Диктанты по орфографии «Правописание о и ё после шипящих и Ц»
Вид материала | Документы |
СодержаниеШпехт Ольга, ИЭ-21 Кулырова Туяна, ЭЭ-57 |
- Темы: Рассказываю о происхождении термина «наречие» идругих наречий, 141.81kb.
- Темы: Орфография. Мягкий знак на конце слов после шипящих. Правописание глаголов. Правописание, 29.97kb.
- «Жизненный и творческий путь А. Чехова», 8.86kb.
- Анализ рыночных возможностей услуги, 15.34kb.
- Совершенствование производственной деятельности предприятия на логистической основе, 130.65kb.
- Содержание программы: I. Орфография. Употребление прописных букв. Правописание сложных, 75.46kb.
- Какова судьба русской орфографии в 21 веке?, 15.44kb.
- Лекция. Правописание не с разными частями речи, 59.35kb.
- Тема: Написание слов с буквосочетаниями жи-ши, ча-ща, чу-щу, 54.3kb.
- Календарно-тематическое планирование учебного материала (экстернатная форма обучения), 42.48kb.
Шпехт Ольга, ИЭ-21
Только совершенно незаинтересованному взгляду русская природа кажется бедной и нисколько не привлекательной. На самом же деле ее неброская красота вызывает какое-то неповторимое, долго не забывающееся чувство гордости и радости от встречи с этим подарком природы.
Знаете ли вы, например, как чудесно в лесу в весеннюю пору, когда лес пробуждается от сковывавшей его дремоты и повсюду разносится запах прелых листьев и оттаявшей земли? Именно весной вся земля становится голубой, как небо, белой, как платье невесты, розовой, как золотой солнечный луч, именно весной расцветают подснежники, фиалки, петунии, и именно весной особенно сладко поют птицы после зимнего безмолвия.
Выходишь засветло. На темно-сером небе догорают последние звезды. Едва ощутимое веяние нежаркого, мягкого и нежного ветерка слабо тревожит воздух, слышится неясный шёпот ночи. Дремлется. Но прелестная картина манит: и деревья, и кустарники, и чарующая тишина, нарушаемая пока ещё робкими трелями только что проснувшихся птиц. Время близится к омытому и усыпанному звездами рассвету.
Но вот по бирюзовому небосклону, бесконечно высокому и прозрачно-нежному, местами подернутому, словно белоснежным кружевом, маленькими перистыми облачками, поднимается золотистый шар солнца, жгучий и ослепительный. Сразу после рассвета брызнули первые лучи и миллионы бриллиантов засверкали везде: на кустах можжевельника, в зарослях тростника. Ведь только вчера закончился давно уже не нужный дождь, а ветки всё ещё обвешаны переливающимися на солнце каплями. Лес наполнен живительной свежестью и той невинной торжественностью первых мгновений утра, когда всё уже так светло и пока так безмолвно.
Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка. Я так высоко над миром! Бесспорно, чувство детское, но, удаляясь от условностей общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми. Тот, кому случалось, как мне, бродить по пустынному весеннему лесу и долго-долго всматриваться в каждое деревце, и жадно глотать воздух, - тот, несомненно, поймет мое желание передать, рассказать, нарисовать эти изумительные картины.
Ещё свежо, но уже чувствуется приближение жары. Голова кружится от избытка благоуханий. Я приостанавливаюсь у безлюдного озера, любуясь открывшимся пейзажем: блестящая поверхность озера позолочена первыми лучами солнца, а голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землей, отражается в кристально чистой воде. Люблю каждую травинку, поникшую от росы; каждое деревце над озером, трепещущее листьями; каждое легкое, как пух, и, словно пар, прозрачное облако, плывущее по нежно-голубому небу, где иногда, кроме солнца, можно заметить бесцветное пятнышко, похожее на осколок стекла. Это месяц, дневной, ненужный.
Вечереет. Кто не знает этого очарования весеннего леса, когда потухают последние отблески вечерней зари, когда так тихо, что, кажется, слышно биение самой земли.
Прислонившись спиной к дереву, вслушиваюсь в тишину, в которой каждый, даже самый невнятный и слабый звук вызывает теплый живой отклик в человеческом сердце. И если мне иногда хочется жить до ста лет, то только потому, что мало одной жизни, чтобы испытать до конца всё очарование и всю исцеляющую силу русской природы.
Диктант №71
(по мотивам диктантов Д.Э. Розенталя)
Неожиданно зной упал, бешено загорланил ветер. Небо нахмурилось. Вот-вот разразится гроза и польется освежающий дождь. Хорошо бы в эту пору укрыться от этого совсем неожиданного, нежеланного гостя. К чёрной туче, которой были заслонены восток и юг, мало-помалу начали присоединяться тучки поменьше. По верхнему краю самой большой тучи блеснула огненная нить молнии. Этот блеск был подобен блеску кованого серебра. Густой смешанный лес мгновенно озарился зловещим светом кроваво красного пламени. Сразу же обиженно прогрохотал гром. Дождь хлынул на нас бешеными, неукротимыми потоками. Яростно грохотал гром. Нас постоянно ослепляли молнии, не перестававшие вспыхивать серебряными отблесками. Лишь на какую-то долю секунды становились видны непроходимые заросли, почти затопленные водой, и огромные кусты, обвешанные маслянистыми каплями. Мы оказались совершенно не защищенными от дождя. Яростный ливень сначала приостановил, а затем и вовсе прекратил свою трескотню.
Небо начало медленно очищаться от туч. Расстроенные, разгромленные полчища туч уносились с места битвы. Изредка вспыхивали длинные молнии. Очертания деревьев, обрызганные дождем и взволнованные ветром, начали выступать из мрака. Лес стал светлеть. Как же мгновенно после дождя преображается всё вокруг!
Теперь мы продвигались через лес, окропленный мириадами капель. Двигаясь по путаной извилистой тропинке, мы вышли на малоезженую дорогу. Мы прошли мимо стройной лиственницы, вершина которой была расщеплена предыдущей грозой. На бугре, куда вела скользкая от дождя дорога, виднелся глиняный домишко, беленный негашёной известью, со штукатуреными стенами и крышей, крашенной яркой масляной краской. Под отворенным окном лежали аккуратно сложенные свежеструганые топорища. Стучимся в одну из притворенных ставен. На пороге появился лесник. Мы увидели, что наш хозяин – мужчина лет шестидесяти. Лицо у него красно, усы лихо закручены кверху, волосы стрижены в кружок, одет он был в неглаженую, стираную-перестираную рубаху, холстинные штаны и поношенные кожаные сапоги, стоптанные книзу. Приветливый старик с несвойственной ему торопливостью разжёг свежевыбеленную печурку, поставил на деревянный стол, покрытый стираной полотняной скатертью, топленое молоко, сушённые на солнце ягоды, предложил замерзшим путешественникам ненадеванный тулупчик.
За окном постепенно темнело. На усеянном звездами небе засияла посеребренная луна. На омытый грозой лес опустилась чудесная безветренная ночь.
Диктант №72
Кулырова Туяна, ЭЭ-57
Опоздав на троллейбус, я смирился с мыслью, что всё-таки придется идти пешком. С бидончиком и авоськой я шёл по Балканской, направляясь в молочную, и беззаботно думал о каких-то пустяках, когда произошло событие необыкновенное, даже сверхъестественное.
То есть началось-то оно вполне обыкновенно: грохоча и лязгая, промчался мимо воняющий самосвал и обдал меня шоколадной грязью из рытвины в асфальте. С обыкновенным и общепринятым проклятьем я остановился и принялся кое-как стряхивать с плаща и брюк холодную жижу, как вдруг позади меня забухали приближающиеся сапоги, и хриплый и задыхающийся голос просительно просипел: «Позвольте мне! Мне позвольте!» Я и ахнуть не успел, как здоровенный веснушчатый мужик в телогрейке, совершенно мне незнакомый, рухнул возле моих ног на колени прямо на заплеванный тротуар и принялся трясущимися красными лапищами осторожно, как драгоценнейшее произведение искусства, обтирать полу моего плаща, штанину и заляпанный ботинок. При этом он, словно в лихорадке, безостановочно бормотал: «Сейчас! Моментально! Секундочку ещё!»
Я в ужасе огляделся: никого вокруг не было, и лишь шагах в двадцати вонял на холостых оборотах давешний самосвал, припаркованный совершенно наперекосяк. Мне вдруг стало гадко и страшно, я шарахнулся в сторону, но верзила, не выпуская полу моего кожаного, недавно купленного плаща, побежал за мной, быстро перебирая длинными жилистыми ногами, и, заглядывая мне в лицо по-собачьи преданными глазами, отчаянно прохрипел: «Языком вылижу! Блестеть будет!»
А у меня даже и голоса уже не осталось – только какой-то свистящий шёпот. Желая без оглядки убраться подобру-поздорову, я рванулся изо всех сил, в конце концов освободился и быстрым шагом пошёл прочь, еле удерживаясь, чтобы не перейти на бег. До самого угла я боялся, что он меня догонит, и, поворачивая на проспект Труда, украдкой глянул через плечо: безумец так и стоял на коленях, он только предпринял неудавшуюся попытку присесть на пятки и медленно обтирал руки о ватник, понурив голову. У него был удручённый вид обречённого на казнь человека.
А я пошёл дальше. Всё вокруг было до боли знакомо: и неровный, испещренный трещинами асфальта с вечными лужами, и прошлогоднее пятно от пролитой масляной краски, похожее на рисунок кроманьонца, перед хозяйственным, только в прошлом году отремонтированным магазином, и мокрые и жалкие прутья чахлых садовых насаждений вдоль тротуара, странно сочетающиеся с огромным, вылинявшим от времени плакатом «Даешь озеленение всего города!» на бывшем доходном доме, и отгородившаяся от неба лоснящимися зонтиками очередь за самоклеящимися обоями.
Диктант №73