В. В. Виноградов Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков издание третье допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебник
Вид материала | Учебник |
СодержаниеИ заимствованных терминов в литературном |
- Г. Г. Почепцов Теоретическая грамматика современного английского языка Допущено Министерством, 6142.76kb.
- В. Г. Атаманюк л. Г. Ширшев н. И. Акимов гражданская оборона под ред. Д. И. Михаилика, 5139.16kb.
- A. A. Sankin a course in modern english lexicology second edition revised and Enlarged, 3317.48kb.
- Автоматизация, 5864.91kb.
- А. М. Дымков расчет и конструирование трансформаторов допущено Министерством высшего, 3708.79kb.
- В. И. Кузищина издание третье, переработанное и дополненное рекомендовано Министерством, 5438.98kb.
- Н. Ф. Колесницкого Допущено Министерством просвещения СССР в качестве учебник, 9117.6kb.
- А. Б. Долгопольский пособие по устному переводу с испанского языка для институтов, 1733.75kb.
- В. К. Чернышева, Э. Я. Левина, Г. Г. Джанполадян,, 563.03kb.
- В. И. Королева Москва Магистр 2007 Допущено Министерством образования Российской Федерации, 4142.55kb.
— 419 —
однако этому, как кажется, не суждено осуществиться, и я эт
ниться, конечно не по расчету и не по прикладным соображениям
однако этому, как кажется, н-
статью уже выписал в расход».
§ 5. РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИНОСТРАННЫХ СЛОВ
И ЗАИМСТВОВАННЫХ ТЕРМИНОВ В ЛИТЕРАТУРНОМ
ЯЗЫКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.
СОСТАВ И ФУНКЦИИ ЗАИМСТВОВАНИЙ
В процессе борьбы разных систем идеологии, которые находили то или иное отражение в семантике русского литературного языка,—. русская общественная мысль нередко входила в контакт или столкновение с разными западноевропейскими теориями, открытиями и д0. стижениями. Поэтому книжная речь во вторую половину XIX в продолжает вбирать в себя заимствованные слова, обороты, фразы и синтаксические конструкции западноевропейских языков. Я. К. Грот в своем разборе слозаря Даля (в конце 60-х годов) так характеризовал эту тенденцию современного ему литературного языка: «В последние десятилетия, начиная с 40-х годов, по мере того как русское общество научилось придавать вещам более цены, чем именам,— у нас стали слишком пренебрегать чистотой языка и слишком мало стесняться в употреблении иностранных слов и оборотов. Таким образом, в печати появилось множество выражений, искусственно привитых русскому языку, например: рассчитывать на кого или не что; делать кого несчастным; иметь жестокость; предшествовать коку; предпослать что чему; пройти молчанием; разделять чьи-либо мысли или чувства; прежде нежели сказать; слишком умен, чтобы не понять; иметь что возразить, иметь что-нибудь против». По словам Грота, в 60—70-е годы к этим оборотам присоединилось еще много других, например считаться с чем (tenir compte de quelque chise); человек та-кого закала (un homme de cette trempe); раз он взялся — непременно сделает (une fois qu'l s'en est charge); немыслимый (undenkrab) и др.
Тенденция к паукообразным формам выражения, густой слой специальной терминологии, ассимилированной стилями научно-публицистического, газетно-делового языка, — все это насыщает литературную речь второй половины XIX в. заимствованиями из западноевропейских языков. Иностранные слова, влившиеся в русскую литературную речь, по большей части относятся к следующим областям: к естественным, социально-экономическим наукам, к общественному быту, промышленности, к политическим, экономическим и к>Ри' дическим устоям гражданственности, к характеристическим определ ниям личности и к нормам светского поведения. Интерес прислушаться к голосам свидетелей литературного зарождения и ра пространения этих заимствований — голосам, полным сочувствия неприязни. В этих пристрастных суждениях беспристрастно и над
1 Грот Я. К. Филологические разыскания, с. 13.
— 430 —
само историческое свидетельство о факте литературной канониза-"ни заимствований.
- В брошюре А. Б. «Отчего? »ачем? и почему ? Ос кудение и искание русской речи»1, вышедшей, по-видимому, из бюрократических гов с националистической окраской, рост европеизмов ставится в пязь с общественным движением 60-х годов, «эпохой конвульсивных порывов некоторой части нашего общества, а по преимуществу писа-ельской братии, к чему-то новому, не своему». «И тут-то, — пишет втор. — П°Д влиянием дарованной благодетельными реформами значительной свободы мы крепко покумились с Западом. Пошла усиления работа по расковыриванию наших старых язв, явилась обличительная литература, полная страстности и нетерпимости и потому ничего общего с изящной литературой не имевшая. Таким образом, сошлись Два деятеля для порчи родного языка: это—жадное хватание выражений из чужих языков, только в малой части оправдываемое, и ничем не оправдываемое нерадение и даже пренебрежение к началам благозвучия и разработке гибкости оборотов родной речи» (3—4). Главным предметом обличений автора этой брошюры является газетно-публицистический язык с его богатым арсеналом западноевропейских заимствований. Как примеры свежих европеизмов выступают слова, «особенно докучливо мелькающие на газетных столбцах, это — инцидент (случай, событие, приключение происшествие) и версия (молва, толки, слухи)...»; «Эта чета: инцидент с версией, пристраиваясь ко всяким явлениям сфер парламентских, дипломатических и даже сцен иноземного уличного мордобития, надоедают до омерзения» (5); «Позже двух предыдущих мелькнуло раз в «Новом времени» слово: интервьюировал» (6). Ср. у Лескова в рассказе «Загадочное происшествие в сумасшедшем доме»: «Поехали за фельдшером, чтобы он шел как можно скорее подать какую-нибудь помощь или, как нынче красиво говорят, констатировать смерть». Почти все современники отмечали, с разными оценками и комментариями, как факт, сопутствующий размножению европеизмов, широкое распространение фразеологических шаблонов газетного языка, или, как саркастически нх называет автор брошюры «Отчего? зачем? и почему?»,— «избитых выражений газетного пустословия» (14). Связь этих явлении «в газетном складе речи» иронически представляется в таком виде: «Своим шаблонным языком став почти в уровень с говором толпы, печать... и полемические состязания ведет во вкусах улицы. •"•о чтобы удержаться все-таки на высоте авторитета, становится на ХоДули иностранщины... Русский язык запруживается окончательно разными измами, аииями и ированиями в именах существительных, Ческими, альными и другими окончаниями в именах прилагательных, Ричем и ряды наших глаголов тоже пестрят иноземщиной, втиснутой строи вместо вытолкнутых вон русских слов» (15—16). К. Полевой Письме к Н. И. Гречу (от 3 мая 1864 г.) так характеризовал га-но-публицистический язык 60-х годов: «Язык в газетах и журна-не русский: это какая-то смесь иностранных и неправильных рус-
"6., ТотУ. В скобках указаны страницы этого издания.
— 431 —
ских слов, столпленных не по духу русского языка»1. Сюда же прим кает в разборе словаря Даля замечание Я. К. Грота о «целом легио глаголов, подобных следующим: импонировать, изолировать, игноп ° ровать, бравировать, формулировать, вотировать, конкурировать, аюмировать, тренировать». Этот «разряд слов особенно неудаче так как тут мы видим иногда двойное искажение: французское слов' видоизменено сперва немецкой формой его окончания (iren). Чтобь, уменьшить безобразие, некоторые стали отбрасывать слог -up и говп рить, например: формуловать, цитовать, по образцу более стары глаголов: атаковать, арестовать, командовать, пробовать»2.
Я. К. Грот — убежденный западник — призывал к «умеренности и разборчивости в заимствовании чужих слов», особенно таких, которые «выражают не какой-либо определенный предмет, а только утонченный оттенок мысли по иноземному ее складу. Таково, например недавно введенное слово шансы, значение которого не многие из употребляющих его сумеют объяснить, и которое, однакож, в большом ходу. Мы имели недавно случай, в одной из внутренних губерний слышать от молодого помещика такую фразу: Без рыску нет шансов на авантаж»3.
Точно так же пуристически настроенный автор книжки «Неправильности в современном разговорном, письменном и книжном русском языке»4 (некто Н. Г.) жалуется, что чистота языка «крайне исказилась введением в него множества иноязычных, преимущественно французских слов и выражений». Рядом с чужими словами указываются как балласт газетно-публицистической речи старославянские и старорусские архаические формы: «...присоединилось еще и другое иноязычие—старославянское и старорусское, не соответствующее безусловной чистоте новейшего русского литературного языка» (6). Заявляется, что всеми этими недостатками грешат «многие произведения так называемой изящной литературы (романы, повести, рассказы и т. п.) и всего более журналы и газеты» (.22).
В качестве недавно введенных «неправильных галлицизмов» отмечены такие слова: игнорировать (14) (ср. в «Свистке» 1859, № 4: «До сих пор солидные люди нас знать не хотели или, говоря любимым словом некоторых ученых, игнорировали»), инерция, интеллигенция5, интеллигентный (в смысле высоко образованного рода людей) (14), интеллектуальный (14), конкретный (concret—«слово отчасти логическое, отчасти философское, но в русском литературном языке
1 Звенья. 1935, №5, с. 751.
2 Грот Я. К. Филологические разыскания, с. 17—18; ср. с. 761—77л
3 Там же, с. 13, 933.
4 1890 г. В скобках будут указаны страницы этого издания.
5 Ср. у Тургенева в «Странной истории» (1869): «...послезгвтра в ДВ°Ря
ском собрании большой бал. Советую съездить: эд°сь не без красавиц. *',у.
всю пашу интеллигенцию вы увидите. Мой знакомый как человек, некогда
чавшнйся в университете, любил употреблять выражения ученые. Он прои
енл их с иронией, но и с уважением». Принято приписывать изобретение с
интеллигенция П. Д. Боборыкину.
— 432 —
подлежащее употреблению») (15)1, констатировать (галлицизм... "' Ма часто употребляемый (15), консервативный (по-русски... Ъ «рачительный, или сохранительный) (15), максимальный и мини-аЛьный ( 16), .массовый («с французского слова masse, en masse, потребляется в смысле громадный, скученный, что совершенно неправильно») (16), печсион («с французского pension, по-vcckh — пенсия») (18), сервировать (19), рационально, регулировать (16), традиция, традиционный (20), фон (21) и др. под. Ср. у Тургенева в романе «Новь»: «В разгоряченной атмосфере голушкин-гкой столовой завертелись, толкая и тесня друг дружку, всяческие слова: прогресс, правительство, литература, податной вопрос, церковный вопрос, денежный вопрос, судебный вопрос, классицизм, реализм, коммунизм, интернационал, клерикал, капитал, администрация, организация, ассоциация и даже кристаллизация\»
Отмечаются также недавно укоренившиеся фразеологические галлицизмы официального языка: оставить город, место жительства, оставить свой посг (quitter une ville, son poste — грубые галлицизмы), иметь место (avoir lieu), сделай вместо назначен пли произведен — например: сделан генералом вместо назначен министром или произведен в генералы и т. п. — «галлицизм и совершенно неправильное выражение, часто употребляемое ныне» (19) и др. под.
Славянофильски настроенный пурист и консерватор Платон Лукашевич, продолжавший культивировать даже во второй половине XIX в. «корнесловие» в духе и стиле А. С. Шишкова, писал в своей книге «Мнимый индо-германский мир, или истинное начало и образование языков немецкого, английского, французского и других западноевропейских» (Киев, 1873): «Мы смеялись некогда над иностранными словами, введенными в наш язык в первой половине XVIII века: ассамблея, элоквенция, баталия; что же они значат против нынешних: инициатива, культура, интеллигенция, прогресс, гуманность, цивилизация, сеанс, сезон, факт, эффект, результат, объект, субъект, рутина, реальный, нормальный, актуальный, социальный, популярный, национальный, индивидуальный, элементарный, словом сказать, что значат прежние иностранные слова против всего французского словаря, введенного в наш язык?.. Мы приняли тысячи оборотов и выражений французских (галлицизмов), немецких... Кто поручится, что через другие тридцать лет все эти иноплеменные слова не войдут в простонародный наш язык?..» (6).
па постоянное злоупотребление иностранными словами в деловой,
*~лово конхоетный начало употребляться в 30-х годах. Так, Белинский в £ Цензии на «Уголиио» Полевого (1838) писал: «Конкретность производится от крстный, а конкретный происходит от латинского глагола concresco — сраста-з ' то слово принадлежит новейшей философии и имеет обширное значение. м 5Cbk,Mb> употребляем его как выражение органического единства идеи с фор-г ' конкретно то, в чем идея проникла форму, а форма выразила идею... Дру-Сл" словами, конкретность есть то таниствснное, неразрывное и необходимое ЧегоНИС ндеи с формой, которое образует собой жизнь всего и без которого ии-в не может жить... Конкретности противопоставляется отвлеченность, которая с, Ти\\тве сУЩесгвует как аллегория» (Белинский В. Г. Соч., СПб., 1906, т. 1,
1081
15-
433 —
журнальной и газетной речи, как на характерное явление литератур. ного стиля эпохи, указывает и П. Сергеич (П. С. Пороховщнков) в своей интересной книге «Искусство речи на суде». «Мы слышим-травма, прекарность, базировать, варьировать, интеллигенция, интед. лигентность, интеллигент, мотивировать и фигурировать... Мы встре. чаем людей, которые по непонятной причине избегают говорить и писать слова: недостаток, пробел, упущение, исправление, поправка дополнение; они говорят: надо внести корректив в этот дефект; вместо слов: расследование, опрос, дознание им почему-то кажется лучще сказать анкета, вместо наука — дисциплина; вместо связь, измена прелюбодеяние — адюльтер... Эги безобразные иностранные слова приобретают понемногу в нашем представлении какое-то преимущество перед чистыми русскими словами; детальный анализ и систелтгц. ческая группировка материала кажутся более ценной работой, чем подробный разбор и научное изложение предмета. Между тем огромное большинство этих незваных гостей совсем не нужны нам, потому что есть русские слова того же значения, простые и точные: фиктивный— вымышленный, мнимый; инициатор — зачинщик1; инспириро-вать — внушать; доминирующий — преобладающий, господствую-щий; симуляция — притворство и т. д.»2. Правда, «в современном языке, преимущественно газетном, встречаются ходячие иностранные слова, которые действительно трудно заменить русскими,например: абсентеизм, лояльность, скомпрометировать». На этом фоне приобретает особенную остроту совет А. П. Чехова в письме к доктору Кур-кину заменить название его книги «Очерки санитарной статистики»' более простым «Заметки врача» или чем-нибудь в этом роде: «Очерки санитарной статистики» немножко длинно и немножко неблагозвучно, так как содержит много с и много г».
Интересно, что европеизмы официально-деловой, общественно-политической, научно-технической и бытовой окраски попадают даже в стиховой язык. Ср., например, у Н. А. Некрасова употребление таких слов, как адепт, афера, биржевик, брошюра, гонорар, гуманность, дебаты, дебоширствовать, дивиденд, идеалист, инфузории, иллюстрация, квитанция, колоссальный, консоляция, концессия, коммунизм, нигилист, нотация, публицист, радикал, реальный, резолюция, ретроград, спекуляция, субсидия, такса, тариф, фельетон, эстрада и др.
Вместе с тем самый выбор иностранных слов, отбор специальной терминологии, ориентация на те или иные сферы научного или профессионального языка определялись идеологическими и соцально-по-литическими расслоениями русского общества. Так, Б. М. Эйхенбаум,
1 Ср. в романе П. Д. Боборыкина «Китай-город» разговор между двум*
дельцами из дворян:
- У вас есть инициатива.
- Без ученых слов, голубчик!
- Нет, позвольте его повторить... Инициатива. По-русски почин, если в • угодно (Боборыкин П. Д. Собр. романов, повестей и рассказов. СПб., 1897, т. > с. 25).
2 Сергеич П. Искусство речи на суде. СПб., 1910, с. 13—14.
3 См. подробней в кн.: Чуковский К. И. Некрасов. Статьи и материал
Л., 1926.
— 434 —
анализируя философский язык Л. Толстого, указывает, что в 60-х годах происходит «борьба между дворянской и разночинской наукой — яе только в методах, но и в самом выборе наук. В этом смысле фило-софский язык Толстого и его приятеля Урусова, насыщенный математическими и физическими терминами, очень характерен. «Все эти параллелограммы сил, квадраты расстояний, алгебраические уравнения, и т. п. — вся эта «урусовщина» использована Толстым против разно-чинцев-«реалистов» с их дарвинизмом и с их стремлением сделать историю отделом естествознания»1.
Показательны в этом отношении постоянные иронические выпады писателей из консервативно-дворянского лагеря в литературных статьях и частной переписке против материалистической естественнонаучной терминологии нигилистов. Например, в письме Б. М. Мар-кевича и И. С. Тургеневу (от 9 декабря 1868 г.): «Едва ли мыслимо выработать себе «оригинальную» физиономию, если по воле провидения, или, говоря более современно, по недостатку известной доли фосфора в мозгу...»2; ср. в письме И. С. Тургенева к П. В. Анненкову (от 14(2) сентября 1871 г.): «Кстати, если Ваш Павел уж очень забунтует, попробуйте укротить его словами: «А вот постой, женю тебя на Цебриковой! —или, говоря ее слогом: отдам тебя в естественную закваску с Цебриковой»3.
Ср. фразеологию Базарова в «Отцах и детях» Тургенева: «Посмотрите, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа»: «Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить о всех других» и т. п. Ср. у Добролюбова: «Среди выродившихся субъектов человеческой породы замечателен был бы экземпляр, настолько сохранивший в себе первоначальный тип человечества, что никакими силами нельзя стереть и уничтожить его»4; ср. у Чернышевского в романе «Что делать?»: «Да, особенный человек был этот господин, экземпляр очень редкой породы» и т. п.
Этой естественнонаучной окраске публицистического языка нигилистов Л. Толстой противопоставляет в 60-е годы философско-пуб-лицистический язык, насыщенный математическими и физическими терминами °.
В самом деле, в философско-публицистическом стиле «Войны и мира» широко применяются (для образования метафор, сравнений, развернутых аналогий и параллелизмов) термины и фразеологические обороты из области физики, математики, механики и астрономии \
1 Эйхенбау» Б. М. Л. Толстой. Л. — М., 1931, кн. 2, с. 358. \ Звенья, 1935, № 5, с. 295. Там же, с. 280.
Добролюбов Н. А. «Благонамеренность и деятельность». Повести и расска-8ы А. Плещеева.— Современник, 1860, № 7.
См.: Эйхенбаум Б. М. Л. Толстой, ки. 2, с. 358; см. мою статью «О язы-е Л. Толстого (50—60-е годы) в толстовском номере «Литературного наследства». М.. 1939, с. 35-36.
Ср. ироническую экспрессию, сопровождающую применение физиологичес-
* и биологических терминов в «Анне Карениной»: «Вместо того, чтобы ос-
Роиться, отрекаться, оправдываться... его лнцо совершенно невольно (рефлексы
вного мозга, подумал Степан Аркадьевич, который любил физиологию) со-
15*
— 435 -
Так происходит в связи с идеологической борьбой разных общественных групп перераспределение функций и авторитета между раз_ ными областями научной, профессиональной, технической терминологии. Семантический вес и сфера употребления иностранных слов обусловлены социальной оценкой той или иной категории явлений всем строем общественной жизни. (Ср., например, огромную притягательную силу общественно-политической и производственно-техниче. ской терминологии и фразеологии в современном литературном языке.) Поэтому очень существенно вникнуть не только в подбор заимствований, но и в приемы их употребления и семантического изменения. Например, для литературного языка второй половины XIX в. характерно «обобществление» целого ряда естественнонаучных «терминов» вроде: аберрация (первоначально — астрономический и оптический термин), акклиматация или акклиматизация, аггломе-рат, экземпляр и т. п. Все эти слова, укрепляясь в общей системе книжного языка, обрастают новыми значениями. В сущности, нередко одно иностранное слово, его значение, его экспрессивная атмосфера отражают умонастроение и мироощущение той или иной социальной среды. Например, В. В. Розанов писал в своей книге «Уединенное» (СПб., 1912, с. 94—95): «В мое время, при моей жизни, создались некоторые новые слова: в- 1880 г. я сам себя называл психопатом, смеясь и веселясь новому удачному слову. До себя я ни от кого (кажется) его не слыхал. Потом (время Шопенгауэра) многие так стали называть себя и других, потом появилось зто в журналах. Теперь — это бранная кличка, но первоначально это обозначало «болезнь духа» вроде Байрона, обозначало поэтов и философов. Вертер был психопат.— Потом позднее возникло слово декадент, и тоже я был из первых. Это было раньше, чем мы... услышали о Брюсове; А. Белый — не рождался».
Ср. у Н. С. Лескова в «Жемчужном ожерелье»: «Э, говорю, да ты, любезный мой, должно быть, немножко с ума сошел от скуки» (слово психопат тогда еще не было у нас в употреблении).
Употребление иностранных слон находило опору и в официальном языке второй половины XIX в.
§ 6. РАЗНОВИДНОСТИ ЗАПАДНИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КУЛЬТУРЕ
Хотя русский литературный язык к половине XIX в. обогатился множеством отвлеченных понятий и выработал тонкие и разнообразные приемы словопроизводства для обозначения сложных идей и их оттенков, в некоторых кругах интеллигенции и во второй половине XIX в. не ослабевала тенденция к более тесному сближению русской литературной речи с западноевропейскими языками, к заимствованию
вершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою Ул
кой» («Анна Каренина», гл. I); в речи Голеиищева о новых людях: «Прямо го
рят: ничего нет,