Альманах издан при поддержке народного депутата Украины

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

К лету 1921 г. стремление рабочих взять заводы и фабрики в свои руки закончилось разочарованием. Революционные преобразования принесли ухудшение общего уровня жизни, ухудшение условий работы. Рабочим, которые были отчуждены от своего производства, не удалось почувствовать свою «гегемонию». Они остались там, где и жили до октябрьской революции - в холодных бараках Пересыпа и подвалах Молдаванки, а настоящим гегемоном стал привилегированный «новый коммунистический бюрократ», что презирал и эксплуатировал рабочего никак не меньше «старого буржуя». Недовольство рабочих часто провоцировалось грубостью администрации государственных предприятий, а отрицательное отношение к руководству заводов трансформировалось на всю государственную систему управления, на партийное руководство, а так же на «спецов».

В то же время республику захлестнула невиданная, галопирующая инфляция, что за считанные недели «съедала» все денежные сбережения. Если в начале сентября 1921 г. в Одессе на «черной» валютной бирже 1 английский фунт стоил 200 тыс. руб., то, через 4 месяца - уже 2 мил. 60 тыс. руб.; советская цена золотой царский червонец повысился от 400 тыс. руб. до 2 мил. 300 тыс. руб., 1 доллар США вырос с 50 тыс. руб. до 500 тыс. руб., 1 франк Франции - с 16 тыс. руб. до 90 тыс. руб. В 1921 – в начале 1922 г. на одесских рынках еще «ходили» бумажные деньги ликвидированных «белогвардейских» правительств, что говорило о полной неразберихе, хаосе в финансах, и об ожидаимом падении советской власти. Наиболее котировались «николаевские» царские рубли (1 тыс. «николаевских» руб. 300 тыс. советских в сентябре 1921 г. и 700 тыс. советских руб. в феврале 1922 г.). 1 тыс. «врангелевских», «деникинских» руб. или «петлюровских» гривен в сентябре 1921 г. приравнивались к 700 тыс. советских рублей. В Одессе, на «вольном» рынке в пик голода, в начале 1922 г., цены были таковы: фунт картофеля - 20 тыс. руб., фунт хлеба темного - 50 тыс. руб., фунт крупы гречневой - 50 тыс. руб., фунт мяса - 80 тыс. руб., фунт сливочного масла - 270 тыс. руб., фунт сахара - 130 тыс. руб., пуд дров - 100 тыс. руб., кусок мыла - 60 тыс. руб. В то время рабочие и служащие получали 2 - 3 миллиона руб. зарплаты (примерно 5 дол. США). Если не было бы продуктовых карточек, одесские рабочие бы вымерли с голода [5. 180 - 183].


Жуткие жилищное и бытовое условие рабочих, уменьшение пайка, ликвидация коммунальных льгот, сопровождались постоянным повышением норм выработки и снижением расценок работы (тарифов), ростом безработицы. Рабочие «образца 1921 года» получали менее 50% необходимых для полноценного труда калорий. Недоедание, питание суррогатами хлеба, вызывало голодные обмороки у рабочих многих одесских предприятий. «Увлечение критикой власти» отражено в жалобах, которые одесские рабочие направляли в профкомы и парткомы. Они жаловались на то, что руководство не применяет никаких мер для улучшения их положения: «В мастерских холодно, инструменты и станки покрыты инием. Трубы потрескались, отопление остановилось, в результате понизилось производство на 50 %» [6. 2]. Хаос производства сопровождался катастрофическим падением трудовой дисциплины и как отмечали чекисты «разложением широких рабочих масс», «недовольством среди рабочих» [7. 69].

В марте 1921 г. (во время Кронштадтского восстания в Петрограде) в Одессе отмечается: «враждебное отношение местных рабочих к коммунистической организации... выступления против ответственных работников... требование свободы торговли». Строки, проиллюстрированных ЧК, писем дают ценный материал относительно расположений духа одесситов - робочих: «ни воли одно крепостное право... коммунистов действительных нет, есть шкурники» [8. 32]. В письмах одесситов говорилось о том, что все идет к тому, что «рабочие начнут восстание в Одессе», что «рабочие сейчас сильно рассержены Советской властью, и даже на митингах не дают ни слова сказать коммунистам», «если бывают митинги то кричат, долой коммуну, дайте хлеб нашим детям, которые умирают с голода!», «проклятая коммуна, три года мы боремся за свободу, а скажи что ни будь, или попроси – сразу тебя в ЧК и расстреляют как саботажника. Рабочих расстреливают больше чем буржуев» [9. 4 - 13].

В первые месяцы 1921 г. большевицкое руководство опасалось вспышки забастовочного движения, усиления опозиционных настроений в среде рабочего класа - социальной опоры режима. Забастовки водников, железнодорожников, работников порта января – марта 1921 г. имели политическую окраску, рабочие выступали за «вольные советы», «вольные профсоюзы», за свободу слова, против террора ЧК… В начале 1921 г. на судоремонтном заводе РОПИТ в Одессе начались волнения, митинги, забастовка. К судноремонтникам присоединились железнодорожники, кожевенники и металлисты. Во время мартовских забастовок имели место поджог кожевенного завода, нападеня и избиения советских работников и большевиков. Массовые забастовки в феврале - марте 1921 г. подтолкнули власти в усилению репрессий – к арестам активистов - забастовщиков робітників, к разгону митингов с помощью войск и ЧК [10. 1 - 2].

В 1920 г. – в начале 1921 г. большевики, с помощью репрессивного аппарата и обещания государственных льгот рабочим, выйграли «битву за профсоюзы» у меньшевиков. Всем политическим партиям, конкурентам КП(б)У, запрещалось работать в профсоюзах. В Одессе в 1921 г. происходила тотальная «чистка» профсоюзных организаций от оппозиционных элементов, В начале 1921 г. в одесских профсоюзах еще могли быть дискуссии. Среди профсоюзов металлистов, железнодорожников, водников, горняков утвердились представители оппозиции в РКП (б): децисты и рабочая оппозиция. Сводки ЧК отмечали, что оппозиция имела большое влияние на одесских рабочих, выступая под лозунгом «свободных профсоюзов». Но к лету 1921 г. руководство Одесской губ. профсоюза было «перезбрано» на «стойких» сторонников лнии ЦК РКП(б) [11].

В 1921 г. проводились аресты меншовиков, которые активно участвовали в профсоюзном движении, были избраны в завкомы. Часть профсоюзных деятелей «перекрасилось» и, вместе со своими партиями партіями (Бунд, Поалей-Цион, боротьбисты), или «персонально», перешли в состав КП (б)У, или перейшли [12. 78 - 79]

К середине 1921 г. профсоюзы уже выполняли функции политического контроля, подавления рабочего движения и воспитания благонадежных «пролетариев». Профсоюзы оторвались от рабочего класса и шли против рабочего движения, а реальная экономическая борьба рабочего класса УССР велась не только без участия профсоюзов, но и воприки решениям профсоюзной верхушки. Профсоюза игнорировали рабочие требования и экономическая борьба рабочих велась вразрез с решениями профсоюзной “верхушки” [9. 1 - 2]. В профсоюзах утвердился формализм, поднимался принцип всеобщности выборов, не придерживались принцип проведения демократических выборов. Выборы, на профсоюзном и рабочем собрании, проходили за списками, предварительно составленными лидерами местных коммунистов и адміністраціїю. Когда список не утверждало общее собрание, решением коммунистов, заменяло собрание делегатов, а конференции завкомов заменяли конференциями делегатов только от благонадежных коллективов. Уже в 1921 г. рабочие пришли к выводу, что профсоюзы не защищают их, что они не нужны. Профсоюзные «назначенцы» воспринимались как «обманщики», «болтуны», а профсоюзные огранизации «за одно с властью и красным капиталом», «профсоюз, нас предал», «завкомы танцуют под дудку администрации». «Зачем нам завкомы и профсоюзы, если они не защищают и берут взносы» - говорили рабочие Одессы [13].

В Одесской губернии около половины правлений профсоюзов была избрана, не прямым голосованием, а делегатами, кандидатуры которых утверждались руководящими органами. Неугодных делегатов коммунисты смещали вне профсоюзных собраний. В 1921 г. существовал административное давление и принуждение к вступлению в профсоюзы, и все же ок. 20 % работующих одесситов отказывались вступать в профсоюзы. Так на собрании одесского отделения профсоюза работников связи «Нарзсвязь» из 896 присутствующих, 114 проголосовало проти вступления в профсоюз, аі 264 – воздержалось [14. 45, 54].

Часть рабочих проявляли свой протест бойкотируя все официальные собрания, митинги и выборы, на которые их зазывали коммунисты, игнорировали профсоюзныеорганизации. В то же время рабочие «не состоящие по каким-либо причинам членами профсоюзов» Положением ВУЦИК от 6 июля 1921 г. не имели права участия в выборах в Советы, то же относилось к кустарно – ремесленным рабочим [15. 732].

Переход к нэпу, в рабочей среде, был воспринят неоднозначно. Слухи пророчили «быстрое возвращение капитализма» в результате перехода к нэпу, утверждая, что «компартия ведет нас в мелкобуржуазный порядок», «компартия отходит от своих позиций» [16. 320]. Увлечение нововведениями и видимым достатком середины 1921 г., уже к концу года, трансформировалось в разчарувание нэпом. Сведение ЧК фиксировали, что внедрение нэпа вызвало среди рабочих Одессы: «множество всяких непоразумений и кривотолков» [17. 122].

Строки из писем одесских рабочих свидетельствуют об определенных тенденциях в рабочей среде: «Кто находиться у власти, тому и живется как людям, а нам бедным вечно гнуть спину, как рабам», «моряки голодают, а по Дерибасовский ходят пузатые коммунисты», «в массе в Одессе сейчас при власти не коммунисты, а контрреволюционеры, которые провоцируют Советскую власть. Бриллианты и мехи носить нельзя никому, кроме служащих ЧК», «советская власть не считается с рабочими, а сотрудники ЧК живут великолепно и делают разные мерзкие дела. Простой одесский рабочий писал в 1921 г.: «золотая молодежь это комисари, все одетые в галифе и френчи с бесчисленным колличеством звезд и значков. Такие грязные, грубые, наглые, нечестные, готовые на любую подлость» [18. 2 - 5].

Для Одессы «обуржуазивание» власти было характерным процессом. Осенью 1920 г., один из руководителей одесских коммунистов С. Игулов в статье «О болезнях», писал о «привилегиях» и злоупотребление в среде одесской коммунистической элиты: «Неравенство сильно обозначается и в партии. Разница в положении ответственных и рядового работника и тенденция к ее увеличению бросается в глаза» [19. 3]. Интересно, что в одесском подполье в начале 1920 г. боролось 150 человек (только ок. 8 % одеських коммунистов участвовало в подполье) а после прихода в Одессу Красной Армии «ветеранов подполья» появилось свыше 2 тысяч! Оппозиция в РКП(б) – децисты и рабочая опозиция пасивно поддерживали рабочие выступления. Дискуссия в РКП(б) весны 1921 р. буддировала рабочий класс юго – запада УСРР. В оппозиции к «генеральной линии ЦК» стояли некоторые ответственные одесские партийные, советские, профсоюзные лидеры. Чекистские сводки отмечали: «выступления партийцев на беспартийных собраниях с критикой». Сильны в Одессе были позиции децистов (к децистам примыкал глава Одесского губисполкома Я. Дробнис), рабочей опозиции (глава Одесского Губпрофсовета И. Перепечко), троцкистов (секретарь Одесского Губкома КП(б)У С. Сырцов). Борьба с оппозиционными взглядами в РКП(б) привела к смене всей губернской верхушки – летом 1921 г. вместо Я. Дробниса был назначен бывший чекист Без образования В. Аверин, вместо С. Сырцова был назначен были А. Одинцов, заменен И. Перепечко [20. 22].