Geum.ru

Новая история стран европы и америки

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   43
Германские государства

Пруссия и другие германские государства после 1815 г.

Венский конгресс сохранил государственную раздробленность

321



Германии, хотя и значительно сократившуюся во время наполеоновских войн. Созданный по решению держав-победительниц Германский Союз включал теперь 37 (позднее 34) самостоятельных монархий и 4 вольных города — Гамбург, Бремен, Любек и Франк-фурт-на-Майне. Последний стал местопребыванием единственного общегерманского органа — Союзного сейма, решения которого были, однако, не обязательны для правителей отдельных государств. Монархи видели в государственной раздробленности страны наилучшее средство упрочить классовое господство дворянства и сохранить свои владения. Не хотели допустить создания единой Германии как возможного соперника в будущем также Англия, Россия и Франция.

Самое влиятельное государство Германского союза — Австрия и второе по значению — Пруссия вошли в него лишь теми районами, которые прежде входили в состав Священной Римской империи. Вне союза остались принадлежавшие Прусской монархии Восточная Пруссия, Померания и округ Познань, а также входившие в состав Австрийской империи Венгрия, Словакия, Галиция и итальянские владения Австрии. Вместе с тем союз включал в себя Ганновер, Люксембург и Голыитейн, которыми владели соответственно короли Англии, Голландии и Дании.

Территория Пруссии состояла из двух отдельно расположенных частей — шести старопрусских провинций на востоке и двух на западе — Рейнской и Вестфалии. Последние продолжали значительно опережать в экономическом отношении более отсталый восток Пруссии: здесь успешно шло капиталистическое развитие, крепла богатая и влиятельная буржуазия. В немалой мере этому способствовали антифеодальные преобразования, проведенные во время Французской революции и в наполеоновский период. На востоке по-прежнему господствовало юнкерство и преобладало крупное помещичье землевладение. В находившихся под властью Пруссии польских землях социальный гнет усугублялся национальным, проводилась политика насильственного онемечивания местного населения.

Различия между западными и восточными провинциями Пруссии усиливались из-за неупорядоченной таможенной системы. На востоке в 1815 г. насчитывалось 67 различных таможенных тарифов, зачастую противоречивших друг другу. На западе сохранялись еще частично тарифы времен Тридцатилетней войны и пошлины периода французской оккупации. Решение таможенной проблемы стало ближайшим требованием прусской буржуазии, нуждавшейся в защите от иностранной конкуренции. В 1818 г. рейнские буржуа подали королю прошение о необходимости создания единого таможенного союза во всей Германии. Но из-за противодействия Австрии, опасавшейся усиления Пруссии, единый покровительственный таможенный тариф был тогда введен лишь на территории Пруссии. Это свидетельствовало об усилении политического влияния прусской буржуазии в жизни государства, хотя победа над Францией лишь упрочила абсолютистский режим Фридриха Вильгельма III. После войны он забыл свои обещания ввести конституцию. Вместо этого в провинциях были учреждены сословные представительства — ландтаги, обладавшие только совещательными правами.

В большинстве других германских государств также преобладали абсолютистские режимы. В Ганновере и Саксонии были восстановлены почти все феодальные повинности крестьян, а также сословные ландтаги, закрепившие политическое господство дворянства. Иное положение сложилось на юго-западе. В Баварии, Бадене, Вюртемберге и Гессен-Дармштадте, где влияние буржуазной Франции оставило неизгладимый след, в 1817—1820 гг. была подтверждена отмена зависимого положения крестьян и введены умеренные конституции, отразившие повышение роли буржуазии. Двухпалатная система с высоким имущественным цензом, сохранившая привилегии дворянства, все же означала постепенное приближение этих государств к монархии нового, буржуазного типа.

Развитие капиталистических отношений.

В первой половине XIX в. Германия представляла собой преимущественно аграрную страну. Население ее в 1816 г. составляло около 23 млн., к середине века — более 35 млн. человек. Три четверти его

322



проживало в деревне и занималось сельским хозяйством, а также домашним ремеслом. Личной зависимости крестьян уже не существовало, но они были опутаны сетью различных платежей, повинностей и долгов. В Пруссии юнкерство только выиграло от аграрной реформы начала века, сохранившей множество феодальных пережитков. По условиям реформы крестьянство, чтобы освободиться от барщины, к 1821 г. вынуждено было уступить юнкерству в Бранденбурге и Восточной Пруссии четвертую часть своих земельных наделов, в Померании и Силезии — почти 40%. Согласно установленному в 1821 г. новому порядку выкупа феодальных повинностей им могли воспользоваться только крестьяне, обладавшие полной упряжкой рабочего скота и способные единовременно внести дворянам-землевладельцам выкуп в размере 25 годовых платежей. При таких условиях к середине века в Пруссии освободиться от повинностей смогла лишь четверть всего крестьянства, исключительно зажиточного.

Ограбление прусского крестьянства дало юнкерству возможность начать глубокую перестройку своего хозяйства на капиталистической основе при беспощадной эксплуатации труда полуфеодально-зависимых безземельных батраков и малоземельных крестьян, вынужденных продавать свою рабочую силу. Процесс капиталистического преобразования крупного землевладения сопровождался его техническим перевооружением и улучшением агротехники. В руках юнкерства сосредоточивалась решающая доля средств сельскохозяйственного производства. Осуществление прусских аграрных реформ сопровождалось пополнением рядов землевладельцев представителями буржуазии; это создавало основу для сближения социальных позиций дворянства и буржуазии и открывало возможность для политического компромисса между этими классами в будущем. Такой путь капиталистического аграрного развития, когда «крепостническое помещичье хозяйство медленно перерастает в буржуазное, юнкерское... при выделении небольшого меньшинства «гроссбау-эров» («крупных крестьян»)», особо мучительный для крестьянства, страдавшего и от гнета полуфеодальных повинностей, и от новой капиталистической эксплуатации, В. И. Ленин определил как «прусский» путь развития капитализма в сельском хозяйстве 23.

На западе Германии, где преобладало мелкое крестьянское хозяйство и феодальные пережитки не были так сильны, расслоение крестьянства шло уже быстрыми темпами, особенно на Рейне. Там выделилась сельская буржуазия («гроссбау-эры»), использовавшая труд основной массы разорявшихся крестьян как наемной рабочей силы.

Немецкая промышленность в первые десятилетия XIX в. состояла главным образом из мануфактур и ремесленных мастерских. Переход к фабричному производству наметился лишь в хлопчатобумажной промышленности Саксонии, в Рейнско-Вестфальском районе и Силезии.

Успешное развитие капиталистических отношений в Германии замедляла раздробленность страны, тормозившая складывание единого внутреннего рынка. Широкий наплыв иностранных, прежде всего английских, товаров сужал возможности сбыта изделий немецкой промышленности. Недовольная этим буржуазия Германии, особенно прусская, все настойчивее выступала за общую покровительственную таможенную систему.

К началу 30-х годов правительство Пруссии уже добилось уничтожения таможенных барьеров с шестью соседними мелкими государствами. В 1831 г. к этому таможенному объединению присоединился Гессен-Дармштадт и начались переговоры с Баварией, Вюртембергом и среднегер-манскими государствами. В ночь на 1 января 1834 г. был провозглашен новый Таможенный союз из 18 государств с населением в 23 млн. человек. На их границах были торжественно сломаны и сожжены таможенные шлагбаумы. В 1835 г. в него вступили Баден и Нассау. Создание Таможенного союза знаменовало новый этап экономического развития Германии, началось формирование хозяйственного единства страны при сохранении государственной раздробленности. Однако политическое влияние Пруссии, занявшей ведущее положение в Таможенном союзе, резко возрос-

23 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 216.

323



ло. Недовольная этим Австрия пыталась подорвать союз, заключая сепаратные торговые соглашения с его отдельными членами.

Прусское юнкерство охотно покупало дешевые английские изделия и также не раз выступало против образования Таможенного союза. Оно опасалось, что в ответ на его создание другие государства поднимут пошлины на вывозимые юнкерством продукты сельского хозяйства. Буржуазия же, напротив, требовала дальнейшего ужесточения протекционизма для защиты от иностранной конкуренции. Ее идеологом и теоретиком выступал известный буржуазный экономист из Вюртемберга профессор Ф. Лист, пропагандировавший необходимость государственного вмешательства в хозяйственную жизнь.

Начало промышленного переворота.

В начале 30-х годов XIX в. в Германии стала развертываться промышленная революция. Она стала возможной благодаря появлению свободной рабочей силы из числа разоренных ремесленников и крестьян, успешному накоплению крупных капиталов дворянства и буржуазии, значительному росту городского населения и увеличению его покупательного спроса. Огромную роль в промышленном перевороте сыграли технический прогресс и развитие транспорта. Пароходы появились на Рейне с 1822 г., в 1835 г. открылась первая железная дорога Нюрнберг — Фюрт, за которой последовали линии Берлин — Потсдам, Лейпциг — Дрезден. С начала 40-х годов развернулось строительство нескольких крупных линий по всей Германии. К 1848 г. протяженность железных дорог в Германии более чем вдвое превышала французскую и составляла свыше 5 тыс. км, из которых 2,3 тыс. км приходилось на Пруссию. К железнодорожным линиям прибавилась и развитая сеть шоссейных дорог (12 тыс. км в 1848 г.), которые строились в основном по инициативе и на средства Пруссии.

Сооружение железных дорог не только стимулировало торговлю, но и требовало большого количества угля и металла, что в свою очередь ускоряло рост тяжелой промышленности. Особенно быстро развивалась Рейнская область с ее большими запасами угля и железной руды в долинах Рура и Саара. Там появились новые крупные

центры горной и металлургической промышленности — Бохум и Эссен. Увеличилось число паровых машин: в Пруссии в 1830 г. их насчитывалось 245, а в 1849 г. — 1264. Возникло машиностроение. Крупнейшим центром его стал Берлин, где производились паровые машины и локомотивы. Берлинский машиностроительный завод Борзига, на котором в 1841 г. был построен первый локомотив, превратился в главного производителя паровозов в Германии.

В Саксонии ускоренным темпом развивалась текстильная промышленность. Ручное прядение вытеснялось механическими веретенами, их число перевалило к середине века за полмиллиона по сравнению с 283 тыс. в 1814 г. Центр саксонской текстильной промышленности Хемниц современники называли «немецким Манчестером».

Производство обрабатывающей промышленности Германии возросло в 30— 40-е годы на 75%, темпы его роста были выше, чем во Франции, однако по общему уровню промышленного развития Германия продолжала отставать от нее, а тем более от Англии. Текстильная промышленность оставалась царством рассеянной мануфактуры; еще в 1846 г. только 4,5% прядильных станков находились на фабриках, остальные — у рабочих-надомников. Из-за недостатка капиталов преобладала устаревшая технология. Доменные печи в Германии работали на древесном угле, и производительность каждой из них в десять раз уступала работавшим на коксе английским и бельгийским доменным печам. Первая использовавшая кокс домна появилась в Рурском бассейне только в 1847 г. Хотя выплавка чугуна с 1831 по 1842 г. возросла с 62 до 98 тыс. т, металлургическая промышленность не могла удовлетворить потребности страны.

40-е годы отмечены также растущим ввозом в Германию полуфабрикатов и машинного оборудования. Однако развитию внешней торговли мешали слабость торгового флота и неспособность раздробленной Германии защищать интересы ее торговцев на мировых рынках. Отсутствие государственного единства было главным фактором, сдерживавшим развитие капиталистического производства.

324



Промышленный переворот в Германии повлек за собой складывание промышленного пролетариата. Общее число лиц наемного труда возросло с 450 тыс. в 1832 г. до почти одного миллиона в 1846 г., но их основную часть еще составляли ремесленные подмастерья и рабочие на дому. В наиболее развитой Пруссии в 1846 г. насчитывалось 750 тыс. горняков, железнодорожных и мануфактурных рабочих, 100 тыс. из которых составляли женщины и дети, а на долю фабрично-заводского пролетариата приходилось всего 96 тыс. К середине XIX в. в Германии ремесло и мануфактурная промышленность еще преобладали над крупным машинным производством.

Рост оппозиционного движения.

В первые годы Реставрации против попыток усиления феодальной реакции решительно выступало только немецкое студенчество, по своему составу в основном мелкобуржуазное. Центрами его движения были университеты городов Йены и Гисена. Патриотически настроенная радикальная молодежь требовала создания единой свободной Германии и призывала к свержению монархов. По инициативе студенческой организации Йены в Вартбургском замке (под Айзенахом), где когда-то укрывался от преследований Лютер, немецкая молодежь отметила годовщину лейпцигской «битвы народов» и трехвековой юбилей Реформации. В празднестве 17—18 октября 1817 г. приняли участие почти 500 студентов из 13 протестантских университетов и ряд прогрессивных профессоров. После факельного шествия его участники, подражая Лютеру, демонстративно сожгли различные символы реакции (австрийскую капральскую палку, гессенскую солдатскую косицу и др.) и книги наиболее ненавистных идеологов Реставрации.

После вартбургского выступления студенты Йены создали «Всегерманский студенческий союз» под девизом «Честь, свобода, отечество!», а также тайное общество для борьбы с реакцией. Его участник Карл Занд заколол в марте 1819 г. реакционного драматурга и доносчика А. Коцебу. Убийство дало властям желанный повод разгромить демократическое движение.

В августе 1819 г. конференция представителей стран Германского союза приняла Карлсбадские постановления о введении строгой цензуры и запрещении студенческих организаций. Была создана специальная следственная комиссия, проводившая на протяжении всех 20-х годов судебные процессы над участниками тайных организаций. Но задушить революционное движение в стране не удалось. Его новый подъем начался в 30-е годы под влиянием Июльской революции во Франции, восстания в Польше и провозглашения независимости Бельгии.

Почти одновременно в августе — сентябре 1830 г. в различных государствах Германии вспыхнули массовые волнения. В Саксонии, где столкновения с полицией начались еще в июне, центром недовольства стал промышленный город Лейпциг. В нем, а также в столице Саксонии — Дрездене впервые в Германии была организована буржуазная гражданская гвардия. Король Саксонии, как и правитель Ганновера, был вынужден согласиться на введение конституционных порядков. Реакционные монархи отреклись от престола в Брауншвейге и Гессен-Касселе, и здесь в 1831 —1832 гг. также были введены конституции. На юго-западе страны, в Баварии, Бадене и Вюртемберге, где и прежде имелись конституции, буржуазия добилась свободы прессы и развернула в печати кампанию за единство Германии.

Вершиной демократического движения за объединение страны и демократические преобразования в 30-е годы явилась гам-бахская демонстрация 27 мая 1832 г. в Пфальце у развалин Гамбахского замка. В ней приняли участие около 30 тыс. ремесленников и подмастерьев из всех немецких государств, представители либеральной буржуазии и интеллигенции, польские эмигранты и французские демократы из Страсбурга. Гамбахская демонстрация, проходившая под лозунгами объединения страны и введения конституционных свобод, показала, что в Германии зреют предпосылки для широкого революционного движения. Встревоженная этими событиями реакция перешла в наступление. По настоянию Австрии и Пруссии Союзный сейм в июне 1834 г. ужесточил законы, ограничивавшие права ландтагов и свободу печати и запрещавшие политические организации, народные демонстрации и но-

325



шение черно-красно-золотистых общенациональных эмблем. В Гессене полиция разгромила тайное «Общество прав человека» во главе с ветераном студенческого движения пастором Ф. Вейдигом и студентом Г. Бюхнером — одаренным поэтом, автором известной революционной драмы «Смерть Дантона». Общество стремилось подготовить в Германии демократическую революцию и развернуло с этой целью широкую агитацию. Пропаганда велась не только в городах, но и среди крестьян, для которых Бюхнер написал листовку «Гессенский сельский вестник» с призывом: «Мир хижинам — война дворцам!»

Буржуазный либерализм.

Богатеющая немецкая буржуазия все настойчивее добивалась своего участия в управлении страной и осуждала засилье дворянства, видя в нем источник ее раздробленности и отсталости. Однако степень политической зрелости буржуазии в отдельных государствах была различна, общенационального буржуазного движения не существовало. Страх и перед монархией, и перед народными массами заставлял либералов искать мирного соглашения с дворянством и в основном ограничиваться робкими петициями о даровании конституций сверху, одновременно открыто осуждавшими революции как «противозаконное и вредное» явление.

Наиболее известную петицию такого рода от имени рейнской буржуазии представил прусскому королю в 1831 г. влиятельный ахенский фабрикант Д. Ганземан. В ней предлагалось учредить общепрусский ландтаг и изменить избирательную систему, чтобы ликвидировать сословные привилегии дворянства и допустить буржуазию к политической власти, но без введения всеобщего избирательного права. Настроенная монархически либеральная буржуазия не помышляла о решительной борьбе с абсолютистскими режимами. Наоборот, она пыталась убедить короля, что важнейшую опору монархии должен представлять союз буржуазии и юнкерства. Без такого союза, по мнению либералов, возрастала угроза восстания «черни», одинаково угрожающей этим классам. Неоднократные предупреждения о грозной опасности со стороны пролетариата и социализма повторял в своих сочинениях буржуазный социолог Л. Штейн, ссылавшийся на опыт Франции.

Другим важнейшим лозунгом либералов было требование национального объединения Германии. Отсутствие единого государства задевало материальные интересы буржуазии и крайне затрудняло выход немецкой промышленности и торговли на мировой рынок. В этот период проявились уже и экспансионистские аппетиты немецкой буржуазии, мечтавшей о захватах и колониях.

Надежды прусских либералов на реформы со стороны вступившего на престол в 1840 г. короля Фридриха Вильгельма IV не сбылись. Новый монарх сразу заявил о невозможности изменений в абсолютистской системе Пруссии. Это усилило оппозиционные настроения буржуазии, выразителями которых стали кельнская «Рейнская газета» и «Кенигсбергская газета». В многочисленных статьях, зачастую резких по тону, либеральная пресса начала широкую кампанию за реформы. В Бадене в 1844 г. завершилось издание многотомного «Государственного словаря», ставшего библией немецкого либерализма. Словарь пропагандировал сословно-цензовую конституционную монархию с двухпалатной системой в качестве идеального государственного строя. Главной чертой либеральной оппозиции оставался ее «всеподданнейший», по замечанию Ф. Энгельса, характер 24.

Мелкобуржуазно-демократический радикализм.

Гораздо решительнее либеральной крупной буржуазии были настроены мелкобуржуазные слои населения Германии, которые испытывали гнет не только полуфеодальных порядков, но и нарождавшегося капиталистического строя. Такие условия приводили их передовых представителей к решительному протесту и порождали в их среде республиканско-демокра-тические идеи, сформулированные, однако, еще в очень неопределенной форме.

Из-за полицейских репрессий на родине большинство мелкобуржуазных демократов действовало в эмиграции. В Швейцарии и Франции было создано несколько организаций ремесленников и подмастерь-

21 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 25.

326



ев, выпускавших прокламации с призывами к широкой народной борьбе за свободную немецкую республику. В художественной форме эти же идеи развивало радикально-демократическое литературное течение «Молодая Германия», центром которого был Париж.

Значительную роль в демократическом движении играла мелкобуржуазная интеллигенция. Она выступала за политическое равенство и демократические свободы, не признавая равенства социального. Мелкобуржуазные демократы, оставаясь идеалистами в понимании истории, преувеличивали роль «критически мыслящей личности» и выдвигали требование-ее неограниченной свободы, проявляя склонность к анархизму. Осуждая капитализм, представители одного из направлений мелкобуржуазного радикализма — «истинные социалисты» — считали его злом, которого может избежать Германия. На первый план они выдвигали утопическую идею прямого перехода германских полуфеодальных абсолютистских государств к социализму. Достижение этой цели, по их убеждению, было возможно путем духовно-морального совершенствования всего немецкого общества, а не путем борьбы между классами. За свои тирады против буржуазии и капитализма «истинные социалисты» иногда даже пользовались поддержкой властей.

Путаный и противоречивый характер выдвигаемых мелкобуржуазными демократами идей проистекал из неустойчивого и неопределенного социального положения мелкобуржуазных слоев населения Германии.

Начало немецкого рабочего движения.

В первой половине XIX в. немецкие рабочие находились в крайне тяжелых условиях. Владельцы мануфактур и фабрик, стремясь к увеличению прибыли в условиях острой конкуренции с иностранными изделиями, снижали расценки и увеличивали продолжительность рабочего дня, достигавшего 15—16 часов. Росла интенсивность эксплуатации пролетариата. В текстильной промышленности, где были заняты в основном женщины и дети, она достигла таких размеров, что прусское правительство с тревогой обнаружило нехватку здоровых новобранцев для армии и было вынуждено в 1839 г. ограничить

рабочий день подростков десятью часами и запретить детский труд. Но этот закон не соблюдали не только фабриканты, но и сами рабочие семьи, желавшие увеличить свой нищенский бюджет.

Рассеянные большей частью по мелким предприятиям и мастерским, рабочие не имели ни организаций, способных защитить их интересы, ни ясного классового самосознания. Еще в 40-е годы в Германии продолжались выступления разрушителей машин, характерные именно для ранней ступени борьбы пролетариата. Многие более активные и сознательные рабочие и ремесленники эмигрировали за границу, чаще всего в Париж. Там в 1833 г. возник «Немецкий народный союз», он выпускал листовки, призывавшие к свержению абсолютистских правителей и к объединению Германии. Запрещенный французскими властями союз ушел в подполье, а в 1835 г. на его основе был создан демократически-республиканский «Союз отверженных». Он объединял от ста до двухсот рабочих и ремесленников, выпускал журнал «Отверженный» под девизом «Свобода, равенство, братство!». На следующий год левое крыло организации, ее «...самые крайние, по большей части пролетарские, элементы...» (Энгельс) 25, создали свой «Союз справедливых». Его программа, носившая еще утопический характер, ставила целью достижение равенства на основе общности имущества. В 1839 г. члены Союза приняли участие в парижском восстании бланкистов, с которыми тесно сотрудничали, и после его поражения бежали в Англию или Швейцарию. Центром восстановленного Союза стал теперь Лондон.

Главным теоретиком «Союза справедливых» был портняжный подмастерье из Магдебурга Вильгельм Вейтлинг (1808— 1871), один из выдающихся деятелей раннего этапа немецкого рабочего движения. Литературный талант и организационные способности выдвинули его в число лидеров Союза. В 1838 г. Вейтлингу поручили составить манифест организации, и он написал его в виде книги «Человечество, как оно есть и каким оно должно быть». После поражения восстания бланкистов он уехал

25 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 215.

327



в Швейцарию, где в 1842 г. опубликовал свое главное произведение «Гарантии гармонии и свободы».

Вейтлинг страстно осуждал капитализм и был убежден в возможности немедленного осуществления социального переворота. Для этого, по мнению Вейтлинга, нужен был только могучий толчок, суть которого, однако, он представлял себе нечетко: на первый план Вейтлинг выдвигал то нравственное просветление трудящихся, то революционный стихийный бунт. Но в обоих случаях в отличие от утопических социалистов он рассчитывал только на неимущие слои. Наивных упований на богатых филантропов и благодетелей народа он никогда не разделял и не верил в способность буржуазии морально переустроить общество. Переоценивая стихийность революционного переворота, Вейтлинг считал его ударной силой изгоев общества — озлобленных своим положением люмпен-пролетариев и даже уголовных преступников. Хотя он не понял и не принял научного коммунизма, вся его деятельность свидетельствовала о зарождении самостоятельного немецкого рабочего движения.

С еще большей отчетливостью пробуждение пролетариата проявилось в июне 1844 г., когда вспыхнуло восстание ткачей Силезии. Их положение в начале 40-х годов крайне ухудшилось. Предприниматели, борясь с иностранной конкуренцией, постоянно снижали заработную плату или увольняли часть ткачей, работавших главным образом на дому и живших на грани голода.

Восстание разразилось 4 июня 1844 г. в селении Петерсвальдау, когда полиция арестовала ткача, распевавшего под окнами особенно ненавистного и жестокого фабриканта Цванцигера грозную песню «Кровавый суд» — этот, по выражению К. Маркса, «боевой клич» силезского пролетариата. За арестованного вступились товарищи, потребовавшие к тому же и повышения заработной платы. В ответ на грубый отказ фабриканта возмущенные рабочие разгромили и сожгли его дом, контору и склады товара. На другой день волнения перекинулись в соседний городок Лангенбилау. Туда прибыли войска, расстрелявшие безоружную толпу, 11 человек были убиты, 20 тяжело ранены; но разъяренные ткачи сами перешли в атаку и обратили солдат в бегство. Только новый сильный отряд с артиллерией принудил рабочих прекратить сопротивление. Около 150 участников восстания были приговорены к тюремному заключению и порке кнутом. Газетам запрещалось писать о силез-ских событиях, но весть о них быстро распространилась по всей стране и вызвала волнения среди рабочих Бреслау, Берлина, Мюнхена, Праги.

Восстание было стихийным и не имело определенной политической идеи. Тем не менее это классовое выступление рабочих было фактом большого общественно-политического значения. Оно означало, что немецкий пролетариат вступил на революционный путь борьбы и заявил «...во всеуслышание, что он противостоит обществу частной собственности» (Маркс) 26.

Германия накануне революции.

К середине 40-х годов напряженность в Германии возросла. Особенно заметно усилилось оппозиционное движение в Пруссии. В 1845 г. почти все провинциальные ландтаги прямо высказались за введение конституции. Как и прежде, оппозицию возглавляла рейнская буржуазия, выдвинувшая вождей прусского либерализма — банкира Л. Кампгаузена и Д. Ганземана. Прусские либералы приняли участие в состоявшемся в 1847 г. в Бадене съезде либералов Южной Германии, что указывало на сближение оппозиционно-буржуазных кругов юга и севера страны. Съезд выдвинул проект создания при Союзном сейме Таможенного парламента из делегатов ландтагов отдельных государств, который должен был решать лишь чисто экономические вопросы. Такая умеренная программа либералов привела к разрыву их с буржуазно-демократическим крылом оппозиции, выступившим на своем съезде за введение демократических свобод, создание на основе всеобщего избирательного права общегерманского народного представительства, уничтожение всех дворянских привилегий и принятие прогрессивно-подоходного налога. Еще более решительно были настроены радикально-демократические круги, один из представителей которых поэт

м Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. I. С. 443.

328



Г. Гервег прямо призывал немецкий народ к революционной борьбе и созданию единой демократической республики.

Неурожаи 1845—1847 гг. и торгово-промышленный кризис 1847 г. резко обострили ситуацию в Германии. Железнодорожное строительство сократилось на 75%, выплавка чугуна упала на 13%, добыча угля — на 8%. На треть по сравнению с 1844 г. снизилась реальная заработная плата рабочих. Возросла безработица, только в одном Берлине без средств к существованию остались около 20 тыс. ткачей.

Доведенные до отчаяния народные массы устраивали голодные бунты. В апреле 1847 г. в Берлине разразилась трехдневная «картофельная война»; народ громил лавки взвинтивших цены торговцев продуктами. Волнения распространились и на другие города Пруссии. В мае кровавые стычки с войсками вспыхнули в Вюртемберге, где на улицах городов появились первые баррикады.

Прусское правительство, казна которого была почти пуста, безуспешно испрашивало новые займы у банкиров, но они отказывались предоставить их без гарантий «народного представительства». Король был вынужден созвать в апреле 1847 г. в Берлине Соединенный ландтаг с правом вотировать займы и налоги. Но придать ему законодательные функции он категорически отказался, что привело в июне к роспуску отказавшегося утвердить новые займы строптивого ландтага.

Подъем народного движения, активность либеральной буржуазии и метания правительства говорили о том, что в Пруссии сложилась революционная ситуация. Грозные признаки близкой бури появились и в других германских государствах. Волнения охватили юго-запад страны, где широко начали распространяться революционные листовки, призывавшие к народному восстанию. Правительства южногерманских государств, надеясь привлечь либеральную оппозицию на свою сторону, выступили с обещаниями либеральных реформ.

Со своей стороны, немецкая буржуазия, стремившаяся к политической власти, одновременно уже видела нависшую над ней угрозу со стороны пролетариата.

Страх перед ним предопределял умеренность политической линии буржуазии, ее стремление к заключению скорейшего компромисса с монархиями.

Немецкая классическая философия. Культура Германии.

Своеобразие духовной жизни Германии первой половины XIX в. заключалось в том, что при отсутствии политических свобод философия и литература приобрели особое общественное звучание.

Фридрих Шеллинг (1775—1854) разработал основы объективно-идеалистической натурфилософии, попытавшись при этом перенести идею развития и всеобщей связи явлений на исторический процесс. Однако развитие общества он рассматривал как движение к идеальному «правовому порядку», отвечавшему надеждам немецкой буржуазии. Идеи Шеллинга о поступательном развитии оказали влияние на крупнейшего немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831).

Гегель разработал учение о диалектике, положив в ее основу объективный идеализм. Стержнем этого учения явилась идея развития, внутренний источник которого философ видел в борьбе противоречий, что опрокинуло метафизику всех прежних теорий. Утверждая, что конечный результат истории не зависит от воли отдельных людей, а выражает саморазвитие мирового духа, он, хотя и на идеалистической основе, обосновал смелую идею объективного содержания исторического процесса. Мысли Гегеля о закономерной и прогрессивной смене отдельных этапов в развитии общества разрушали теории социальной незыблемости существующих порядков. Поэтому Герцен с полным правом назвал гегелевскую диалектику «алгеброй революции».

Но оставаясь идеалистом, Гегель не принимал во внимание материальные основы исторического развития. Его прогрессивный диалектический метод сочетался с искаженной идеалистической трактовкой сил, лежащих в основе истории, а вся философская система вела к возможности как революционных, так и реакционных политических выводов. Отсюда шло неизбежное размежевание последователей Гегеля на два различных идеологических течения — правое и левое, или младогегель-янское.



Младогегельянцы (братья Б. и Э. Бауэр, А. Руге, Д. Штраус) резко критиковали официальную идеологию, право и мораль, активно нападали на догматы религии, заложив основы ее научной критики. Но они боролись не против зла общественных отношений, а против его отражения в сознании людей, поскольку их диалектика не поднялась до материалистического понимания истории. Идеализм и страх перед первыми выступлениями пролетариата в начале 40-х годов быстро привели младогегельянцев в лагерь умеренного буржуазного либерализма.

В отличие от них крупнейший ученый из школы Гегеля, последний выдающийся представитель немецкой классической философии Людвиг Фейербах (1804—1872) перешел на позиции материализма. Однако он отбросил не только идеалистическую систему Гегеля, но и его плодотворный диалектический метод. Дав материалистическое объяснение происхождения религии, Фейербах не понял того, что человек живет не только в природе, но и в обществе, и что материализм — не только естественная, но и общественная наука. Несмотря на свой антропологизм, учение Фейербаха о несовместимости социального угнетения с подлинной свободной сущностью человека, критика им религии и идеалистической философии революционизирующе воздействовали на его современников.

Немецкая культура первой половины XIX в. развивалась в условиях острой идейной борьбы между феодальной реакцией и буржуазно-демократическими силами. Первая стремилась возродить крайние религиозно-монархические идеи, начертав на своем знамени лозунг «Трон и алтарь». Идеи реставрации старого феодального порядка нашли отражение в романтизме. Ряд немецких романтиков провозгласили своим идеалом средневековое сословное государство «рыцарей и святых». Книгами одного из них, ярого мракобеса К. Л. Галлера, зачитывался прусский король. Вместе с тем романтики, тяготея к прошлому, внесли большой вклад в поиски и издание произведений фольклора, в сбор и обработку народных песен.

Другие романтики мечтали о лучшем будущем. К ним принадлежал великий поэт Генрих Гейне (1797—1856) — не только замечательный лирик и сатирик, но и талантливый публицист. Друживший с Марксом, Гейне не был социалистом, но в стихотворении «Ткачи» он приветствовал начало борьбы немецкого пролетариата. Его блестящая поэма «Германия. Зимняя сказка» — это проникнутая любовью к родине, непревзойденная по силе сарказма и уничтожающей сатиры картина немецкой жизни тех лет. Живший в эмиграции Гейне возглавлял течение демократической поэзии «Молодая Германия», к которому примыкали и другие известные немецкие поэты, в первую очередь Л. Берне.

Велико было в Германии общественное воздействие музыки. Фактором политического значения стало создание многочисленных певческих союзов и народных хоров, деятельность которых была проникнута национально-патриотическим духом. Ярким проявлением романтизма в музыке явилось творчество Роберта Шумана (1810—1856). Подъем немецкой музыки венчало творчество Людвига ван Бетховена (1770—1827), чья грандиозная и монументальная «Девятая симфония» остается одним из величайших творений мировой музыкальной культуры.

Австрийская империя

Империя Габсбургов выдержала бури и потрясения революционной эпохи и наполеоновских войн. Устояли ее феодальная основа, абсолютистская надстройка, лоскутно-пестрая в этнорелигиозном отношении структура.

Экономическое развитие. Промышленный переворот.

В первой половине XIX в. австрийская часть империи продолжала оставаться аграрной. В сельском и лесном хозяйстве в конце XVIII в. было занято 75% населения, а к середине XIX в. его доля сократилась лишь на 3%. В Чехии и Моравии преобладало крупное помещичье землевладение и велось экстенсивное хозяйство; переход к интенсивным методам и рост урожайности наметился здесь лишь с середины века. В Далмации, Галиции и Буковине из-за дробления крестьянских хозяйств наблюдалось даже сокращение производительности и возникло аграрное

330



перенаселение. Тенденции к модернизации и интенсификации производства раньше проявились в австро-немецких провинциях. Преобладание крестьянских хозяйств, отмена личной зависимости крестьян, слабость помещичьего землевладения создали здесь более благоприятные предпосылки для капиталистической эволюции в деревне, чем во всех остальных землях империи. Крестьяне Тироля были лично свободны и даже имели представительство в ландтаге.

Австрийские крестьяне могли свободно продавать и закладывать свои наделы, выбирать себе профессию и вступать в брак. В 30—40-е годы довольно широкое распространение получили выкуп повинностей, замена барщины денежным чиншем, расслоение крестьян, выделение зажиточной верхушки, использовавшей наемную рабочую силу.

В земледелии в течение всего XIX века в целом господствовало трехполье. Существенные усовершенствования в сельскохозяйственных орудиях, применение новых типов плугов собственной австрийской конструкции позволило повысить урожайность зерновых за полстолетие с 8 ц с одного гектара до 10 ц (это было меньше, чем в Англии и Франции, но на уровне урожайности в Германии, Швейцарии, Швеции). Ускорилось распространение кукурузы и в особенности картофеля (в первую очередь в Тироле, Штирии, Каринтии), ставшего важнейшим продуктом питания бедноты. В горных провинциях с их великолепными альпийскими лугами успешно развивалось животноводство, преимущественно мясное.

Все это создало экономические предпосылки быстрого роста населения. Его численность в австрийской части империи увеличилась с 5—6 млн. человек в середине XVIII в. до 18 млн. в 1847—1848 гг.

В начале XIX в. еще отсутствовали экономические, социальные и технические предпосылки промышленного переворота. В 1816 г. была завезена первая паровая машина из Англии, установленная на платочной фабрике в Брно. Внедрение парового двигателя в промышленность и транспорт относится к 30—40 годам. Благодаря географической близости к Западной Европе и удобным речным путям чешские земли и Нижняя Австрия раньше и быстрее других районов включились в мировой торгово-экономический оборот. Разрушение средневековых форм промышленной деятельности здесь происходило интенсивнее и быстрее, чем в остальных землях. Наряду с казенными и помещичьими мануфактурами чаще стали появляться мануфактуры и фабрики, основанные предпринимателями из буржуазии.

Первая в империи фабрика (прядильная) была построена в Чехии английским предпринимателем. Вслед за текстильной промышленностью постепенно к машинному производству стали переходить металлургия и стекольное производство. Применение кокса, начавшееся с 20-х годов, позволило в 30—40-е годы удвоить производство чугуна, а добыча угля выросла вчетверо. Вытеснение древесного угля каменным в качестве основного вида топлива было связано с быстрым внедрением парового двигателя в промышленность и на транспорте, включая речной (на Дунае) и морской. Число паровых машин достигло к середине века 900 (в начале 30-х годов их было всего 11), причем значительная часть этих машин была отечественного производства.

Первый этап промышленного переворота отличался двумя существенными особенностями. Во-первых, его развитие шло неравномерно в отдельных провинциях: в середине XIX в. на долю чешских земель приходилось 34% промышленной продукции, Ломбардо-Венецианского королевства — 27, Нижней Австрии и остальных наследственных земель— 15, Галиции — 7,5%. Во-вторых, доминировало текстильное производство, дававшее около половины всей промышленной продукции.

Первая небольшая железнодорожная ветка была проложена в 1828 г., т. е. спустя три года после открытия первой железной дороги в Англии. Строились железнодорожные линии прежде всего от Вены к Чехии — сначала до Брно, затем до Праги и лишь после этого в Грац. Первые локомотивы были куплены в Англии, но уже в 40-х годах удалось наладить собственное производство паровозов и вагонов. К середине века протяженность железных дорог составила 1357 км.

Таким образом, к 40-м годам XIX в. вопреки тормозившей общественный про-

331



гресс феодально-абсолютистской надстройке возникли новые производительные силы, которые ломали и разрушали старые феодальные структуры. Тем нетерпимее становилась вся политическая система абсолютизма, обслуживавшая интересы казны, крупного землевладения, крупных банков, сковывавшая предпринимательскую инициативу новых социальных сил общества, поднимавшихся с развитием капитализма: промышленной, торговой буржуазии и зажиточных слоев крестьянства.

Экономика Венгрии развивалась в условиях менее благоприятных и более сложных, чем в австрийских, чешских и североитальянских землях. Здесь, в отличие от наследственных земель, господство феодализма и сословных учреждений было более прочным. Экономическая мощь и политическое влияние дворянства, сохранившиеся почти в нетронутом виде в начале XIX в.— не в последнюю очередь благодаря союзу венгерской аристократии с чужеземным абсолютизмом,— представляли основную причину отсталости страны и препятствовали ее преодолению.

В длительном отставании экономики стран венгерского королевства существенно повинна и дискриминационная в своей основе таможенно-тарифная политика венского двора, которая начиная с 40—50-х годов XVIII в. сознательно использовалась с целью сдерживать развитие потенциально конкурентоспособных отраслей производства в восточной части империи. Венский двор ограничивал внешнеторговые связи королевства, с тем чтобы превратить его в аграрно-сырьевой придаток Австрии и в монопольный рынок сбыта ее промышленности. Иностранные товары, импортируемые Венгрией, облагались очень высокими пошлинами (до 30% их стоимости), тогда как с австрийских товаров пошлины вовсе не взимались или составляли не более 5%. Для вывоза венгерских товаров за границу требовалось особое разрешение венских властей, а пошлины даже на продукты венгерского сельского хозяйства, ввозимые в Австрию, снижались лишь в том случае, если эти продукты не конкурировали с австрийскими и чешскими. Прямым следствием такой политики явились упадок с конца XVIII в. текстильного производства в Венгрии, а также слабое развитие здесь мануфактур.

Тем не менее экономический подъем, особенно значительный в 30—40-е годы, был заметен и в этой стране, опутанной множеством оков феодализма. Несмотря на свирепствовавшие в указанные десятилетия эпидемии, унесшие полмиллиона жизней, к 1846 г. население королевства (включая Трансильванию и Хорватию) составило 14,5 млн. человек против 9,3 млн. в 1787 г. Ускорился рост городского населения (накануне революции оно достигало 2 млн.), крупнейший город Пешт насчитывал уже 110 тыс. жителей. В промышленном производстве было занято всего 5% населения. В 30—40-е годы в Венгрии появились довольно крупные, оснащенные паровыми машинами предприятия, главным образом мукомольные и сахароваренные, но также и производившие сельскохозяйственные орудия и агрегаты. В 1846 г. начали прокладываться первые километры железных дорог.

Прогресс коснулся и основной отрасли венгерской экономики — сельского хозяйства. Расширились пахотные угодья, главным образом путем обводнения и осушения болот, сокращения площади пастбищ и лугов. Улучшение агротехники и земледельческих орудий позволило повысить урожайность. Значительно увеличилось производство технических культур, в том числе новых — картофеля, табака, риса, индиго. По сравнению с концом XVIII  в. сборы урожая удвоились, поголовье скота увеличилось в пять раз. Военная конъюнктура конца XVIII — начала

XIX  в., а затем ускорившееся развитие промышленности в австрийских и чешских землях обеспечили устойчивый рынок сбыта венгерской сельскохозяйственной продукции и некоторых видов промышленных изделий.

Среди новых явлений экономической жизни одним из особенно важных был рост товарности как помещичьего, так и крестьянского хозяйства. На базе расширения внутреннего рынка и оживления торгово-экономических отношений между отдельными районами в 40-х годах возникли первые кредитные учреждения: сберегательные кассы и банки, которые, однако, не могли обеспечить растущие потребности

332



экономики. Отсутствие источников дешевого и обильного кредита было одним из факторов, тормозивших замену в хозяйстве помещиков непродуктивного, но дарового барщинного труда крепостных трудом наемным, применение в сельском хозяйстве машин и механизмов. Большинство помещиков искали выхода в экстенсивных методах хозяйствования, в усилении феодальной эксплуатации (прежде всего барщины), в расширении барской запашки путем захвата крестьянских земель. Все в конечном счете упиралось в отсутствие буржуазной собственности на землю (более 80% ее принадлежало дворянству), в сохранение феодально-крепостнического гнета.

Основная масса земельных владений была выключена из обращения и не могла служить базой для кредитно-ссудных операций, поскольку крестьяне не имели права собственности даже на свои наделы, а дворянская собственность по традиционному майоратному праву была неотчуждаема и не могла, таким образом, служить залогом для кредита. Однако общая площадь земель, находившихся фактически в крестьянском пользовании, была довольно значительной — до 72% пашни и лугов.

Внешняя и внутренняя политика.

Международное положение Австрийской империи, вновь возвратившей себе во время Венского конгресса ранг великой державы, никогда не было столь прочным, как в период 1815—1847 гг. Внешних войн она не вела вплоть до 1859 г. Ее влияние распространялось далеко за пределами владений Габсбургов. Опираясь на союз с реакционными монархиями Европы, Австрия преследовала и подавляла освободительные движения на всем континенте от Пиренеев до Балкан. В качестве влиятельнейшего члена Германского союза и постоянного председателя союзного сейма она противодействовала торжеству буржуазных порядков в Германии, став гарантом раздробленности этой страны и сохранения в ней феодально-абсолютистских режимов. Такую же роль Австрия играла в Италии. Над континентом витал зловещий дух К. Меттерниха, раскинувшего сети шпионажа, тайных интриг, осведомительства по всей Европе.

С именем канцлера (с 1821 г.) К. Меттерниха, «великого инквизитора Европы», как его стали называть в 20-х годах, связано подавление австрийскими войсками революций 1820/21 и 1831 гг. в Италии, организация контрреволюционной интервенции на Пиренейском полуострове. Во многих европейских столицах, особенно в германских и итальянских, его усилиями были организованы «черные кабинеты», в которых лучшие знатоки своего дела трудились над дешифровкой дипломатических донесений и писем, перехваченных агентами Меттерниха. Но с особой изощренностью меттерниховская система внедрялась в самой Австрии, ставшей, по словам Ф. Энгельса, «...страной, которая до марта 1848 г. была почти так же недоступна взорам иностранцев, как Китай до последней войны с Англией» 27.

Всемогущая цензура наглухо закрыла Австрию для книг немецких классиков — Лессинга, Шиллера, Гете, на театральные подмостки не допускался «Гамлет» и вообще любая пьеса, которая могла бы внушить австрийцам мысль о возможности свержения и убийства монархов. На сцене и в печатных изданиях мошенниками, всякими отрицательными персонажами могли быть только люди рангом ниже барона. Газеты и анонимные брошюры, критиковавшие нетерпимые порядки и произвол в Австрии, вольнодумствующие австрийцы публиковали в Лейпциге, а то и в далекой Бельгии.

Император Франц и Меттерних, пережившие бурные потрясения эпохи Великой французской революции и наполеоновских войн, на всю жизнь сохранили непреодолимый страх перед революцией, и этим страхом определялся каждый их шаг как государственных деятелей. Такие понятия, как «конституция», «народ», были абсолютно несовместимы с меттерниховской системой правления. Конституция — любая, даже монархическая,— являлась в глазах К. Меттерниха «легализованной революцией», и когда ему однажды показали французскую газету, в которой говорилось о желательности введения в Австрии конституции, князь искренно изумился: «Жалкие советчики, тот, кто желает дать Австрии конституцию, должен сначала сотво-

27 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 30.

333



рить австрийский народ!» Под стать министру был его венценосный господин, убежденный в том, что он является наместником бога на земле и несет перед ним единоличную ответственность за «спокойствие и порядок» в подвластной ему империи.

Июльская революция во Франции, а затем революция в Бельгии и польское восстание 1830—1831 гг. опрокинули расчеты реакции, и это стало очевидным для самих творцов меттерниховского режима. Узнав о начале революции в Париже, канцлер констатировал: «Уничтожено дело всей моей жизни!» — и, все еще надеясь на солидарность легитимных монархов, предложил организовать вооруженную интервенцию во Францию и Бельгию. Времена, однако, изменились, и предложение канцлера не нашло отклика у европейских монархов.

В либерально настроенных кругах австрийского общества июльские события во Франции были восприняты с энтузиазмом. Вопреки цензуре и полицейским гонениям французами откровенно восхищались, родилась надежда, что международные осложнения и война помогут австрийцам сбросить меттерниховское ярмо. В Вене и других городах широко распространялась ввозившаяся из-за границы запрещенная литература. Не случайно 30—40-е годы, т. е. период, предшествовавший начавшейся в марте 1848 г. революции, вошел в австрийскую историю как «предмар-товский», ибо глухое брожение охватило все общество в целом, сверху донизу, и необходимость коренных социальных и политических реформ стала очевидной для всех, за исключением узкого круга правящей элиты.

Появились первые признаки недовольства и самого бесправного, обездоленного социального слоя — только начинавшего формироваться пролетариата. Стихийное возмущение фабричных рабочих в эти десятилетия, как и в других странах, обращалось против машин и станков, в которых рабочие наивно видели первопричину своих бедствий. Во второй половине 40-х годов, когда хлеб и другие продукты стали непомерно дороги, венские рабочие начали выходить на улицу, громить булочные. Несмотря на неорганизованность и стихийность выступлений рабочих, именно в этот период Австрия сделала первые шаги в области фабричного законодательства. В 1842 г. был принят первый закон по ограничению эксплуатации детского труда: установлен максимум рабочего дня для 9— 12-летних—10 часов, и для 12—16-летних — 12 часов; детей 9—12 лет разрешалось отныне принимать на работу лишь в том случае, если они уже учились в школе не менее трех лет; запрещалось заставлять детей работать в ночную смену.

Национальный вопрос.

Наряду с социальными конфликтами, тесно с ними переплетаясь, на первый план стал выходить и национальный вопрос. В 30—40-е годы XIX в. наступил новый этап в развитии освободительных движений многочисленных угнетенных народов империи, связанный с ускорением перехода от феодализма к капитализму и с процессом формирования (с разной степенью интенсивности) наций буржуазной эпохи. Мощным внешним толчком для развертывания этих процессов послужили Июльская революция во Франции и восстание в Польше в 1830— 1831 гг. Под непосредственным влиянием польского восстания в соседних с ним областях Венгерского королевства в 1831 г. вспыхнули крупные антифеодальные волнения словацких, украинских, венгерских, отчасти влашских крестьян, которые охватили обширные районы северо-запада Венгерского королевства и Тран-сильвании. Эти волнения получили названия «холерного бунта» (они развернулись в условиях эпидемии холеры, которая еще более ухудшила положение крестьян). Одновременно в десятках комитатов развернулось движение солидарности с польскими повстанцами.

Новая обстановка побудила правящие круги «усовершенствовать» систему национального угнетения, опиравшуюся на принцип «разделяй и властвуй!», сделала ее более гибкой и дифференцированной, с тем чтобы, используя существовавшие между отдельными национальными движениями противоречия, расправиться с ними в отдельности.

В 40-е годы Вена сделала ряд уступок хорватскому, чешскому, сербскому, отчасти словацкому национальным движениям, разрешив издание либерально-национальных газет и оказав известную поддержку



культурно-просветительной деятельности. В 1843 г. Меттерних представил императору специальный меморандум, в котором рекомендовал учредить особый «надзор» в империи над движением славян для того, чтобы исключить возможное влияние на него освободительного движения в Польше и «необузданности мадьяризма». В перспективе имелось в виду в случае необходимости непосредственно использовать славян в борьбе против венгерского движения. С целью противопоставления освободительных движений поляков и украинцев в Галиции австрийский абсолютизм поощрял то одну, то другую сторону.

Иную политику, более дифференцированную и терпимую, абсолютизм проводил в отношении чешского движения. Считая его наиболее лояльным из всех национальных движений, Меттерних не препятствовал культурно-просветительной деятельности чехов и вместе с министром — чехом Ф. Коловратом-Либштейнским — покровительствовал созданию чешского музея, «чешской матицы» и т. д.

Представители австрийской либеральной буржуазии, занимая прогрессивные позиции в вопросах социальных и политических реформ, враждебно относились к национальным движениям. Нарождавшийся национализм господствующего немецкого элемента носил двойственный характер, сочетая общеимперский патриотизм с уже появлявшимися элементами австро-немецкого национализма, едва начинавшего отделяться от общегерманской общности. Однако нерешенность немецкого национального вопроса и то обстоятельство, что Австрия продолжала входить в состав Германского союза, серьезно затрудняли процесс формирования национального самосознания австрийских немцев. Но уже в 30-х годах в либеральных кругах высказывалось мнение, что у австрийских немцев с остальными немцами нет ничего общего, кроме языка; у них разные нравы, обычаи, чувства, и потому ошибочно их причислять к немцам Германии. Своеобразным было их положение и в этнонациональной структуре империи не только потому, что они составляли меньшинство населения, но и потому, что немецкоязычные жители были рассеяны по всей территории империи. Кроме собственно Австрии значительное число их жило на северо-западной окраине Чехии (Судеты), на юге Венгрии, в ряде районов Галиции, Трансильвании. Почти всюду они составляли значительную долю городского населения. По приблизительным данным, к середине века население империи по национальному признаку распределялось следующим образом: немцы— 7917 тыс., мадьяры — 5419 тыс., итальянцы — 5042 тыс., румыны — 2 640 тыс., чехи — 4 053 тыс., словаки — 1722 тыс., поляки — 2183 тыс., украинцы — 2622 тыс., хорваты и сербы — 2619 тыс., словенцы — 1081 тыс.

Существенное значение имел тот факт, что в империи проживало около 15 млн. славян, что придавало славянской проблеме особую остроту. Наличие столь большого числа славян, пробуждение их к национальной жизни, а также усилившаяся пропаганда всеславянских идей порождали в правящих кругах страх перед панславизмом несмотря на то, что официальная Россия не помышляла об объединении славян и не собиралась разрушать империю Габсбургов путем поддержки освободительных движений славянских народов. Но главную опасность целостности монархии ее правители видели в освободительном движении венгров.

Нарастание венгерского освободительного движения.

Силу этому движению придавали не только вековые традиции антиавстрийских освободительных войн и восстаний, но и высокая степень политической организованности руководящего слоя венгерского общества — дворянства, а также сохранение существенных атрибутов государственности. В ходе разложения феодализма, постепенного развития капиталистических отношений, ускорившегося в 30—40-е годы XIX в., и обуржуазивания среднепоместного дворянства, взявшего на себя и политические функции национальной буржуазии, борьба за восстановление независимости Венгрии против австрийского абсолютизма наполнялась антифеодальным содержанием.

Обширную программу постепенной модернизации венгерского феодального общества, в особенности его экономических основ, разработал и выдвинул в начале 30-х годов XIX в. молодой граф Иштван Сечени (1791 —1860). Видный деятель вен-



герского либерального дворянства, он обратил на себя внимание всей страны еще в 1825 г., когда пожертвовал в пользу создания Венгерской Академии наук годовой доход со своих огромных поместий. С его именем связаны также строительство цепного моста через Дунай, и сегодня украшающего венгерскую столицу, осуществление первых значительных по масштабам работ по регулированию стока Дуная и Тиссы, налаживание пароходного сообщения по Дунаю, создание ряда финансовых и экономических учреждений и пр. Но основное значение имело теоретическое обоснование им необходимости капиталистических преобразований. Программа Сечени предусматривала ликвидацию крепостничества, замену барщинного труда трудом наемным при условии выплаты компенсации помещикам, отмену цехов и поощрение отечественной промышленности, учреждение Национального банка и создание широкой сети сберкасс и других денежных учреждений. Сечени при этом был глубоко убежден, что вывести страну из средневековой отсталости можно и должно при сохранении руководящей роли аристократии и в союзе с Габсбургской династией.

В возглавленном среднепоместным дворянством оппозиционном движении усиливалось влияние его левого крыла во главе с горячим патриотом адвокатом Лайошем Кошутом (1802—1894) и его соратниками. Борьба за национальные цели и идеалы все более сливалась с социально-экономическими и политическими устремлениями, направленными на установление буржуазно-капиталистического строя. Поэтому и называется этот период в венгерской истории (30—40-е годы XIX в.) «эпохой реформ». Оппозиции удалось поставить на службу указанным целям средневековые лозунги и учреждения: сословную конституцию, которая признавалась и Габсбургской династией и мешала последней превратить Венгрию в обыкновенную имперскую провинцию. «В период с 1830 до 1848 г. в одной только Венгрии, — писал Ф. Энгельс в 1849 г., — была более деятельная политическая жизнь, чем во всей Германии, и феодальные формы старой венгерской конституции были лучше использованы в интересах демократии, чем современные формы южногерманских конституций» 28.

В отличие от Австрии, где не было никаких легальных форумов для политической деятельности, в Венгрии через государственное собрание и комитатские собрания открыто и легально формировалось общественное мнение, разрабатывались политические платформы, оппозиция имела свои печатные органы. В 1847 г. образовались две политические партии — консервативная и оппозиционная. Эта деятельность буржуазно-либеральной оппозиции сыграла большую роль в идейно-политической подготовке революции, и ей не могли помешать преследования, аресты и тюремные заключения Кошута и других лидеров. Через свою газету «Пешти Хирлап» (с 1841 г.) Кошут неустанно пропагандировал идеи освобождения крепостных и ликвидации путем выкупа феодальных повинностей, завоевания государственной независимости. С присущим ему даром красноречия он убеждал своих соотечественников в необходимости создания национальной промышленности во имя достижения полной свободы и независимости родины.

В лагере антиабсолютистской и антифеодальной оппозиции начало складываться революционно-демократическое крыло, правда, далеко не столь сильное и влиятельное, как либеральное, во главе с сыном крепостного, убежденным защитником интересов трудового народа Михаем Танчи-чем и поэтом-революционером Шандором Петёфи. Оба они были поклонниками Великой французской революции и находились под влиянием идей утопистов-коммунистов, чьи произведения хорошо знали.

В условиях нарастания общественно-политического движения, в тесной связи с ним развивалась венгерская национальная культура. Наиболее важным в первой половине XIX в. явилось создание современного венгерского языка. В 1825 г. по инициативе И. Сечени была основана Венгерская Академия наук, главной задачей которой было развитие языка и литературы. К 40-м годам венгерский язык стал официальным языком вместо средневековой латыни. Формировавшаяся националь-

28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.

336



ная литература, как и культура в целом, была тесно связана с потребностями социального и национального прогресса. В произведениях Йожефа Этвеша, первого видного представителя венгерского романтизма и активного участника национально-освободительного движения в 30—40-х годах XIX в., содержалась беспощадная критика современных ему феодальных порядков. На 40-е годы приходится творчество Шандора Петёфи (1823—1849), великого поэта и революционера, пламенного венгерского патриота и певца «мировой свободы».

Переходная от феодализма к капитализму эпоха, закономерно сопровождавшаяся формированием современных этносоциальных общностей, стала и временем зарождения идеологии буржуазного национализма. Его различные течения находились между собой в сложном взаимодействии и, как правило, конфликтовали друг с другом. Буржуазный национализм мадьяр, острием своим направленный прежде всего против австрийского абсолютизма, затрагивал так или иначе интересы и национальные чувства других народов Венгерского королевства. Справедливая борьба против германизации и за введение в качестве официального языка вместо средневековой мертвой латыни живого, динамично развивавшегося венгерского языка служила делу прогресса. Однако расширение сферы употребления венгерского языка в условиях многонациональной страны, не сопровождавшееся признанием прав остальных языков, навязывание венгерского языка другим народам становились источником новых конфликтов. Согласно законам, принятым Государственным собранием в 30—40-годы, общественные должности и диплом адвоката могли получить лишь лица, владевшие венгерским языком, метрические записи (акты гражданского состояния) должны были вестись только на этом языке. Славяне и румыны, национальное движение которых набирало силу, естественно, не желали мириться с ущемлением своих прав, отстаивали свои национальные интересы.

Формировавшаяся венгерская буржуазная нация, борясь за свое самоутверждение, не желала считаться со столь же законными стремлениями других народов.

При этом даже наиболее прогрессивные из венгерских лидеров были убеждены, что введение буржуазных свобод и проведение реформ сами по себе могут и должны удовлетворить все народы Венгрии, побудить их признать мадьярскую гегемонию и отказаться от национальной борьбы. Спустя несколько лет это глубочайшее заблуждение обернулось страшной трагедией для всей Венгрии.

Таким образом, народы Венгрии, несмотря на общую заинтересованность в совместной борьбе за уничтожение австрийского абсолютизма, шли к революции 1848 г. не сомкнутым строем, а разделенные межнациональными противоречиями.