Онечно, меня радует, и не просто принял эту задачу, но и поставил ее в качестве первой для самоопределения участников текущей игры и формирующихся рабочих групп
| Вид материала | Документы |
- Правила игры и пространство самоопределения игрока. Пространство самоопределения, 697.65kb.
- Capítulo II, 3541.4kb.
- Дашнакцутюн Армен Рустамян в своем выступлении отметил: Турция, выдвигая в качестве, 29.65kb.
- Вопрос на засыпку: где в Москве находится улица имени Ицамны, 3539.56kb.
- План мероприятий рабочих групп на 2010-2011 учебный год Подготовительная работа рабочих, 228.99kb.
- Военизированные игры для скаутов Сборник игр 2006г, 1825.22kb.
- Школы Слободчикову Сергею Олеговичу. Он кропотливо собирал материал для нее в течение, 2648.14kb.
- Доклад об итогах проведения мониторинга текущей и перспективной потребности в специалистах, 119.31kb.
- Яхотел бы посвятить несколько страниц истории черкесской нации, 2107.7kb.
- Бесплатный вариант текущей распечатки бдкр, 11186.47kb.
Реплика.
«Демократия, разум, нравственность».
Щедровицкий П.Г.
О! Да, вот-вот. Значит, я тоже рассказывал об этом, но расскажу чуть-чуть подробнее, потому что, на мой взгляд, это очень важный момент, и для меня он оттеняет целый ряд таких проектных ожиданий.
Хабермас начал с того, что он сказал… Это был зал Института философии; сидела довольно-таки представительная публика; он начал со следующего. Он сказал: «Вы знаете, коллеги, я прочитаю вам стандартную лекцию, которую читает любой профессор философии после Канта. Лекция будет называться «О прагматическом, этическом и моральном способах употребления практического разума»». После этого он в воздухе нарисовал схему акта деятельности и сказал о том, что, в общем, это главная, основная, парадигматическая схема, на которой размышляет философия последних двухсот лет.
И я вам хочу сказать, что это произвело на меня большое впечатление. Во-первых, потому что я знал схему акта деятельности, в отличие от многих, кто сидел в зале. Во-вторых, потому что после этого я в течение двух лет прочел всё то, на что он ссылался. Ну, «плохость» состоит в том, что, в отличие от Георгия Петровича, я не мог читать на немецком, поэтому я читал в переводах либо на русский, либо на французский. А, как известно, «Картезианские размышления» Гуссерля, опубликованные на французском, до сих пор никак не могут перевести на какой-нибудь другой язык. И, безусловно, вот в этот момент я пришел к тому выводу, который сейчас постоянно повторяю: то, что делал Георгий Петрович и Московский методологический кружок, было прямым продолжением одной из ведущих традиций европейского философского мышления, причем продолжением, по какому-то удивительному стечению обстоятельств происшедшим почти без разрывов, характерных для советской ситуации.
Что я имею в виду? Вот когда-то Мераб Константинович Мамардашвили сказал мне в сердцах… Он вернулся из Франции (читал там лекции) и в сердцах сказал мне: «Трудно даже вообразить, как кастрировали русскую философию в 1917 году!» Ну, он имел в виду не 1917 год, а, так сказать, весь этот период. «Мы напрочь вывалились из полувекового периода совершенствования философского языка». Понятно, что всех тех, кто писал в двадцатые годы, выслали в прямом смысле этого слова, и мы потеряли весь период, грубо говоря, начала двадцатых и тридцатых годов, то есть мы потеряли все переводы поздних неокантианцев и неофихтеанцев, мы потеряли Гуссерля, мы потеряли фактически все зародышевые формы французской экзистенционалистской философии. Ну а английская традиция, в общем, всегда была от нас достаточно далека, поэтому здесь потери исчисляются даже более длительным периодом, поскольку по разным причинам, так сказать, есть определенная герметичность во взаимодействии этих философских дискурсов – англоязычного и русскоговорящего. Потом произошли существенные события в европейской истории, которые привели к тому, что очень многие мыслители переехали в Соединенные Штаты и вынуждены были инсталлировать свою европейскую интеллектуальную традицию в новых условиях. Это отдельный очень интересный сюжет – и требует отдельного обсуждения, что при этом произошло; я считаю, что произошли очень любопытные, так сказать, изменения в направленности этого мышления. А мы, соответственно, вылетели еще на двадцать – двадцать пять лет, в той мере, в какой возврат к этим дискуссиям начал происходить во второй половине пятидесятых – начале шестидесятых годов.
Ну, давайте просто на секунду вдумаемся в ситуацию. Толкотт Парсонс, получивший частично свое образование при помощи нашего русского эмигранта Питирима Сорокина, который, в свою очередь, учился у Максима Максимовича Ковалевского, опубликовал свою «Теорию социального действия» в 1935 году. В 1935 году! Активно приезжал в Россию и вступал с лекциями, докладами, знакомился с русскими социологами, даже пытался, так сказать, какой-то сделать проект совместный в период между 1962 и 1968 годами. Посмотрите, - 1962-м и 1968-м! Значит, 1935-й, 1962-1968-й. А книжка его «Теория социального действия» опубликована пять лет тому назад в не очень хорошем, да простят меня, переводе.
И вот в этих условиях (возвращаюсь к основной мысли своего рассуждения) Георгий Петрович сотоварищи умудрились полностью восстановить весь проблемный контекст европейской философии за почти сто лет. И на все ключевые вопросы, обсуждавшиеся в этой традиции (во всяком случае, в ее деятельностном крыле, о чем еще отдельно поговорим завтра), даны аутентичные ответы.
Я хочу вам сказать, что я аналогов не знаю. То есть я, в общем, всегда несколько критично отношусь (особенно в последние годы у меня появилась такая возможность критически относиться), но я просто не знаю социальных аналогов подобного. Потому что если мы, например, посмотрим на интеллектуальный ландшафт современной Австрии и сравним с тем, что было в тридцатые годы там, вспомним о том, что Вена была цветником интеллектуальной жизни Европы, то мы вынуждены будем констатировать, что преемственности нет вообще. Всё! Люди вынуждены были в условиях фашистского режима, преследования евреев, уехать, часть погибла. Культурный контекст полностью разорвался.
Градировский С.Н.
И даже Моцарт стал шоколадом.
Щедровицкий П.Г.
Моцарт был чуть раньше.
Градировский С.Н.
А они сначала более ранние утратили слои, а потом…
Щедровицкий П.Г.
Итак, с этой точки зрения мой тезис, который я начал последовательно продвигать восемь-десять лет назад, о том, что сам Георгий Петрович своим аутентичным социальным кругом мыслил философию. А фигура критики со стороны методологического мышления, мышления философского была скорее способом социального самоопределения в той конкретной социальной ситуации, в которой он находился в шестидесятые-семидесятые годы, потому что никакой философии тогда просто не было. Была марксистская доктрина, достаточно жестко проводимая инструментами политической пропаганды и идеологического давления, с последовательным уничтожением всех возникающих ростков свободной мысли, даже если эта мысль пыталась встроить себя как будто бы в контексте развития марксизма. Ильенкова довели до самоубийства, хотя он, в общем, считал себя и действовал как последовательный марксист, и так далее и тому подобное.
Другое дело, что там присутствовал, безусловно, еще один пласт размышлений, связанных с анализом и критикой самого философского мышления и его технологий, но давайте четко понимать, что эта критика на 90% была обусловлена описанным мною отрывом от мировых тенденций. Георгий Петрович не читал очень многих авторов и не имел такой возможности. И что бы он говорил, если бы находился с ними в актуальной коммуникации – это очень большой вопрос. Поскольку, как я уже многократно говорил, он не был долдоном. Он так, в общем, был достаточно восприимчивым человеком и ростки мышления, в общем, видел издалека, и даже задолго до того, как они оформлялись во что-то значимое, чрезвычайно бережно относился ко всем подобным попыткам в окружающем его пространстве. Поэтому если бы такая более широкая коммуникация была бы фактом реальной жизни, я совершенно не исключаю того, что этот диалог носил бы гораздо более конструктивный и обогащающий обе стороны характер.
Теперь, если положить в качестве основания схему акта деятельности, и прежде всего ее ядерную структуру (я возвращаюсь к основной линии). А это значит положить представления об объекте, цели и средствах - со всеми теми, извините за выражение, диалектическими связями, которые соединяют друг с другом попарно эти три ключевых организованности деятельности, со всей той коннотацией, которая существует в философии и социальных науках по обсуждению данного подхода (пока ставим здесь сноску, потому что нам к этому придется неоднократно возвращаться). То собственно эти три момента по отношению к самой системомыследеятельностной методологии, системомыследеятельностному подходу мне и нужно было прояснить. То есть мне нужно было ответить на вопрос, а какие типовые цели может ставить перед собой носитель системомыследеятельностного подхода, какими средствами он работает и с какими объектами имеет дело его мышление.
Ну, друзья мои, в общем, я так последовательно на эти вопросы и отвечаю. А именно: я затеял длинную историю обсуждения того, что такое управление развитием – через программирование, через артикуляцию представлений об управлении, через выведение условного типа управления под названием «управление развитием», которое совсем не то управление, которое в учебниках про управление. А так же постоянный анализ и рефлексию того, а какие же цели может ставить перед собой актор, субъект, который самоопределяется в рамках управления развитием. Я затеял достаточно длинную историю обсуждений инструментария – как инструментария системного подхода, с одной стороны (так сказать, чисто школьная установка), так и инструментария культурной политики и гуманитарных технологий, собственно смыкающих или, если хотите другое слово, переописывающих, производящих реинжиниринг представлений о воспроизводстве деятельности и трансляции культуры в современную социокультурную ситуацию. И наконец, безусловно, передо мной стояла задача прорисовки онтологии, ну или точнее ответа на вопрос о тех объектах, с которыми имеет дело тот, кто самоопределяется как управленец развитием и привлекает инструментарий культурной политики и гуманитарных технологий. А, следовательно, как эти объекты строятся, откуда они могут быть вырезаны, из какой более широкой картины мира, и какова эта онтология – как логическая онтология, так и собственно материальная онтология или совокупность региональных онтологий, как сказал бы Гуссерль.
Поэтому, с моей точки зрения, последовательность постановки этих вопросов обусловлена, конечно же, во многом моей собственной внутренней готовностью к их обсуждению и в не меньшей степени социальными обстоятельствами моего действия, потому что есть некая востребованность. Тема культурной политики и гуманитарных технологий в девяностые и в начале двухтысячных годов была, конечно, востребована. Она отвечала на некоторую, если хотите, даже моду в общественном сознании. А поскольку формирование коммуникативной ситуации и попутчиков или содеятелей является очень важной задачей, то, конечно, мы не можем игнорировать этот план, мы не можем обсуждать некие вопросы полностью в отрыве от социальной ситуации. Биографическая ситуация и социальная ситуация – они очень тесно смыкаются. Поэтому серия игр про онтологию была позиционирована именно как третья, в этом, так сказать, движении от Школы культурной политики неизвестно к чему. Как задающая окончательную геометрию при частично определенных целях и средствах и собственно замыкающая первый контур акта деятельности в широком смысле этого слова, то есть не как абстракции, лежащей на доске, а как моей собственной самоорганизации. Я нахожусь в этом акте, это мой акт. И в этом смысле я самоопределяюсь как управленец развитием, я самоопределяюсь как преимущественно пользующийся средствами культурной политики и гуманитарных технологий для достижения целей управления развитием, и моя онтология должна быть тем, так сказать, дополнительным паззлом, который замыкает эту конструкцию и делает ее устойчивой и целостной.
Вот вчера Верховский сказал мне: «Вот как удивительно! Когда завершилась вторая серия игр по гуманитарным технологиям, на последней игре было двести с чем-то человек, и это были совсем другие люди, чем те, которые сегодня сидят в зале». Теперь: но если вы мысленно восстановите этот контекст, то, начав в 1998 году серию игр по гуманитарным технологиям, я в 2000 году, то есть через два с половиной года, запускаю серию школ по управлению развитием, в определенном смысле растягивая эту конструкцию на два полюса. Потому что я говорю: не всякие гуманитарные технологии, не любой инструментарий, даже относящийся к этой области, может быть нами использован. Поэтому даже тот коллектив, который завершал серию игр по гуманитарным технологиям, был внутренне неоднороден. Он делился на ту группу, которая примкнула к школам и вывела для себя в качестве важнейшей рамку управления развитием, и ту, для которой эта рамка и это целеполагание были безразличными, и они могли самоопределяться иначе, опираясь на инструментарий гуманитарных технологий. Но, знаете, гуманитарные технологии могут использоваться для разного, и старая дилемма Канта о соразмерности целей и средств – она никуда не делась. И в этом плане происходит поляризация, раскол этого коллектива. Можно, конечно, сказать, что он (или она – поляризация) происходит по, грубо говоря, прагматическим основаниям, но можно сказать, что он происходит и по моральным основаниям.
И одновременно, где-то с конца этой серии, то есть с 2002-2003 годов, я начинаю всё больше и больше педалировать тему онтологии, а именно я говорю: Друзья мои! Цели не произвольны! Произвольность целеполагания требует очень внимательного и осторожного обсуждения. Цели связаны с типом объекта. Тип объекта намекает на допустимые цели, и в этом плане отношение между объектом – целями и объектом – средствами точно так же является важнейшей краеугольной характеристикой устойчивого и полноценного акта действия. Пренебрежение объектом, сведение объекта к объекту техники является ошибкой, и поэтому мы обязаны вернуться к линии, связанной с проблематикой онтологии, для того чтобы поставить, ну, если хотите, запрет (я здесь частично перехожу к следующему большому блоку) на тип самоопределения, тип целей и тип средств. И в этом плане для меня третья серия автоматически вытекает из второй, является ее обязательным и несомненным завершением – ну, если хотите, такой высокой нотой, без которой разговор про управление развитием остается чисто идеологическим, как с точки зрения тех ценностей, на которые мы ориентируемся, говоря о развитии, так и с точки зрения тех допустимых объектов, которые в этой рамке должны быть конституированы.
Теперь, с чем мы сталкиваемся, когда мы начинаем этот курс? У нас на первой игре сорок человек – и полное отсутствие какого-либо языка говорить об онтологии. Тема зашельмована в общественном сознании. Неприлично задавать вопрос об объекте. Эта тема рассматривается либо как философская маргиналия, либо как такой какой-то, значит, постметафизический синдром: вдруг ни с того ни с сего, значит: «что это вдруг вы про это вспомнили?» При этом такая реакция идет не только со стороны отдельных участников игры – людей неискушенных, так сказать, ни в истории философских дискуссий, ни в проблематике этой, и им можно простить. Эта линия, так сказать, непринятия самой этой тематики – она идет отовсюду. Они идет из философского крыла, она идет из методологических кругов, от людей, причастных методологическому движению. И в этом плане мы начинаем обсуждать эту тему зимой 2006 года, в общем, в очень агрессивной ситуации и в агрессивной среде.
Проходит семь лет – только ленивый теперь не говорит про онтологию; правда, помогли программисты, которые употребляют это в расширительном смысле слова, но это отдельная линия обсуждений: почему они вынуждены были прийти к этой проблеме. С моей точки зрения, источники их мотиваций похожи на то, о чем говорю я.
Это отдельный разговор, и я не хочу сейчас в него вдаваться, потому что он требует целого ряда дополнительных вводных, но, с моей точки зрения, это совпадение не случайно. Я столкнулся с этим очень давно в первый раз. Лишь намекну на эту тему. Я вынужден был работать с ребятами-программистами, которые строили программное обеспечение для сети, обслуживающей посадку самолетов на авианосец. И при решении этой задачи они вынуждены были строить локальную онтологию, в которой помимо технических средств, обеспечивающих посадку, участвует весь онтологический блок, связанный с поведением пилотов. Ну, абстрактно понятно, да? Если пилот не верит, что он сядет, то он не сядет ни при каких технических средствах. А вот как построить кентавр-онтологию, в которой инфраструктура посадки была бы увязана с поведением и действиями пилота – вот это локальная задача, которую вынуждены были решать программисты.
Градировский С.Н.
Так почему она онтологическая?
Щедровицкий П.Г.
А какая же она?
Градировский С.Н.
Поведение пилота – это психология, его мотивация, его устойчивость, стрессоустойчивость, а остальное – это онтика. И вот это увязка онтического и психологического.
Щедровицкий П.Г.
Ну и ладненько, вот и хорошо.
Градировский С.Н.
Ну, мы – метафизики-то – все так думаем.
Щедровицкий П.Г.
Итак, основной тезис заключается в том, что переход от одной темы к другой для меня является последовательным развертыванием взаимозависимости и взаимосвязи в базовой структуре акта действия – моего действия. Эти полюса, или эти организованности должны быть скоординированы друг с другом, и без этого акт не может состояться. Соответственно этому формируется тематическая программа обсуждений, но каждый раз, столкнувшись с ходом реального процесса, я вынужден протезировать его дополнительными инструментами.
И собственно отрефлектировав первую игру 2006 года, я вынужден в 2007 году запустить с сентября месяца цикл лекций по наследию Георгия Петровича. Я его читаю до сих пор, матерясь, поскольку я понимаю, что в этих лекциях я фактически презентирую ту пересборку системы представлений Георгия Петровича, которую я понял в 1982 году, но никогда не имел возможности изложить ее систематически. И последовательность моего изложения – она увязана (хотя, к сожалению, всё больше и больше расходится по времени) с тематикой самих игр. Потому что вообще-то я, конечно, планировал, что всё, что связано с актом деятельности и организационно-технической схемой, я изложу до, ну или в период подготовки игры по социальному миру, и тем самым помогу участникам удерживать этот контекст моего действия, ну и, так сказать, моего замысла. В силу того, что чтение растянуто во времени, я нарушаю эту синхронность, и мы подходим к игре по социальному миру и рискуем подойти к игре по замыкающей без соответствующего лекционного, ну или, так сказать, систематического введения базовых представлений ММК. Но по замыслу это должно было быть всё увязано друг с другом.
При этом я думаю, что вы чувствуете интуитивно или, так сказать, на себе, что определенный уровень коммуникации и даже, рискну сказать, взаимопонимания за эти последние несколько лет вырос. То есть аудитория – так, как она выглядит сегодня, – уже достаточно существенно отличается от аудитории 2006 года. Удивительно! – даже что-то читать начали в наш не читающий и не желающий тратить усилия на понимание текущий период времени.
Теперь, в отличие от предыдущей серии, которую я всю держал в голове, я эту серию объявил с самого начала. То есть я в начале 2007 года заявил всю последовательность обсуждений, сделав только одну перестановку, а именно переставив местами игры по онтологии «Бог» и онтологии «Материальный мир». Частично из-за физических обстоятельств, то есть неготовности внешних людей, которые могли бы выступить спикерами по ключевым темам в ходе игры, но частично по содержательным основаниям, о которых я тоже, наверное, попробую сказать.
Мы обсудили с вами тему «Другой», мы обсудили с вами тему «Бог», «Материальный мир» и не обсудили тему «Время» и собственно подошли к теме текущего года. Как я уже сказал, с моей точки зрения, тема «Социальный мир» в своей проработке должна опираться на целый ряд категориальных схем, которые вытекают из трактовки времени. И в этом я вижу самую главную слабину в том, как мы готовы к обсуждению этой темы текущего года.
Устали? Потому что это только два пункта из четырех.
Градировский С.Н.
Вы хотите сейчас вопросы?
Щедровицкий П.Г.
Да. Я остановился на втором пункте.
Градировский С.Н.
Пожалуйста! У вас есть этот уникальный шанс.
Щедровицкий П.Г.
Да.
Яценко О.
Объектом Вашего акта деятельности является управление развитием?
Щедровицкий П.Г.
Нет. Это рамка.
Яценко О.
Что является объектом Вашего…
Щедровицкий П.Г.
Это я вас и спрашивал. На этот вопрос надо ответить в курсе дискуссии про онтологию. Я бы даже сказал так: не «что является», а «что может являться».
Градировский С.Н.
В Вашем залоге даже «что должно».
Щедровицкий П.Г.
Ну, пожалуйста. Знаете, как? Дело в том, что собственно после известной работы Гуссерля «Философия как строгая наука» мы понимаем, что, так сказать, вся работа в этой области – она связана с модуляризацией, с модальными категориями. Когда вы берете рамочное представление и переносите его на место объекта, вы совершаете ошибку. Ну, приблизительно такую же ошибку, какую, например, совершит педагог, если он придет в классную комнату и скажет: «О! Смотри! Способ решения!» Там нет способов решения; там есть мальчик Ваня, девочка Катя, там есть задачи. Способы решения находятся в голове у… даже не педагога, а соответствующего методиста педагогики. А что этому как объект соответствует в ситуации – требует специального обсуждения.
Градировский С.Н.
Вот Роман.
Ищенко Р.
В Вашем изложении выглядит так, что все эти годы предыдущие идет подготовка к некоторому акту действия. Правильно я понимаю?
Щедровицкий П.Г.
Ну да. Вообще всю жизнь человек готовится к смерти.
Роман.
Нет, ну и за этим слышится, что возникнет некий такт, в котором будет происходить какое-то важное действие, собранное на основании предыдущей работы.
Щедровицкий П.Г.
Ну, смотри. Да, но давай тоже… Давай удерживать все элементы рисуемой мною, так сказать, конструкции. Я сейчас с вами говорю не о моем индивидуальном действии, а о вхождении кого-то вместе со мной в действие. И поэтому, безусловно, если ты говоришь обо мне лично, то я не стою на месте. Я постоянно осуществляю определенную совокупность пробующих ходов, компенсируя недостатки своего понимания теми или иными заплатками. То есть я, удерживая функциональное пространство необходимого действия, при отсутствии морфологического наполнения тех или иных функциональных зон замещаю их сознательно чем-то другим, помня о том, что я произвожу такую процедуру замещения, не пытаясь сказать, что у меня полноценная структура. А так я занимаюсь много чем разным. Я запускаю разные проекты, делаю длинные программы, участвую в управлении сложными техническими объектами и коллективами и так далее и тому подобное. Я не стою на месте, я не нахожусь в позиции, когда я собираю строительный материал для какого-то будущего действия. Я осуществляю ежедневно, ежегодно и ежедесятилетно определенную совокупность пробных проектов, каждый раз достраивая ясность этого акта и вовлекая в его осуществление различные группы людей.
С этой точки зрения, если уж доводить до предела твой вопрос, можно сказать так: что в тот момент, когда я дострою, я буду уже не нужен. То есть эту структуру должны подхватить другие люди и начать собственно ее нести уже на себе, проделывая ту же самую работу.