Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том 3

Вид материала

Документы

Содержание Письмо к герцогу ганноверскому Об универсальной науке, или философском исчислении Каббала тайных слов, или Арифметика К оглавлению

Подобный материал:

• Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.
• Монадология, 209.43kb.
• Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 9222.8kb.
• Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
• Готфрид Вильгельм Лейбниц, 94.22kb.
• Лейбниц Готфрид Вильгельм (Leibniz Gottfried Wilhelm) немецкий ученый (философ, математик,, 271.47kb.
• Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646-1716), немецкий философ, математик, физик,, 201.35kb.
• Установочная лекция вткс, 212.41kb.
• Георг Фридрих Риман Готфрид Вильгельм Лейбниц литература, 208.32kb.
• Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.

разных сторон; тем большим подспорьем для этого будет указатель. Совершенный научный порядок — это такой, когда предложения излагаются в порядке своих наипростейших доказательств и таким образом, чтобы они вытекали одно из другого, однако заранее такой порядок неизвестен и выявляется

 

==486

постепенно, по мере того как совершенствуется наука. Можно даже сказать, что по мере своего роста науки сокращаются — это парадокс, но он отвечает действительности, ибо, чем больше вы откроете истин, тем вернее вы сумеете обнаружить в них закономерную последовательность и тем более и более всеобъемлющими будут ваши положения, так что прочие предложения по отношению к ним окажутся лишь частными случаями либо следствиями и в конце концов может случиться, что содержание толстого фолианта, написанного кем-либо из наших предшественников, сведется к двум-трем общим тезисам. Итак, чем совершеннее наука, тем менее она нуждается в толстых книгах, ибо, коль скоро определены в достаточной мере ее элементы, можно извлекать из них всё при помощи всеобщей науки, или искусства открытия. Однако, как только мы сумеем заполучить эти элементы,, потеряют значение раздутые системы, ибо, давая нам в руки стройный перечень главнейших теорем, уже найденных, элементы не только избавят нас от необходимости отыскивать нужное и послужат нам наподобие таблиц с уже вычисленными величинами, но и будут служить для нас поводом к новым размышлениям и практическим выводам. Не говоря уже о том, что прекрасная гармония истин, когда охватываешь ее единым взглядом, в стройной системе, доставляет уму больше удовлетворения, чем самая сладостная музыка, и внушает особое благоговение перед творцом всех существ, являющимся источником истины, в чем и заключается главная польза наук.

Что же касается незаписанных знаний, тех, которые рассеяны среди людей разных профессий, то я убежден, что они намного превосходят как по объему, так и по своему значению все зафиксированное в книгах и что лучшая часть нашего богатства еще не внесена в наши записи. Кроме того, всегда существуют такие знания, которые являются достоянием некоторых лиц и исчезают вместе с ними. Нет такого механического ремесла, сколь бы мелким и незначительным оно ни было, с которым не были бы связаны те или иные примечательные наблюдения или соображения, и люди всех специальностей и призваний обладают определенными навыками и находками, разобраться в которых нелегко, но которые тем не менее могут послужить для гораздо более возвышенных обобщений. Можно добавить, что такая важная

 

==487

область, как мануфактуры и торговля, не может быть приведена в порядок иначе, как путем точного описания всего относящегося к любому роду ремесел, и что военные, финансовые и морские дела во многом зависят от математических наук и от прикладной физики. Именно в том и состоит главный недостаток многих ученых, что они находят удовольствие лишь в туманных рассуждениях и бесконечных дебатах, тогда как существует столь прекрасное поле деятельности для их ума в основательных предметах, способных принести реальную пользу обществу. Охотники, рыболовы, моряки, торговцы, путешественники, а также игры — как требующие физической ловкости, так и азартные — дают немало такого, что могло бы значительно обогатить прикладные науки. И даже в забавах детей есть нечто, способное привлечь внимание самого крупного математика; по-видимому, именно этим забавам мы обязаны изобретением магнитной иглы, ибо кому же еще, как не детям, пришла бы в голову мысль следить за тем, как она поворачивается, и вполне очевидно, что им же мы обязаны духовой пищалью, ведь именно этим оружием они пользуются, когда затыкают с двух сторон обыкновенную трубочку от птичьего пера, вонзая ее в кусок яблока сначала одним, а потом другим концом, после чего, вдавливая одну пробку внутрь, заставляют другую пробку вылететь под действием воздуха, который сжимается между пробками; лишь много позже один догадливый мастер из Нормандии воспроизвел этот образец в укрупненном виде. Словом, не оставляя без внимания ни одного необычного наблюдения, мы нуждаемся в toai, чтобы иметь перед глазами подлинный музей человеческой жизни, в котором была бы представлена деятельность людей и который был бы совсем непохож на тот, который оставили нам некоторые ученые люди, в коем при всем его величии нет ничего, кроме того, что может быть полезным лишь для высокопарных речей и нравоучений. Чтобы понять, что именно нам надлежит отобрать для этих реальных и полезных для практики описаний, достаточно представить себе, какие знания понадобились бы человеку, который оказался бы предоставленным самому себе на необитаемом острове» или тому, кто одним дуновением ветра был бы перенесен к нецивилизованным народам и должен был бы научить их изготовлять все то полезное и удобное, что в изобилии поставляет нам большой города полный

 

==488

искусных работников и всевозможных умельцев; или же надо вообразить, что какое-нибудь искусство утрачено и его приходится создавать заново, и тут все наши библиотеки окажутся бесполезными, ибо, хотя я отнюдь не отрицаю, что со своей стороны книги содержат тоже немало прекрасных вещей, о которых подчас не имеют представления профессионалы-практики и которые могли бы принести им пользу, однако очевидно, что наиболее важные наблюдения и практические навыки в любом роде ремесла и любой профессии все еще не записаны. Это то, что добывается опытом, когда, переходя от теории к практике, хотят выполнить какое-нибудь дело. Нельзя сказать, чтобы эту практику невозможно было в свою очередь записать в книгах: ведь практика по сути дела это та же теория, только более сложная и более специальная, нежели обычная теория. Однако практические работники большей частью не только не склонны передавать свои знания кому-либо другому, кроме своих подмастерий, но и вообще не умеют толково изъясняться на бумаге, а наши писатели обходят молчанием эти частности, которые хотя и важны» но почитаются ими за мелочи; разобраться в них они не желают, не говоря уже о том, чтобы дать себе труд описать их.

Однако в мои намерения сейчас не входит подробно излагать все, что нужно для составления всеобщего перечня всех знаний, которые уже накоплены людьми. Каково бы ни было значение этого проекта для нашего благополучия, требуется соучастие слишком многих лиц, для того чтобы можно было надеяться осуществить его в ближайшее время без какого-либо приказа свыше. Вдобавок он требует прежде всего исторических наблюдений и истин, иначе говоря, фактов священной, гражданской и естественной истории, ведь именно факты в наибольшей степени нуждаются в собирании, обосновании авторитетными лицами и описи, и наилучший из имеющихся методов состоит в том, чтобы делать как можно больше сравнений и составлять как можно более точные, снабженные всеми подробностями и по возможности разнообразные указатели. Но я считал бы своей задачей говорить здесь в основном не столько об этом методе добросовестной регистрации фактов, сколько о методе разумного использования всех фактов, добытых как чувствами и разумением других людей, так и светом нашего собственного разума, с тем чтобы отыскать или установить важ-

 

==489

ные истины, кои покамест не познаны, не удостоверены или хотя бы не использованы надлежащим образом, дабы просветить разум. Ибо истины, которые требуется установить, бывают двоякого рода: одни известны, но смутно и несовершенно, другие же вовсе неизвестны. Для первых нужно употребить метод определения достоверности, иначе — искусство доказательства, вторые не нуждаются в искусстве открытия. Правда, оба этих искусства не столь резко отличаются друг от друга, как принято думать, и это станет ясно из последующего. Так вот, ясно, что люди в своих рассуждениях часто пользуются положениями, которые не вполне убедительны, и вдобавок каждый день приходится видеть, как они с жаром спорят по некоторым философским вопросам, имеющим значение для религии, этики и естествознания, не заботясь об истинных способах разрешить спор. А главное, мы видим, что искусство открытия мало известно за пределами математических наук, так как топики обыкновенно служат лишь памятными указателями для того, чтобы походя упорядочивать наши мысли, и обычно содержат лишь каталог неясных терминов и максим, кажущихся общепринятыми. Я не отрицаю, что они находят широкое применение в риторике и для изложения разных вопросов общедоступным языком, но, когда необходимо добиться достоверности и отыскать истины, скрытые в теории, а значит, и отыскать новые выгоды для практики, требуются совсем другие приемы. Длительный опыт размышлений на всевозможные темы, увенчавшийся немаловажным успехом в изобретениях и открытиях, убедил меня в том, что в искусстве мыслить, как и во всех других искусствах, есть свои секреты. И в этом состоит предмет всеобщей науки, которую я намерен изложить.

 

К оглавлению

==490

ПИСЬМО К ГЕРЦОГУ ГАННОВЕРСКОМУ

Имея честь убедиться в личной беседе, сколь велика любовь Вашего Высочества к истине и просвещению, я осмеливаюсь изложить здесь некоторые из моих проектов, коими намерен я заняться, если Бог позволит мне Завершить историю царствующего дома.

Могу сказать не хвастаясь, что я один из тех, кто более всего углубил в наше время математику. Я открыл совершенно новые пути и методы, благодаря которым эта наука вышла за пределы, некогда предначертанные ей, Отдельные примеры, представленные мною, были с одобрением встречены во Франции и в Англии, и для меня не составило бы труда предложить много других; однако частные открытия я не считаю для себя главным, моя быстрая цель — усовершенствовать искусство открытия в целом. Я стремлюсь найти не столько решения отдельных проблем, сколько методы самих решений, ибо один метод заключает в себе бесконечное множество решений.

Но я не ограничиваюсь математикой, так как истины, его преподносимые, не должны целиком поглощать наш ум, как бы ни была велика их польза в человеческой жизни, я полагаю, что лучшее применение, которое можно найти математике, состоит в том, чтобы поучиться у нее искусству строгости рассуждений.

И так как мне посчастливилось существенно усовершенствовать искусство открытия, или математический анализ, то я двинулся и по вовсе непроторенным путям, имея целью свести все человеческие рассуждения к некоторому виду исчисления, которое служило бы для установления истины, насколько это возможно сделать ех datis¹, т. е. по тому, что дано или известно; если же имеющиеся сведения недостаточны для решения поставленного вопроса, этот метод, как в математике, мог бы дать приближенный ответ, насколько это допускают исходные данные, и помог бы точно определить, что является наиболее вероятным.

Этот род всеобщего исчисления одновременно представлял бы собою некую универсальную письменность, прее-

 

==491

мущество которой перед письмом китайцев состояло бы в том, что ее понимал бы человек, говорящий на любом языке. Мало того, она бесконечно превосходила бы китайское письмо тем, что для ее изучения довольно было бы нескольких недель, потому что ее знаки сочетались бы в зависимости от порядка и связи вещей, китайцы же пользуются огромным количеством знаков для обозначения разнообразных вещей, и нужно потратить целую жизнь на то, чтобы овладеть их письмом в достаточной мере.

Эта письменность или язык (если знаки будут произноситься) сможет быстро распространиться по всему свету, ибо научиться такому языку можно будет за немногие недели, после чего он мог бы стать средством общения повсеместно. А это имело бы огромное значение для распространения религии и образования среди отдаленных народов.

Однако это составляло бы лишь самое малое из преимуществ этой письменности, ибо она должна стать чем-то вроде всеобщей алгебры и дать возможность рассуждать посредством вычислений; таким образом, вместо того чтобы спорить, можно будет сказать: подсчитаем. И тогда станет ясно, что ошибки в рассуждениях суть не что иное, как ошибки, связанные с вычислениями, и их можно будет обнаружить путем проверки, как в арифметике.

Люди обрели бы в ней арбитра поистине непогрешимого. Ибо они всегда смогли бы узнать, возможно ли решить вопрос на основе уже имеющихся у них знаний, и, если получить вполне удовлетворительное решение нельзя, они всегда могли бы определить, что является наиболее правдоподобным. Так же, как в арифметике, где мы всегда в состоянии решить, возможно или невозможно в точности угадать число, которое кто-нибудь задумал, на основании того, что нам о нем говорят, и нередко мы можем сказать: этим числом должно быть одно из двух таких-то чисел или из трех и т. п., предсказывая точные пределы, внутри которых должна находиться искомая истина. На худой конец важно знать, что то, что от нас требуют, не может быть отыскано средствами, которые у нас есть.

Но для того чтобы создать эту письменность, или, иначе, характеристику, заключающую в себе столь удивительное исчисление, нужно искать точные определения понятий. Слова, которыми мы пользуемся, достаточно

 

==492

неясны и нередко сообщают лишь смутные понятия, потому их придется заменить другими знаками, имеющими точный и определенный смысл; определения же представляют собой не что иное, как отчетливое выражение идеи данной вещи.

А так как я тщательно проштудировал не только историю и математику, но и естественное богословие, юриспруденцию и философию, я успел значительно продвинуться в осуществлении моего замысла и создал довольно много определений ². Например, определение справедливости звучит у меня так: справедливость - это милосердие мужa, или милосердие, согласующееся с мудростью. Милосердие есть не что иное, как всесторонняя благожелательность, мудрость - это наука о высшем счастье, счастье - состояние длительной радости, радость - чувство совершенства, а совершенство - это степень действительно дать подобные определения для всех человеческих страстей, добродетелей, пороков и деянии, коль скоро в этом возникнет нужда, и таким образом можно будет говорить и рассуждать с необходимой точностью. А так как новые обозначения будут всегда включать определения вещей, то отсюда следует, что они дадут нам средство рассуждать путем вычислений, как я уже сказал.

Однако, чтобы завершить столь важное предприятие, которое обещает дать в руки человечеству инструмент способный усовершенствовать очи духа в такой же мере, в какой очки совершенствуют телесные очи, понадобятся долгие размышления и некоторое содействие извне...

 

==493

00.php - glava37

ОБ УНИВЕРСАЛЬНОЙ НАУКЕ, ИЛИ ФИЛОСОФСКОМ ИСЧИСЛЕНИИ

Все, что мы достоверно знаем, состоит или в доказательствах, или в опытах. И в том в в другом правит разум. Ведь самое искусство постановки эксперимента и пользования опытами покоится на точных основаниях, разумеется в той мере, в какой оно не зависит от случая, или фортуны.

Даже имея уже поставленные опыты, которые, бесспорно, и при благоприятной фортуне требуют затрат, оборудования и времени, говорить об усовершенствовании паук можно, лишь поскольку они обосновываются разумом.

Прогресс искусства рационального изобретательства (Ars inventoriae rationalis) в большой мере зависит от совершенствования искусства характеристики. Причина, почему люди обычно доискиваются доказательств не иначе как только с помощью чисел, линий и вещей, которые ими репрезентируются, состоит лишь в том, что помимо чисел нет в обращении подходящих характеров, соответствующих понятиям. В этом же состоит причина того, почему геометрия до сих пор не трактуется аналитически, если она до некоторой степени не сводится к числам посредством изобразительного анализа (analysis speciosa), при котором обобщенные числа (numeri generales) обозначаются буквами ¹. Но имеется и другой, более тонкий анализ геометрии — посредством собственных характеров ⁸, с помощью которого многое представляется более изящно и более компактно, чем с помощью алгебры, и примеры которого мне известны.

А свидетельством тому, что бывают такие доказательства и вне области величин, могут служить хотя бы фигуры (Югшае) логиков. Да и юристы обнаруживают в Дигестах^s нечто истинно доказанное, примеры чего я дал в диссертации об условиях (dissertatio de Conditionibus). А Иоанн Суисет*, прозванный Калькулятором, и другие после него даже у метафизиков находили доказательства относительно степеней и интенсивностей форм; платониками же и аристотеликами говорится нечто такое, чему легко можно придать форму доказательства. Если бы су-

 

==494

ществовал какой-то точный язык (называемый некоторыми Адамовым языком) или хотя бы истинно философский род писания, при котором понятия сводились к некоему алфавиту человеческих мыслей, тогда все, что выводится разумом из данных, могло бы открываться посредством некоторого рода исчисления, наподобие того, как разрешают арифметические или геометрические задачи.

Этим истинным родом писания могла бы быть также и Каббала тайных слов, или Арифметика пифагорейских чисел, или Характеристика магов, т. е. мудрецов.

Мысль о всей важности этого дела я усвоил еще ребенком, и всякое встречавшееся мне определение тотчас же включал в книжку «О комбинаторном искусстве», изданную мною еще в юности ⁶.

Я могу с поистине геометрической достоверностью доказать, что несколько умных и единомыслящих людей могут, и даже легко, выполнить все это на начальном уровне в течение нескольких лет.

Вернейший и прекраснейший путь этого сокращенного и наиболее обобщенного анализа человеческих мыслей указало мне исследование способов анализа в математике, которой я предавался с таким рвением, что не знаю, многие ли сегодня найдутся, кто вложил бы в нее больше труда.

То, что в математике мною действительно было впервые достигнуто нечто сокровенное под аплодисменты величайших математиков, известно всем тем, кто больше других радуется такого рода стараниям.

Вместо Евклидовых аксиом и теорем о величине и пропорции я нашел другие, гораздо более важные и более общего применения: о совпадениях, соответствиях, подобиях, детерминантах, о причине и действии, или о гаоп.шции, об отношениях в универсуме, о содержащем и содержимом, о том, что происходит через себя и через акциденцию, о всеобщей природе субстанции, а также о совершенной спонтанейности, несотворимости и неуничтожимости субстанций, о связи вещей и согласованности субстанций между собой. Отсюда был пролит свет, и на тайну посредствующей связи между душой и телом, и на тот способ, которым действуют субстанции, и на содействие Бога, и на причину зла и свободу, примиренную с провидением и с достоверностью, т. е. детерминированной истинностью, случайных вещей, и на метаморфозы вместо метемпсихоза.

 

==495

В процессе доказательства я пользуюсь двумя принципами. Один из них — ложно то, что влечет противоречие. Другой — для всякой истины (которая не является непосредственной или тождественной) может быть представлено основание; т. е. понятие предиката всегда содержится в понятии своего субъекта или явно, или имплицитно, и это имеет место не меньше во внешних обозначениях, чем во внутренних, не меньше в истинах случайных, чем в необходимых.

Различие между истинами необходимыми и случайным поистине то же самое, что и между соизмеримыми и несоизмеримыми числами: ибо как в соизмеримых числах может происходить разложение до общей меры, так и в необходимых истинах имеет место доказательство, или- редукция к тождественным истинам. И как в иррациональных отношениях разложение идет в бесконечность, хоти и приближается так или иначе к общей мере, давая при этом некие ряды, хотя и бесконечные, — точно так же в силу того же самого процесса случайные истины требуют бесконечного анализа, который один только Бог способен доводить до конца. Поэтому-то только им одним эти истины познаются априорно и достоверно. Ведь если бы даже всегда могло быть представлено основание для каждого положения исходя из предыдущего, то и для этого предыдущего снова потребовалось бы основание, и при этом нельзя было бы прийти к последнему основанию в том ряде. Само это движение в бесконечность происходит в силу основания, которое каким-то своим способом могло изначально мыслиться вне ряда, в Боге, творце вещей, от которого зависит предыдущее, равно как и последующее, и в большей степени, чем одно из них зависит от другого. Любая истина анализа, которая не может быть воспринята и доказана из своих оснований, но получает для себя последнее основание и определенность из божественного разума, не является необходимой. И такими истинами являются все те, которые я называю истинами факта. Здесь-то и есть корень случайности, не знаю, объясненной ли кем-либо до сих пор.

Различие между понятием темным и ясным, смутным и отчетливым, адекватным и неадекватным, суппозитивным и интуитивным я уже разъяснил в одной из статей, помещенных в лейпцигских «Записках» ^в.

Но, возвращаясь к выражению мыслей через характеры, я полагаю, что никогда не кончатся споры и не

 

==496

установится мир в борьбе школ, пока от путаных рассуждений, неясных слов и неопределенных значений мы не перейдем к простым исчислениям и определенным характерам.

Отсюда,; разумеется, будет следовать то, что всякий паралогизм станет не чем иным, как ошибкой счета, а софизм, выраженный в этом новом способе писания, будет не чем иным, как солецизмом или варваризмом, легко опровергаемым исходя из самих законов этой философской грамматики. В результате, когда возникали бы споры, нужда в дискуссии между двумя философами была бы не большей, чем между двумя вычислителями. Ибо достаточно было бы им взять в руки перья, сесть за свои счетные доски и сказать друг другу (как бы дружески приглашая): давайте посчитаем!

Если же кто подумает, что я предпринимаю или надеюсь осуществить невозможное, тому следует знать, что с помощью указанного искусства может быть получено только то, что (с приложением соответствующих усилий) могло бы быть извлечено из данных беспредельно сильным умом, или же то, что из данных детерминируется, одним словом, так же, как в случае проблем геометрии. Ясно, что к искусству открытия пока не относится то, что является фактически истинным и зависит от фортуны или от случая.

И если, далее, после такого уточнения кто-то посчитает, что указанное искусство будет малополезным всюду, где речь идет о предположительном, как-то: в изысканиях гражданской или естественной истории, в искусстве исследования природных тел или мыслящих существ (personae intelligentes) и особенно в общественной жизни, в медицине, праве, в военном деле и в деле управления государством, — тому должно быть известно, что, насколько во всем этом имеет силу разум (а он имеет здесь очень большое значение), настолько и даже гораздо более имеет силу это искусство, которое есть не что иное, как самое возвышенное и самое экономичное употребление человеческого разума с помощью символов и знаков.

Итак, когда искомое неопределимо или невыразимо на основе данных, тогда благодаря этому анализу мы сможем гарантировать одно из двух: или что мы будем в бесконечности приближаться к искомому, или — если речь идет о предположениях — что мы по крайней мере определим с помощью демонстративного аргумента ту степень

 

==497

вероятности, которая может быть получена из данных, и узнаем, каким способом данные условия должны сводиться к основаниям и как бы к балансу, наподобие доходов и расходов, с тем чтобы нам выбрать то, что максимально согласно с разумом. В таком случае, если бы мы иногда и ошибались — как ошибаются даже те, кто в совершенстве изучил связанные с подсчетом шансов азартные игры, — однако действовали мы так, как предписывает разум, и по большей части достигали желаемого, как -хорошие игроки и кузнецы своего счастья, которых, как гласит пословица, шары и кости ищут сами. И мы будем судить как раз о том, что является не только более вероятным, но и более благоразумным, и насколько то, что мы ожидаем от него, должно стоить затрат и риска. Относительно всего этого от человеческого разума действительно нельзя требовать чего-то большего. Поэтому я выделяю из всей логики ту ее часть, которой до сих пор почти не касались: об оценке степеней вероятности и взвешивании проб, презумпций, предположений и указаний. Я могу также показать, каким образом во всеобщем исчислении не в меньшей степени, нежели в исчислении чисел, могут изобретаться способы исследования, или указания истины, соответствующие девятеричному отбрасыванию и другим подобным ему способам, точно так же как это отбрасывание было перенесено мною из области общих чисел в алгебру.

Но при этом всегда будет сохраняться различие в талантах даже после открытия и обнародования этого анализа, ибо одни рассуждают быстрее других и меньше нуждаются в предварительной подготовке. Так, например, хотя и открыта арифметика и доведена до такого совершенства, что для общего пользования ничего лучшего и не требуется, тем не менее некоторые, почти не пользуясь пером или счетами, одной только силой ума с необыкновенной быстротой совершают сложнейшие операции. И в этом всегда будет главенствовать опыт; и люди, поднаторевшие в опыте, даже тогда, когда указанное искусство станет общедоступным, будут иметь преимущество перед другими, равными им по таланту и знанию, но менее опытными. Ибо как тот, кто часто считал каким-то определенным образом (например, во флоринах и солидах), держа в памяти результаты многократных испытаний, гораздо быстрее завершит такие подсчеты, чем те, которые привыкли считать в других монетах, так в те,

 

==498

которые в каком-либо отношении многое испытали, могут упреждать памятью событий необходимость рассуждения, пользуясь при этом даже преимуществом импровизации. Между тем остается верным, что, если бы это всеобщее истинное аналитическое искусство когда-нибудь достигло совершенства и было введено в обращение, люди, его усвоившие и ему обученные, настолько же превосходили бы других, во всем остальном равных себе, насколько сведущий превосходит несведущего, ученый — невежду, превосходный геометр — школяра (tiro), блестящий алгебраист — обыкновенного счетовода; ибо таким путем при должном применении силы разума наконец может быть получено определенным методом всё из всего в той мере, в какой оно могло быть получено из данных разумом даже величайшего, и притом опытнейшего, гения, с различием лишь в быстроте; значение гения состоит скорее в действенности, чем в характере мышления и открытия. Ведь в большинстве случаев, особенно когда речь идет о приумножении знаний, обдумывание дела требует времени. Ну а в действии люди часто сами себе вредят поспешностью, и, как обычно бывает, эта спешка вызывается первоначальной медлительностью, что даже вошло в пословицу: медлительные всегда спешат. А те, кто пребывает в бездействии, постоянно откладывая обдумывание до самого последнего момента, как бы желая принять решение в соответствии с задуманным делом, затем оказываются перед непредвиденной необходимостью размышлять.

И наконец, если изобретение телескопов и микроскопов принесло столько пользы познанию природы, можно легко представить, насколько полезнее должен быть этот новый органон, которым, насколько это в человеческой власти, будет вооружено само умственное зрение.

Конечно, было бы опрометчивым ожидать от первых попыток последнего совершенства этого искусства. Его совершенство будет возрастать вместе с самим человеческим опытом в зависимости от того, будут ли (руководствуясь самим этим искусством) постоянно извлекать все лучшие и более многочисленные данные. Правда, как говорят, у китайцев тот, кто знал несколько тысяч знаков, мог записывать лишь самое важное, остальные же, менее доступные знаки были достоянием или каких-либо особых знатоков, или старшего Учителя — так же и здесь по мере успехов и отдельных людей, и всего рода

 

==499

человеческого будет все более зримым плод столь же единого искусства.

Между тем будем стремиться к тому, чтобы, насколько это в наших силах, всегда быть способными продвигаться вперед определенным порядком, и — что до сих пор почти не делалось, — извлекая из данных все, что может быть из них получено, пользоваться и наслаждаться уже открытыми кладами и божественными дарами для здоровья и совершенствования духа, насколько нам это определено судьбой.

 

К оглавлению

==500

00.php - glava38