Онечно, меня радует, и не просто принял эту задачу, но и поставил ее в качестве первой для самоопределения участников текущей игры и формирующихся рабочих групп
| Вид материала | Документы |
- Правила игры и пространство самоопределения игрока. Пространство самоопределения, 697.65kb.
- Capítulo II, 3541.4kb.
- Дашнакцутюн Армен Рустамян в своем выступлении отметил: Турция, выдвигая в качестве, 29.65kb.
- Вопрос на засыпку: где в Москве находится улица имени Ицамны, 3539.56kb.
- План мероприятий рабочих групп на 2010-2011 учебный год Подготовительная работа рабочих, 228.99kb.
- Военизированные игры для скаутов Сборник игр 2006г, 1825.22kb.
- Школы Слободчикову Сергею Олеговичу. Он кропотливо собирал материал для нее в течение, 2648.14kb.
- Доклад об итогах проведения мониторинга текущей и перспективной потребности в специалистах, 119.31kb.
- Яхотел бы посвятить несколько страниц истории черкесской нации, 2107.7kb.
- Бесплатный вариант текущей распечатки бдкр, 11186.47kb.
Ищенко Р.
Вы указываете на то, что строите коллективное действие, то есть…
Щедровицкий П.Г.
Ну, смотри: я указываю на то, что я претендую на коллективность этого действия, или рассчитываю, потому что слово «рассчитываю» более правильное. Я рассчитываю на коллективность. При этом если ты задаешь вопрос к моему внутреннему психологическому самоопределению, то я давно для себя принял следующий принцип, что я не начинаю делать ничего, если я не уверен, что я не могу это сделать сам. Если я могу это сделать сам, я начинаю это делать с кем-то. Но я всегда уверен, что если меня кинут, то я все равно это доделаю. Слово «кинут» не имеет моральной коннотации. Человек слаб. Поэтому даже те, кто хотел бы соучаствовать, они по разным причинам могут отвалиться.
Ищенко Р.
Еще вопрос к триаде вот этих работ. Вот следующий цикл, связанный с технологиями мышления, он как-то вписан в эту логику?
Щедровицкий П.Г.
Безусловно, поскольку на место культурной политики и гуманитарных технологий надо поставить другие средства, более сильные.
Верховский Н.
Это вам гипотеза об онтологии навеяла?
Щедровицкий П.Г.
Ну, слушайте, знаете, как? Дело в том, что слово «посредственность» - оно же не случайно в русском языке. Большая часть видов деятельности в своей функциональной и морфологической структуре определена типом используемых средств. Поэтому это самый тонкий элемент любой деятельности. В ситуации, когда человек должен выбрать между стремлением к достижению цели, которая превышает его возможности и использованием средств, которые не достигают этой цели, но известны ему и оправдали себя в предыдущей ситуации, он всегда примет решение в пользу средств.
Нет, он потом в рационализации, конечно же, расскажет, что всё так и было задумано. Но не более того. Поэтому наличие более развернутого аппарата средств является очень важным элементом сохранения амбициозности деятельности.
Градировский С.Н.
Но это сместит и Вашу цель. По Вашей теории о взаимодействие этих трех...
Щедровицкий П.Г.
Слушайте, ну что-то, конечно, куда-то обязательно сместится. Вся эта система координат – она, безусловно, целиком чуть-чуть дрейфует.
Градировский С.Н.
Нет, не в этом смысле. В том смысле, что если вы – ну, как? – поняли, что гуманитарно-технологическая и культурная политика – недостаточные средства, то…
Верховский Н.
Для управления развитием.
Градировский С.Н.
То почему, да, управление развитием – как бы достаточные цели? Как…
Верховский Н.
В этом смысле – ну да, *** для управления развитием недостаточно.
Градировский С.Н.
Вы опять по дуновению линии занавески это понимаете?
Щедровицкий П.Г.
Я многое понимаю по дуновению занавески, знаешь вот.
Итак, еще раз. Абстрактно ваши вопросы правильные, и вы можете совершенно спокойно упражняться в их обсуждении. Но от меня вы вряд ли сейчас добьетесь чего-то иного, потому что – еще раз! – вот эта дихотомия достаточности и избыточности средств – она очень важна для систем деятельности. Можно было бы даже сказать так, что все наши проблемы в конкретных проектах – они обусловлены вот этой, так сказать, пограничной ситуацией.
Когда мы ставим перед собой те или иные цели, связанные с управлением развитием, мы потом очень часто вынуждены проходить их только поверхностно в силу того, что доступный нам инструментарий лежит в зоне культурной политики и гуманитарных технологий. Он не предполагает перестройки самих структур мышления и деятельности, потому что перестройка самих структур мышления и деятельности и по времени, и по масштабу ресурсов выходит далеко за время тех проектов, которые мы осуществляем. Ну, или, еще в другом повороте, не меняя систему образования, которая создает базовые структуры мышления и деятельности, нам приходится в конкретных ситуациях ограничиваться только дизайном существующих структур за счет инструментария культурной политики и гуманитарных технологий, во многом рассчитывая на самоорганизацию и рефлексию участников деятельности, что является важным допущением, но неустойчивым.
Градировский С.Н.
Денис.
Ковалевич Д.
Петр Георгиевич, вот смотрите: вроде бы в Вашем размышлении было три разных сюжета.
Первый: Вы сказали, что методология как определенная позиция для Георгия Петровича была во многом ситуативной. Ну, в том смысле, выбранной ролевой позицией, для того чтобы осуществить действие, некий шаг по:
а) восстановлению смысла философской традиции;
б) включению в нее.
И здесь можно, наверное, обсуждать, что являлось основой, ну или, как Вы говорите, онтологическим основанием для этого восстановления, какой набор представлений.
Второй вопрос, который вроде бы отличается от первого, а именно: когда Вы начали рассуждать о себе и рассказывали о том, что Вы вошли в определенный этап, когда шла рефлексия пройденного – ну, с помощью Георгия Петровича, - систематизации пройденного этапа до этого, и Вы восстанавливали, были участником восстановления некоего шага, который был проделан, и использовали для этого какие-то еще средства. И вроде бы здесь как раз появляется Хабермас в Вашем изложении. И Вы, так сказать, сопоставляете то, что то представление, которое было ключевым, наверное, было для Вас ключевым по мере включения в традицию Московского методологического кружка, а именно представление об акте развития и вот этой трехчленной схеме «цели – средства – объекты», становится для Вас главным. И вроде бы становится для Вас главным в том смысле, что это для Вас способ, в том числе, и обсуждений и рефлексии того, что проделывал ММК. И вроде бы это совершенно другая линия рассуждений, чем первая, то есть основания, на которых он – Георгий Петрович – пытался включиться в некую традицию.
И третья линия, которую Вы вроде бы начали после этого – это то, а что Вы сами пытаетесь сделать, кроме того, что восстановить то, как он пытался включиться. И вроде бы это третий вопрос. А почему-то Вы в третий вопрос переносите схему из второго вопроса, ну или базовую такую конструкцию из второго вопроса. Наверное, возможно говорить о том, что Вы, как и он, или, так сказать, подобного рода цели ставите, то есть пытаетесь продолжить линию по восстановлению и включению в некую мировую философскую линию размышлений, философскую мыль.
С другой стороны, Вы вроде бы всё время говорите о включении в некую деятельность, и это какие-то совершенно две разных направленности в Ваших рассуждениях. Когда Вы говорите про деятельность, понятно, почему Вы используете триаду, и понятно, откуда у Вас возникает вопрос, так сказать, проблемный в объекте. Вы говорите: «Я прошел это, с этим разобрался, прошел это, с этим разобрался, теперь я разберусь с этим, потом вернусь к первым двум». Но вроде бы у Вас совершенно другая линия одновременно возникает. Помимо анализа того опыта и багажа, который был проделан пятидесятилетним опытом кружка и этой группы, к которой Вы себя относите только частично. В том смысле, что, как мне кажется, не считая, что Вы внесли в нее как бы большой вклад, а скорее относитесь к ней как внешний наблюдатель, ну, совсем грубо – внешний наблюдатель. А сами пытаетесь сделать что-то совсем другое, ну или не совсем другое, а другое, и ищете для этого какое-то другое основание. Вот это новое, это третье основание – и есть Ваш вопрос об онтологии, или все же об онтологии вопрос – это, так сказать, вопрос про объекты из вот этой трехчленной конструкции? Тут, мне кажется, происходит некое смешение, три разных вопроса. Вроде бы Вы так достаточно четко сами вначале в рассказе своем различаете, а потом мы начинаем по-прежнему обсуждать исключительно, опять-таки, триаду, и за рамки, извините, схемы акта деятельности выскочить не можем.
Щедровицкий П.Г.
Ну, для меня всё, что ты говоришь – текст понимания.
Денис.
Наверное, да.
Щедровицкий П.Г.
Поэтому я вопроса не слышу пока.
Теперь, ну, с определенной долей иронии хочу констатировать, что из тех шестнадцати линий, которые я нарисовал у себя на листочке, которые я одновременно тащу в своем тексте, ты почему-то выделил три, ну и в этом смысле…
Денис.
*** мышления в сегодняшнем докладе.
Щедровицкий П.Г.
Ну да.
Теперь, про онтологию я ничего не говорил пока, и поэтому это еще предстоит, если справимся.
Денис.
Вы очень точно сказали, где она у Вас лежит и…
Щедровицкий П.Г.
Если справимся. Знаете, как? В первом томе продаются по стоимости товары, а в третьем – не по стоимости, да? Вот. А отреагирую я только на одну часть этой твоей развернутой реплики.
Понимаешь, вот эта обусловленность целей средствами в широком смысле слова – она ведь в той же мере, в какой я об этом говорил в общем виде, характеризует и мою ситуацию. Но, в отличие от многих других, у меня есть очень любопытный опыт, прежде всего игровой, в котором разрывы в координации деятельности могут быть увидены и осознаны не в масштабе двадцати пяти лет, а в масштабе одной недели, и это может стать предметом рефлексии. Поэтому в той мере, в какой я прошел через шестьдесят игр Георгия Петровича и сам провел двести сорок, я заранее вижу, что то или иное действие не будет реализовано, поскольку у него нет вот этой вот сборки.
Теперь завесили этот тезис и вернулись к твоему вопросу: «Петр Георгиевич, а у вас какие цели?» Я отвечаю очень странно. Я отвечаю следующим образом: «У меня те цели, которые я знаю, что я могу достигнуть». Я ставлю перед собой каждый раз на каждом этапе те цели, которые с высокой вероятностью могут быть достигнуты при имеющемся у меня наборе средств; при этом в данном случае под словом «средства» я понимаю всё, в том числе и вас. Ну, не всех вас, а тех, кто дал мне право вас использовать в качестве средств. Например, тебя. Ты же дал мне такое право?
Теперь, в этом плане ваша готовность действовать, ваша оснащенность, ваша точность, ваш социальный имидж являются инструментарием в этом самоопределении. Ну конечно, я могу, как многие балаболы, выйти в позицию и сказать: «Я возвращаю страну в исторический процесс! Я вообще создаю российскую интеллигенцию!» Это всё – бла-бла-бла, потому что за этими словами не стоит никакой адекватности. Там всё перепутано. Там ценности и идеологемы попали на место целей, они же попали на место средств, и они же – на место объекта. Это поток сознания. В принципе, я хочу сказать, что я был бы точно таким же, если бы мне не повезло, и я в свое время в определенный промежуток времени достаточно рано не попал в школу и в игры.
Кстати, я сказал о том, что очень важно, что я застал семинарский период, но я хочу сказать: не менее важно, что я попал в период, когда начались игры. Это, опять же, уникальная ситуация, которой практически ни у кого не было, то есть я застал героический период игр, когда еще игры были играми, то есть когда они позволяли вот эту связность и, наоборот, несоразмерность на теле почувствовать, физически; при этом за короткий промежуток времени и безболезненно. Потому что Георгий Петрович всегда любил повторять, когда его спрашивали: «Георгий Петрович, почему вы играете в игры?» Особенно это хорошо было у нас – он проводил мероприятие в Минске, там было такое большое объявление, и там было написано «гульня» - ну, по-белорусски значит «игра». Ему говорят: «Ну что же, Георгий Петрович, почему вы так их называете?!» - он говорил: «Потому что, друзья мои, это для вас уникальная возможность попытаться сделать что-то новое и не быть убитыми, потому что это форма и как бы вот определенная, так сказать, социально-психологическая ситуация, которая создается, – она вас охраняет». Вам дано право совершить ошибку и не быть наказанными в этом контексте. А все ситуации – неважно, причины развала деятельности носят технологический характер, носят характер культурно-исторический, носят характер психологический или социальный – они все в игре, как в жизни, полностью имитируются. Ты точно так же можешь не добиться поставленной цели, потому что просто у тебя не выдержит психика; ты отметишь день рождения – и на все семь дней мимо кассы. Или потому, что ты договорился со своими товарищами в группе, а они либо тебя не поняли, либо подставили, и ты тоже фанерой над Парижем. Или потому что выяснилось, что просто ты как бы не имеешь необходимого инструментария, либо выяснится, что человечество не имеет средств решения подобной проблемы. И в результате тренируется вот эта способность собирать устойчивые структуры деятельности, подгоняя одно под другое.
Вот Градировский мне говорит: «Но вы же типа подогнали. Если вы знаете, что средства культурной политики и гуманитарных технологий недостаточны для решения задач управления развитием, то либо вы что-то врете про управление развитием, и нужно будет менять эту целевую установку, либо тогда надо вообще остановиться и начать заниматься этим инструментарием пока он не будет готов». Но так не бывает в деятельности. Деятельность не может остановиться. Поэтому ты всё время вынужден строить соразмерные структуры, и каждый раз предельно жестко оценивать возможность достижений.
Ковалевич Д.
Сейчас, вот смотрите: а почему Вы все время обсуждаете вопрос о деятельности когда, так сказать…
Щедровицкий П.Г.
А не о?..
Ковалевич Д.
Ну, не знаю, о чем-нибудь другом.
Щедровицкий П.Г.
Ну, слушай, я могу тебе ответить формально: потому что такова моя онтология.
Ковалевич Д.
Ну, как бы и говорите, что это и есть главный вопрос, который надо обсуждать, чтобы, например, в том числе ответить на вопрос о включении в мировую традицию…
Щедровицкий П.Г.
Слушайте, вот еще раз. Да, включайтесь вы в эту мировую традицию!
Ковалевич Д.
Нет, я спрашиваю Вас. Вы же начали эту тему.
Щедровицкий П.Г.
Нет, тему начали Вы. Вы первый употребили этот термин. Поскольку я твердо помню, так сказать, в какой ситуации и когда об этом говорил Георгий Петрович, и даже потом я, так сказать, писал что-то по этому поводу в рефлексии, то я отнесся к этому смысловому штампу.
Но я хочу вернуться к своей вчерашней установке. Строительным материалом, с которым мы имеем дело, являются вменяемые, компетентные и рефлексивные или, там, двигающиеся люди. Люди, группы людей и так далее и тому подобное.
И в этом плане любые цели должны быть соразмерны вашим возможностям. Неважно, вы при этом исходите из преувеличения возможностей отдельных личностей или вы прагматик, ориентирующийся на, так сказать, тактико-технические характеристики машин деятельности, состоящих из людей и других деятельностных организованностей. Есть и такие варианты, и такие варианты. Я пока не обсуждаю, какой из них, так сказать, в большей степени адекватен.
Я могу сказать, что для одних задач одно более адекватно, для других – другое. Вы сами хорошо знаете, что если мы говорим об управлении какими-то функционированиями, то там очень часто машины деятельности – они более адекватны, и материал, который наполняет эти машины, в том числе и люди как один из видов материала (в данном случае мы можем смело так говорить) – безразличны. Частично взаимозаменяемы, частично сверхкомпенсируемы другими организованностями.
А есть такие ситуации и такие системы деятельности, в которых личностный фактор является важнейшим краеугольным элементом осуществления самой деятельности, где невозможно построить машинообразную структуру, где ты всегда вынужден апеллировать к этому личностному фактору, по отношению к которому ты не можешь, в общем, занять никакой иной позиции кроме надежды. И тревоги. Что является, наверное, важнейшими онтологическими категориями.
Но всё равно при первом или при втором случае ты вынужден сначала в мышлении, в проекте – ну, вот как я говорил, как если бы это уже было осуществлено – проигрывать эти возможности и координировать между собой элементы будущего акта деятельности. Это важнейшая процедура, собственно и задающая функцию мышления.
Отдельно можно поговорить о том, в каком смысле мы здесь употребляем понятие «мышление». Но если вы возьмете работы Лейбница, то вы, так сказать, увидите, что всё то, что мы там обсуждаем с поворачиванием объекта, с рассмотрением его с разных сторон и так далее – всё это описано очень подробно именно как техника. Если вдуматься в нее подробно, она сутевым образом связана с обсуждаемой мною триадой.
Поэтому мы проделываем эту работу. Другое дело, что у одних на это уходит вся жизнь – на один проект – и катастрофа этого проекта, то есть неправильный расчет, неправильный замысел приводит к личностной катастрофе; неважно, это банкротство предприятия или это, так сказать, потеря смысла жизни или распад семьи. А другие по какому-то стечению обстоятельств научаются это делать в мышлении более эффективно, и тем самым повышают качество своей деятельности. Мне повезло: я к моменту начала игр уже имел такой мыслительный аппарат, в отличие от многих, кто создавал его в играх. Я пришел в игры состоявшимся человеком. У меня уже была базовая схема или несколько схем, которыми я пользовался, благодаря семинарской работе. Но игры дали возможность сжать время настолько, что то, что раньше в семинарской работе делалось в течение десятилетий, я освоил за несколько лет, за два-три года. Я об этом говорю в биографическом ключе, и мне очень трудно перевести это в какое-то методическое предписание: «Делай так!»
Наверное, сейчас аналогичную функцию выполняют какие-нибудь крупные корпорации, которые дают возможность тренироваться в осуществлении проектов, не приводя людей, которые этим занимаются (в силу определенных институциональных страховочных систем), к личностной катастрофе. И в этом смысле, если в крупной корпорации просрали какое-то количество денег и не достигли цели – ну и, в общем, слава богу. Что так бы их растратили, что так. Так хоть люди воспитались и стали способны что-то делать другое. Вот такой своеобразный механизм социального научения. Потом некоторых из них – как, помните, в старой байке про китайских единоборцев, которые учились в монастыре? Их там, когда выпускали, они должны были пройти через узкий коридор, на них там нападали всякие фигуры, а потом в конце единственным способом выйти было подвинуть раскаленную чушку, зажав ее вот так вот локтями – ну и отодвинуть, потому что пространство не позволяло сделать это иначе. После того как он выходил в мир, у него здесь вот были две «печати», и когда люди его видели, они к нему не приставали.
Еще раз?
Градировский С.Н.
Засучить рукав.
Ковалевич Д.
Спасибо.
Градировский С.Н.
Третья часть?
Щедровицкий П.Г.
Ну, готовы?
Градировский С.Н.
Конечно.
Щедровицкий П.Г.
Третья часть. Значит, если говорить очень приземленно, то перед этой серией я ставил три задачи.
Первое. Восстановить в правах термин и понятие онтологии.
Второе. Построить организационно-мыслительную или организационно-деятельностную схему процесса онтологизации. При этом здесь бы я в качестве комментария в обязательном порядке обратил внимание на то, что мы обсуждаем не только процесс онтологизации и строим схему не только для процесса онтологизации, но еще и для таких процессов, как объективация и частично реализация. Поэтому цикл докладов Георгия Петровича, который назывался «Эпистемологические структуры онтологизации, объективации и реализации», а также известная работа Освальда Кюльпе 1912 года под названием «Die Realisierung» («О реализации») являются ключевыми работами, которые в методологической функции надо иметь в виду при построении такой схемы. То есть – еще раз! – процесс не один, а их несколько, их пакет, и друг без друга их трудно понять, и может возникнуть масса путаницы, которая уже частично начала возникать, но я постараюсь дать по этому поводу поясняющий комментарий.
И третья цель, которую я перед собой ставил (подчеркиваю: перед собой; перед циклом игр – в смысле, перед своим участием в этом цикле игр) – это провести онтологическую реинтерпретацию системомыследеятельностных представлений.
Вот те три цели, которые я ставил и ставлю перед серией игр.
И то, что у нас происходило вчера и сегодня, указывает мне на некоторые важные аспекты обсуждения данной темы, которые не совсем отвечают моим целям, поэтому я буду давать сейчас вот этот третий комментарий.
С моей точки зрения… сначала, я думаю, я дам несколько таких мазков, а потом буду из этого собирать как бы что-то, смысл.
Прежде всего, я хочу указать на то, что в постановке вопроса в этом году Сергеем Градировским на установочном докладе присутствовал один мотив, который мне очень несимпатичен. Это мотив такой брутальности. Силы, да? Грубой силы. Безусловно, можно использовать представления об онтологии для сравнительного анализа мощности тех или иных социальных групп и движений. Это возможная версия. Но, честно говоря, для меня она является заведомо не главной, в некотором смысле – совсем второстепенной, а в некотором смысле (и вот на него я и реагирую) – контрпродуктивной: если поставить эту тему не в конец списка, а во главу угла.
Почему? Потому что, с моей точки зрения, онтология – это не инструмент экспансии и захвата, а инструмент самоограничения. И вот эта функциональная роль онтологии чрезвычайно важна. Вот как бы крайней формой названной мною брутальности – очень понравившейся, кстати, организатору! – было выступление Бахтурина. И, на мой взгляд, тот факт, что они здесь друг друга поддержали, еще больше настораживает, потому что, с моей точки зрения, Бахтурин демонстрирует – и это очень хорошо для игры – предельную деонтологичность, вот предельное игнорирование самой этой проблематики.
Почему я сказал, что, строя организационно-мыслительную схему процесса онтологизации, мы не можем не учитывать других процессов, например, процесса объективации? Потому что есть совершенно другая работа, а именно: это работа по прорисовке объекта того или иного действия или деятельности. И мы с вами знаем из азов деятельностного подхода, что любая деятельность порождает внутри себя соответствующий ей объект: либо рефлексивно и конструктивно, либо нерефлексивно и некоторым таким образом в качестве естественного эпифеномена. Поэтому если кто-то осуществляет техническое инженерное действие по преобразованию доступного ему окружающего мира, он строит поддерживающее это действие представление об объекте, и он строит его с тем чтобы дополнительно фундировать, обосновать и укрепить свое действие, и это не имеет никакого отношения к онтологии и онтологической проблеме. Такими объектами техники – объектами исследования или научной деятельности, объектами проектирования – пронизана наша деятельность. И даже такими онтическими объектами, которые вырастают из того, что Гуссерль называл «жизненный мир», то есть из здравого смысла, из нашей обыденной, так сказать, практики жизни, если можно употребить такое высокое слово.
Более того, по отношению к этим объектам ставится, если хотите, специфическая задача: они должны обслужить действие. Они должны сделать его более эффективным. И это не имеет никакого отношения к онтологической проблеме. Это, если хотите в грубой форме, прямо противостоит функции онтологии.
Почему я сказал о том, что все сгрудились в одном полюсе схемы? Потому что все обсуждают своё техническое действие и свои технические и инженерные объекты и меряются уровнем артифицированности этого действия. Что там? Нам нет преград где? Ни на суше, ни на море? Угу. Вот вам, так сказать, лозунг этого подхода и этого движения – понятный, очевидный, бесперспективный.
Онтологический вопрос возникает не в тот момент, когда мы хотим усилить, углубить и еще что-нибудь там сделать со своим действием. Онтологический вопрос возникает в тот момент, когда мы либо сами приходим к выводу, либо кто-то нам вовремя об этом сообщает: что любое действие имеет ограничение и должно быть поставлено в рамки. И мы начинаем искать пределы действия и деятельности.
Теперь, основной аргумент у сторонников искусственно-технической точки зрения заключается в том, что у их действия нет пределов. Нету. В том-то вся и сермяга. Поэтому и надо его искусственно найти, что нет пределов. И в этом плане из самого действия необходимость поиска его пределов никогда не вытечет, ни в какой рефлексии. Даже когда это действие является полностью контрпродуктивным, деятель не откажется от своих экспансионистских, так сказать, ориентаций и своей брутальности. Он будет продолжать осуществлять это действие, пока обстоятельства не убьют его самого, что и происходит очень часто к нашему общему благу. И лишь благодаря некоему стечению обстоятельств или некоей, если хотите, такой интеллигентности, что ли, от родителей, может быть, ну или от правильного вопроса, заданного учителем вовремя, перед человеком возникает онтологическая проблема. То есть проблема того, а не ломает ли он своим действием что-то такое в объекте, чего его действие не позволяет ни увидеть, ни услышать, ни почувствовать? Нет ли там, так сказать, какой-то иной… так сказать, иного устройства? Вот эта проблема очень часто описывается в разных там фэнтези и фантастических рассказах, когда вот мы сталкиваемся с чем-то иным – и продолжаем тиражировать свое действие до тех пор, пока не произойдет что-то, что вернет нас и остановит нас в этих наклонностях. Ну, то же самое мы можем перенести на любое другое наше действие.
Теперь смотрите: теперь я возвращаюсь к самому началу и говорю очень важную вещь. Реальная сила возникает только таким образом. Потому что самым сильным является тот, кто знает свои пределы. Вот этот вот, который, так сказать, во все стороны, без руля и без ветрил – это иллюзия силы, видимость. И когда Лида очень так мягко пыталась сообщить Бахтурину о том, что, значит, вот, так сказать, ледяной дождь за пятнадцать минут парализует деятельность целой страны (ну, я не имею в виду этот маленький ледяной дождь, который у нас прошел; я имею в виду тот, который в 1998-м, по-моему, был в Канаде) на несколько недель и выясняется, что нет никакого инструментария работы с подобным феноменом, а нужно очень хорошо понимать, что этот вопрос вот этот актор – он не слышит. Он его не может услышать. У него нет уха такого, которое может услышать этот вопрос, особенно заданный в такой интеллигентной форме. Поэтому бытие, которое Хайдеггеру нашептывало, оно Бахтурину по мордам так бьет. Потому что ухо не слышит ничего. Поэтому у бытия остается только один способ реагирования, адекватный. При этом ужас состоит в том, что обычно этот способ реагирования касается, в том числе, и людей почти непричастных, и затрагивает их. В общем, так походя? То есть мимо проходили – и досталось.
Теперь, очень важная реплика Юрия Вячеславовича Громыко. Ну, Юрий Вячеславович в данном случае повторяет то, что говорил Георгий Петрович; я тоже не буду здесь сильно отходить от традиции, но акценты расставлю несколько иначе.
Итак, три онтологии: «Бог», «Материальный мир» (временно получивший название «Природа») и «Деятельность». Сережа Градировский говорит о том, что, с его точки зрения, онтология деятельности не оформилась. Я говорю: да, это в некотором смысле правильное наблюдение. Потому что деятельность еще не прошла путь постановки полноценного онтологического вопроса. Она, будучи популятивным образованием, постоянно двигалась в течение последних нескольких тысяч лет известной нам истории (наверное, может быть, и больше) в своеобразной логике молевого сплавщика, перепрыгивая с одних технологических решений на другие, чтобы уйти от онтологического вопроса. И в этом плане целый ряд инженерно-технических решений, выработанных внутри деятельности, по логике деятельности, для решения тех трудностей, с которыми сталкивалась деятельность в процессах ее экстенсивного, прежде всего, развертывания, нами сегодня обсуждаются в этом полюсе. Кто-то говорит про мышление как один из инструментариев, кто-то говорит про инженерию, кто-то говорит про социальное проектирование и так далее и тому подобное.
Теперь, тезис Юрия Вячеславовича о том, что социальный мир должен быть онтологизирован, может трактоваться совершенно по-разному.
Первое, мы можем редуцировать этот тезис до построения внутри онтологии деятельности объектов, связанных с социальным миром, для повышения эффективности самой деятельности. Это не онтологический ход. Просто мы, глядя на историю XX века, говорим приблизительно следующее: что XX век продемонстрировал нам, что применение инженерно-технического инструментария к решению ряда социальных и культурных проблем показало свою неэффективность; мы с ними не справились. Мы хотели одного, а получили совершенно другое. Строили в разных местах всякие общества братства, любви и равенства – получили концлагеря; стремились к экономическому прогрессу – получили мировые войны; решили повысить энергообеспеченность – испортили Мексиканский залив, ну и так далее. Тогда внутри вот этого деятельностного инженерно-технического энтузиазма проводится специальная работа по приведению традиционных онтик и онтических объектов, в частности социальных, к формату объектов технического преобразования. И если мы будем проделывать эту работу эффективно, то, наверное, качество нашей деятельности в этой сфере повысится, от ряда проблем мы уйдем, ряд трудностей мы преодолеем – и всё это без всякого онтологического вопроса.
Но мы можем говорить и о другом. Мы можем говорить о том, что социальный мир – это функционально знак сокращения для некоего предела деятельности, наряду с Богом и природой в смысле материального мира. Предела, то есть того, что эту деятельность как таковую ставит в определенные рамки и, если хотите, отменяет в той или иной степени. В пределе, еще раз хочу повторить, функция онтологии – это инициация отказа от действия или его существенной корректировки. И тогда я могу сказать, что на этой схеме, нарисованной Градировским на первом шаге (не там, где он уже свою интуицию сдвига нам рисовал, а вот когда триада, да? или Громыко), мы можем сказать, что два полюса являются именами пределов третьего.