религиозный, как Игорек - комми. Из-под рясы у него джинсы торчали и шузы на платформе. Батники белоснежные всегда накрахмалены. Аркашка его видел стоящим на коленях. Только не перед Божьей Матерью, а перед блядью Наташкой, уткнувшись физиономией прямо в это самое ее место. А она хохотала. На лестничной площадке. Аркадий как раз взбегал по лестнице к ней. А они стояли у ее квартиры. Потому что в комнате Игорек с Маргот сидели. А в коридоре квартиры они не могли стоять, потому что полный коридор соседей, коммуналка.


Да, такие вот причуды советской действительности. У этой Наташки полный шкаф - самое ценное ее, вроде сейфа - валюты был, шуба американская, брюллики, Кристиан Диор на каких-то шелковых вешалках, хрусталь Баккара, иконы на стенах и кашемировые ковры на полу, а не на стенах, как у обывателей, хранились. И коммуналка.


Он их хорошо упаковал, этот семинарист Сережа. Маргот хоть и ломалась, но Игорек ее уговорил. Подарили несколько икон. С Куком познакомили. Ходили смотреть каких-то его мух сумасшедших. Или ос? Хрен их знает. Главное, что гигантские. Маргот, правда, сказала потом, что странно: увеличенные до таких размеров насекомые должны вызывать ужас либо неприязнь. А они у него красивыми были. У Кука. В чьей-то квартире висели, благо квартира огромная, то есть стены громадные, чтобы повесить этих насекомых в человеческий рост. Хуй их вывезешь, даже через диппочту.


Аркашка вообще-то ни черта не понимал в живописи. Он по принципу неразрешенности художников отбирал. Кого запрещают, того им и надо. Они сделали с Игорьком коллекцию. Презентацию. Фотографа наняли, он даже в доле был на будущую книжку. Кучу слайдов сделал... Да опоздали они. Потому что эти художнички, они на всякий случай всем давали, как русские проститутки. Может, с кем-то что-то и получится. Вот они всем и давали фотографировать свои работы. И когда Аркашка с Игорьком представили свою коллекцию исключительно запрещенных, у них издатель даже в Риме был, оказалось, что уже есть. Уже даже книгу набрали!


Игорек очень переживал. Он все-таки себя ближе к искусству видел. Представитель запрещенных художников Москвы в Риме, а? Ему бы это льстило. А так он всю жизнь занимался не тем, чем хотел. Руководитель отдела в научно-исследовательском, ну что это такое? Потом он ходил в ВПШ. Потом стал 'комми". И стал еще большим руководителем еще большего отдела. Устраивал на работу девушек симпатичных. Оформлял. Троечка у него там была оформлена. Ну, он их иногда в кабинете тоже оформлял. Не так чтобы прямо насильничал, нет. Но вообще-то он бы хотел быть издателем художественного какого-нибудь журнала.


Игорьку нравилось, когда приходила эта братия пьяно-бородато-бедная, как Ворошилов, или богато-кожано-мерседесная, как Щапов. Впрочем, последний был сам вроде Игорька. Наверное, и художник был посредственный. Просто были свои люди в издательствах и союзах, вот он и оформлял книжечки. Книжонки детские. А за это тысчонки. Хочешь жить - умей вертеться. Кому-то нравилось - это называлось 'жизнь бьет ключом". И не обязательно, чтобы по голове или карману. А Игорьку не нравилось. Надо было устраивать бабу чью-то на работу, то есть оформлять, и за это , тебе давали пропуск на год на закрытую станцию, 'девятку" ремонтировать. Ему и 'девятка" была не нужна. Он бы предпочел шофера... Или вообще - XVIII век, Францию. Либертины и салоны. Ни черта не делаешь, а только упиваешься жизнью и светскими беседами - 'литератюр, философи, фромаж..." (фр. Литература, философия, сыры)


Аркашка пошел на Петровку на следующий день после Игорька. Через Игорька приглашение получил. Он вообще-то закладывал уже, Аркашечка. В Ленинграде еще. Как раз после дела Рокотова стали всех прихватывать и таскать. А Аркашка только-только в жизнь вступал. Ну и потому, что статью Рокотову придумали постфактум, вроде Нюрнбергского процесса, все 'ссали кипятком", как говорил тогда Киса. Никто не знал, что будет, что можно. Хрен его знает, эти законы, уголовный кодекс вообще никто в руках не держал. Неправда, Олег, самый старший, изучал. Даже в 'Астории" сидел с книжечкой. А Киса ржал: 'Ты можешь его вдоль и поперек выучить, но если им надо, они в одну ночь ради твоего дела все перепишут. Да и переписывать не надо! Кто будет проверять? Ты посмеешь? На это все и рассчитано, никто не посмеет". И Аркашка не смел.


Он сидел тогда в кабинете у прокурора, потел и... закладывал. Впрочем, громко сказано. Назвал там несколько имен приятелей. Правда, потому он и в Москву переехал. Неудобно как-то было потом. Не то чтобы ему кто-нибудь что-то сказал, но чувствовалась какая-то неловкость. Хотя все понимали - Аркашка иначе и не мог. Уже у них была валюта, айки, машины - все-таки об этом и Аркашка знал, что по закону нельзя. Такие вот тупые законы. Нельзя продать втридорога купленную у государства машину, а? Так что Аркашка, его как раз после этого и стали называть в шутку подлецом, он назвал там кого-то... Ну и на Петровке он упомянул пару имен. Вообще, это было не так важно. Они всех и так знали. И еще - все уезжали. То есть Игорек вот должен был через неделю уезжать, уже даже билет был заказан. Аркашка ждал со дня на день разрешение из ОВИРа. Еще одна пара, тоже купили айки у Сережи-семинариста, сваливали они. И все 'ссали кипятком", что не выпустят, а уже концы обрублены здесь. Но все уже знали кодекс к этому времени. У всех, помимо 'Архипелага", дома был кодекс, и конституция, и Библия. Издательства 'Посев". С вырванной страницей, где издательство указано. Потому что, если за Библию ничего бы не было, за 'Посев"... И за Сахарова, как раз он вроде письмо поздравительное Пиночету отправил...