Диктанты по орфографии «Правописание о и ё после шипящих и Ц»

Вид материала

Документы

Содержание Романов Анатолий, ЭЭ-75 Шайдулин Дмитрий, ЭЭ-62

Подобный материал:

• Темы: Рассказываю о происхождении термина «наречие» идругих наречий, 141.81kb.
• Темы: Орфография. Мягкий знак на конце слов после шипящих. Правописание глаголов. Правописание, 29.97kb.
• «Жизненный и творческий путь А. Чехова», 8.86kb.
• Анализ рыночных возможностей услуги, 15.34kb.
• Совершенствование производственной деятельности предприятия на логистической основе, 130.65kb.
• Содержание программы: I. Орфография. Употребление прописных букв. Правописание сложных, 75.46kb.
• Какова судьба русской орфографии в 21 веке?, 15.44kb.
• Лекция. Правописание не с разными частями речи, 59.35kb.
• Тема: Написание слов с буквосочетаниями жи-ши, ча-ща, чу-щу, 54.3kb.
• Календарно-тематическое планирование учебного материала (экстернатная форма обучения), 42.48kb.

Романов Анатолий, ЭЭ-75

Весенним ранним утром я вошёл в огромный каменный дом на опушке леса. Странная женщина, сидевшая в кожаном кресле за письменным столом и евшая мочёные яблоки, вела оживленную беседу со служанкой. Раздался несильный удар где-то в полумраке комнаты – серебряные часы пробили половину девятого. Уверенной поступью, минуя пару старинных вещей, я подошёл к ней. Она была великолепна, её стройную фигуру поглотило огромное кожаное кресло, словно она была лучом света в царстве тьмы. Её манеры были изысканны, движения плавны, и она пригласила меня на завтрак голосом, внушающим доверие. Лакированный стол резной работы, занимавший, по моему мнению, полкомнаты, был накрыт тканой скатертью. На золочёном блюде лежала поджаренная колбаса, там же находилось превосходное мясо, манившее меня своим запахом и видом. Стол ломился от изобилия, и я не мог припомнить, когда я в последний раз видел такое разнообразие блюд. Служанка подала печёный картофель к рыбе – трапеза затягивалась.

Затем я был приглашён на утреннюю прогулку по великолепному дворику позади дома. Первое, что мы увидели после роскошных кустов роз, выращенных садовником-профессионалом, было огромное непаханое поле, на которое падали длинные тени от деревьев. Во время прогулки вдоль прудика, затянутого ряской, я поведал чопорной хозяйке о цели моего визита. У меня был искренний порыв достигнуть с ней договоренности в интересующем меня вопросе, но она дала мне недвусмысленный ответ, посчитав меня несмышленым малышом в этой области. И действительно, лошадь, интересовавшая меня, была не более чем желанием моего клиента, увидевшего этого жеребца на скачках. Хозяйка отложила наш разговор на вечер и, взяв меня под руку, предложила осмотреть её владения.

Поздним вечером туманная мгла опустилась на поля, окутала деревья в чащобе, лунный свет озарил весь дом.

Мисс Вайт устроила торжественное заседание, на которое были приглашены самые близкие друзья и коллеги. Нежданное известие, сообщенное её поверенным в дела, потрясло всех. Новость заключалось в том, что её жеребцы были инфицированы какой-то заразой и вакцина стоила немалых денег. Следовательно, запланированные скачки срывались, а владелица теряла большие деньги. Её путаные речи насторожили всех. Однако она тут же собралась и приняла решение: так как её конюшня насчитывала около сотни великолепных скакунов и позиции в мировом рейтинге столь высоки, она заложит семейную реликвию. Это был мужественный поступок. Она сказала, что завтра подлинник Ренуара, который достался ей в приданое от бабушки и представлял истинную ценность, отправится в ломбард. Через час раздался телефонный звонок – её поверенный приготовил все бумаги для залога. Уверенным голосом он сказал, что картина готова к транспортировке и лишь не хватает подписи владелицы.

Но на следующий день судьба смилостивилась к жеманной красавице, проведшей бессонную ночь в гостиной. Её лошади были практически здоровы благодаря привезенной неизвестно откуда вакцине, и уже завтра можно было приступать к тренировкам.


Диктант №82

Шайдулин Дмитрий, ЭЭ-62

Огненно-голубое небо нещадно горело над головой. Под его жгучим куполом расстилалась безжизненная пустыня – безлюдный, необозримый край золочёных песков и прокаленных солнцем сухих гор, похожих на обнажённые черепа давно умерших великанов. Между гор лежала равнина, белая и необыкновенно гладкая, словно лакированная поверхность глиняного кувшина.

По этой местности в юго-восточном направлении, будто незаметное насекомое по раскаленной сковороде, плелась гладкостриженая лошадь, изредка бросавшая укоризненные взгляды на всадника, одетого в толстую поношенную куртку из дубленой кожи и в сожжённые постоянным солнцепеком диковинные сапоги на примитивных кованых подошвах, подвязанных бечёвкой. Бесформенное одеяние позволяло только рассмотреть, что человек был рослым и широкоплечим, обладал недюжинной силой. Рваный капюшон не показывал ни обветренного лица, ни тела – лишь синие юные глаза блестели в узкой щели, обшаривая пустынную территорию внимательным, ничего не упускающим взглядом умудренного жизненным опытом охотника.

Неожиданно повернувшись, всадник оглядел пустыню у себя за спиной с опасливой осторожностью загнанного в безвыходное положение отъявленного мошенника. Когда он поворачивался, преданная вороная кобыла сбилась с шага, и всадник недовольно цыкнул. Из складок поношенной одежды появилась широкая, бронзовая от загара рука, лишённая безымянного пальца, и ободряюще прикоснулась к взмыленной шее замученного животного: «Ты моя писаная красавица. Всё хорошо, ты только знай себе шагай во что бы то ни стало. Хоть я и конченый человек, однако у меня нет никакой охоты плестись по этим жареным пескам».

Между тем солнце взимало свою подать с путника, которую тот отдавал своим потом и медленно иссякающей жизненной силой. В течение некоторого времени, мерно покачиваясь в седле, всадник щурил глаза, наблюдая за тем, как постепенно менялась местность вокруг: спекшаяся, точно какой-то кирпич, земля уступала место пестрому лоскутному одеялу россыпей потрескавшегося камня. Местами трещины были такими глубокими, что в них вполне могла бы застрять лошадь. В других местах к небу вздымались причудливые башни кристаллической соли, похожие на обломанные клыки священных чудовищ. Впереди волнами еле-еле перекатывался знойный воздух. Эти колебания не только завораживали, но и из-за них не было никакой возможности въявь рассмотреть, что делалось позади.

Вследствие усталости окаянная кобыла заартачилась, сделала последний скачок и остановилась-таки, не желая даже шагом нести своего седока неведомо куда. Всадник не стал заставлять тяжело дышащие животное: не смотря вниз, спрыгнул он с седла и повел лошадь, осторожно переступая глубокие трещины, заваленные грязноватыми кристалликами соли, дальше. Однако приблизительно через несколько шагов всадник изумленно заморгал: перед ним было не что иное, как круглый пруд в глинистых берегах. Подойдя на цыпочках по нехоженой тропе вплотную к водоему, словно ртуть переливавшемуся в солнечных лучах, человек опустился на прибрежный валун и зачерпнул рукой воду. Вода была теплой, и тяжёлые капли усеяли его кожу, точно стеклянные бусы. Привередливая кобыла, отчаянно борющаяся с жаждой, придирчиво понюхала воду. Всадник поднес ладонь к лицу и, оттянув капюшон, попробовал жидкость кончиком языка. Побагровев от отвращения, он тотчас яростно сплюнул: как и следовало ожидать, вода оказалась отнюдь не вкусной, вроде скорпионьего яда. Как ни в чём не бывало поднялся он с колен, повел лошадь дальше, ещё некоторое время отплевываясь, однако во рту стояла такая горечь, что человеку стало невтерпеж: поневоле пришлось снять с седла полупустой краденый бурдюк и с деланным наслаждением отпить экономный глоток желанной влаги.


Диктант №83

Стелется бескрайняя равнина и, простираясь до самого горизонта, лежит свободно, просторно, открытая настежь всем ветрам. Издавна она славилась сенокосными лугами, пастбищами да вольным житьем овечьих стад. Весной тут наливались соком такие некошеные травы, полыхало такое разноцветие, что когда проходила косилка, то следом за ней расстилалась будто не трава, а ковер из цветов. Всё это великолепие лишь изредка нарушали непрошеные гости: оводы да комары. Давно не стало в этих местах ни трав, ни цветов: вдоль и поперек погуляли плуги, и теперь стояла, покачивая золочёными колосьями, пшеница. Только кое-где на пригорке ранним июньским утром поднимался, как необыкновенное чудо, полевой мак, темно-красный, похожий на затерявшийся в пшеничном царстве одинокий огонек, или на древнем кургане подставляла в ветреную погоду свои развевающиеся кудри ярко зеленеющая ковыль-трава. Цепко держалась также полынь, не умирала, сизым дымком причудливо курилась то близ дороги, то на выгоне, примыкавшем к хутору.

У моей смышленой бабушки с полынью связана древняя дружба. «Полынь – растение полезное», - говорила она. Земляной, мазанный глиной пол в своей хате бабушка устилала полынью, словно зеленым пахучим ковром. Идешь по такому ковру, а он зыблется, потрескивает под ногами и издает ни с чем не сравнимый аромат. Бабушке были известны и целебные свойства полыни. При каких только болезнях не применяла она ее, и одним из бабушкиных пациентов был не кто иной, как я сам.

Когда я учился в пятом классе, у меня заболело горло и бабушка перво-наперво приготовила отвар цветков полыни. Это была такая горечь, какой я никогда не пробовал, однако горло вскоре прошло. Прополощешь горло отваром, положишь на нос веточки с цветочками, хорошенько подышишь ими – и хвори как не бывало. А у бабушки на столе уже приготовлены купленные и не купленные в магазине разные яства. Я с аппетитом съедаю подстреленную отцом утку, печёную, обвалянную в золе картошку, полблина с маслеными варениками.

Впоследствии в течение многих лет, особенно в те минуты, когда вспоминаю о бабушке и о хуторе, я чувствую такой приятный для меня запах полыни, и он, этот запах, словно невидимым магнитом, каждую весну тянет туда, на приволье, где я вырос. (Из сборника Н.Г. Ткаченко)


Диктант №84

Приехав в деревню, я по-настоящему оценил преимущества того, что всегда был ранней пташкой. Проснулся я на рассвете от петушиного крика, не сумевшего, однако, разбудить ещё кого-нибудь. Мои домашние спят, словно каменные идолы, и только маленький братишка сонно бормочет что-то невразумительное и тяжело дышит. Я осторожно встал и, ополоснувшись у колонки ледяной бодрящей водичкой, побежал исследовать окрестности.

Было тихо, неслышный шаг моих босых ног не разрушал гармонии, и ни одна собака не залаяла на непрошеного гостя, пока я бежал по немощёной деревенской улице. Впрочем, не спал ещё один поклонник утреннего покоя: на деревянных мостках у запруженного ручья уже рыбачил неугомонный дядя Валера. Однако сейчас он сидел не шевелясь, и потому всюду царствовала тишина, не растревоженная ничем: ни козлиным блеянием, ни кудахтаньем кур, ни гусиным «тега-тега».

И всё-таки спали только люди: сначала я заметил ястребка, выглядывавшего неосторожных цыплят, которые поутру могут быть оставлены без присмотра, потом услышал мяуканье перепуганных котов и заметил мелькнувший вдали лисий хвост. Неслыханная наглость – воспользоваться слабостью рода человеческого, всегда любившего поспать! И тут я увидел, как незваную охотницу погнала соседская собачонка. Непривычному к такому щедрому кипению жизни, мне всё это казалось диковинным.

Асфальтированная дорога кончилась у околицы, и я замедлил шаг: кругом на много километров расстилались зеленые поля и луга, по которым петляли утоптанные тропинки с пряно пахнущей кашкой по обочинам. Дорожка раздваивалась, я выбрал ту, что повернула вправо, и начал спускаться вниз, к ярко сверкающему ручью. Туманное и безветренное утро, стелющийся туман, близость к земле и одиночество пробудили во мне утерянные предыдущими поколениями инстинкты и заставили идти крадучись и озираясь, и не напрасно: на мокром песчаном берегу ясно отпечатался кабаний след. «Ох, недаром тут неподалеку охотничье хозяйство», – подумал я и решил от греха подальше убраться восвояси и не бродить вдоль таинственного ручья.

Выбравшись наверх, я обнаружил, что солнце постепенно начинало разгонять туман и согревать землю, однако тропинка, попетляв немного среди жёлтых, недавно кошенных ржаных полей, перескочила по бревенчатому настилу на другую сторону речонки и направилась по равнине к лесной чащобе. Лес был смешанный. Лиственные породы перемешивались то с соснами, то с елями, и, уже проголодавшемуся и порядком уставшему, путешественнику захотелось прилечь на какой-нибудь полянке и отыскать несколько ягод.

Земляника, увы, уже сошла – голод утолить не удалось, но всё же в травяных зарослях в течение нескольких минут я нашёл несколько запоздалых некрупных, но сладких ягод. Когда же я встал, то увидел, что на обочине дорожки сидит несмышленый зверек и с любопытством меня рассматривает. Это был не кто иной, как зайчонок. Он меня не испугался, но решил-таки удалиться и как ни в чём не бывало поскакал по своим делам. Я же двинулся в глубь леса, а метров через полста наткнулся на такой малинник, что надолго забыл обо всём: об опасностях, о невиданных красотах, о волшебных звуках леса, – а опомнился только тогда, когда огненные лучи разогрели поляну.

Пора было возвращаться, и я с сожалением расстался с гостеприимным лесом. Пришёл я вовремя: мои родственники уже проснулись, а мама приготовила завтрак. Было пол-одиннадцатого.

(По С. Ефграфовой)