Г. А. Шрам обретение ада
| Вид материала | Документы |
СодержаниеКроме наемника Шрама. И теперь направил Шрама на него. Остановить бродяг – значило спасти свою жизнь, и для наемника эта задача становилось первостепе |
- Ну, брат, состряпал ты чёрта, 1994.86kb.
- Обретение себя “Соционика, ментология и психология личности” №3/2007 с. 67-77, 390.74kb.
- 24 февраля / 9 января первое (IV) и второе (452) обретение главы; третье обретение, 55.09kb.
- О. М. Волков Мошенничество страховщиков в противопожарном страховании Обзор страхового, 255.86kb.
- В истории вычислительной техники существует множество имён. В их ряду рядом стоят, 55.67kb.
- Реферат до декл пат на кор модель, 20.29kb.
- Пеги Феникс Дабро Элегантное обретение силы. Эволюция сознания, 5156.33kb.
- Гарри Поттер и Орден Ленина, 2273.98kb.
- Історико-медичний музей Буковинського державного медичного університету, 350.17kb.
- «Плутон, поднявшийся из ада», 120.41kb.
Зона будто взбесилась. Небо снова окрасилось красным, дунул горячий ветер. «Чистонебовец» недоуменно обернулся, моментально все понял и еще успел закричать. Шрам же, озверев от отчаяния, тут же подумал о возможности застрелиться, пока еще не поздно… Но несущаяся волна аномальной энергии погасила сознание раньше, чем рука успела найти пистолет в кобуре. Это был очень странный, как позже сказал Лебедев, локальный выброс. То есть смертоносности в нем оказалось не меньше, чем в полноразмерном, но ловушки он не затронул и мутантов не прибавил. Просто убил всех, кого застал вне укрытия.
Кроме наемника Шрама.
Шрам снова пришел в себя на базе «Чистого неба». Лебедев на сей раз говорил с ним один, с глазу на глаз, и обрисовал «веселую» перспективу. Веселее не придумаешь. Конечно, разразись сейчас настоящий катаклизм, то бродяге придет конец, а вот локальные Выбросы он мог выдерживать. Но Зона никогда не делает ничего просто так. За все есть своя цена, и Шраму предстояло ее заплатить сполна.
Зона утратила стабильность, и начала генерировать локальные, миниатюрные пси-Выбросы, под который и угодил наемник еще раз, но такое началось не просто так. Лебедев смог дать объяснение всему происходящему, кроме одного – почему именно Шрам умудрился уже дважды не погибнуть там, где все прочие люди расставались с жизнью.
Представляя из себя относительно стабильную, чужеродную, непонятную до конца никому, но все же систему, образовала свои экологические ниши. И люди заняли в ней свое стойкое место, как, к примеру, микрофлора кишечника. Однако Зона имела и свое сердце, а именно – ЧАЭС, четвертый энергоблок, где, по слухам, был легендарный Монолит, исполнитель желаний. Откуда пошла эта легенда – не знал никто, но кое-что косвенно ее подтверждало. Выбросы шли именно оттуда, и вообще там творилось черт знает что такое.
Людям не было дороги к Саркофагу. Уже на подходе к Припяти, на опушке Рыжего леса их встречало такое мощное излучение неведомой природы, что мозги буквально закипали в черепных коробках. Те немногие отчаянные смельчаки, что остановились на пороге смерти и сумели вернуть обратно прозвали эти места Выжигателем Мозга. Откуда шло излучение – не знал никто, но оно надежно закрывало проход к центру Зоны, и не было способов пройти сквозь него.
Однако так думали не все, и кто-то умудрился найти способ проникнуть через первые этапы заслона. К Саркофагу он так и не пробился, однако тех попыток, причем вполне успешных, хватило, чтобы растревожить Зону. Так чешется собака, когда ее кусает блоха, хотя насекомое и не смогло бы пробраться через кожу внутрь, до жизненно важных органов. Только «почесушки» Зоны выразились в виде таких вот локальных Выбросов. Зона же вполне могла такими часто повторяющимися и совершенно непредсказуемыми катаклизмами уничтожить всех людей на своей территории. Чем с успехом и занималась. Мало того: Зона начала генерировать не очень сильное, но постоянное пси-излучение особой формы, практически незаметное для обычных людей, обитающих в ней. Но Шрам уже обычным не являлся.
Один или несколько бродяг упорно рвались к ЧАЭС, не понимая (или не желая понимать), что опасно раскачивают и без того шаткое равновесие всей системы. Короче, после нас хоть потоп.
Лебедев пытался найти этих дерзких людей, но у него ничего не вышло. Видимо, они, парни не робкого десятка, уже поняли нависшую над ними опасность и жестко пресекали попытки остановить их. Шрам же подвернулся как нельзя вовремя. Его организм по совершенно непонятной причине сумел приспособиться к воздействию Зоны и научился выживать в убийственных условиях. Но нервная система подверглась необратимому разрушению, мутации, и наемнику осталась буквально неделя жизни, прежде чем он умрет. Или превратится в очередное чудовище Зоны. Спасти его могло лишь одно: предотвратить попытку прорыва в центр Зоны. Тогда система, по мнению Лебедева, стабилизируется, Зона успокоится и пси-излучение, убивающее наемника, пропадет само собой, как исчезает злость и раздражение собаки, убившей, наконец, дерзкую блоху.
Умирать Шрам не хотел. Превращаться в неведомую тварь – тем более, и когда Лебедев поставил свои условия, он без колебаний согласился. От наемника требовалась помощь боевика: выдавить ренегатов с болот, потом прорваться к Кордону по пока что контролируемому бандитами пути и получить нужную информацию у Сидоровича. У Лебедева были надежные каналы связи, и по ним ему сообщили, что совсем недавно у старика был некий бродяга, интересующийся редкими радиоэлектронными деталями. Лебедев безошибочно подозревал, что путь к Саркофагу сможет открыть только некое устройство-залон, защищающее от излучения, и кто-то очень желает его собрать, вдохновившись удачными экспериментами. Лебедев понял, что напал на след.
И теперь направил Шрама на него. Остановить бродяг – значило спасти свою жизнь, и для наемника эта задача становилось первостепенной…
Шрам подкрался к забору и присел за высокой, могучей колонной забора, сложенной из кирпича, с вмурованными в нее стальными прутьями. Металл уже основательно заржавел, а вот кирпич только потемнел и покрылся налетом странно живучего черного бархатистого мха, облепившего кладку. Наемник выглянул из-под забора. Бандиты оставили снаружи только двоих часовых, а сами засели внутри церкви. Что у них там, обеденный перерыв, что ли?
Группа из десяти боевиков «Чистого неба» ждала сигнала Шрама – взрыва гранаты, чтобы идти на штурм. Наемник знал – он является, по сути, главной пробивной силой. Лебедев, не рискуя своими людьми, храбрыми, но малопригодными для профессионального ведения войн, пользовался Шрамом как специалистом широкого профиля для сведения счетов с ренегатами. Начнется заваруха – бойцы поддержат, но первый удар все же предоставлен наемнику.
Примерно таким вот образом уже удалось ликвидировать несколько отрядов бандитов, захватить насосную станцию посреди топей и теперь медленно, но планомерно готовить плацдармы для атаки на механизаторский двор, главный оплот оккупировавших болота уголовников. Если удастся вышибить их оттуда – топи станут относительно безопасными (не считая мутантов, ловушек и радиации) для бродяг. И откроется нормальный, не окольными дикими тропками через «горячие пятна», проход на Кордон.
Шрам вынул из кармана куртки гранату, разогнул усики чеки, взвесил на ладони массивное теплое металлическое яйцо. Жаль, что граната типа РГД, осколков дает мало. Была бы классическая «лимонка», чугунный корпус которой дает рой острых и тяжелых «квадратиков», прошибающих стены и черепа – проблема была бы решена на раз. Только вот у живущих в почти полной материальной изоляции от внешнего мира «чистонебовцев» с оружием и экипировкой было туго.
Бандиты надежно перекрыли практически все проходы на топи, и караваны бродяг, доставляющих те же боеприпасы, проходили с огромным трудом. Одиночке, конечно, легче проскочить. Но много ли он принесет? Для нужд целой группировки это примерно как капля в море. А рассекретить конкретное место своего пребывания на Болотах Лебедев по каким-то ему известным причинам не мог, и все, кто пробирался на базу «Чистого неба» проходили туда исключительно с завязанными глазами, под руку с проводниками группировки. И покидали ее так же. То есть уровень секретности группировки оказался на должном уровне.
Один из бандитов, шарахавшихся у входа в церковь, вдруг двинулся прямо к забору. Как раз туда, где засел Шрам.
-Кося, ты че, куда двинул? – громко спросил его напарник.
-Отлить, - угрюмо буркнул уголовник.
Второй бандит загоготал и отошел за угол церкви, не иначе как из солидарности к приятелю. Или подчеркнутой брезгливости. Лучшего момента для атаки нельзя было и придумать. Шрам быстро сунул гранату обратно в карман и извлек охотничий нож.
Кося, на ходу уже расстегивающий ширинку на линялых джинсах, даже не успел ничего понять, как метнувшаяся ему навстречу из-за кирпичной колонны забора выбросила вперед руку, и острая сталь расхватила ему горло до самого позвоночника. Бандит булькнул кровью и осел на землю, а Шрам, не останавливаясь, пронесся к церкви и нырнул за угол. Второй уголовник успел только сдавленно пискнуть, когда ладонь наемника закрыла ему рот. Лезвие прижалось к шее, больно вдавливаясь в кожу. Бандит выпучил налитые красным глаза, от испуга уже мало что соображая.
-Сколько внутри ваших? Заорешь – зарежу, - прошептал ему на ухо Шрам и приоткрыл рот пленника, чтобы он мог ответить.
-В-восемь, - промямлил бандит, - Бубен стволы новые принес, делим…
-Спасибо, - поблагодарил наемник и аккуратно вогнал нож в шею бандита. Отпускать живым пленника он и не собирался. Смысл? Все равно пристрелят «чистонебовцы». Лишним же гуманизмом профессионал наемник не страдал и позволял жертве остаться в живых только если это никак и ничем не противоречило здравому смыслу, а также успеху операции.
Бандиты, сидящие в церкви вокруг распотрошенных баулов-сумок, настолько не ожидали нападения, что даже ничего не предприняли, когда в помещение влетела и бешено закрутилась на полу метко пущенная в окно граната. Кто-то, правда, за секунду до взрыва успел что-то вякнуть, но проку от этого действия, конечно, было маловато.
Шарахнуло знатно. Гул взрыва раскатился по руинам церкви, все сооружение содрогнулось, с потолка щедро посыпалась деревянная труха и какие-то обломки, Шрам даже испугался, что древнее и гнилое здание вовсе не выдержит такого потрясения и обвалится. Но церковь устояла – все же строили когда-то на совесть. Правда, от бандитов внутри остался, образно выражаясь, фарш. Истошно орал раненый, но его страдания не продлились долго – засидевшиеся в камышах бойцы «чистого неба» рванулись на штурм. Единственный уцелевший уголовник попытался отстреливаться из-за угла, но его метко срезало очередью из «гадюки». Церковь была зачищена.
Отдыхать было рано: теперь предстояла атака на механизаторский двор, где сосредоточились главные силы врага. Шрам, коротко посоветовавшись с командиром отряда, принял решение отправляться к цели немедленно. До наступления ночи вопрос должен быть решен… Или ночь сама решит вопрос за людей. Бандиты-то останутся в неплохо укрепленной «точке», вооруженные и с боеприпасами, а «чистонебовцы» в случае неудачного штурма, вполне возможно, ночь на Болотах вовсе не переживут, поэтому стоило спешить.
Лебедев уже вовсю координировал действия своих отрядов. По оценкам наемника, к развалинам мехдвора выдвигалось не меньше двух десятков боевиков и дюжина вольных бродяг, которых Лебедев привлек к войне как наемные силы. Охочие до трофеев, ходоки в большинстве своем поддержали инициативу, и теперь против бандитов собралась вполне серьезная ударная группировка. Шрам не сомневался, что уголовники давно были в курсе готовящейся атаки. Рации, по которым общались «чистонебовцы», имели стандартные частоты, перехватить которые и прослушать разговоры не составляло труда. Но изобретать технические хитрости уже просто не было времени.
…Бандиты и в самом деле подготовили достойную встречу. Шрам и «его» отряд подошли к мехдвору раньше всех и успели занять самое выгодное со стратегической точки зрения место: удобно и нападать, и обороняться, если враг перейдет в контратаку. Наемник наблюдал в бинокль, как уголовники, надсаживаясь на в принципе непривычной и даже противной для них работе, таскают доски, куски разбитой кувалдами кирпичной кладки, катают пустые бочки и слипшиеся от времени комья цемента для сооружения укреплений. Причем их трудом явно руководил кто-то вполне сведущий в военном деле. Не иначе как бывший военный.
Через полчаса Шрам заметил в соседних кустах шевеление. Оттуда выползли несколько человек, и по внешнему виду брони наемник узнал бойцов «чистого неба». А за плечами одного из них имелось именно то, что не хватало для штурма механизаторского двора: гранатомет РПГ-7. Еще один боевик тащил охапку гранат-ракет для оружия. Шрам мрачно улыбнулся – Лебедев показывал себя толковым деятелем и организатором. Теперь у бандитов практически не оставалось шансов устоять в этой войне. Разве что у них не отыщется в загашнике танкового пулемета с толковой обслугой или пары-тройки снайперов.
Не отыщется. На Болотах такого попросту негде взять, разве что обобрать мертвых вояк, да только патрули сюда уже давно не заглядывали. Нечего им тут делать даже теоретически. У бандитов тактика простая, как мычание: налететь на стоянку бродяг или подстеречь одинокого ходока с ценным барахлом. Да и грабить толком не умеют, рыщут по Зоне, как крысы по помойке, хватают все, что плохо лежит, а стоит пугнуть хорошенько – деру дают.
В саму атаку Шрам не пошел, а без лишних слов конфисковал на период штурма у одного из чистонебовцев американскую штурмовую винтовку «ТРС» с оптическим прицелом, несколько обойм с патронами и отдал взамен свою «гадюку». Снайперский огонь вкупе с «тяжелой артиллерией» РПГ гарантированно наведут страх и ужас на врага, привыкшего тут, на болотах, максимум к раздолбанному «Калашникову». Но ренегатов было раза в два больше по численности, а с этим стоило считаться, поэтому Шрам решил не рисковать своей драгоценной персоной, и был уверен, что Лебедев бы одобрил его поступок.
Началось все быстро. Гранатометчик на деле оказался полным балбесом, и гранату всадил не туда, куда полагалось – в баррикады, чтобы расчистить путь для атаки, а в стену цеха, и так полуобвалившуюся. Кого-то из бандитов, сидевших внутри, конечно, прибило и посекло взрывом и камнями, но внезапность была безвозвратно потеряна, а драгоценная «морковка» потрачена фактически впустую.
Рев и вопли перепуганных бандитов, правда, поднялись отчаянные, они, бедные, даже не подозревали, что против них выставят такую тяжелую артиллерию. Вмиг осознав бесполезность своих наспех нагроможденных фортификационных сооружений, ренегаты побросали посты на баррикадах и галопом, напоминая стадо баранов, помчались к каменным руинам. Поэтому вторая граната, разметавшая в пух и прах завалы хлама, не нанесла живой силе врага вообще никакого урона. Зато хоть расчистила дорогу – и на том спасибо.
«Чистое небо» и бродяги пошли в атаку, а Шрам приник к окуляру винтовки. В отличие от лихого, но глуповатого гранатометчика, владелец «ТРС» за оружием следил с толком и расстановкой, прицел отрегулирован, оружие вычищено, пристреляно, а на пластиковом цевье ножом выцарапаны крестики, наверное, счет убитым врагам. Наемник насчитал их восемь. Нехило.
«Прильнув к окуляру, я слежу за тобой, и мне наплевать, ты подлец иль герой…» - вдруг всплыла в голове строчка из песни про снайпера одной белорусской рок-группы. Ее Шрам случайно слышал лет пять назад в Могилеве, когда был там по своим, еще «дозонным» делам. Вот и запала как-то сама собой в голову, как и многие другие отрывки стихов и песен. «Какая мне разница, кто ты такой, у меня есть приказ, попрощайся с собой!»
Шевеление около перевернутого прицепа-цистерны. Шрам повел туда стволом, приник к прицелу. Ага, вон нога торчит, немного совсем, половиной ступни, вот ты где сидишь, родной. Несколько секунд – и бандит высунулся, вскинул «гадюку», но не успел выстрелить – упал навзничь с пробитой головой. «ТРС» негромко тявкнула, выплюнула стреляную гильзу, дернулась в руках. Хорошее оружие. Жаль, нежное очень, не чета шедеврам отечественного огнестрелостроения.
«Ты воин, на поле бросаешься в бой, а я из засады управляю тобой…»
Еще один бандит, грузный увалень с дробовиком в руках неловко полз по траве к завалам битого кирпича, поминутно вертя головой. Наемник прекрасно видел его лицо – мокрое от пота, перепачканное грязью и пылью, испуганное, с отвисшей нижней губой. Нечего сказать – воин!
«У бога ты просишь удачи и сил, а я сквозь прицел тебя перекрестил»
Неизвестно, что у кого просил уголовник, но, очевидно, ничего не допросился. Пуля из винтовки оборвала его жизнь за метр до убежища. Шрам тут же выстрелили во второго бандита, улепетывающего к сараю, но промахнулся – враг был слишком проворен, и как следует перепуган: видимо, понял, что по ним «работает» снайпер.
Уголовникам приходилось несладко. Черт их знает, кто там ими командовал, но толком организовать оборону по ходу атаки «чистонебовцев» он не мог. Дисциплина подчиненных хромала на обе ноги, и не было ничего удивительного в успехе вообщем-то спонтанного нападения. Скоро бой уже шел в помещениях заброшенных цехов, а во дворе остались лишь трупы. Несколько раз, правда, ошалелые уголовники вылетали, очертя голову, наружу, спасаясь от бродяг, но тут их встречали пули Шрама. Скоро все закончилось – наемник определил это по утихнувшим очередям, воплям и грохочущей пальбе дробовиков. Хлопали одиночные выстрелы: добивали раненых.
-База ренегатов захвачена! – голосом Лебедева ожила рация на поясе Шрама, - Повторяю: механизаторский двор под нашим контролем. Еще немного – и мы восстановим контроль над болотами. Молодцы, ребята, отлично поработали!
Гранатометчик, услышав поздравления, радостно заулыбался. «Балбес, - уже без раздражения подумал Шрам, - Дали дурню в руки оружие. Ни срать, ни рисовать, что называется»
Но вслух ничего не стал говорить, дождался, когда по той же рации придет подтверждение от командира ударной группы о конце зачистки механизаторского двора, забросил винтовку за плечи и пошел к руинам.
«Что вы чувствуете, стреляя в живых людей? – как-то спросили одного бойца.
«Я чувствую отдачу…»
Иван Тайга всегда почему-то боялся именно больших зданий. Наверное, из-за того, что там были подвалы, зачастую оборудованные под бомбоубежища. И во время Второй Катастрофы в них искали спасения те, кто когда-то жил на территории нынешней Зоны. Люди. Много людей. По официальным сводкам властей, эвакуирована была (или попросту сбежали) примерно половина гражданского населения. Но те, кто знал правду, пугались простых истин. И, надо поверить, было чего. На «Большую землю» выбралась только пятая часть населения поселков и деревень. Не больше. Для остальных эти проклятые земли стали исполинской братской могилой.
Наверное, самая первая ходка в Проклятые Земли накладывает нестираемый отпечаток, а все увиденное и услышанное намертво, как татуировка, врезается в память будущего бродяги. Так его приветствует Зона. И оттого становился вдвойне страшно. Так и Иван Тайга навсегда запомнит свою первую вылазку до заброшенного ПГТ, названия которого он даже тогда не знал.
Вокруг было много ловушек, но Иван тогда толком ничего не знал про смертельно опасные аномальные образования, и подолгу стоял возле каждой из них, откровенно любуясь тем, что вытворяют они со всеми привычными законами физики. Там и удалось найти первый артефакт, как потом сказали, простой «выверт», но тогда Тайге он казался посланием из какого-то иного мира. Неряшливый, твердый, но удивительно легкий, будто из пенопласта волокнистый комок, теплый на ощупь и едко пахнущий, удивительно, горелой пластмассой.
Иван, как и практически все «молодые» бродяги, решил, будто нашел неимоверную ценность. Но перекупщик позже дал за «волшебную штучку» всего лишь пачку патронов, бутылку водки и немного денег наличными. Тайга решил было, что его просто пытаются облапошить, но потом, посоветовавшись с другими ходоками, изменил мнение.
Но все это было потом. А тогда Иван просто стоял напротив большого «разрядника» и с интересом наблюдал за пульсирующим от чудовищного статического напряжения воздухом. Полупрозрачные молнии скользили по наполовину выжженной траве, жадно лизали сотнями «языков» ржавую консервную банку и трухлявый кусок доски. Когда-то здесь проходила улица, теперь же она настолько заросла бурьяном, что даже плотно набитые колеи угадывались с трудом.
Иван еще не знал тогда, что ему сказочно повезло встретить «разрядник» именно тут, в полыни, потому как на асфальте или бетоне он не был бы виден вовсе, а змеящихся, едва заметных молний вполне можно и не заметить. А дальше случилась бы резкая вспышка, громкий хлопок – удар, и все. Только легкий серый пепел, кружащийся над землей. Все, что остается в таком случае от невнимательного человека…
Но тогда Иван еще не думал и о том, что практически каждый артефакт – это чья-то смерть. Кто-то разменял свою жизнь на ценную и почти волшебную штучку, а кто-то потом нашел ее и обратил в деньги и возможность продлить свое существование… Только чтобы, быть может, потом самому стать именно таким вот артефактом. Хотя, скорее всего, бродяге лучше вообще об этом не задумываться. Просто жить нынешним днем.
Дальше еле-еле различимая бывшая проселочная дорога пересекалась с асфальтированной. Вездесущая и дьявольски живучая растительность еще не успела взломать крепкое покрытие, но, судя по буграм и наметившимся трещинам на старом асфальте, все решало лишь время. Жизнь продолжалась даже там, где воцарялась смерть. А на обочине дороги лежал человеческий череп. Гладкий, белый, он пусто пялился на мир глазницами и скалил зубы верхней челюсти, нижняя куда-то подевалась. Рядом с ним склонил синюю пыльную головку маленький цветок…
В поселке когда-то находился большой магазин, и ПГТ получил свое название по праву: в нем были и четырех-пятиэтажные дома - «хрущевки», причем немало. Естественно, разруха и запустение не миновали это место. С крыши одного дома свешивался лист кровельной жести, чудом держащийся неизвестно на чем, и протяжно грохотал о стену дома на ветру. Это бы единственный звук, который раздавался в бывшем населенном пункте.
Дико и страшновато было видеть ржавый, весь в струпьях облупившейся краски киоск с еще видневшейся надписью «Союзпечать», сквозь выбитые стекла которого еще можно было разглядеть ворохи прелых газет внутри. Детскую площадку с остовами песочниц и качелей. Удивительно хорошо сохранившуюся водокачку на углу улицы. Автобусную остановку… Именно эти обыденные в сознании простого человека вещи, но в атмосфере всеобщего запустения вызывали непонятное, щемящее чувство страха и угнетенности.
Вот тогда-то Ивана и понесло в тот самый дом. Длинный, пятиэтажный, с магазином-универмагом в цоколе. Тайга позже сам не мог понять, зачем. Наверное, решил, что именно там можно чем-то поживиться. По квартирам шарить с целью мародерства он точно бы не стал, и не от брезгливости, а по причине сознания бесполезности: таких умников в Зоне имелось немало, и его стопроцентно уже опередили. А тут остекленные двойные двери сами были распахнуты, дескать, заходи, не бойся, теперь тут уже точно никому ничего не пригодится и хозяева имущества уже никогда за ним не вернутся. Чего ж добру пропадать?
В самом магазине, правда, оказалось пусто. Прочие бродяги и мародеры не дремали и успели растащить все мало-мальски ценное. Иван побродил с полчаса по обширному залу, вороша стволом оружия старые ящики, коробки и заглядывая в заросшие пылью витрины. Обшарил несколько заваленных никчемным хламом подсобок, и вдруг, совершенно случайно наткнулся на массивный металлический люк. Правда, он был заперт на мощный замок, но выстрел картечью в упор быстро «уговорил» механизм отвориться.
Тайга, поднатужившись, отвалил люк и глянул в зияющую внизу пустоту. Оттуда крепко и жутко пахнуло ледяным запахом тлена. Соваться внутрь без надежного напарника, страхующего наверху, было чистым самоубийством, но по неопытности Иван как-то не задумывался над этим и, достав фонарик, полез в прямоугольную дыру в бетонном полу. Просто так, наобум, особо не раздумывая. Ноги быстро нащупали металлическую лестницу.
Вначале луч фонарика метался по серым стенам, а глаза привыкали к кромешной тьме. Подвал оказался довольно глубоким – до потолка было метра три с половиной и, видимо, использовался когда-то как грузовой склад. Тайга сразу вспомнил, что у входа в магазин видел ведущий вниз пандус и двойные наглухо запертые ворота. Причем пробои замка снаружи были пусты: подвал закрыли изнутри. При мысли об этом, промелькнувшей в голове со скоростью молнии, по спине продрало холодом, а сердце, тяжко бухнув, пропустило один удар.
…Очень скоро бродяга увидел и тех, кто хотел когда-то спастись тут, заперся в подвале, но так никогда и не вышел наружу. Их было очень много. Человек двести, не меньше, а может, и гораздо больше, но Иван не мог уже считать кучи наваленного на полу тряпья, из которого торчали черные, облепленные обсохшим недогнившим мясом кости, не мог больше смотреть на прячущиеся в комьях волос черепа, обгрызенные вездесущими крысами. Мужчины, женщины, дети… Наверное, жильцы этого дома, покупатели магазина и обслуживающий персонал при начале страшных выбросов Второй Катастрофы кинулись спасаться вниз, в подвал, который планировали использовать как импровизированное бомбоубежище. И он стал их кладбищем.
В память навеки врезались мумия парня в спортивном костюме, обнявшая труп девушки в легком ситцевом платье. Вцепившиеся в створки дверей высохшие руки, висящие отдельно от тела, которое россыпью костей покоилось на полу (наверное, человек стиснул поручни перед смертью так крепко, что так и повис на них, а потом тлен разделил тело на части). Стоящая в углу детская колясочка с трогательным белым сверточком одеяла внутри. Тайга так и не смог, не заставил себя заглянуть внутрь. Просто память с фотографической точностью отпечатала все это. Скорее всего, люди погибли очень быстро, Выбросы моментально умертвили их всех, но от этого не было легче.
Он был первой живой душой, посетившей этот страшный подвал за все время существования Зоны. Нервы просто не выдержали мрачного ужаса происходящего, и Иван не помнил, как очутился наверху, как закрыл за собой люк и зачем-то завалил его трухлявыми ящиками, как дрожащими руками совал в рот папиросу и глотал, давясь и перхая, горький, едкий дым. Как голова становилась оглушительно пустой, легкой, свободной от всех мыслей и чувств.
Иван тогда чуть было не «перегорел», не сбежал прочь из Зоны. Он рассказал через знакомых бродяг о страшном подвале, и туда явилась целая экспедиция для вывоза и захоронения останков. Говорят, что кто-то из правительственных чинов даже явился туда лично под эскортом военных и возложил цветы и венки, но, скорее всего, это было просто враньем. Так или нет – Тайга уже не интересовался. Впечатлений ему хватило за глаза.
Позже он не раз и не два слышал о подобных находках, бродяги прозвали их «подвалами смерти», и военные, занимающиеся поисками останков без вести пропавших, даже назначило немалую награду за достоверные данные о них. Некоторые сталкеры-ходоки специально разыскивали заброшенные бункеры, катакомбы, подземелья, коллекторы в надежде найти там останки людей. Но большей частью встречали там собственную гибель. Нечисть Зоны сама очень ценила подобные места и не любила вторжения непрошенных гостей.
Человек привыкает ко всему. Даже к невыразимому ужасу. Даже к смерти, крови, трупам и насилию. Так и Иван со временем свыкся с мыслью и происходящем, но еще долго после этого подвала его тревожили тяжкие сны, и он просыпался от собственного вопля, плавая в ледяном поту, судорожно стискивая рукоять оружия…
Джина ожила ночью. Как-то так получилось, что это событие благополучно прохлопали все, включая и охрану лабораторного бокса, которой было велено не спускать глаз с секции, в которой находилась женщина. Но никакой мистики тут не было и в помине, сугубо человеческое разгильдяйство: солдаты внутренней охраны комплекса, наплевав на несенное ими дежурство, сидели в тот момент в каптерке, резались в карты и потихоньку попивали кем-то тайком принесенный портвейн, и потому не заметили голую женскую фигуру, неживой шатающейся походкой выбравшуюся из бокса. На улице стояла непроглядная темень, и лучи прожекторов, прорезающие ее, освещали только то, на что сами падали, а потом свет сразу же терялся, мерк в ночи, и стоило хоть на шаг выйти за яркое пятно, и сразу же все пропадало из вида.
Потом ночная тишина лопнула от пронзительного женского крика, визга и утробного рычания. Солдаты караула, побросав карты и перевернув по пути недопитую бутылку спиртного, схватили автоматы и помчались на звуки. Прожектора уже выхватили из мрака жилой бокс, и стали видны мечущиеся по бетонной площадке человеческие фигуры.
Научный комплекс подразумевал жилище для обслуживающего персонала, и секции были демократично разделены на мужскую и женскую. В последней обитало четверо девушек-лаборанток, и вот теперь они перепуганными призраками разбегались прочь, а одна из них судорожно корчилась на земле, придавленная недавней пациенткой Комаровка.
Лаборантка яростно, но бездумно отбивалась, но Джина упорно подбиралась к ее горлу, норовя вцепиться в плоть раззявленным ртом, из которого текла густая, вязкая пена слюны. Крик лаборантки перешел в хрип, выпученные глаза стала задергивать пелена. Один из солдат вскинул оружие, намереваясь в упор расстрелять американку, но его остановил вопль Комарова.
-Не стрелять! Не стрелять, кретины!!!
Ученый вырвал из рук караульного автомат и наотмашь ударил Джину по голове. Тщетно – зомби не чувствовала боли. В том, что женщина уже стала ходячим мертвецом, уже не приходилось сомневаться. Из казармы вылетел в одних трусах, но с автоматом наперевес майор, подскочил к человеческому столпотворению, моментально оценил ситуацию и начал действовать.
Он бросил бесполезное оружие, схватил Джину за руку, которой та держала уже потерявшую сознание лаборантку, рывком сорвал зомби с жертвы и моментально скрутил борцовским приемом, причем так ловко, что избежал укусов. Солдаты успели перехватить руки Джины и сковать наручниками, Комаров сорвал куртку и закутал беснующемуся монстру голову. Кто-то сбегал до каптерки и притащил длинный десантный фал, которым окончательно связали зомби.
Лаборантку унесли в жилую секцию, быстро привели в чувство, выяснили, что покусать или серьезно помять зомби ее не успела, после чего предоставили на попечение подругам, которые принялись утешать ее и друг друга заодно. Несчастная девушка, чудом избежавшая гибели, чуть не сошла с ума от пережитого, теперь ее колотила сильная дрожь.
Литвинов тем временем давал начальственный втык разгильдяям-караульным, не стесняясь в крепких выражениях. Здоровенные парни подавленно молчали: они знали, что майор в гневе страшен и вполне может, не особенно чинясь, заехать кому-то из них в челюсть. Иди потом, жалуйся хоть в прокуратуру, хоть командованию, хоть самой Зоне.
Литвинов окончательно осатанел, когда увидел на полу каптерки перевернутую бутылку портвейна и унюхал сивушный запах, исходивший от солдат. Не приходилось уже сомневаться, что утром рейсовый вертолет доставит провинившихся на «большую землю», где их будет ждать уже более серьезное разбирательство. Со всеми вытекающими последствиями.
Комаров, бледный, весь в холодном поту от ужаса, трясущимися руками наполнял сильнодействующим транквилизатором шприц-пистолет. На полу лаборатории, глухо воя, билась бывшая Джина Кролл. Несмотря на наручники и веревку, она извивалась с нечеловеческой силой, прочная стальная цепочка «браслетов» аж звенела, фал натягивался струной. Вряд-ли зомби понимала тщетность усилий, раз не прекращала их ни на минуту.
Двое солдат навалились на чудовище, притиснули к полу, а Комаров, улучив минуту, прижал «дуло» шприца к шее Джины и нажал курок. Негромко щелкнуло, ампула опустела, и зомби, конвульсивно подергиваясь, затихла. Комаров распрямился, вытер пот со лба. Он понимал, что транквилизатор, сваливший бы с ног средних размеров слона, задержит кадавра максимум на полчаса: медикамент просто не был рассчитан на существо с отключенной напрочь нервной системой и практически умершим мозгом.
Литвинов, появившийся на пороге лаборатории, уже успел одеться в форму и нацепил на всякий случай бронежилет и универсальную защитную каску. Что ж, вполне оправданная мера предосторожности!
-Что будем делать? – обратился военный к Комарову.
-Не знаю, - пробормотал он, - Наверное, надо посадить ее в камеру, изолировать, и пытаться что-то сделать…
-Например, добить. Она уже зомби, как вы не понимаете? Человеком ей уже никогда не стать, все, конец! Дайте вы ей умереть спокойно.
-Здесь решаю я, - голос ученого вдруг приобрел каменную твердость. – Будьте любезны, господин майор, выполнять мои распоряжения. Подопытный экземпляр поместить в клетку номер одиннадцать и не спускать с него глаз. Не так, как пятнадцать минут назад.
-Слушаюсь, - буркнул военный и крепко сжал челюсти, видимо, чтобы не выругаться.
По его лицу было очевидно, что он с удовольствием бы высказал начальнику лаборатории в глаза все, что о нем думает, но дисциплинированность и субординация взяла верх. Обездвиженную зомби унесли, солдаты и майор ушли, и Комаров остался в лаборатории один.
Первым его желанием было схватить что-нибудь хрупкое и со всего размаху залепить в стену. Громко, с силой, так, чтобы осколочки во все стороны брызнули. Но сдержался, пересилил себя, только зарычал сквозь зубы, походил по лаборатории взад-вперед, потом плюхнулся в кресло, замер, как статуя. За спиной негромко хлопнула дверь, но Комаров даже не обернулся.
-Извините… - раздался голос Светланы.
-Ничего, проходи. Садись.
-Геннадий Петрович, там у Инны истерика. Плачет, ее трясет всю, хочет завтра же обратно домой проситься.
«Балбески, - вяло подумал Комаров, - всей шарашкой одну девку успокоить не могут. Размазни. Впрочем, Инну понять можно. Интересно, как бы я сам себя вел, если бы меня чуть было зомби не загрыз? А впрочем, к черту все. Надоело»
-Домой? Ну так пусть пишет мне заявление, собирает манатки и катится куда хочет.
-Геннадий Петрович, - Светлана явно была удивлена, - Но как же так? Вы бы хоть пошли, поговорили бы с ней. Народа и так не хватает, а если еще и сбегать начнут, то кто работать будет?
Комаров развернулся в кресле, грустно улыбнулся сотруднице:
-Если так и дальше пойдет, солнце мое ясное, не мы разбежимся, а нас самих к едрене фене разгонят. Теперь из-за Джины знаешь что будет? Не знаешь. А я вот знаю. Кирдык мне и все лаборатории наступит.
-Вас посадят? – ахнула Светлана.
-Ну, положим, не посадят, - грустно улыбнулся Комаров, - Но всей моей научной деятельности точно хана. И благодарные коллеги потом еще дожрут. У нас ведь там знаешь как – или всех грызи, или вой в грязи. С меня один только наш Сахаров голову снимет и не поморщится. Это ж куда годится? По комплексу зомби разгуливают и на персонал кидаются!
-Так ведь солдаты виноваты…
-Солдат майор Литвинов их натянет, рапорт подаст, так что тут даже не беспокойся, он это умеет как никто другой. Только мне от этого никак не легче, и за все происходящее ответственен лично я. Нагрянет комиссия – и все. Приплыли. Смерть Остапенко и Джины мне не простят, да и Инна там масла в огонь подольет. Целая экспедиция погибла – это не забывается. Тем более, я отправил их без санкции Сахарова, по своей инициативе, понадеялся на русский авось.
-Мы с ней поговорим, она не будет жаловаться…
-Да пусть что хочет, то и делает, - махнул рукой Комаров, - Мне уже все равно.
Светлана что-то хотела сказать еще, даже рот открыла, но, подумав, молча поднялась и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Правильно, а что тут еще сделаешь? Комаров сидел еще вот так, в полном одиночестве еще с полчаса, потом обессилено откинулся на спинку мягкого кресла и закрыл глаза. События дня и этой ночи не просто вышибли его из колеи, а полностью деморализовали. Надо же, а ведь он всегда предполагал себя достаточно сильным и стойким человеком. Оказалось – нет. Стоило жизни надавить посильнее, и вся прочная «скорлупа» хрупнула, и Геннадий Петрович Комаров моментально раскис, как отсыревшая тряпка на швабре.
Он сам не заметил, как уснул. Только забытие не принесло отдыха.
Правда, сон нельзя было назвать кошмаром. Скорее – давящий на психику поток вроде бы ничего не значащей, но тревожащей информации. Человечество до сих пор так и не смогло разобраться, отчего им на протяжении тысяч лет снятся сны, что они означают и бывают ли пророчеством. Как переплетаются с реальностью. И в чем вообще их суть.
Комарову грезился совершенно незнакомый пейзаж. Низкое, светло-серое небо, размытый свет солнца, струящийся через кисею туч, и замершая неподвижная земля. Рыжий Лес молчал – и это было его обычное состояние. Изуродованные деревья застыли мемориалами – статуями самим себе. Густая растительность бородами повисала на толстых стволах, высокий папоротник сплетался непролазными дебрями… Но все это было до какой-то определенной границы, резкой, словно вычерченной неведомым циркулем. Дальше же вся мелкая растительность была обращена в легкий серый пепел. Неведомый, сверхъестественный пожар прогулялся тут, спалив все, кроме самых больших деревьев, и лишь они угрюмо возвышались своими гладкими, отполированными, лишенными коры стволами на отравленной земле.
А на самом горизонте, в конце этой странной, засыпанной пеплом пустоши возвышалась бетонная стена, опутанная по верху колючей проволокой. Скелетообразные силуэты вышек. И четыре громадные башни, из-за странных сооружений на самом их верху напоминающие антенны. Три торчат прямо, а одна, крайняя, немного наклонена, как надломленная от резкого порыва ветра. Воздух – или пространство? – над антеннами дрожал, переливался, даже искрился змеящимися молниями. Даже до опушки леса доносился низкий, рокочущий, идущий из-под земли гул. Грозный, как предупреждение о неминуемой смерти.
Комаров стоял на опушке леса, на самой границе, отделяющей живую растительность от рыхлого пепла. Оставалось буквально сделать шаг – и ноги утонут в сером прахе. Но что-то держало человека, и он просто стоял столбом, неотрывно глядя вдаль, на металлические «антенны», угадывая в гуле и дрожи почвы под ногами какие-то совершенно непонятные разуму слова…
-На Кордон я тебя не поведу, - Тропник кивнул в сторону опушки леса, - Не люблю я те места. Да ты и не заблудишься, если не полный дурак. Там дорожка хорошо видна, по ней много народа ходило, пока бандиты путь не перекрыли. А потом и вояки начали зверствовать, пристреляли пулеметную точку с блокпоста, и шпарят по любому движению. Там старая шахта должна быть возле железной дороги, выводит как раз к солдатам. Короче, пролезть у них под носом – и считай, что дошел, дальше сориентируешься.
-А если заплачу? – голос наемника был сух и невыразителен.
-Нафиг мне твои деньги, - презрительно фыркнул Тропник, - Мне наши мужики неплохо башляют, а под пулемет я соваться не намерен. Покойнику, знаешь ли, деньги ни к чему. Ну так как, пойдешь? Лебедев велел тебе дорогу объяснить.
Шрам упер немигающий взгляд в проводника. Тропник казался тертым калачом, серьезным и морально сильным мужиком, но даже ему становилось не по себе от этих прозрачных, как мертвая вода омута, глаз собеседника-бродяги.
-Пойду, - ответил наемник. – Рассказывай...
…Рядом трещал костер, сполохами огня разгоняя вечернюю темень. Скоро наступит осенняя холодная ночь, и бродяги спешили найти убежище или хотя бы компанию. Оставаться на болотах в одиночку не хотелось никому. Рации, настроенные на общую частоту, принимали переговоры спешащих к форпостам «Чистого неба» групп боевиков и бродяг, добивавших отдельные группы бандитов. Когда механизаторский двор был зачищен от уголовников, ренегаты либо сбежали с топей вообще, либо оказывали ожесточенное сопротивление, как загнанные в угол крысы. Их либо беспощадно уничтожали, либо загоняли в самые глухие и непролазные районы, откуда уже практически не имелось шансов выбраться.
Шрам не принимал участия в карательных рейдах. Он выполнил основную задачу и помог группировке Лебедева расчистить и обезопасить проход на Кордон. Дальше его дорога лежала через Кордон, туда, где он мог получить хоть какую-то информацию о нужных ему людях. Лишний раз ввязываться в побоища он не желал, так как не любил играть со смертью. Наемник вполне справедливо полагал, что и так сделал для своих спасителей более чем достаточно.
Несмотря на помощь Шрама и его навыки военного, бродяги относились к нему весьма настороженно. Оно и понятно: кому хочется иметь рядом союзника, не связанного никакими обязательствами? Того и гляди вмиг обратится во врага и вцепится тебе же в глотку. Как тогда быть? Наемник это прекрасно видел и не стремился завязать дружеские отношения ни с кем из соратников, намеренно сторонясь их костров и компаний.
Человеческие фигуры в сумерках казались причудливо громадными, сюрреалистичными. Костры жгли из старых бревен, досок и ящиков, добытых в развалинах деревни, и сухое до пористости дерево горело легко, жадно, практически без дыма. Скособочившиеся дома взирали на костры с угрюмым равнодушием, видя в них намек на свое возможное финальное будущее.
Тропник присел на корточки, повернувшись лицом к костру, и палочкой принялся чертить на земле импровизированную карту.
-Пойдешь сюда… Так… Потом возле двойного дерева – увидишь, там торчит такое, как рогулька – повернешь налево, там метров пятьсот до здоровенного камня, он еще мхом сверху зарос. Немного правее возьми параллельно насыпи, и как раз увидишь вход в шахту. Там иди осторожнее, может «разрядник» быть. Выйдешь к Кордону, там осторожно налево иди, лучше под поваленными деревьями ползи. Вояки заметят - сразу скосят.
Шрам молча принимал информацию. В отблесках костра его лицо казалось неживым, а рубец на щеке, давший ему прозвище, казался разломом в камне, случайно скопировавшем по капризу природы людской облик.
-Спасибо, - равнодушно молвил наемник, когда Тропник замолк, и легко поднялся. Проводник какое-то время колебался, пожелать ли ему доброго пути и протянуть ли руку на прощание, но все-таки сдержался. Не стоило оно того. Шрам же молча развернулся и канул в сгущавшейся темноте. Вот и все, ни звука, ни движения. Был человек – и нет.
Никто даже не посмотрел уходящему наемнику вслед.
А Шрам спешил. Он, к своему тщательно скрываемому от всех и самого себя ужасу уже чувствовал происходящие внутри него изменения. Зрение и слух обострились до предела, как после сильнодействующих специальных препаратов, в голове осталось поразительно мало мыслей, а те, что там все же рождались, приобрели некий метафорический образ. Как черно-белое кино показывали. Открывшимся «эннадцатым» чувством Шрам теперь мог находить и огибать аномалии, среди которых были даже те, которые ранее не были ему известны. Бродяги наверняка не могли распознать те ловушки даже примитивными детекторами, настроенными на тепловое, ионизирующее и радиоактивное излучение. Сознание работало совершенно не так, как раньше.
Наемника эти изменения пугали. Он чувствовал приближающуюся гибель, даже украдкой посматривал на свои собственные руки: не растут ли когти, не отслаивается ли кожа, не превращается ли он уже в чудовище? Но пока все было по-прежнему.
Местные твари тоже не спешили признавать в нем «своего». По крайней мере, когда из камыша вылетел, хрустя и топоча не хуже слона, кабан-переросток, несся он к человеку с сугубо гастрономическими намерениями. За что и получил два заряда картечи в голову. Чудовище заревело, осело на тяжелую задницу и замотало ослепшей мордой, по которой стекали отвратного вида сгустки и слизистые комки. Шрам не стал добивать тварь, чтобы поберечь патроны, а всего лишь обошел его и поспешил дальше.
На то самое дерево, про которое ему говорил Тропник, он наткнулся практически в упор. Жутковатого вида ботаническая аномалия напоминала двузубую вилку, воткнутую рукояткой в землю. Ствол давно лишился коры, ветвей и даже сучьев, и обознаться, пройти мимо было просто нереально. Дерево – урод так и притягивало взгляд.
Идти стало гораздо легче, топь уже кончилась, и под ногами не чавкала пересыщенная влагой почва, а шуршала плотная трава. Растительность сменилась с жидких кустов на вполне приличные деревья, подчас даже смыкавшиеся над головой. Было так темно, что Шрам едва не проскочил камень-ориентир. Приглядевшись, можно было даже распознать основательно заросшую тропку, ведущую мимо валуна к входу в старую шахту.
И даже короткую узкоколейную железную дорогу, начинавшуюся у самого входа в полуобвалившееся отверстие. Руки чесались швырнуть внутрь гранату на предмет проверки наличия живности, но наемник сдержался. Неизвестно, в каком там состоянии крепь потолка и не осыплется ли она после взрыва. По верху холмов теоретически дорога существовала, но пробраться там без специального научного скафандра высшей защиты рискнул бы лишь самоубийца. Радиационный фон зашкаливал все мыслимые пределы, а «горячие пятна», зоны опасного заражения, буквально наползали одно на другое.
В подземелье было очень темно, сыро, и воздух висел тяжкий, затхлый. У Шрама в голове мелькнула тревожная мысль: если ход сквозной, то почему не тянет постоянный сквозняк, в соответствии со всеми законами физики? Может быть, шахта уже завалена? Землетрясение, Выброс, заряд взрывчатки, положенный чьими-то «добрыми» руками?
Свет фонарика выхватил из мрака огромное выжженное пятно и лежащую на боку вагонетку. Металл тележки был ржавым, но в одном месте он даже оплавился и покрылся темно-синей окалиной, как от газового резака. «Разрядник, - сообразил наемник, - Это уже его работа. Наверное, возник как раз над вагонеткой, отреагировал на металл, и сработал. Вот откуда и черное пятно»
Но коварной ловушки тут уже не водилось и в помине. Электрическая аномалия всегда выдавала себя треском, запахом озона, и при приближении к ней от скопившегося в воздухе статического электричества у Шрама почему-то всегда начинала ужасно чесаться кожа головы под волосами. Особо мощные ловушки демаскировали себя тем, что все металлические предметы, даже пуговицы и части оружия начинали буквально светиться, порождая знаменитые «огни Святого Эльма». Сейчас же все было на удивление спокойно.
Проход оказался свободен, даже никакая нечисть тут не поселилась. Только в одном месте наемник увидел выкопанную глубокую нору, ведущую в земляную толщу, и кучу обглоданных костей у входа. Человеческих останков среди них не было заметно, а вот мелких, разгрызенных и перемешанных друг с другом валялось множество. Шрам, конечно, не стал проверять, кто это тут пировал, а поспешил дальше.
По правде говоря, военные на блокпосту, и в особенности их пулемет, сейчас волновали наемника гораздо больше всей местной фауны вместе взятой. Тот район Шрам отдаленно припоминал, заносила его туда нелегкая пару раз, только вот входа в старую шахту он не примечал и близко к базе военных не совался. А тут вот приходится лезть прямо зверю в пасть. Но ведь как-то местные бродяги умудрялись пробираться?
Когда в лицо повеяло свежей ночной прохладой, Шрам остановился, извлек из чехла прибор ночного видения и надвинул окуляры на лицо, а фонарь вовсе погасил. Доселе он берег дефицитные аккумуляторы ценного прибора, за который когда-то отдал немалые деньги. Хорошо, что после передряги на Болотах ПНВ не разделил печальную судьбу «Винтореза» и не покинул своего хозяина.
Окружающий мир сразу окрасился в бледные зеленые и салатовые оттенки, мощный излучатель инфракрасной подсветки работал исправно, и наемник видел довольно далеко. Он повесил дробовик за плечо, проверил, полон ли магазин у «гадюки» и, пригнувшись, медленно двинулся вперед. Отбиться от военных с их «калашниковыми» и «абаканами» довольно примитивным пистолетом – пулеметом он и не планировал. Бронежилеты и каски серьезной степени защиты такую пулю удержат без особых проблем, тем более, что на посту постоянно дежурят человек двадцать, а то и более. А вот если при бегстве, когда начнут преследовать, резануть очередью по ногам, то прыти у врага убавится в разы. Эх, как жаль, что ту ТРС с оптикой после боя пришлось вернуть владельцу! Шрам тайком надеялся на смерть боевика во время атаки и что винтовка достанется ему, но не судьба.
Военные на посту бдили. Затаившись у выхода из шахты, Шрам наблюдал, как шарят перед внушительным забором лучи прожекторов, а в паре мест засек даже источники ИК-излучения. Ага, значит, тоже ПНВ имеются. Наемник плавно, как тень, отделился от земляного склона, растянулся на земле и по-пластунски пополз вниз по склону, туда, где виднелся могучий ствол вывороченного с корнями дерева. Высокая трава неплохо прикрывала его, и дерева удалось достичь незаметно. Передохнув, Шрам наметил себе ориентиром большой камень и продолжил путь.
Но то ли шевеление бурьяна выдало его, то ли на блокпосту сыскался кто-то очень уж глазастый, и со стороны базы военных взревела сирена и раздалась короткая автоматная очередь. Почти сразу же в небо взлетели две осветительные ракеты. Заревел многократно усиленный громкоговорителем голос, приказывающий немедленно остановиться, бросить оружие на землю и подняться с поднятыми вверх руками.
Разумеется, Шрам и не думал подчиняться. Маскироваться дальше не имело смысла, и наемник, пригнувшись, что было сил рванулся к камню. Вовремя. Загрохотал пулемет, и фонтанчики земли и дерна пересекли как раз то место, где только что лежал бродяга. С противным визгом и хрустом пули били в валун, но раскрошить его не могли. Шрам, согнувшись еще больше, помчался прочь от блокпоста, петляя не хуже зайца, сбивая прицел пулеметчика. Вслед ему ударило несколько длинных очередей, но удрать за ближайший холм наемнику удалось вполне успешно.
Во время бега ПНВ сбился, окуляры елозили в районе подбородка, но и без прибора Шрам уже видел вдали огни костров лагеря бродяг, возле которых была берлога местного торговца. Люди звали его Сидоровичем. Шрам непосредственно с ним дела не имел ни разу, но рассчитывал получить от него необходимую информацию.
Сняв ПНВ с головы и убрав его обратно в чехол, наемник, поддавшись озорному порыву показал блокпосту, где все еще шла суета и ревел мегафон, неприличный жест, вот жаль только, что солдаты видеть его не могли. Как колобок – и от бабушки ушел, и от дедушки. Повесив «гадюку» на плечо, Шрам двинулся в лагерь.
Ему случайно удалось подобраться именно с той стороны, в которую никто не смотрел, зато наемник сразу же заметил часового. Парень неспешно прохаживался взад-вперед, и если бы Шрам хотел, то без труда бы подкрался и зарезал ходока, оставив лагерь без наблюдения. Впрочем, наемник не питал никаких кровожадных намерений, и, шумя погромче, спустился к забору с нарочито поднятыми руками, чтобы по нему не открыли огонь.
-К Сидоровичу иду, - громко сказал он. – Я Шрам, от Лебедева с Болот.
Невразумительное угуканье было ему ответом, равно как и полное отсутствие внимания к его особе. Неудивительно – оружием не размахивает, на мутанта не похож, ведет себя вполне благопристойно и вежливо.
Наемник спустился в подвал торговца, поздоровался со стариком и сразу же приступил к делу.
-Говорят, у тебя был бродяга один, какими-то редкими деталями интересовался для прибора одного. Подскажи, кто он такой?
Однако с Сидоровичем простого разговора не получилось. Хитрый и ушлый старик медведем шевельнулся за решеткой, почесал пузо и состроил постную физиономию:
-Может, и был кто, а может, и нет. Много их тут ходит. С чего ради мне ради тебя память напрягать, а? Кто ты мне такой, парень?
Шрам сообразил, что сходу взял неверный тон, но исправлять было поздно.
-Я могу заплатить за информацию.
-Заплатить, - Сидорович кашлянул, опять почесался. – Заплатить – это всегда хорошо. Только мне бы одна работка большую пользу принесла, чем деньги. Вот тогда бы память и освежилась…
-Что надо сделать? – поинтересовался наемник.
-Видишь ли, - старик придвинулся поближе к окошку решетки, - Есть у меня серьезный клиент, и я ему кое-что должен. Но вот какая незадача: ребята несли мне товар, а военные должны были обеспечить им проход из Зоны, там у них бандиты на хвосте даже повисли. А тут получилось так, что местные сталкеры с вояками сцепились не на шутку, стрельбу затеяли, курьеров убили между делом, а кейс с товаром куда-то пропал. Клиент ждет, сердиться начал уже, мне ему либо деньгами откат давать, либо товар тащить. А деньги у меня долго не лежат, в обороте крутятся…
-Где ж я твой кейс в Зоне разыщу? – удивился наемник.
-Поговори с Валерьяном, это у местных бродяг кто-то вроде атамана. Они прищучили командира военных, некоего Халецкого. Зарвался мужик, полез сам куда не надо, вот и попался. Он у Валерьяна как заложник, под замком сидит. Он кейс и припрятал наверняка. Вот из него информацию и надо выдавить. Ну как? Сделаешь? Я сообщу ребятам, что ты скоро у них появишься.
Шрам думал недолго. Коротко кивнул.
Следы таинственных бродяг уже маячили под самым носом…
Инна сдержала обещание: утром на стол Комарова легло заявление о расторжении трудового договора и переводе ее, Басько Инны Леонидовны в закрытый научно-исследовательский сектор номер восемь, то есть на «Большую землю», далеко за пределы Зоны. Комаров мельком проглядел заявление, поднял взгляд на опухшее от слез лицо девушки.
-Хорошо подумала? – только и спросил он, хотя уже заранее знал ответ.
Девушка только молча кивнула в ответ. Комаров подписал заявление и приложил наспех написанную резолюцию с характеристикой. Инна покинула его кабинет, даже не попрощавшись. «Ее можно понять, - убеждал себя ученый, - Ее же чуть не убила, не загрызла бывшая коллега. Может, даже крыша уже немного от такого поехала»
Злости и обиды не было ни малейшей. Просто тяжкая, как свинцовое одеяло, усталость, равнодушие и желание плюнуть на все, опустить руки.
После обеда прибежал солдат – караульный и доложил, глядя в пол:
-Джина Кролл умерла.
Комаров молча встал и быстро прошел мимо солдата в исследовательский бокс. Женщина-зомби лежала на полу, уткнувшись головой в угол. В том, что аномальная жизнь уже покинула ее иссохшее тело, ученый не сомневался: хватило и одного взгляда, поэтому Комаров без колебаний вошел в клетку, присел рядом с трупом.
Только тут ему в глаза бросилось, что тело лежит как-то неестественно, а голова вывернута под практически прямым углом к плечам. Нескольких секунд Комарову хватило, чтобы понять простое – Джине Кролл просто и без затей свернули шею, причем не просто, а перекрутив фактически на два оборота, чтобы гарантированно порвать и спинной мозг. Это убивало или, по крайней мере, обездвиживало даже зомби с их феноменальной жизнеспособностью.
Комаров медленно распрямился, подошел вплотную к стоявшему рядом Литвинову.
-Кто это сделал, майор?
-Не могу знать, - бесстрастно ответил тот.
Ученый медленно, с расстановкой, чеканя каждую букву, произнес:
-Ей свернули шею. Никто из сотрудников на такое бы не решился, хотя бы из элементарного страха. Ее убили ваши люди. Кто и зачем?
-Не могу знать, - повторил Литвинов.
«Врешь, козел в погонах, - с тупой, отстраненной ненавистью подумал Комаров, наблюдая за каменным лицом майора. – Врешь. Пересрались и ты сам, и люди твои. Вам дай волю, вы бы и меня, и всех тут перестреляли. Да и друг друга заодно. Вы, как крысы, боитесь Зоны, боитесь того, что она легко может с вами сделать, вот и готовы убивать всех, кто отличается от людей. Палачи. Вам бы все на курок жать и шеи ломать»
-Хорошо, майор, - вслух сказал начальник полевой лаборатории, - Вопросов к вам не имею. Меры приму позднее.
Литвинов молча удалился, забрав с собой и бойцов охраны. Труп Джины унесли двое сотрудников. Наверное, на вскрытие, да и черт с ними, пусть делают что хотят. Вечером Комаров заперся у себя в комнате жилого сектора и, достав бутылку армянского коньяка из личного НЗ, в одиночку напился в стельку, глотая крепкий напиток целыми стаканами. Потом, заблевав пол и кровать, благополучно уснул среди учиненного им свинства.
Впрочем, никто его не тревожил.
…