Диктанты по орфографии «Правописание о и ё после шипящих и Ц»

Вид материала

Содержание

Презентация жизни
Чудаки пришельцы
Прохорова Ольга, ЭЭ-63
Голишевская Юля
Комплексные диктанты на все пунктуационные правила

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Презентация жизни

Я медленно подхожу к большому, во весь рост, стеклянному окну. Вдыхаю пряный аромат чёрного кофе. Вновь приглядываюсь к людям, проходящим мимо. Они равнодушно прокладывают себе дорогу в лучшее будущее, не замечая, что оставляют позади себя не только серые дома, но и смысл. Смысл той самой жизни, ради которой они бегут всё быстрее. А ведь ни у кого из них всё-таки не хватает духу остановиться и подумать: «Зачем я так спешу и куда так боюсь опоздать?» В конце концов приходится признать, что цели, поставленные выше всего, не оправдывают ни потерь, не бешеной гонки, вследствие которой перестаёшь чувствовать истинный вкус к жизни. И только в одном месте я могу понять её подлинную красоту, только там могу её объяснить.

Это маленький деревянный домик, расположившийся среди зеленых лугов. Мне нечасто удается побывать здесь, хотя иногда кажется, что виной этому не время, а желание. Просто начинаешь привыкать видеть за своим окном торопящихся людей, просто привыкаешь спешить сама, а там, где простираются бескрайние просторы и разгуливает вольный ветер, развивая твои спутанные волосы, невольно останавливаешься. И тут же понимаешь, что стоял всё это время. Твои мысли проясняются, ты начинаешь чувствовать, что значит быть свободным и что значит быть счастливым, и ещё появляется странное, до сих пор неизведанное ощущение, которое даже трудно определить. Казалось, ты нашёл то, что искал, как вдруг снова оказываешься в круговороте всё тех же людей, тонов, словно утопая в повседневных заботах. Почти физически ощущаешь, как тебя будто бы уносит от пьянящей свободы, бескрайних просторов и от того, чему ещё нет названия.

Ты вновь как ни в чём не бывало оказываешься на быстрой и причудливой карусели бытия, которая стремительно проносится сквозь непрерывную галерею чужих образов, нежданных открытий и людей, борющихся друг с другом за привилегию быть первым в игре под знакомым названием «жизнь». Это весьма заманчивый аттракцион, потому что он дарит немало сказочных иллюзий, в которые мы, несмотря ни на что, неизбежно верим.

И тогда начинаешь понимать, что между тобой и домиком пролегает целое столетие.

А может быть, он – это сон?

Тогда где же грань между забытьем и пробуждением?

«Тире между подлежащим и сказуемым»

Диктант №56

До конца шестой главы романа «Евгений Онегин» образ главного героя не меняется. Онегин – умный, резкий на язык человек, озлобленный на всех и разочарованный во всём. Кажется, что он не способен уже ни на что: ни на любовь, ни на дружбу, ни на другие сильные чувства и переживания. Но происходящие дальше события производят сильнейшее действие на Онегина.

Первый удар по его эгоистическому отношению к
людям – убийство им на дуэли Ленского. Онегин не только недоволен сам собой, но и приходит в ужас от своего бессмысленного преступления. Убийство Ленского перевернуло всю жизнь Онегина, и образ убитого им друга не оставляет его. Он не в состоянии жить там, где всё: и дом, и люди, и окрестности – напоминает ему о страшном преступлении. Онегин уезжает, три года путешествует, однако мысль об убитом не покидает его.

Путешествуя, Онегин видит тяжёлую жизнь русского народа и, страдая сам, не может не почувствовать страданий других людей. Эти страдания угнетенного русского народа – второй удар по его душевной слепоте. (По В.Г. Белинскому)

Диктант № 57

Чудаки пришельцы

Пришельцы очень доверчивы, и они верят в любые фантазии. Может быть, это происходит потому, что они свалились с небес, где обитают только фантазии. Им ничего не стоит в обыкновенной палке увидеть саблю, винтовку, а то и боевого коня. В самой людной толпе они ведут себя, как на необитаемом острове. Пришельцы – вечные путешественники, они легко перемещаются во времени и пространстве, посещая самые отдаленные материки и века. Как им это удается – загадка для аборигенов Земли, для которых любое путешествие – страшные хлопоты. Если абориген собирается летом на дачу, он начинает собираться уже с весны. Он бегает по магазинам, волоча за собой, как шлейф, длинный список предметов, без которых он не сможет продержаться до осени. Он покупает матрацы и одеяла, проведя последние ночи на голых досках, пружинах, а то и просто на деревянном полу. Он обзванивает всех родственников и знакомых, давая им последние наставления, словно собирается в последний путь, а не на загородную дачу.

И только пришельцы смело отправляются в незнакомые времена и места, и проходят через костры инквизиции, и умирают в армии Спартака, но всё же остаются живыми и возвращаются, чтобы сесть на ракету и отправится в дальние небеса, откуда они пришли на землю.

Аборигены удивляются их энергии, аборигены знают закон сохранения энергии, поэтому они сохраняют свою энергию, а пришельцы расходуют, потому что слабо разбираются в этих законах. И под какие законы их можно подвести, если шапка-невидимка – их излюбленный головной убор? (По Ф. Кривину)

«Знаки препинания при однородных членах с обобщающим словом»

Диктант №58

Прохорова Ольга, ЭЭ-63

К двум часам дня в колонии всё готово: в саду вокруг фонтана накрыты парадные столы, над ними развешаны тонкие зеленые гирлянды, сплетенные из нежных березовых побегов, в кувшинах, симметрично расставленных на белоснежных скатертях, радуют глаз букеты полевых цветов.

Сегодня можно с радостью наблюдать, что колония разрослась и похорошела. Широкие, посыпанные песком и гравием дорожки в парке подчёркивают зеленое убранство трех террас, на которых каждое деревце, каждая группа кустов, каждая выровненная линия цветочных клумб придуманы в ночных раздумьях, политы трудовым потом «сводных» отрядов, окружены заботой и любовью коллектива. И десяток деревянных ступеней, и березовые перильца, и квадратный коверчик цветов, и узенькие витые дорожки, усыпанные песком, – всё это ещё раз доказывает, насколько умнее и выше природы человек, даже такой босоногий.

И к просторным дворам, на месте глубоких ран, оставленных ему в наследство, он, пасынок старого человечества, этот босоногий хозяин приложил везде руку художника. Двести кустов роз высадили здесь ребята ещё осенью, а сколько здесь астр, левкоев, гвоздик и ещё не названных цветов! Хорошо, уютно, красиво и разумно стало в колонии, и я, видя всё это, горжусь долей своего участия в украшении земли.

Но ни цветы, ни дорожки – ничто не заслонит от меня вот этих мальчиков в синих шортиках и белых рубашках. Вот они, горьковцы! Они стройны и собранны, у них отменное здоровье, не знающее, что такое медицина, и красивые одухотворенные лица. И у каждого есть свой путь, на котором они будут стремиться принести человечеству добро и покой.

Диктант №59

(по мотивам рассказа А.П. Чехова «Ионыч»)

Голишевская Юля

Старцев бывал в разных домах и встречал много людей, но ни с кем не сходился близко. Обыватели раздражали его всем: и своими разговорами, и взглядами на жизнь, и даже одним своим видом. Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном: о политике, науке или литературе, – он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти. Разговоры о необходимости каждодневного труда, которые задевали Старцева, упреки в равнодушии и бездеятельности, рассуждения о том, что человечество со временем будет обходиться без паспортов и без смертной казни, –всё это раздражало обывателей. Они глядели на него искоса и недоверчиво спрашивали: «Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?» Они не делали ничего, решительно ничего, и не интересовались ничем, и никак нельзя было придумать, о чём говорить с ними.

И Старцев стал избегать разговоров, он свел свое общение с ними к двум вещам, а именно: только закусывал и играл в винт. Когда он попадал в какой-нибудь дом на семейный праздник и его приглашали откушать, то он садился и молча ел, глядя в тарелку, и всё, что в это время говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но молчал, и за то, что он всегда сурово молчал и глядел в тарелку, его прозвали в городе «поляк надутый», хотя он никогда поляком не был.

Массовые гуляния, театр, концерты – все эти развлечения перестали его интересовать, от них он уклонялся, но зато в винт играл каждый вечер, часа по три, с наслаждением. Было у него ещё одно развлечение, в которое он втянулся незаметно: потихоньку по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой, и пересчитывать их. Когда собиралось несколько сотен, он отвозил деньги в Общество взаимного кредита и клал их на текущий счёт.

За все четыре года после отъезда Екатерины Ивановны он был у Туркиных только два раза: по приглашению Веры Иосифовны, которая всё ещё лечилась от мигрени, и по просьбе самой Котик, приезжавшей к родителям погостить.

Так что же Котик? Она за эти года похудела, побледнела, стала красивее и стройнее; но уже это была Екатерина Ивановна, а не Котик: в ней уже не было прежней свежести и выражения детской наивности. И во взгляде и в манерах было что-то новое, несмелое и виноватое, – точно здесь, в доме Туркиных, она уже не чувствовала себя дома.

И теперь она нравилась ему, даже очень нравилась, но чего-то уже недоставало в ней, или что-то было лишнее: ее бледность, может быть, слабая улыбка, голос, новое выражение лица, а немного погодя ему уже не нравилось платье, кресло, в котором она сидела, не нравилось что-то в прошлом, когда он едва не женился на ней. Он вспомнил обо всём: о своей любви, о мечтах и надеждах, которые волновали его четыре года назад, – и ему стало неловко.

Садясь в коляску и глядя на темный дом и сад, которые были ему так милы и дороги когда-то, он вспомнил всё сразу: и романы Веры Иосифовны, и шумную игру Котика, и остроумие Ивана Петровича, и трагическую позу Павы, и подумал, что если самые талантливые люди во всём городе так бездарны, то каков же должен быть город.

«Знаки препинания в бессоюзном сложном предложении»

Диктант №60

Впоследствии, вспоминая эту дорогу, Серпилин видел вереницы машин. На одном из тяжело гружённых чем-то грузовиков везли знакомые ящики с концентратами. С питанием на фронте последний месяц было неплохо, а с топливом – бедственно. Телеграфные столбы недалеко от дороги – самые верные тому свидетели. У столбов для незнающего человека странный вид: от подножия и на высоту поднятой человеческой руки все они кверху или книзу расширяются до нормальной толщины, а в середине обструганы до пределов возможного. На каждом оставлено ровно столько дерева, только чтоб не сломалось от ветра.

Дорога в батальон, куда направлялись Серпилин и Птицын, была небезопасна: постреливали. Вот и сейчас там, в трехстах метрах отсюда, куда они добирались, хлопнула мина, издалека доносился приглушённый гул артиллерийской канонады. Под аккомпанемент этих привычных звуков Серпилин думал о том, что Птицыну, этому далеко не молодому и многосемейному солдату, сам Бог велел быть адъютантом. Что касается храбрости, то Птицын был не храбрее и не трусливее других: человек как человек. Боязнь смерти выражалась у него только в одном: под огнем адъютант старался держаться впритирку к Серпилину, полагая в душе, что генерала не убьет. (По К. Симонову)

Диктант №61

Точно так же, в грязи и сырости, не раздеваясь и по неделям не снимая сапог, жил Телегин. Больше половины солдат было убито, пополнений они не получали, и все ждали только одного: когда их, полуживых от усталости, отведут в тыл.

Однако высшее командование стремилось до наступления зимы во что бы то ни стало вторгнуться через Карпаты в Венгрию. Человеческих запасов было много – людей не щадили. Казалось, этим длительным напряжением не прекращавшегося в течение трех месяцев боя будет сломлено сопротивление австрийских армий. Падут Краков и Вена – русские смогут выйти в незащищённый тыл Германии.

Следуя этому плану, русские войска безостановочно шли на запад, захватывая десятки тысяч пленных, огромные запасы продовольствия, снарядов и продовольствия. В прежних войнах лишь часть подобной добычи, лишь одно из этих непрерывных сражений, где ложились целые корпуса, решило бы участь кампании – в этой войне было что-то выше человеческого понимания: несмотря на то, что в первых же битвах погибли регулярные армии, ожесточение только росло. Казалось, враг разгромлен, изошёл кровью, скоро решительная победа. Но на месте погибших вырастали новые армии, и война продолжалась…

(По А. Толстому)

«Знаки препинания при прямой речи»

Диктант №62

Поликей не только с невиданной быстротой доставил Лермонтова в Петербург, но и разогнал его тяжёлые мысли. Лермонтову уже не казалось, что всё вокруг так плохо и что ему уже ничего не следует ждать от жизни, как он думал совсем недавно, выходя из генеральского кабинета.

Сейчас мысли Лермонтова были обращены к практическим вопросам: что сказать бабушке насчёт ареста, стоит ли сообщать о своем аресте Маше, которая находилась в Москве, каким должны быть его и Монго ответы суду, потому что вопрос о привлечении Монго к суду сомнений не вызывал. Вперемешку с этим он думал даже о том, куда именно его поместят и что лучше всего туда надеть. Его теперешний наряд: венгерка, простая фуражка, грубые рейтузы и сапоги – был бы, конечно, самым удобным. Но в нем нельзя было показаться в канцелярии дежурного генерала Главного штаба, где надлежало оформить арест: ревнители дисциплины завели бы новое дело.

Приехав домой, Лермонтов сразу же прошёл к себе и прежде всего решил переодеться опять в вицмундир, потому что на нем было меньше ненужного арестанту золотого шитья, если сравнивать количество позолоты с доломаном или ментиком. Уже забыв о своих неприятностях и мурлыча себе под нос веселую песенку, Лермонтов достал из шкафа сюртук и брюки и начал расстегивать венгерку.

«Опять к какой-то титулованной особе собрался?» –услышал он голос за спиной и невольно вздрогнул.

Обернувшись, он встретил укоризненный взгляд троюродного брата, Акима Шан-Гирея, который, по его соображению, должен был в эти часы находиться на службе в училище.

«Не понимаю, о чём вы, мальчик», - маскируя неудовольствие насмешкой, ответил Лермонтов.

«Не понимаю! – копируя его гримасу, повторил Аким. – Видно, мало тебе того, что произошло у Лавальши…»

Он шагнул к письменному столу и, взяв с подноса чью-то визитную карточку, пренебрежительно запустил ею в Лермонтова.

Лермонтов поймал карточку на лету и пробежал глазами: супруга прусского посла, принцесса Гогенлоэ-Кирхберг, покорно просила Михаила Юрьевича Лермонтова оказать ей честь и отобедать сегодня с нею и «двумя-тремя друзьями до гроба», составлявшими ее интимный кружок.

«Эх, темнота! А ещё при училище оставили! – уже весело сказал он. – Да знаешь ли ты, кто такая принцесса Гогенлоэ-Кирхберг?»

«Что тут знать! – неприязненно ответил Аким. – Какая-нибудь старая немка, с белыми букольками и размалеванными щеками».

«Вот это называется пальцем в небо! Во-первых, она моего возраста, во-вторых, она хороша собой, как Пушкина, в-третьих, она русская, москвичка, и ещё не так давно ее называли просто Катенькой. Впрочем, извини: насчёт возраста ты по-своему прав, ведь для тебя я и мои сверстники в самом деле старики», -окончательно развеселившись, произнес Лермонтов.

(По А. Титиову)

Комплексные диктанты на все пунктуационные правила