Geum.ru

Г. А. Шрам обретение ада

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

Иван внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из тумана. Даже если случится и невероятное и экскаватор все же поднимется на гусеницы, то для того, чтобы найти человека, ему придется использовать явно не зрение и слух. Хотя кто знает, быть может, у монстра есть такие органы чувств, о которых люди и не подозревают? В любом случае, бежать Ивану пока некуда и невозможно, так что осталось только сидеть тихонько, как мышь в норе, и ожидать своей участи.

Туман вряд-ли лег надолго. Максимум на час, как и много раз до этого, он укрыл своим сырым одеялом землю Зоны, но мало кто из бродяг отваживался идти через него. Ловушки становятся практически невидимы и оттого втройне опасны, и возрастала вероятность сослепу напороться на гнездо какой-нибудь твари и послужить ей бонусным подарком в виде ужина в целях компенсации за моральный ущерб от тумана. Потом, скорее всего, ненадолго поднимется ветер и пойдет дождь, разгоняющий остатки мутной пелены…

Грохот беснующегося экскаватора понемногу затих. Неужели механизм все же понял бесплодность своих попыток и угомонился? Или снова встал на гусеницы? Вряд-ли, урчания покалеченного временем мотора и лязга траков не слышно. Интересно, что там такое случилось?

За всю ночь Тайга так и не сомкнул глаз, в сон даже не тянуло. Пару раз ему слышались звуки, похожие на человеческие шаги, неподалеку от его убежища, но из тумана так никто и не вышел. Проявлять свое присутствие Иван, конечно, тоже не стал. Чалдон бы орал, как оглашенный, учитывая его патологическую трусость, звал на помощь или хотя бы выстрелил пару раз. Но непутевого напарника нигде не было слышно. Вряд-ли он вообще уже жив, и Иван даже не питал на сей счет иллюзий. Зона беспощадна к людям.

Когда часовая стрелка на дешевеньких часах на руке Тайги миновала пять утра, туман понемногу рассеялся, но Иван не спешил вылазить из убежища. От длительного лежания больная нога затекла, опухла и нещадно болела. Кроме того, за ночь Иван замерз так, что не хватало сил даже дрожать. Если бы не опустевшая к утру бутылка водки, замотанная в тряпку (чтобы не разбилась) из рюкзака, то пришлось бы вовсе туго. Дрянной сивухи, какую употреблял Чалдон, Иван не жаловал, и денег на качественные напитки не жалел.

От оврага, где покоилось механическое чудовище, более не доносилось ни единого звука. Умер он там, в самом деле, что ли? Солнце медленно вставало, и темнота ночи становилась все прозрачнее, даль снова начало затягивать жемчужной дымкой, но туман не вернулся, просто по утрам всегда бывает так, особенно сейчас, в первые недели осени, когда по ночам стремительно холодает. Впрочем, в Зоне редко бывает хорошая, ясная, солнечная погода.

Выждав еще час, когда станет почти совсем светло, Иван решился прокинуть свою импровизированную берлогу. Извиваясь передавленным червяком и стараясь не шуметь при этом, он выполз наружу и внимательно прислушался. Тишина. Ночные призраки уже отступили, и Зона не казалась жутким преддверием ада. Кстати, очень обманчивое заблуждение, на которое клюют новички… Тайга, пригнувшись, будто солдат под обстрелом, взобрался на вершину кучи хлама и вгляделся в сторону оврага.

Экскаватора не было.

Иван от удивления аж протер глаза, обалдело вытаращился на трещину в земле. Куда мог деваться за несколько часов многотонный стальной титан? Все на месте: и распаханная им земля, и полуобвалившийся склон, и даже уродливые следы гусениц, ведущие к оврагу, когда экскаватор гнался за Иваном. А самого агрегата нет и в помине. Неужели он смог сам перевернуться и убраться восвояси? Но где же тогда следы? Чертовщина какая-то…

Иван перевел взгляд дальше и тихо ахнул. Озноб неожиданно пробрал тело.

Экскаватор, как ни в чем не бывало, стоял в точности там же, где и раньше. Будь у Тайги более острое зрение, он рассмотрел бы даже траву и дерн, на треть уже покрывшие вросшие за десятилетия неподвижности в землю тяжелые, ржавые траки, краску, свисающую с металла лохмотьями и выбитые стекла в пустой кабине…


-Выброса не будет, - авторитетно заявил пожилой ученый.

Его испещренное морщинами лицо и седая шевелюра как-то совсем не вязались с ярко-оранжевым, похожим на гигантскую надувную резиновую игрушку мешковатым костюмом. Шлем от него с тонированным забралом из поляризованного стекла был пока что снят, и ученый нес его в левой руке. В правой имелся небольшой пистолет, впрочем, глядя на то, как этот деятель его держит, возникали вопросы в целесообразности его ношения вообще.

-Почему вы так решили? – осведомилась шедшая следом женщина средних лет в точно таком же костюме, только без оружия.

-Два дня назад уже был один, и его интенсивность по шкале Бергмана составила…

-Тихо! – негромко сказал вдруг двигавшийся впереди группы проводник, чуть присел и вскинул руку в условном жесте. Ученые моментально затихли, напряженно вперившись взглядами в фигуру бродяги. Сказывался опыт прежних экспедиций.

Впереди, у разрушенных железнодорожных путей стоял уже много лет, скособочась, ржавый вагон – коробка. Сами же рельсы неведомым образом были выворочены из цепких объятий крепящих их к шпалам мощных костылей, выгнуты, перекручены и вздыблены в воздух. Впрочем, предполагаемая причина этого безобразия имелась рядом: надуваясь, опадая и вяло перемешивая прохладный воздух, тут же пульсировала большая ловушка, «птичья карусель».

«Карусэл-карусэл, кто успэл – тот присэл» - так и просилась на ум фраза из популярного анекдота. Только вот общего у этого жуткого порождения Зоны с детской забавой было немного. Разве что обе они (только с разными целями) раскручивали все, что попало в их действие вокруг своей оси. Только обычная карусель из парка аттракционов никогда не набирала скорость, от которой жертва начинала буквально рваться на куски, и потом не разряжалась с резким хлопком, превращая остатки тела в кровавые клочья, щедро разлетающиеся вокруг.

Возле вагона и сошедшего с рельс локомотива лакомилась какой-то падалью псевдособака. Кого именно она там пожирала - из-за густой травы было незаметно, но тварь стояла к людям задом. При их появлении она прекратила свое увлекательное занятие и вскинула вверх перемазанную кровью уродливую, похожую одновременно на обезьянью и собачью, голову. Бродяга моментально сдернул с плеча висящий на ремне «Винторез» и щелкнул затвором, готовый продырявить животное. Но стрелять не потребовалось. Собака заинтересовалась вовсе не людьми.

Псевдопес был уже не молод, опытен и трепан несладкой жизнью хищника. И оттого прекрасно знал: связываться с группой двуногих, носящих плюющиеся огнем и болью штуки существ, особенно если ты сам один, нельзя. Это может закончиться смертью даже для всей стаи, а для одиночки – наверняка. Поэтому всегда разумнее ретироваться. А теперь надо вообще нестись прочь, сломя голову, но люди тут уже были вовсе не при чем. Надвигалась опасность гораздо более серьезная, чем возможность получить несколько ран в тело.

Собака последний раз чавкнула мощными челюстями, коротко взрыкнула – прохрипела и вдруг, подкидывая зад, проворно унеслась прочь, куда-то вдоль насыпи. Ученые, глядя на ее бегство, о чем-то весело заболботали, защелкали фотоаппаратом, но проводник внезапно нахмурился. Человек в Зоне – всего лишь часть местной пищевой цепочки, причем – звено лишь где-то посередине, а вовсе не царь и не бог, как в прочем мире. И так поспешно псевдособака, сильный и умный хищник, удирать не станет. Максимум – уберется под вагон и переждет там. Что ее так напугало? Бродяга не знал, и это не нравилось ему еще больше.

А в следующую минуту это чувство только усугубилось.

Прямо на замерших у откоса насыпи мчалась целая лавина тварей. Псевдоплоти, собаки, несколько кабанов и еще какие-то монстры неслись, сметая все на своем пути, проламываясь через кустарник, расплескивая лужи и разметывая палые листья. Одна из бочкообразных, уродливых плотей с разгона, не видя уже, куда ее несут исковерканные мутациями ноги, влетела в «карусель», и ловушка, будто обрадованная нежданной добыче, моментально взметнула ее в воздух, деловито раскрутила и порвала в брызги. Короткий, резко оборвавший взвизг твари даже не был слышен за грохотом и топотом живой лавины.

Опытному проводнику хватило мгновения, чтобы понять – этих тварей несло сюда не желание набить брюхо свежей человечиной. Их гнал страх. И поэтому бродяга резко хлопнул ладонью по вскинутому уже стволу пистолета ученого, шикнул на него, хотя сам не опустил оружие, только пригнулся, чтобы не было слишком заметно в высокой и густой траве. Хотя ученых в их костюмах не увидеть мог только слепой.

Так и есть. Волна мутировавшей живности пронеслась мимо, едва не затоптав людей, но не обратив на них ни малейшего внимания.

-Что происходит? – удивленно вскрикнула женщина.

-Очевидно, какая-то спровоцированная активность аномальной эндемичной фауны… - забормотал также сбитый с толку ученый.

Бродяга же прищурился, отчего его изборожденное старым глубоким шрамом лицо стало совсем уж неприятным, втянул носом воздух и вдруг обернулся. С его губ сорвалось только одно слово, пугающее больше всех тварей Зоны вместе взятых.

-Выброс!!!

А из-за горизонта уже неслась, поднимая клубы пыли и дыма багрово-черная волна. По небу молниями пронеслись превратившиеся в тени облака, воздух загустел настолько, что им почти нельзя стало дышать. Тонкий, на пределе слышимости свист перерос в адский вой, выбивающий, выдавливающий из людей все, что делает их способными жить…


Стрелок стоял на высоком холме и смотрел на Припять. Мертвый город угрюмо таращился на мир окнами заброшенных домов, тянулся к серому и мглистому небу нагромождениями металла и цемента. Печально шуршали в нем мокрые от дождя кроны деревьев, вечный бродяга-ветер гонял по растрескавшемуся и вспученному асфальту ворохи мусора и палых листьев. Где-то далеко, почти на пределе видимости возносилось в небо ржавое колесо обозрения. Удивительно, но оно медленно крутилось, и в кабинках для людей, если глянуть на них ночью, можно было заметить какие-то страшноватого вида кучи тряпья. Город был и вправду мертв. Ни один человек не бродил по его улицам, только жуткие твари по ночам вылазили из его подвалов и катакомб, щерили клыки, принюхивались и рыскали в поисках добычи.

Стрелок глядел туда, где утренняя дымка скрывала своей пеленой угрюмую громаду сердца Зоны – легендарную ЧАЭС. Оттуда раскатывались убивающие жизнь Выбросы. Там билась чужая, страшная, пугающая человека жизнь. И там лежал главный ключ к тайнам Проклятой земли.

Бродяга на холме сжал кулаки до хруста в суставах. Если бы он только смог пробраться туда, дальше, куда он так и не попал несколько лет назад, когда ранение остановило его на пороге цели! Надо сказать, судьба была к молодому ученому благосклонна: он выжил и с товарищем вернулся назад. А те, кто пошли дальше, все так и сгинули там, приняв на себя крест призраками бродить по Зоне, пугая отчаянных бродяг и порождая страшные легенды. С тех пор много утекло воды… Эдик тогда так и не добрался до Саркофага. Потом была еще одна попытка, но его и его товарищей остановило страшное излучение возле самой станции. Но Стрелок еще обязательно сделает то, что решил! Обязательно! И у него уже были весомые шансы на исполнение мечты.

Только надо немного подождать. Запастись всем необходимым. И тогда он сможет проникнуть в самую главную тайну рождения Зоны, а возможно – и убить, уничтожить ее. Человек очень упрямое животное, и готово ломиться в закрытые двери до тех пор, пока последние преграды не рухнут перед ним. Стрелок непременно сделает то, что задумал. Он дойдет до Саркофага и разыщет Монолит, легендарный Исполнитель Желаний. Он знал, какую именно мечту принесет ему.

Слишком много было пролито крови за это желание. Слишком много своих и чужих жертв принесено. И Эдик-Стрелок никогда не остановится, пока не добьется своего. У него есть многое: время, доходящее до фанатизма желание, время, деньги, а главное – надежные друзья и помощники. Разве этого мало? И он бросит вызов неразгаданной тайне.

Будто услышав его мысли, Зона откликнулась на них. Протяжный, долгий вой неведомой твари раздался где-то на улицах мертвого города. Стрелок улыбнулся тонкими губами, глядя на Припять, дескать, слышу, слышу, и все прекрасно понимаю. «Я обязательно приду…»

Сзади негромко зашуршала листва, хрустнул переломившийся под чьей-то ногой сухой сучок. Стрелок уже заранее знал, кто именно там идет, и все равно резко, рывком обернулся. Правая ладонь уже инстинктивно нашла холодный пластик рукояти автомата.

Перед ним стояли двое. Один – высокий, худой и даже изящный на вид бродяга в усиленном броневставками комбинезоне, с дробовиком через плечо. Респираторная маска болтается на шее, очки вздернуты на лоб, приминая темные, сильно битые сединой волосы. За спиной угадывается объемистый рюкзак, очевидно, еще и увесистый.

Второй спутник больше похож на бомжа, обитающего где-то на окраинах того же Питера или Москвы, но в силу обстоятельств и конкуренции добывающего себе средства на не очень богатых свалках. Длинный, потертого и помятого вида, кое-где неряшливо залатанный коричневый кожаный плащ, космы волос падают на лицо, недельная щетина, окурок папиросы, зажатый в зубах. Оружия не видно, но это отнюдь не значит, что его нет. Густые брови нависают козырьками над глубоко проваленными, недобрыми глазами. Во всем облике угадывается неуловимая принадлежность к бандитско-бродяжнической диаспоре, этакой вольнице уголовной жизни.

Стрелок коротко кивнул пришедшим, потом пояснил:

-Я схрон немного распотрошил. По пути в ловушку чуть не попал, пришлось оружие ей скормить, а потом на хвост снорки сели, загнали в подвал. Там Выброс пережидал.

-Ничего страшного, - ощерился обладатель рюкзака и изящной внешности, - Главное, что живо остался. Любуешься? – и кивнул в сторону Припяти.

-Да… Любуюсь… Как дошли?

-Нормально. Только у Клыка небольшой облом вышел.

-Не облом, - проворчал «уголовник», - А мелкая неприятность. Тех людей на месте не оказалось. Но Сидорович говорит, что ушли куда-то на Свалку, а у него самого ламповых усилителей не оказалось, только мелкое барахло, такое чувство, он даже и не понял, о чем я веду речь. Буду искать там, где он сказал... Призрак, доставай давай.

Тот снял со спины рюкзак, не спеша распаковал его и извлек завернутые в полиэтиленовые детали какие-то радиоэлектронные печатные платы и несколько деталей.

-Вот. Примерно так.

Стрелок задумчиво перебрал платы, почитал кое-какие маркировки, отколупал в паре мест ногтем присохшую грязь, хмыкнул и уставился на Призрака.

-Нормально… Значит, осталось совсем немного. «Свет» при тебе?

Рядом с деталями лег массивный просвинцованный контейнер с закругленными углами и герметичной крышкой, содержащий в себе артефакт, зовущийся у бродяг «лунным светом». Кто-то давно заметил, что, несмотря на его устрашающую радиоактивность, он существенно снижал воздействие на мозг человека убийственного так называемого пси-излучения, почти неведомой, но жуткой дряни, превращающей мозг просто в инертную начинку черепной коробки, и человек делался даже не дауном-дебилом, а просто ходячую куклу, тем не менее, зачастую агрессивно настроенную. Ловушки с этим излучением встречались довольно часто, почему-то в основном возле бывших опор линий электропередач или больших и высоких металлических предметов.

Кто-то из ходоков, страдающий от немереного количества ума, зашедшего за разум, утверждал даже, что обвесившись «лунным светом» с ног до головы реально было даже пережить Выброс, но сам проверять не хотел, а других аналогичных гениев, слава богу, не находилось.

-Осталось немного, - улыбнулся Стрелок. – Совсем даже немного. Значит так, господа хорошие: ты, Клык, сходи на свалку и найди там диггеров, как обещал. Пообщайся с ними. Призрак побывает в нашем тайнике на «Агропроме», пусть детали все там полежат. А я пойду до товарища Сахарова… Думаю, ему есть что мне сказать и отдать. Клык, тебе нескольких дней, чтобы собрать резонатор хватит?

-Хватит, - ответил обладатель плаща, - Там сложного ничего нет. Штатный армейский «ДРВ» плюс еще кое-что. Я ж все-таки радиотехник по специальности.

-Отлично. Как сделаешь – тащи тоже на «Агропром», я там побываю, возьму все, что надо и пойду на прорыв. Жаль, что вас со мной не будет…

-Пойти-то мы можем, - усмехнулся Призрак, - только вот толку тебе от нас будет, когда излучение в Рыжем Лесу нам мозги спалит? Тебя же и подстрелим в итоге. Прибор-то только один у нас будет, на всех троих его не хватит.

-Знаю, - опустил глаза Стрелок, - Все прекрасно знаю. Спасибо вам, ребята. Сделаю все, что только смогу. А если останусь жив после ЧАЭС – то непременно с вами поделюсь всем, что найду.

Все трое помолчали, а потом Призрак, задумчиво ковыряя носком берца прелую землю, произнес:

-Главное - останься жив. Вот это и будет главная добыча…


…Он медленно приходил в себя. Первое ощущение, которое появилось после черной, глухой пустоты беспамятства – тяжелый стальной обруч, плотно-плотно надетый на голову, и сжимавший череп так, что мозги готовы были потечь через уши, нос и прочие «технологические отверстия». К горлу резко и мощно подкатила тошнота, и бродягу бы вырвало, если бы было чем. Желудок был звеняще пуст и, как казалось, сжат до размеров теннисного мячика. А все остальное пространство внутри занимал мертвящий холод.

Проводник открыл глаза, дождался, когда потолок перестанет плавать и вертеться пьяным вертолетом, и только тогда увидел расфокусированным напрочь зрением два склонившихся над ним лица. Одно – с изрядной проплешиной, чисто выбритое, худое и с шикарными «пушкинскими» бакенбардами, второе – совсем лысое и из-за пышных усов напоминающее сытого пожилого моржа.

Бродяга пошевелил руками, согнул и разогнул кисти. Не связаны, следовательно – не в плену у бандитов или какой еще нечисти. Так, минуточку… А как он вообще сюда попал? В голове вертелись хороводом отрывочные воспоминания, которые никак не могли сложиться в единое целое. Наверное, это бы очень злило, но сейчас бродяге было настолько худо, что на разные сильные эмоции не оставалось сил.

-Живой? – спросило усатое лицо.

Голос доносился до сознания проводника, как через толстое ватное одеяло, да еще с каким-то колокольным призвуком. Только сейчас он ощутил, что на голове у него что-то надето, вроде тканевой повязки. Бродяга вяло поднял руку, чтобы пощупать ее, но «Пушкин» остановил его:

-Не надо. Мы сканируем энцефалограмму твоего мозга, - и повернулся к «моржу», - Судя по показателям приборов, у него полностью разрушена нервная система. То есть, фактически все «выгорело», как у обычного телефона, если подать внутрь бытовое напряжение. Человек с такими повреждениями не может жить даже чисто теоретически. Но все другие показания просто отличные. Парадокс. Беспрецедентный парадокс.

-Ты помнишь что-нибудь? – спросил у бродяги «морж».

-Да… - проводник услышал свой голос как бы со стороны, сухой, совершенно безжизненный, какой-то надтреснутый. – Я вел на окраине болот группу ученых из исследовательского лагеря под руководством профессора Комарова. Потом… Потом было что-то. Не помню.

-Все ясно, - «Пушкин» аккуратно снял повязку с головы лежащего навзничь бродяги и куда-то убрал, - Меня зовут Каланча. Это фамилия, имя, думаю, тебе знать нет смысла. А это Лебедев, мой начальник. Ты находишься на базе группировки «Чистое небо», почти в самом центре Болот. Был очень сильный, незапланированный Выброс, под который ты и попал. Наши разведчики случайно наткнулись на тебя через час после катаклизма, и там уже собирались собаки. Рядом с тобой нашли труп ученого, тащить сюда, конечно, не стали, сам понимаешь, путь неблизкий. Тебя, когда увидели, что еще дышишь, принесли, но мы думали, что ты скоро умрешь. С такими делами, как у тебя, долго никто не живет. Но ты пришел в сознание, говоришь и даже что-то помнишь. Это вообще уже из области фантастики. Как тебя зовут? Можешь ответить?

-Шрам, - бродяга облизнул пересохшие губы, чувствуя, как понемногу разъясняется в голове, - Обычно меня зовут Шрам. Я наемник, работаю проводником и охранником у Комарова.

-Что ж, вполне обоснованно. Я бы и сам тебя так назвал, - улыбнулся Лебедев. – Что еще помнишь? Не спеши, подумай, поройся в памяти.

-С нами была еще женщина, аналитик – биолог…

-Нет, ее тела мы не нашли, там были только ты и мужской труп.

Бродяга осторожно, цепко держась руками за основание кушетки, на которой лежал, сел и пощупал руками голову. Ага! На тех местах, где были прикреплены датчики, и без того коротко остриженные волосы были аккуратно выбриты. Значит, придется какое-то время ходить плешивым. Ничего, это не страшно.

-Что теперь будешь делать? – деловито спросил Лебедев.

-А что мне можно сделать? – резонно осведомился в ответ Шрам, - Я вроде бы на вашей базе, вы и хозяева положения. А вообще – мне надо уходить.

-Видишь ли, какие дело, - Лебедев взял стул и сел на него верхом, - Хотел бы попросить тебя о помощи. Наша группировка – в первую очередь ученые, исследователи Зоны. Боевиков и профессиональных вояк среди нас мало. А на Болотах очень много разной нечисти. С тварями-то мы сами разберемся, черт с ними. Но от бандитов вовсе житья не стало, причем ладно были бы они хоть те, кто живет по их «понятиям», с главарем, Йогой, я бы договорился как-нибудь. Но ведь сюда в основном сползаются именно те, кто даже там, в их шайке не ужился. Ренегаты самые настоящие.

Шрам кивнул в ответ, дескать, слышал про такое, и не раз. На Болота он сам глубоко не заходил, но про «Чистое небо» он слышал, и довольно часто, даже пару раз пересекался с членами этой группировки на базах у торговцев и бункере Комарова, да и о ренегатах толковали часто, много и далеко не с положительными эмоциями.

-Вот так и получается, - продолжал Лебедев, - Что нам до зарезу нужна помощь спеца. Ты, насколько я понял, наемник – профессионал. Комаров с кем попало дел не имеет, и если уж взял тебя охранником, значит, ты того определенно стоишь. Вообщем, мы помогли тебе, фактически спасли жизнь, а ты уж, будь ласков, помоги и нам. Чудес от тебя никто не просит, просто повоюй немного на нашей стороне. Главное для нас – восстановить контроль над тропами между нашими перевалочными базами. Ренегаты часто нападают на группы наших бойцов. Зачастую отбиться от них удается только с большими потерями, нас и так не очень много, и терять людей мы не можем себе позволить. Ну так как? Могу рассчитывать на тебя? Могу даже заплатить за помощь. В пределах разумного, естественно, мы ведь тоже не миллионеры.

Шрам медленно встал, прошелся взад-вперед по комнате. Координация вроде бы пока не подводила, ноги держали и даже не тряслись, туман перед глазами уже рассеялся. Бродяга почесал правое предплечье, потом закатал рукав и с удивлением увидел пару свежих дырочек от уколов в вену, аккуратно заклеенных кусочками лейкопластыря. Вот оно что, еще и медикаментами какими-то накачали. Что ж, спасибо, иначе ни за что бы так быстро не встал…

-Помогу, - кивнул наемник. – Оружие мое не нашли? «Винторез» был.

-Нет, - не моргнув глазом, покачал головой Лебедев, - Мои люди только тебя принесли.

Бродяга только хмыкнул в ответ. Скорее всего, ушлые ходоки просто заначили хорошую и мощную винтовку, причем об этом, скорее всего, не знал даже сам их начальник. Какой смысл был Лебедеву врать своему новому союзнику? Ладно, неприятно, конечно, но не фатально. Была бы голова и руки целы, а добыть и десять винтовок можно.

-Посиди пока тут, - сказал Лебедев, - отдохни немного. Можешь даже вздремнуть. Потом я распоряжусь, чтобы тебя покормили, выдали оружие и патроны. Получишь распоряжения – и вперед.

Шрам только кивнул головой в ответ. Что тут еще можно сказать?..


Комаров был очень обеспокоен. Пропали двое ученых и один из его лучших проводников, бродяга-наемник Шрам. То есть о ходоке ученый переживал только как о потере своего ценного человеческого материала. Шрам отлично знал Зону, был осторожен, замечательно стрелял и умел выживать даже в самых убийственных ситуациях. Плюс к тому мало говорил, много делал, никогда не торговался по поводу своих услуг и не пытался обмануть, «кинуть» своего работодателя. Одним словом, очень редкий и оттого практически уникальный в своем роде экземпляр местной полууголовной человеческой фауны. О нем был смысл жалеть как о хорошем проводнике, но не более. Комаров, хоть и активно пользовался услугами бродяг, редко видел в них людей, равных себе или своим сотрудникам. Это и к лучшему – слишком уж часто они гибли и исчезали в туманных далях Зоны, и если запоминать каждого из них, относиться душевно – потом придется по каждому хоть чуточку, но горевать. А такой роскоши ученый себе не мог позволить.

Зато пропавшие Павел Степаненко и Джина Кролл были поистине тяжкой утратой. Павел, по сути, являлся «левой рукой» самого Комарова, и именно поэтому он отрядил для их охраны и сопровождения самого Шрама, пообещав ему за это дополнительное вознаграждение. Пропавший в Зоне почти всегда означало что и уже мертвый, а вместе с Павлом канули в небытие довольно перспективные и серьезные разработки, которыми он занимался в своем отделе. Конечно, при должном старании можно кое-что восстановить, но далеко не все. Основная информация держалась у ученого в голове, а выкачать сведения из мертвеца еще не удавалось никому. Некромантией же Комаров пока не увлекался.

Джина, мало того, что была американкой (а эти господа, стоило пропасть кому-то из их роду-племени сразу были готовы объявить кого угодно террористом и похитителем), являлась и одним из наблюдателей Международной Федерации Научных Исследований. Так что теперь могли назреть крайне серьезные неприятности. Гибель Павла так-сяк еще укладывалась в печальную, но, увы, неизбежную статистику «несчастного случая», а вот Джину следовало беречь как зеницу ока. Беда была лишь в том, что ретивая американка сама так и лезла в самое пекло, немало не заботясь о печальных последствиях для себя и других. Воспитанная на почве феминизма и вседозволенности, дамочка буквально алкала неприятностей. Вот, судя по всему, и получила свое.

В самом печальном случае всю шарашку Комарова могли просто разогнать к такой-то матери по разным отделам или вообще отправить на «большую землю», а его самого – снова в подручные к Сахарову, оборудование вывезти, а на месте комплекса лабораторий устроить, скажем, базу тех же военных. Правда, Комаров искренне надеялся, что до такого не дойдет. Но выволочка от руководства, куча бумаг-отписок, беседы с военными, поисковыми отрядами и разными деятелями, включая юристов и агентов страховых компаний, ему обеспечены. От этого уже не увернуться.

Военно-десантный «МИ-24» сейчас нес самого Комарова, майора Литвинова и пятерых бойцов сопровождения к предположительному месту пропажи ученых. Конечно, начальник сектора лабораторий мог просто отправить поисковую группу, а сам сидеть и ждать результатов поиска, но среди обслуживающего персонала уже потихоньку творилось черт знает что. Сразу же пошли закулисные шепотки: «нас туда на смерть посылают за материалом, Комаров сам только отчеты составляет, люди гибнут – ему все равно, у него связи в Москве и Новосибирске, отбоярится». Чтобы не мозолить глаза сотрудникам, перед которыми – чего греха таить! – Комаров чувствовал себя виноватым, да и откровенно ради поднятия собственного авторитета руководитель решил лично участвовать в поиске. И теперь, не сознаваясь себе открыто, начинал жалеть об этом.

Да, он прекрасно знал, что очень рискует. Да, ему было известно, что в Зоне пропадают даже вооруженные до зубов отряды военной элиты спецназа. Тем не менее, будучи осторожным человеком, Комаров не желал быть трусом и теперь, наполовину бравируя, но в глубине души весь трясясь от ужаса, сам сидел в металлическом чреве винтокрылой машины.

А внизу медленно плыла Зона. Разрушенные, обращенные в руины поселки и какие-то строения, пустоши, рощи и холмы. Сквозь вой вертолетных турбин снаружи не пробивалось ни единого звука, но ученый отчего-то был уверен: там, внизу, царит тишина. В животе сгустился мерзкий, холодный ком ужаса, периодически ворочавшийся там скользкой жабой. «Если вернусь живым, - мысленно пообещал Комаров, - то, с первой же оказией, схожу в церковь и поставлю свечку. Господи, только помоги вернуться!» Наверное, примерно также думали-молились и Павел с Джиной, уходя в последнюю для них экспедицию.

Через несколько часов после их ухода грянул небывалый по силе и продолжительности Выброс, который смогли отметить приборы только буквально за полчаса до его начала. Ни в какие рамки и попытки предсказания, прогнозирования катаклизмов он не укладывался, Зона просто решила почудить и лишний раз доказать всю тщету попыток ее предугадать. Вряд-ли ученые и проводник угодили под него – скорее всего, успели спрятаться. Комаров отлично знал: между первыми признаками Выброса и его непосредственным началом стабильно есть минут пять-семь, а за них, если хочешь жить, всегда найдешь убежище.

Хотя нынче было иначе. Мало того, что Выброс оказался спонтанным, он еще и навалился резко, внезапно, так, что обитатели комплекса едва успели удрать в лаборатории, и система защиты герметически запечатала помещения. Обошлось без жертв, но, в принципе, они вполне могли быть, находись кто-то за периметром лагеря. Но Павел и Джина были не одни. Уж Шрам-то не мог так опростоволоситься, чтобы пропустить приближение катаклизма. Говорят, те из бродяг, кто провел в Зоне хотя бы несколько месяцев, уже могли интуицией, нюхом чуять смертельные опасности.

Тогда что же там произошло? Что?

Вертолет заложил крутой вираж, от которого сразу же ватной глухотой заполнились уши. Комаров несколько раз судорожно сглотнул, крепче уцепился за поручни.

-На посадку идем, - в самое ухо крикнул ему Литвинов.

«Слава тебе, господи, - мысленно усмехнулся ученый, - наступает момент истины…»

Массивный корпус машины вдруг затрясло, раздался дробный рокочущий звук. Комаров сначала перепугался, что вертолет угодил в какую-то воздушную аномалию и теперь собрался камнем рухнуть вниз, но мгновением позже сообразил: это просто заработала автоматическая пушка, расчищая внизу место для посадки и десанта от местной нечисти.

МИ-24 кружил над поляной, поливая ее шквалами свинца и стали. Комаров, обернувшись к квадратному иллюминатору, пробовал хоть что-то разглядеть там, но не смог. Только причудливые, хаотично мельтешащие тени. Боевая машина скоро пошла на посадку, стрельба прекратилась, военные сразу же подобрались, быстро проверили оружие, напротив двери занял место один из бойцов с массивным пулеметом наизготовку. Если даже какая-то досужая тварь ринется сбоку на открывшуюся дверь, ее встретит убийственный ливень пуль.

Но обошлось. В атаку никто не полез, хотя на небольшой поляне там и сям валялись растерзанные очередями вертолетной пушки кровавые трупы собак. Много. Комаров даже на первый взгляд насчитал их добрый десяток, это при том, что слепые псы – твари хитрые и наверняка при звуках стрельбы и винтов ломанулись кто куда, спасая жизнь. Здоровенная была стая.

-Туда, - махнул рукой Литвинов, указывая направление, и поисковая группа двинулась вперед.

Комаров шел в середине цепочки, постоянно оглядываясь по сторонам. Страх уже не мучил его – он превратился в постоянное и неотъемлемое чувство, как глухая, постоянная боль, скажем, в сломанной ноге. Организм упрямо выдает в мозг через нервы сигналы о серьезном повреждении, но разум понимает: сейчас это никак не исправить и никуда не деться, поэтому проще не обращать на это особого внимания, пока еще можно терпеть. Будет нельзя – примем меры.

Долгий, протяжный вой пробуравил воздух, раскатился и медленно затих, порождая эхо.

-Псевдопес, - нервно усмехнулся сухим, хрящеватым лицом Литвинов, - нас чует, падла, но боится лезть. Знает, что нас много и хорошо вооружены, вот и бесится, пугает.

Комаров ничего не ответил, а просто представил, как вчера этой же тропкой шли Шрам, Павел и Джина. И как наверняка тоже выли вдали хищные твари, шуршала сухая трава под ногами, каркали вороны, рассевшиеся на деревьях, и тускло светило через пелену туч скупое осеннее солнце. Представил – и по коже пошли мурашки.

«Сто процентов непредпринятых попыток не оканчиваются успехом» - так любил говорить Павел. И вот теперь Комаров сам лез туда, откуда имел все шансы не вернуться. Делал попытку найти тех, кого, скорее всего уже и не стоило искать. Но нельзя же просто так сидеть на месте, сложа руки? А впереди уже длинным невысоким холмом тянулась идущая по краю Болот железнодорожная насыпь, возле которой, скорее всего, и пропали ученые.

С дороги сбиться было непросто: когда-то, очень давно, по ней ездила техника, с тех пор вездесущая трава взяла свое и быстро нашла способ пробиться через укатанную в камень почву, но широкая просека осталась, и на ней еще вполне угадывались колесные колеи. Быть может, еще до Второго Взрыва по ней шастали кто-то из самоселов, гнездившихся полулегально на запретной территории. Насколько Комаров знал, власти смотрели на это сквозь пальцы и особо людей не гоняли… А потом, после катастрофы, даже пробовали кого-то спасать при помощи войск, вертолетов и спецтехники, хотя, кажется, выручать было уже некого.

Выброс застал самоселов кого где, и деревянные утлые домишки никак не могли служить им спасением от чудовищного катаклизма. Над землей пронеслась смерть, убивая всех подряд, или же даря им то, что хуже любой гибели. Комарову рассказывали поистине жуткие вещи, и почему-то он, скептик, как и практически любой ученый деятель, предпочитал верить им, не проверяя лично. Например, как на кладбищах пучилась земля, и оттуда восставали, словно в дешевых фильмах ужасов, погребенные там покойники, и то, что от них осталось. Как из рощ и лесов выходили самые настоящие монстры и безнаказанно бродили по поселкам, пожирая человеческие трупы и тех немногих, кто был жив. Как бегущий в панике человек вдруг совершенно внезапно, на ровном месте превращался в тень на земле, сгорал заживо в бьющем вверх факеле пламени или рвался на части, в разлетающийся по земле фарш. Да много чего еще.

Сухая трава печально шелестела под ногами. Полынь – здесь было так много полыни! – качала своими метелками, в воздухе витал ее пряный запах. Чернобыль… Черная быль. Комаров пригляделся к насыпи, туда, куда вела тропа: там уродливо горбились неведомо когда застрявшие там железнодорожные вагоны и дизельный локомотив. У местных бродяг, скорее всего, уже был там проторенный проход на Болота.

Через еще добрых сотню шагов Литвинов вдруг вскинул вверх руку:

-Стой!

Солдаты ощетинились автоматами, а двое бойцов медленно, предельно осторожно двинулись вперед, держа тропу под прицелом. И только тут Комаров заметил причину этой тревоги.

Ярко-оранжевый лоскут ткани от защитного комбинезона, который выдается всем научным сотрудникам, отправляющимся в экспедицию за пределы комплекса. Такие же были и на Джине с Павлом. Комаров сжал кулаки и тихо застонал. Самые худшие его подозрения подтверждались.

Лоскут оказался частью рукава костюма, причем – по иронии судьбы, не иначе! – именно правым, там, где был нашит шеврон с именем владельца. Через грязь еще можно было разобрать, что совсем недавно в комбинезоне ходил Павел Степаненко. А внутри ткань оказалась еще и забрызгана кровью, что недвусмысленно свидетельствовало о печальной судьбе ученого. Не сам же он оторвал кусок от прочнейшего костюма (даже не всякий нож его возьмет), обрызгал изнутри красным, вывозил в грязи и бросил на тропу!

Поисковая группа скоро вышла на небольшую поляну перед переходом через железнодорожную насыпь. Впереди «дышала» большая аномалия-ловушка, но Комаров не обратил на нее особого внимания.

На небольшом – несколько квадратных метров – пятачке недавно разыгралась целая баталия. Трава примята, земля кое-где взрыта, везде валяются трупы слепых собак. Причем, как сразу же определил Литвинов, зверье посекло автоматными очередями. И огонь велся из-за вагонов, с тропы со стороны Болот. Там и обнаружились россыпи автоматных гильз. Стреляли из автоматов Калашникова и американской М16. Опытный военный сообщил, что по собакам палили трое человек. Другой вопрос – только ли по собакам?

На траве там и сям виднелись уже подсохшие большие пятна крови, множество клочьев оранжевой ткани, защитный шлем с открытым забралом, мелкие осколки костей. От такого зрелища тошнота так и подкатила к горлу. Запах тоже был соответствующий – тяжелый, уже отдававший пропастиной. Привычные к подобным зрелищам военные рассредоточились и принялись обыскивать кусты рядом, а Комаров достал фотоаппарат и сделал несколько снимков места трагедии.

Экспедиция погибла. Но в полном ли составе? Судя по словам Литвинова, да и соответствуя логике, останки на поляне принадлежат только одному человеку: Павлу Степаненко. А куда тогда девался Шрам? И Джина? Если группа угодила под Выброс, то погибнуть должны были все. И кто тогда растерял собак, которые пожирали тут труп ученого? Комаров знал, что Болота кишат бандитами и разными отморозками. И заявились они сюда, скорее всего, уже после Выброса, перебили падальщиков в надежде чем-то поживиться. А потом ушли, увидев, что брать-то уже нечего. А Шрам и женщина? Может?...

Размышления Комарова прервал крик одного из военных, занявшего позицию возле вагона. Приникнув к окуляру снайперской винтовки, боец следил за кем-то вдалеке.

Все подбежали к нему, Литвинов извлек мощный цифровой бинокль, поднес к глазам. И выругался, не стесняясь в выражениях, после чего протянул прибор Комарову.

Расстояние в примерно километр было совсем даже не помехой для хорошего бинокля, и фигуру в оранжевом костюме Комаров увидел как если бы она была в десятке шагов от него. Джина Кролл медленно брела по болотистой земле, то и дело проваливаясь по щиколотку и медленно, как бы нехотя освобождая ноги. Походка всегда энергичной, спортивной женщины теперь напоминала движение кое-как передвигавшегося наполовину парализованного инвалида. Или плохо сделанного робота. Голова Джины, непокрытая защитным шлемом, вяло свешивалась набок, темные волосы торчали в разные стороны, похоже, уже заляпанные болотной грязью. Женщина явно брела без определенной цели, сама не зная куда и зачем.

Боец снова приник к окуляру винтовки, но Литвинов хлопнул его по плечу:

-Не стрелять.

-Не стрелять! – пересохшими вмиг губами сипло повторил Комаров, - Надо догнать ее!

-Зачем? – тихо спросил майор, - Мы ей уже ничем не поможем…

-Все равно, - бормотал, как в лихорадке, Комаров, пораженный увиденным до глубины души, - Нельзя же так просто убить, надо попытаться хоть что-то сделать…

-Не знаю, - Литвинов пожал плечами, - Я думаю, она будет благодарна за пулю в голову.

Джину они догнали спустя час. Женщина, шатаясь, брела куда-то вглубь болот, спотыкаясь на каждом шагу и часто падая, но даже не пытаясь стереть с себя полужидкую липкую грязь. Совершенно пустые глаза смотрели вперед, обескровленные губы что-то неразборчиво шептали, изо рта медленно стекала по подбородку слюна. Удивительно было, как ей повезло не попасться на корм местным тварям, не влететь в ловушку или попросту не утонуть в трясине. Наверное, какие-то остатки инстинкта самосохранения страховали Джину от фактического суицида. Она шла медленно, монотонно, даже не реагируя на крики спешащей следом поисковой группы.

Комаров первый подбежал к ней, схватил сзади за плечо.

-Джина! Стойте!

Женщина безучастно обернулась к нему, вперившись пустым, мертвым взглядом. Потом молча попыталась развернуться и продолжить путь, но бойцы уже завели ей за спину руки, сковали их браслетами наручников. Джина, впрочем, совершенно не заметила этого и не попыталась противостоять или хотя бы убежать.

-Это хорошо, - деловито заметил Литвинов, - Спокойная! Думал, бросаться начнет, кусаться.

Дав сигнал по рации, майор получил подтверждение о вылете вертолета. Скоро группа будет эвакуирована с Болот. Джину тем временем связали дополнительно длинным страховочным фалом, спутав ей ноги и руки и аккуратно положив на землю. Женщина медленно, с ужасающим постоянством вновь и вновь пыталась встать, вяло извиваясь при этом во все стороны, но явно не понимала тщетности своих попыток. Глаза ее все также оставались мертвы и неподвижны.

Комаров сидел рядом прямо на мокрой земле и, сглатывая слезы, неотрывно смотрел на еще совсем недавно симпатичную, так и лучившуюся энергией и жизнью молодую женщину, теперь превращенную в живой труп. Выброс необратимо выжигал те части мозга, которые отвечали за личность человека, оставляя только примитивные навыки моторики и минимальные остатки информации о мире и жизни. А кто-то, как наверняка Павел, просто умирал… Или, судя по рассказам бродяг, превращался в чудовищ. Комаров все это прекрасно знал – сам сколько раз видел зомби и даже пытался исследовать их, когда их притаскивали пойманных живьем. Но одно дело методично изучать или потрошить просто ходячие трупы. Другое дело – когда им становился твой коллега, товарищ, которого ты привык видеть живым и здоровым.

В небе залопотали винты вертолета.

Комаров поднял глаза вверх, грязным кулаком вытирая слезы.


Бункер, строго говоря, таковым вовсе не являлся. Так, овощехранилище, отрытое сугубо по инициативе местных жителей, и потому используемое для общих надобностей. Но после аварии 1986 года деревня, как и большинство поселков местного значения оказалась заброшенной, хозяйство, каковое осталось после эвакуации народа, разворовали мародеры, а сами дома пришли в полный упадок и практически развалились от старости.

Овощехранилищу же ничего ровным счетом не сделалось. Украинцы – народ обстоятельный, способный до любого строительства и хозяйства, а потому подошли когда-то к делу со всем возможным старанием. Недалеко от бывшей деревеньки располагался бывший же, ныне лежащий в руинах АТП, и с него, скорее всего, пригнали экскаватор и привезли бетонные плиты, а также несколько лестничных пролетов, какие используются при строительстве домов. Отрыли внушительный котлован, укрепили его стены и потолок блоками и плитами, а для защиты своего имущества еще и приспособили две могучие – впору гранатометом прошибать – двери. Ничего удивительного, что титаническое овощехранилище надолго пережило поселок, играючи выдержало Второй Взрыв и намеревалось жить-поживать еще очень долго на радость местным обитателям.

Неизвестно, конечно, как в нем некогда жилось разным морковкам, картошкам и прочим свеклам, но свято место пусто не бывает. Сначала деревню (кстати, под самым боком у военных, обосновавшихся на кордонном укрепленном посту) облюбовали местные бандиты, устроили «малину», безобразничали, а потом их покрошили в салат проводившие тут рейды военные. Бродяги же, явившиеся позже, не вели себя столь нагло, вежливо предложили командованию кордона взаимовыгодные условия, дескать, вы нас не замечаете, а мы вам своего рода дань разными ценными вещичками платим. Командование, вовсе не чуждое материальных и финансовых благ, подумало и согласилось. Как позже выяснилось, поступило очень разумно.

Со временем деревня превратилась в своего рода «тренировочный лагерь», куда попадали молодые бродяги, проникшие всеми правдами и неправдами на территорию Зоны. Тут отсиживались, общались, знакомились и набирались опыта от забредших передохнуть ветеранов. Военные же исправно закрывали глаза на незаконных обитателей Зоны. Вообще со временем бойцы спецназа и просто солдаты срочной и контрактной службы стали относиться к ходокам без прежней лютой агрессии, не стремясь во что бы то ни стало прошить бродягу парой очередей из автомата или пулемета. Как умудренная жизненным опытом хозяйка глядит на тараканов: гонять, конечно, надо, да вот толку-то? Все равно придут снова…

Если же на блокпост прибывало высокое начальство, то военные даже сами снисходили до того, чтобы предупредить бродяг: прячьтесь кто куда, чтобы духу вашего тут не было. Кто будет в поле зрения – не обижайтесь. Нам наша задница дороже всех вас, вместе взятых. Ходоки, разумеется, утекали в Зону… Чтобы через недельку объявиться тут снова.

Сидорович, старик неопределенного возраста, окопался в бункере прочно: с помощью тех же бродяг привел его в порядок, вварил решетки и замки, а после взялся за дело. Никто не знал, откуда торговец взял начальный капитал, но дело у него пошло: купить, продать, обменять с доплатой или без оной, подсказать, посоветовать (небесплатно, разумеется), подкинуть работу или свести с нужными людьми – Сидорович развивал свой бизнес во всех направлениях.

Пару раз его приходили потрошить бандиты из местных «смотрящих» группировок. Дело кончалось одинаково: торговец запирался в бункере и по радиостанции выходил на связь с военными, у которых с Сидоровичем были прекрасно налаженные отношения, и буквально через пятнадцать минут от уголовников, не успевших удрать, оставались рожки да ножки после натиска ударной группы спецназа. Кто-то из бродяг даже поговаривал, скорее всего, вполне достоверно, будто у Сидоровича кто-то из родни имеет влияние пусть и не в самом высоком, но военном руководстве…

Иван Тайга пришел в лагерь бродяг вечером, но еще засветло. Дорога была не самой легкой – на окраине Свалки пришлось пару часов ничком лежать на земле, не рискуя даже поднять голову, чтобы не попасться на глаза бойцам с БТРа, остановившегося на дороге и временами порыкивающего дизелем. Что именно там творили вояки столько времени – Иван не ведал, но усердно поминал их всеми нехорошими словами, какие только знал. Нога болела, и бегать по пересеченной местности, изобиловавшей металлоломом, Тайга не решился. Тем более вряд ли господа военные откажут себе в «джентльменском» удовольствии скосить бегущего и прячущегося от них человека очередью из крупнокалиберного пулемета.

Вояки в конце концов убрались, и Иван проскользнул через распахнутые ржавые ворота на разбитую асфальтовую дорогу. Дальше пришлось буквально порхать по настоящему полю ловушек, в изобилии расположившихся прямо на дороге. И обойти никак: на обочине непролазный кустарник, в котором к тому же периодически кто-то ворочался и рычал. Ловушки же были неприятные, гравитационного типа. Наметанным глазом Тайга даже определил, что кто-то нашел в одной из них свою смерть: в центре «плешки» распластался на земле превратившийся в тень под воздействием чудовищно увеличившейся силы тяжести уродливый ком тряпья и каких-то ошметков. О прошлом этих останков красноречиво свидетельствовала также размазанная по асфальту человеческая кисть. Тускло блестело в лучах закатного неяркого солнца сплющенное золотое кольцо на мертвом пальце.

Бывший армейский КПП на входе в район Кордона также пришлось обходить, вернее, обползать десятой дорогой: там угнездились бандиты. Иван прекрасно слышал их гогот, обрывки надсадно выкрикиваемых анекдотов сомнительного свойства и какие-то песни. Ну это ж надо – находиться в Зоне и так себя вести, орать на всю округу и даже не выставить караула!

Потом Иван прятался от небольшого стада припять-кабанов, каждый из которых по величине не уступал «запорожцу», а свирепостью – тринозавру. Словом, дорога до бункера Сидоровича была насыщенной и «веселой», впрочем, как и практически вся жизнь бродяги. Молодежь бдила: не успел Иван свистнуть, привлекая к себе внимание обитателей поселка – иначе, появись внезапно, легко можно и пулю заработать, просто так, от неожиданности, - как за остатками гнилого, покосившегося забора раздался голос:

-Кто такой? Руки вверх. Назовись.

-Иван. Тайгой кличут. Волк у вас тут, рядом? За меня может сказать.

-Да, - ответил голос, потом электронный писк, неразборчивое бормотанье, очевидно, в рацию, и разрешение - Проходи!

Иван миновал сторожа, парня лет двадцати пяти, еще недавно держащего его под прицелом пистолета «ТТ», и прошел в лагерь. Тайга смело считался ветераном, и его прозвище было знакомо среди многих бродяг. Новички, судя по всему, тоже слышали об Иване, и потому охранник смело пропустил Тайгу в поселок, сообщив о нем своему «начальнику».

Возле костра его встретил Волк, «старшина» лагеря, высокий, угрюмый ветеран с исчерченными шрамами лицом и густыми темными волосами с такой проседью, что они казались посыпанными солью. Волк молча протянул руку, и Иван пожал твердую, как доска ладонь.

-Поздорову, бродяга, - негромко сказал «старшина», - Давно тебя не видел. Как занесло к нам?

-Со свалки иду. Странные дела там творятся ночью. Напарника вот там оставил в итоге.

Волк удивленно поднял бровь.

Тайга вкратце рассказал, и с каждой его фразой «старшина» мрачнел все больше и больше. Потом достал пачку папирос, закурил, глубоко затягиваясь.

-Надо же… Вот как. А я думал, врут малолетки. Месяц назад один рассказывал, как за ним «москвич» гонялся, так я, балбес, не поверил, посоветовал травы меньше курить.

-А этот парень тут? – спросил Иван, - Пообщаться бы с ним.

-Нет, - мотнул Волк головой. – Позавчера в «лифт» влетел. Царствие ему всякое-разное.

-Мда. Печально. Со мной Чалдон был, вот ночью куда-то и пропал, мы от экскаватора в разные стороны рванули.

-Чалдон? Не слышал про такого. Новичок?

-Да нет, вроде. Алкаш просто запойный.

-Ладно тогда, земля здешняя ему пухом.

Волк досмолил папиросу, поправил висящий за плечом автомат.

-К барыге пойдешь?

-К нему. Товар продать да разжиться кое-чем.

-Удачи… - Волк отвернулся и не спеша зашагал к костру, у которого сидели несколько новичков. Тайга из темноты несколько минут понаблюдал за «пополнением», приглядываясь к лицам, и они автоматически откладывались в памяти. Скорее всего, все или почти все из этих мужиков и парней погибнут в ближайшие несколько недель. А если кто выживет – что ж, по крайней мере, Иван уже будет знать, где и при каких обстоятельствах он его встречал.

Впрочем, мало кто из «молодежи» обращал внимание на широкоплечего, угрюмого вида, заросшего почти превратившейся в бороду щетиной мужика, шагавшего по центральной улице поселка. Все были заняты решением или обсуждением сугубо своих, гораздо более насущных проблем и вопросов, чтобы глазеть по сторонам.

Но к Сидоровичу Тайга сразу не попал. Возле забранного решеткой окна уже стоял какой-то неопрятного вида бродяга и беседовал с торговцем. Услышав шаги за спиной, незнакомец обернулся, вперился взглядом в Ивана, несколько секунд пристально изучал его, а потом проговорил:

-Человече, будь так добр, ненадолго покинь нас.

Будь нынче другие обстоятельства, не боли нога и не ворочайся взвинченные ночными происшествиями и нелегким днем нервы, Тайга, скорее всего, просто молча вышел бы на лестницу и дождался конца секретного разговора. У каждого могут быть свои тайны, не предназначенные для чужих ушей. Но сегодня Ивана подобная просьба нешуточно зацепила.

-А ты мне кто тут такой, чтобы указывать?

Лицо незнакомца нехорошо ощерилось, но он также вежливо, еще более мягким, крайне дружелюбным голосом повторил просьбу:

-Будь добр, выйди.

-Да пошел ты, козел, - буркнул Иван, идя вперед и намереваясь плечом оттереть нахала.

-Цыц! – рявкнул вдруг Сидорович и бахнул открытой ладонью по своему столу, даже приподнявшись с кресла, - Унялись оба! Собачиться наверх идите. Клык, ты чего борзеешь? Что тут за тайны мадридского двора? Сказал же – нет у меня ничего. Все, что было, дал. Вот и иди отсюда!

Отталкивающее, с немного отвисшей нижней губой, как у бомжа-пропойцы, сивое лицо Клыка исказила усмешка-оскал, отчего показался один из верхних резцов, длинный, желтый, видимо, давший человеку его прозвище.

-Ну спасибо, люди добрые. Уважили. Век не забуду…

Его вежливые, без малейшего оттенка злобы слова как нельзя больше контрастировали с самой ситуацией и внешним обликом говорящего. Позже Иван Тайга часто укорял себя: дурак, балбес, ну зачем связался, как малолетка тупоумный? Все в Клыке говорило само за себя, вернее кричало, что далеко не так прост обладатель потрепанного кожаного плаща и неприятной физиономии. Хотя бы глубоко утопленные в череп глаза под тяжелыми козырьками густых бровей – умные, предельно внимательные, остро-холодные, словом, глаза чрезвычайно опасного человека.

Но нет! Разум Тайги был затоплен охватившим его граничащим с яростью раздражением, Иван резко отпихнул Клыка плечом и подошел к решетке Сидоровича, снимая рюкзак. Стрелять и вообще буянить в этом бункере никто не будет – каждый бродяга соблюдал железную субординацию, если не хотел стать тут и вообще во многих местах персоной нон грата. Так и есть. За спиной прошелестели шаги, негромко хлопнула дверь. Казалось бы, Клыку, оскорбленному и выставленному вон, полагалось на прощание хотя бы шарахнуть металлической плитой о косяк так, чтобы пыль посыпалась. Однако нет! Странная, ненормальная вежливость уже начинала пугать.

У Сидоровича Тайга не задержался. Быстро продал ему свои не очень богатые находки, купил консервов, патронов, пару бутылок водки, послушал новости и сам вкратце рассказал про увиденное на Свалке, поведал о пропаже Чалдона, на что торговец сочувственно покачал головой и вздохнул, наскоро что-то записав в засаленный блокнотик. Но Иван, уже тертый калач, уже заранее знал: Сидоровичу на судьбу разгильдяя-пропойцы плевать с высокой колокольни.

-А что за фрукт этот Клык? – поинтересовался Тайга напоследок.

-Хрен его знает, - буркнул Сидорович, - Раньше иногда проскакивал тут, орел залетный, теперь какие-то детальки ищет, носится с ними, как с писаной торбой. Даже кому-то из бродяг дал работу на них. Сам не желаешь подписаться?

-Нет уж, увольте, - криво усмехнулся Иван, - В мусорках лазить я не мастак.

-Вот и мужики тоже. Да много их тут бродит, клыков и разных других скелетов...

Попрощавшись, Тайга вышел из бункера. И тут же столкнулся с оборванцем, что называется, нос к носу. Наработанные рефлексы не подвели – рука моментально легла на рукоять автомата, большой палец перещелкнул предохранитель. Оружие было давно доработано таким образом, что довольно тугая защелка теперь срабатывала легко, однако не самовольно. Однако Клык агрессии не проявил, с усмешкой буравил Ивана глазами.

-Чего надо? – в лоб спросил Тайга. – Проблем хочешь?

-А можешь устроить? – осведомился Клык. – Зачем хамишь, дядя? Я к тебе вежливо, а ты как шпана приблатненная начал себя вести. Нехорошо. Нельзя так.

-Да пошел ты… - Иван, уже основательно разозленный, вскинул руку, намереваясь отпихнуть наглеца. Стрелять он не решился – неизвестно все-таки, что за деятель этот самый Клык. Вдруг потом неприятностей не оберешься, стоит его продырявить? А морду набить не мешало бы. Рукопашные стычки среди бродяг не были редкостью, и в этом обществе всегда уважалось право вызова на поединок. Главное – без убийства и ничем реально не обоснованного кровопролития.

Иван считал себя, причем небезосновательно, хорошим бойцом и думал, что Клык отлетит в сторону. Максимум – увернется, однако проходимец ловко перехватил руку Тайги возле кисти, немного довернул, отступил и Иван вдруг с удивлением обнаружил, что уже летит вперед. Брякнуться он, впрочем, так и не сумел: сильная рука уцапала его за шиворот и так и удержала в нелепом положении. Зарычав от стыда и унижения, Тайга утешился лишь тем, что никто из новичков в темноте этого эпизода не видел.

-Уймись, мужик, - уже без тени иронии посоветовал Клык. – Не надо ссориться. Извинись лучше, и разойдемся.

-Я тебе сейчас так извинюсь, сопляк, - Иван вывернулся, и теперь стоял, набычась и крепко сжав кулаки. – Подраться хочешь? Нет проблем.

-Не хочу я с тобой драться. Хотел поговорить просто и заказ на кое-что дать, очень для меня важное, а ты сразу руками махать начал…

-И продолжу. Только не руками, - правая рука Тайги легла на рукоять ножа в ножнах, висевшего на поясе. – Кишки тебе, уроду, выпущу. А свой хлам потом сам искать будешь. Если жив останешься и заштопают тебя.

-Серьезные аргументы, - Клык откинул капюшон плаща, - И слова серьезные. За них надо отвечать. Только не здесь – народу много. Пошли за холм? Там и решим вопрос…

-Ага! – рыкнул Тайга, - А там наверняка твои корифаны ждут. Меня – в ловушку ближайшую, а вещи себе. Знаем, проходили уже. Нет уж, сука, давай здесь и сейчас!

Тайга скинул рюкзак с плеча, положил на траву автомат и вынул нож. Клык, впрочем, остался безоружен, но Ивана, уже всерьез разъяренного, это не остановило. Убивать проходимца он все равно не собирался – так, чиркнуть несколько раз для острастки и пару зубов вышибить. Чтобы звался потом не Клыком, а, скажем, Дырявым.

Тайга первым пошел в атаку. Не хочет противник браться за оружие – что ж, сугубо его личные проблемы. Иван собирался сейчас не вопросы чести утрясать, а проучить хама, вздумавшего ему указывать. Ох, плохие это качества – самоуверенность, слепая ярость и чувство превосходства над врагом! За несколько минут «боя» Иван так ни разу и не смог достать Клыка ножом, зато получил несколько весьма болезненных пинков по ногам и пару хлестких ударов расслабленной кистью руки в лицо. Из разбитого носа капала кровь. Шум драки привлек внимание поселковых, пришел Волк, но ввязываться или, тем более, разнимать не полез. Кто хочет решать свои личные дела – пусть решает, тем более, никто никого не расстреливает и раненого не истязает.

Клык был моложе и проворнее Тайги, легче на добрый десяток килограмм и, стоило признать, оказался гораздо лучше подготовлен в рукопашном бою. Иван уже заметил, что противник не увечил и не калечил его, хотя уже вполне мог бы хотя бы вышибить нож из руки, однако не делал этого. Более того – на щетинистой физиономии Клыка все время проскальзывала натуральная, а вовсе не показная усмешка. Да этот урод еще и смеет издеваться!

Тайга с хриплым ревом нанес широкий, быстрый, как взмах лопасти вентилятора, секущий удар слева направо. Только опять промахнулся, а нешуточная инерция, бороться с которой уже не хватало сил, унесла тело в сторону. И тут же Иван ощутил железный захват пальцев противника сзади за голову, а большие пальцы воткнулись в глазницы. Пока – не очень сильно, но дали понять, что зрение уже в серьезной опасности. Именно так и выдавливают глаза. Тайга замер, не пытаясь больше орудовать ножом. Какой смысл? Несерьезно ранить противника (иначе из подобного положения и не получится), а самому остаться слепым? Неэквивалентно.

-Унялся? – спокойно спросил Клык. – Вот и хорошо. Больше так себя не веди.

Захват исчез, и Иван тяжко осел в траву. Интуиция подсказывала ему, что в драку больше лезть не стоит. Перед ним не молокосос, не выпендривающаяся шпана и не безголовый отморозок, а профессионал, которому ничего не стоит и убить, и искалечить. Если человек вот так запросто отпускал врага, который несколько секунд назад был готов его проткнуть ножом, значит, он очень уверен в своих силах. Или…

-Все, концерт окончен, - громко сообщил Клык собравшимся вокруг бродягам, - До новых встреч, цветов и аплодисментов не надо.

Народ, дождавшись окончания зрелища, помаленьку начал разбредаться кто куда. Ничего серьезного не случилось, и вмешательство «карательных органов» в виде Волка и еще двоих мужиков немалых габаритов, местной «зондеркоманды» не потребовалось. Тайга сплюнул себе под ноги, встал, подхватил с земли автомат и рюкзак. Клык махнул ему рукой:

-Удачи, дядя. Не груби больше.

-Иди ты… - буркнул Иван в ответ, провожая взглядом сутулую фигуру в длинном плаще.


Датчики и жгуты проводов опутывали тело женщины, а некоторые даже уходили в плоть, под кожу, и там соединялись с нервами. Джина навзничь лежала на лабораторном столе, совершенно голая, и только теперь можно было видеть, насколько она исхудала. От ее спортивного, мускулистого тела осталась одна иссохшая, как мумия, оболочка, пергаментная, пожелтевшая кожа, обтянувшая кости. Можно сказать, предпоследняя стадия анарексии. Далее последовала бы только смерть.

Питание вводилось по прозрачным пластиковым трубочкам прямо в вены, ведь только сложнейшее медицинское оборудование удерживало женщину на грани гибели. Глубокая кома редко заканчивается возвращением к жизни, и все присутствующие это прекрасно знали.

Над телом Джины Кролл склонились трое мужчин в белых лабораторных халатах. На лицах – марлевые повязки. Воздух в медицинском боксе лабораторного сектора был стерилен, каждые два часа мощное ультрафиолетовое излучение из специальных светильников выжигало всю микроскопическую живность, обеззараживало помещение. Техника и люди боролись за жизнь Джины всеми доступными способами.

-Не лучше и не хуже. Грань смерти, кома, плюс к тому полный паралич всей нервной системы. Головной мозг жив, но отключен. Вообще ни на что не реагирует, хотя вместе с тем клетки коры не разлагаются. Если бы мне кто-то сказал, что такое возможно я бы посмеялся. Мистика какая-то.

-Не мистика. Зона. Тут все возможно, сам убедился, - Комаров подошел к блоку управления аппаратом искусственного дыхания, нажал несколько кнопок, вгляделся в бегущую по экранчику пульсирующую линию – Даже жизнь после смерти. Формально Джина мертва. Но на самом деле ее организм функционирует. И мозг теперь ему не особенно нужен.

-Она не стала зомби, - поправил его Сахаров, - С некроматрицами я имел дело предостаточно. Здесь же совершенно другое. Хотя бы то, что она не бросилась на вас кусаться, когда вы изловили ее на болоте. Некроматрикат сразу же перешел бы в атаку, или хотя бы попросил есть, если бы еще сохранил речевые функции. Тем более у зомби вместо головного мозга в черепе находится гниющая жижа, а нервная система вообще исчезает невесть куда. Я подозреваю в этом случае другое…

Комаров удивленно поднял голову, непонимающе уставился на академика.

-Выброс не смог уничтожить нервную систему и мозг Джины, - продолжил Сахаров, - Организм, защищаясь от выплеска аномальной энергии, просто отключил и заблокировал головной мозг, как, к примеру, процессор компьютера выключается при перегреве. Только тогда, стоит ему остыть, как он готов работать снова, а мозг Джины не может понять, что опасность миновала и ему пора бы приняться за работу. Конечно, он парализован не полностью, какие-то функции вроде той же моторики почему-то остались. Кстати, вот налицо классический пример зомби. Как на Гаити.

-Как думаете, у нас есть шансы ее спасти?

-Не думаю, - печально покачал головой академик и вздохнул. – По крайней мере, зомби после становления таковым уже обречен на гибель.

-Насколько я слышал, у некроматрикатов, кадавров, как их часто зовут бродяги, одни органы начинают заменять другие. Например, вместо сердца функционирует печень, и так далее. А у Джины все осталось на своих местах.

-Здесь Зона, а в ней, как вы сами сказали, возможно все. Так что я уже ничему не удивляюсь.

-Что вы предлагаете? – спросил Комаров напрямую.

-Мы не спасем Джину, разве что лишь ненадолго оттянем трагический конец. На вашем месте я просто дал бы ей спокойно умереть. Думаю, она сказала бы вам за это «спасибо», если б могла. Понимаю, звучит жестоко и бесчеловечно, но я в первую очередь здравомыслящий человек.

Комарова передернуло. Умом он понимал, что Сахаров, безусловно, прав, но все чувства противились этому, не позволяли вот так просто взять и убить попавшего в беду человека, хоть это бы и было в данном случае актом милосердия.

Проще всего было взять и отдать тело Джины родственникам, дескать, так и так, случилась катастрофа, женщина жива, но, скорее всего, скоро умрет. Примите соболезнования. А дальше? А дальше будет скандал, по силе сравнимый разве что с Выбросом локального масштаба. Ответственность опять же лежит на нем самом, на господине Комарове. Со дня на день приедут чиновники, за Степаненко натянут – мало не покажется. А за Джину – еще больше. И не избежать этого. Не скрыться от расправы. Кто отправил людей в экспедицию? Комаров. Кто мог спрогнозировать (незапланированный!!!) Выброс? Тоже Комаров. Никого не будет интересовать, что от страшных случайностей в Зоне не застрахован никто, предсказать и предугадать ее тоже получается через раз на пятый. Гробились солдаты, техника, бродяги и вообще черт знает кто. Но теперь речь шла о жизни иностранной гражданки.

Комарову снова захотелось плакать. Даже не то что плакать – выть волком, реветь белугой. Сознание собственного полнейшего бессилия заставляло почти что впасть в панику. Сахаров, наверное, нутром ощущая состояние коллеги, молча вышел вон. Автоматическая дверь мягко закрылась за ним. Комаров сел на стул возле кровати, положил свою руку на руку Джины.

Кисть женщины была сухая и холодная. Как труп. Понять, что американка не умерла можно было только по еле заметному движению грудной клетки при вдохах и выдохах, да еще по непрерывно ползущим на мониторах приборов диаграммам пульса и прочих медицинских показателей. Только одни линии оставались стабильно ровными, как линеечки – энцефалограммы деятельности головного мозга.

«Что теперь мне делать? Что? – в отчаянии думал Комаров, незряче глядя на полутруп своей сотрудницы, - Посадят же. Как пить дать посадят. Всю вину свалят – благо есть на кого. И упекут по полной программе, ни на каких адвокатов денег не хватит. Это конец»


Трясина выглядела очень даже привлекательно и ничуть не страшно. Стоячая темная водица, кое-где затянутая островками ряски, высокие, сочные камыши, местами – идиллические кувшинки. Громко урчали лягушки, наверняка живущие тут как у Христа за пазухой: в воздухе постоянно звенели мухи, витали тучи комаров. Местами из воды выглядывали напоминающие человеческие макушки кочки, на которых вместо волос росли торчащие в разные стороны пучки травы.

Одним словом, болото вовсе не внушало страх. Даже наоборот. Только вот Шрам прекрасно знал, что ждет неосторожно шагнувшего в сторону от тропы человека. Темная водица расступится, открывая чавкающую бездну жидкой илоподобной липкой грязи, тело моментально проваливается в нее, ноги не встречают привычной твердой опоры, руки в бессилии хватают воду, не в силах, разумеется, за нее удержаться. И все. Если никого нет рядом, кто кинул бы с сухого места веревку или ремень оружия – то считай, что ты покойник. Можно биться и рваться, тогда трясина засосет тебя быстрее и меньше придется мучаться ледяным предсмертным страхом. А если просто ждать – то все равно топь поглотит тебя, просто оттянешь конец . И нет никакой разницы, минутой раньше или позже. Вода сомкнется над головой, грязь успокоится, ряска сдвинет свои «поля», и ничто, ни единого следа не напомнит о разыгравшейся тут короткой трагедии. Кто знает, сколько же там, в глубине, под вполне симпатичной гладью воды покоится безвестных трупов?

Шрам все это прекрасно понимал. И потому не соблазнялся срезать путь и быстро перебежать озерцо напрямик. Нет уж, как сказал один известный политик, «мы пойдем другим путем»!

Наемник перевесил «гадюку» на грудь и, пригнувшись, быстро, но предельно осторожно пошел по едва заметной тропке между зарослями камыша и кочек. На полумертвом, уродливо перекрученном дереве сидела ворона. Увидев крадущегося человека, она истошно закаркала, но прочь не сорвалась. «В суп тебя, - с ненавистью подумал про черную птицу Шрам, - Сидишь – и сиди себе мирно, зачем же орать?» Но бандиты не обратили на всполошившуюся птицу ровным счетом никакого внимания. Вот, блин, боевики! Бдительность – на высоте. Равно как и воинский дух.

Церковь поднималась вверх уродливым каркасом из полусгнивших балок и бревен, купол уже вовсю зиял дырами величиной с баскетбольный мяч, а от забора уцелели только те сектора, которые в свое время были возведены из кирпича. Постоянные отравленные дожди и сырость не щадили ничего. Шрам никогда не был верующим человеком, но ему мало приятного доставляла мысль, что сейчас придется убивать в Храме, хоть и бывшем. Но ничего не поделаешь, война есть война.