Диктанты по орфографии «Правописание о и ё после шипящих и Ц»

Вид материала

Документы

Содержание Морозов Александр, ЭЭ-60 Косьяненко Алексей ЭЭ-74 Орлова Наташа, ЭЭ–59

Подобный материал:

• Темы: Рассказываю о происхождении термина «наречие» идругих наречий, 141.81kb.
• Темы: Орфография. Мягкий знак на конце слов после шипящих. Правописание глаголов. Правописание, 29.97kb.
• «Жизненный и творческий путь А. Чехова», 8.86kb.
• Анализ рыночных возможностей услуги, 15.34kb.
• Совершенствование производственной деятельности предприятия на логистической основе, 130.65kb.
• Содержание программы: I. Орфография. Употребление прописных букв. Правописание сложных, 75.46kb.
• Какова судьба русской орфографии в 21 веке?, 15.44kb.
• Лекция. Правописание не с разными частями речи, 59.35kb.
• Тема: Написание слов с буквосочетаниями жи-ши, ча-ща, чу-щу, 54.3kb.
• Календарно-тематическое планирование учебного материала (экстернатная форма обучения), 42.48kb.

Морозов Александр, ЭЭ-60

В течение всей зимы природа средней полосы России пребывает в спящем состоянии. Это удивительная пора, поражающая своей красотой, которую ты можешь увидеть, выехав за город на дачу, надев широкие охотничьи лыжи, покрытые мехом оленя, и отправившись в зимний лес. Тишина, изредка нарушаемая стуком дятла, неподвижные ветви деревьев, загораживающие солнечный свет, – всё создает впечатление, что время, казалось бы столь стремительное и могущественное, замедлило свой бег в этой невиданной красоты спящем царстве.

Приехав домой на каникулы, я решил совершить зимнюю прогулку на природу. Выйдя на лыжах из моего небольшого, но уютного загородного домика, я отправляюсь в эту необыкновенную страну. Осторожно передвигая лыжи, я двинулся в глубь леса, стараясь не провалиться в глубокие сугробы, ещё не затвердевшие.

Неожиданно для себя я вышел на маленькую, но светлую поляну. Царивший до этого полумрак уступил место холодным лучам зимнего солнца, едва пробивающимся сквозь густые заснеженные кроны деревьев.

Видно, поляна уже принимала множество посетителей: невиданных зверей и птиц, оставивших после себя отчётливые следы на белом полотне. Слева от меня, у березы, замечаю следы зайца. Очевидно, зверек искал корм: береста у дерева была немного обглодана. Ни волки, ни лисы не являются для зайца таким страшным врагом, как голод.

Перейдя пока ещё не тронутую человеком поляну, я увидел, что сразу за ней разместился довольно-таки глубокий овраг. Медленно скользя вниз, я чуть не просмотрел маленькое лесное чудо: небольшой водопад, застывший в своем течении, словно замороженный в том виде, в каком его застал мороз. Этот пейзаж, исполненный в серебряных тонах, навевал какие-то сказочные ощущения: как будто неслыханный ледяной владыка, взмахнув своим посохом, вмиг обратил всё вокруг в снег и лед. Скованные струи водопада словно говорили о могуществе этого владыки, и даже не верилось, что весеннее солнце когда-нибудь сумеет растопить его чары.

Достав фотоаппарат, купленный моим отцом, я сфотографировал это лесное чудо.

Нежданно-негаданно стало холодать. Решив перед возвращением домой по проложенной лыжне пройти ещё с полкилометра, я, надев шерстяные варежки, вязанные мамой, стал подниматься по другой стороне оврага. Выбравшись, наверху я заметил куст калины, плоды которой выделялись на фоне белого снега, покрывавшего ветви, словно огоньки. Некоторые ягоды были склеваны птицами, а другие – не тронуты. Оторвав свой взор от этой причудливой картины, я увидел, что невдалеке стоит домик лесника, и, ввиду того, что я уже немного замерз, я решил заглянуть на огонек. Постучав в деревянную дверь, окованную жестью, я стал дожидаться, пока кто-нибудь выйдет. С небольшим шорохом, издаваемым не смазанными полностью петлями, дверь открылась, и передо мной показался хозяин. Это был старик лет шестидесяти. Он чуть-чуть удивился незваному гостю, но предложил войти. После знакомства мы стали вести беседу на разные темы: о городе Ростове, в котором, говорят, процветает ростовщичество, о привилегиях беженцев, о приданом, которое можно получить, женившись на дочери какого-нибудь фельдъегеря или юрисконсульта, о смышленом посажёном отце, который давным-давно на какой-то свадьбе выпил-таки зараз поллитровку крепленого вина, и о многом другом. За беседой мы не заметили, как поднялась вьюга, и старик предложил мне остаться на ночь. Приняв его приглашение и посидев за столом, сервированным различными яствами: мочёными яблоками, жаренной в масле и политой пряным соусом курицей, свиным окороком, солеными огурцами, вынутыми из деревянного бочонка со стеклянной крышкой, и многим другим, – я пошёл спать. Я улегся в гамак, подвешенный к потолку, и, укрывшись латаным-перелатыным овчинным полушубком, заснул как убитый. Наутро, проснувшись и попрощавшись с гостеприимным хозяином, я отправился домой.


Диктант №76

Косьяненко Алексей ЭЭ-74

Сезон рыбалки в Анадыре открывается в конце июня – начале августа. Все заблаговременно готовятся и очень радуются, когда наступают долгожданные дни. Грибные и клюквенные места в тундре полны богатым урожаем, а в заливе целые тучи нетревоженого лосося. Мы с отцом и его сослуживцами отправились к морю. Выезжали мы ночью на вездеходах. Даль была немного туманна, но вскоре белесая пелена рассеялась. В это время года на севере уже заканчивается сезон белых ночей. Добирались мы малоезжеными дорогами. Ярко-красное солнце освещало возвышенности, и снеговые шапки на горных пиках отсвечивали пурпуром. Через два часа мы остановились у речки, которая, несмотря на осень, именно сейчас решила выйти из берегов. Пришлось объезжать ее стороной, делая большой крюк. Совершив этот утомительный переезд, мы решили остановиться на отдых. Наспех перекусив прихваченными из дома продуктами, мы двинулись дальше. Дорога петляла вдоль ещё одной речки, которых в этих местах великое множество и берега которых обычно усеяны деревянными палками и остатками водяных растений. Над горой, носящей красивое название Диониссия, собрались облака, и я начал волноваться: облака над этой горой обещают ухудшение погоды. Так оно и случилось. До места рыбалки мы добрались только к шести часам вечера. Море уже взволновалось, поднялся ветер, и волны то и дело налетали на каменный мыс, невдалеке от которого мы припарковали свой вездеход. Обиженно пророкотал гром, и мы, лишённые возможности всласть порыбачить и отдохнуть на природе, начали подумывать о возвращении. Однако нам повезло: пока мы с помощью авиационного керосина, (–) непременного спутника наших поездок, (–) топили печку в машине, ветреная погода неожиданно сменилась штилем и море успокоилось. На ночь мы закинули в море сеть, а утром она уже трещала от большого количества здоровенных рыб. И уже через полчаса мы лакомились неслыханно вкусной икрой и ухой, сваренной в алюминиевом котелке. Наступил тихий, безветренный вечер. Медленно плывущие облака, видневшиеся на горизонте, нависали над серебряными сопками. Мы сидели у костра, дыша до боли в легких терпким запахом тундры и моря. Я любовался солнцем, отражённым в соленой воде. Через полтора часа мы начали собираться в обратный путь. Когда я помогал отцу упаковывать вещи, то нечаянно разбил бутылку и порезался об ее острые стеклянные края. Отец перевязал ранку куском чистой ткани, смоченной в спирте. А потом опять дорога…. Пришлось проезжать через затопленные места, но, несмотря на эти обыденные трудности наших поездок, мы добрались быстрее задуманного. Дома нас ждал великолепный ужин: мама напекла блинов с клюквенным вареньем и из глиняного кувшина налила нам топленого молока. Я чувствовал себя глубоко удовлетворенным и был полон впечатлений, так как обещанная отцом поездка получилась очень удачной.


Диктант №77

Орлова Наташа, ЭЭ–59

Горный Щит – довольно большое село, раскидавшее свои избушки по берегам мелкой речонки, которую летом куры переходят вброд. Вдалеке виднеется высокая каменная колокольня. С любовью выкрашенная церковь была новая, но построена в соответствии со старинными обычаями: в нижнем этаже расположилась теплая, зимняя церковь, а в верхнем – холодная, летняя.

В противоположном от церкви углу площади приютился низенький деревянный домик, глядевший на мир своими маленькими оконцами с выражением какого-то старческого добродушия. Это и был домик моего дедушки.

К воротам вела узенькая тропка, потому что в течение года на колесах подъезжали к нему, может быть, всего раз десять. Калитка была заперта, и нужно было постучать в окно кухни, выходящее на улицу, чтобы в нем появилось немного встревоженное лицо моей прабабушки, восьмидесятилетней старушки, которая недоверчиво оглядывала гостя и дергала за веревочку, чтобы открыть калитку.

Меня удивляло, что, когда ни приедешь к дедушке, всё находится в том же виде, как и десять лет тому назад, точно время здесь остановилось, как в заколдованном царстве. Ни одной новой вещи, а все старые и давно знакомые неизменно стоят на своих местах. То же самое и во дворе, и в погребе, и в сарае, и в бане. И сами хозяева были всегда дома, как и их вещи: прабабушка едва ли в течение последних трех лет выходила за ворота хотя бы раз.

Одним словом, время здесь катилось так же медленно, как вода в обмелевшей равнинной речонке.

Внутри домик состоял всего лишь из двух комнат: кухни и горницы. Мне больше всего нравились полати, устроенные по-деревенски, на которых я любил спать. Горница была втрое больше кухни и разделена расписанной петушиными боями ширмой из небеленого полотна на две половины. Обстановка была самая скромная: простоя деревянная мебель и несгораемый шкаф. На столе лежали разные деловые бумаги. Дедушка писал гусиными перьями и засыпал написанное мелким песочком. Крашеные полы были застелены домоткаными дорожками. Ламп не было – по вечерам мы сидели с сальными свечками, что не доставляло больших хлопот: ложились мы рано.

К сожалению, в дедушкином доме, кроме деловых и богослужебных книг, чтения не было. Впоследствии, правда, я разыскал в кладовке какие-то необыкновенные рукописи, переплетенные в тома и писанные по-латыни. Это были семинарские сочинения дедушки, который учился в ту пору, когда семинаристы не только писали, но и вели диспуты на этом давно забытом языке.

Я не мог понять, почему же теперь дедушку не интересует чтение. Мне становилось как-то невыразимо грустно при воспоминании о домашней библиотеке. Мне казалось, что я очутился в каком-то другом царстве, среди неизвестных людей, который меня не понимают и которых я тоже не понимаю.


Диктант №78

В конце октября, когда дни ещё по-осеннему ласковы, Балаклава начинает жить своеобразной жизнью. Уезжают обремененные чемоданами и баулами последние курортники, в течение долгого здешнего лета наслаждавшиеся солнцем и морем, и сразу становится просторно, свежо и по-домашнему деловито, точно после отъезда нашумевших непрошеных гостей.

Поперек набережной расстилаются рыбачьи сети, и на полированных булыжниках мостовой они кажутся нежными и тонкими, словно паутина. Рыбаки, эти труженики моря, как их называют, ползают по разостланным сетям, как будто серо-чёрные пауки, поправляющие разорванную воздушную пелену. Капитаны рыболовецких баркасов точат иступившиеся белужьи крючки, а у каменных колодцев, где беспрерывной серебряной струйкой лепечет вода, судачат, собираясь здесь в свободные минуты, темнолицые женщины – местные жительницы.

Опускаясь за море, садится солнце, и вскоре звездная ночь, сменяя короткую вечернюю зарю, обволакивает землю. Весь город погружается в глубокий сон, и наступает тот час, когда ниоткуда не доносится ни звука. Лишь изредка хлюпает вода о прибрежный камень, и этот одинокий звук ещё более подчеркивает ничем не нарушаемую тишину. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном чёрном объятии.

Нигде, по-моему, не услышишь такой совершенной, такой идеальной тишины, как в ночной Балаклаве. (По А. Куприну)


Диктант №79

Длинной блистающей полосой тянется с запада на восток Таймырское озеро. На севере возвышаются каменные глыбы, за ними маячат чёрные хребты. Весенние воды приносят с верховьев следы пребывания человека: рваные сети, поплавки, поломанные весла и другие немудреные принадлежности рыбачьего обихода.

У заболоченных берегов тундра оголилась, только кое-где белеют и блестят на солнце пятнышки снега. Ещё крепко держит ноги скованная льдом мерзлота, и лед в устьях рек и речонок долго будет стоять, а озеро очистится дней через десять. И тогда песчаный берег, залитый светом, перейдет в таинственное свечение сонной воды, а дальше – в торжественные силуэты и причудливые очертания противоположного берега.

В ясный ветреный день, вдыхая запахи пробужденной земли, мы бродим по проталинам тундры и наблюдаем массу прелюбопытных явлений: из-под ног то и дело выбегает, припадая к земле, куропатка. Сорвется и тут же, как подстреленный, упадет на землю крошечный куличок, который, стараясь увести незваного посетителя от гнезда, тоже начинает кувыркаться у самых ног. У основания каменной россыпи пробирается прожорливый песец, покрытый клочьями вылинявшей шерсти, и, поравнявшись с камнями, делает хорошо рассчитанный прыжок, придавливая лапами выскочившую мышь. А ещё дальше горностай, держа в зубах серебряную рыбу, скачками проносится к нагроможденным валунам.

У медленно тающих ледничков начнут оживать и цвести растения, первыми среди которых будут розы, потому что они развиваются и борются за жизнь ещё под прозрачной корочкой льда. В августе среди стелющейся на холмах полярной березы появятся первые грибы, ягоды – словом, все дары короткого северного лета. В поросшей жалкой растительностью тундре тоже есть свои прелестные ароматы. Когда наступит лето и ветер заколышет венчики цветов, жужжа, прилетит и сядет на цветок шмель – большой знаток чудесного нектара.

А сейчас небо опять нахмурилось и ветер бешено засвистел, возвещая нам о том, что пора возвращаться в дощатый домик полярной станции, где вкусно пахнет печёным хлебом и уютом человеческого жилья. Завтра начинаются разведывательные работы. (Из сборника Н.Г. Ткаченко)


Диктант №80

Лебедь по своей величине, силе и красоте, и величавой осанке давно и справедливо назван подлинным царем всего подводного птичьего мира. Белый, как снег, с блестящими небольшими глазами, длинношеий, он прекрасен, когда невозмутимо спокойно плывет по темно-синей зеркальной поверхности воды. Но все его движения преисполнены безыскусной прелести: начнет ли он пить и, зачерпнув носом воды, поднимет голову вверх и вытянет шею; начнет ли купаться, нырять, как заправский пловец, залихватски плескаясь своими могучими крыльями, далеко распространяя брызги воды; распустит ли крыло по воздуху, как будто длинный косой парус, и начнет беспрестанно носом перебирать в нем каждое перышко, проветривая и суша его на солнце, – всё непостижимо и величаво в нем.

Лебединых стай я не видывал в тех местах Оренбургской губерни, где я постоянно охотился и где мне не раз встречались косяки других птиц: лебеди бывают там только пролетом. Однако бывает и так: нескольким лебедям, пребывающим в холостом состоянии, понравится привольное место неподалеку от моей дощатой времянки, и они, если только не будут отпуганы, погостят в течение недели, а то и более. Откуда они прилетают и куда улетают – я не знаю. Однажды их гостевание продолжалось три месяца, а, может быть, было бы и более, пока не случилось пренеприятнейшее: местный старожил, не кто иной, как объездчик нашего участка, убил одного наповал для пуха, непревзойденные достоинства которого известны нам.

В большинстве старинных песен, особенно в южнорусских, лебедь преподносится как роскошная благородная птица, никогда не бросающая собратьев по стае в несчастье. Обессилевшие, обескровевшие, они будут отчаянно защищать других. Лебеди не склоняются даже перед непреодолимыми препятствиями.

Небезызвестна их недюжинная сила. Говорят, что, если собака бросится на детей лебедя или кто-то приблизится к нему, легкораненому, он ударом крыла может прибить до смерти. Так же, как и в песнях, незыблемо прекрасен этот образ и в сказках. Воистину легендарная птица! (Из сборника Н.Г. Ткаченко)


Диктант №81