Анатолия Афанасьевича Баталова посвящается Предисловие Данный сборник статей

Вид материалаСборник статей

Содержание


Идеи и значения: основания теории познания Дж. Локка
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   16

Ламберов Л.Д.

Идеи и значения: основания теории познания Дж. Локка


I

Для оснований теории познания Джона Локка наиболее важным понятием является понятие идеи. Во введении к «Опыту о человеческом разумении» Локк дает трактовку своего использования этого термина. Он утверждает, что идеи – это все, что «является объектом мышления человека», все, чем «может быть занята душа во время мышления»1.

По Локку, идеи возникают из двух источников – ощущения и рефлексии. Восприятие вещей дает нам такие идеи, как, например, идеи желтого, белого, холодного, горького. Восприятие же действий ума «преподносит» такие идеи, как, например, идеи мышления, сомнения, желания. Идеи, согласно классификации Локка, делятся на простые и сложные. Простые идеи возникают (1) при посредстве только одного чувства (идеи сладкого, красного); (2) при посредстве нескольких чувств (идеи пространства, формы, движения); (3) при посредстве только рефлексии (идеи восприятия, желания); (4) при посредстве и чувств и рефлексии (идеи удовольствия, страдания)2. Если простые идеи приобретаются пассивно, то для приобретения сложных идей уму необходимо произвести некоторые действия. Сложные идеи возникают посредством соединения нескольких простых идей. Сложные идеи могут быть либо (1) модусами, либо (2) субстанциями. Отношения не являются сложными идеями, как обычно считается3, подтверждается это, например, тем, что одно из действий разума – «соединение нескольких простых идей в одну сложную; так образуются все (курсив мой – Л. Л.) сложные идеи»4 – отличается от другого действия – «сведение вместе двух идей, все равно, простых или сложных, и сопоставление их друг с другом так, чтобы обозревать их сразу, но не соединять в одну; так ум приобретает все свои идеи отношений (курсив мой – Л. Л.5. Кроме того, Локк пишет в другом месте, что «кроме имеющихся в уме простых и сложных идей вещей, существующих сами по себе, есть другие (курсив мой – Л. Л.) идеи, которые ум получает от сравнения вещей друг с другом»6. Последними как раз и являются идеи отношений. Когда Локк упоминает об идеях отношений в главе «О сложных идеях», он делает это, описывая различные действия ума. Данное описание необходимо, так как сложные идеи возникают при помощи действия объединения идей, но идеи отношений к сложным идеям не относятся, так как они образуются при помощи другого действия ума. То, что Локк коротко касается идей отношений в главе о сложных идеях, еще не означает, что эти идеи являются сложными. Сложным, в смысле путанного, является их отнесение к сложными идеям, а не они сами.

Модусы7, в свою очередь, являются либо простыми (идеи дюжины, двадцатки), либо смешанными (идеи красоты, фехтования). Простые модусы представляют собой идеи стольких-то отдельных единиц, соединенных вместе. Смешанные модусы составлены из сочетаний нескольких разных простых идей. Субстанции8– это соединения нескольких простых идей, находящихся все время вместе, в результате чего появляются, например, идеи свинца или человека. Привыкнув к тому, что некоторые простые идеи возникают вместе, мы предполагаем, что существует некоторый субстрат, от которого эти простые идеи проистекают. Субстанции, таким образом, это идеи видов, причем вид в данном случае может состоять из одного индивида в зависимости «от точности описания», то есть количества простых идей, входящих в данную идеи субстанции (например, идею Солнца Локк описывает как соединение идей теплоты, круглоты, постоянного правильного движения на определенном расстоянии от нас и т.д.). Субстанции так же делятся на простые (идея человека) и собирательные (идея армии людей). Собирательные идеи субстанции схожи с простыми идеями субстанции в том, что они представляют собой объединения нескольких простых и сложных идей в одну, так, например, образуется идея армии. Идеи отношения9, как уже было указано, возникают из рассмотрения и сопоставления одной идеи с другой (идея более белого).

Помимо двух указанных действий ума, в пресловутой главе «О сложных идеях», Локк говорит специфическом действии ума – абстрагировании. При помощи абстрагирования возникают общие идеи. Опять же, многие исследователи полагают10, что общие идеи являются сложными (так как, вероятно, они упоминаются в главе о сложных идеях). Тем не менее, это не так. При помощи абстрагирования, утверждает Локк, ум отделяет особенные обстоятельства времени и места, которые ограничивают применение некоторой данной идеи определенным отдельным индивидом. Например, имея простую идею красного (в данный момент, в данном месте) ум может абстрагироваться и сформировать общую идею красного. Но разве общая идея красного будет сложной идеей? Конечно же, нет. В идее красного вообще нет ничего составного, она не составлена из нескольких идей (сложными идеями, напомню, являются идеи, полученные путем объединения нескольких простых идей при помощи особого действия ума, сложные идеи представляют собой, вообще говоря, конъюнкции простых идей11).

Локк также классифицирует идеи по их качеству. Согласно ему, идеи могут быть ясными или смутными. Простые идеи называются ясными, когда «они таковы, как сами объекты, от которых они получены»12, они называются ясными, когда они представляются через хорошо упорядоченное ощущение, пока память удерживает их такими. Сложные идеи ясны тогда, когда ясны составляющие их простые идеи. Кроме того, идея считается отчетливой, когда она явным образом отличается от других идей. С другой стороны, идея называется путаной, когда она «не в достаточной мере отличима от какой-либо другой идеи, от которой она должна отличаться»13.

Кроме того, Локк предлагает классифицировать14 идеи как (1) реальные и фантастические; (2) адекватные и неадекватные; (3) истинные и ложные. Реальные идеи имеют основание в природе, и поэтому все простые идеи являются реальными, так как они отражают внешние проявления (холод, боль и т.д.). Сложные идеи могут быть как реальными, так и фантастическими, так как можно образовать такие сложные идеи, которые соответствовали бы реальным вещам (лошадь), либо не соответствовали бы им (кентавр). Далее, идеи называются адекватными, когда они «полностью представляют свои прообразы»15, и неадекватными в противном случае. Очевидно, все простые идеи адекватны, а среди сложных идей адекватными являются идеи модусов и отношений, так как они являются прообразами самих себя (неадекватность модуса может возникать только в отношении к его имени16 – в этом пункте проявляется органичная связь теории познания и философии языка). Идеи субстанции все являются неадекватными, так как совокупность идей, которые появляются все время вместе, «не может быть реальной сущностью какой-либо субстанции»17, иначе бы свойства предметов зависели бы от наших идей. Золото является золотом не потому, что это некий предмет, чьей сущностью является золото (или наша идея о нем), но потому, что оно состоит из частиц определенной формы, размера и связи. О последнем мы не имеем какого-либо представления. Нам известны лишь цвет, вес, твердость и т. д. золота, то есть простые идеи, из которых наш ум и создает идею золота при определенном повторении данных простых идей.

Перейдем к рассмотрению истинных и ложных идей. Истинными или ложными идеи считаются тогда, когда ум соотносит их с чем-то внешним, так как он «делает скрытое предположение об их сообразности с данной вещью»18, идеи называются истинными или ложными в соответствии с истинностью или ложностью этой сообразности. Сообразность может устанавливаться между (1) идеями разных людей; (2) идеей и тем, что реально существует; (3) идеей и сущностью, или реальным строением (так как реальные сущности нам не доступны, то, таким образом, ложным является большинство наших идей субстанции).

Следует также упомянуть важное разграничение, которое проводит Локк – разграничение на реальные и номинальные сущности. Это разграничение схоже с разграничением адекватных и неадекватных идей, однако есть и некоторое важное различие между ними. Под реальными сущностями Локк понимает то, что неизвестно нам; физические субстанции – это атомы, из которых «собраны» вещи. И именно атомарная структура является реальной сущностью, так как, по Локку, от нее зависят все качества данной вещи. Идеи реальных сущностей (или субстантивных форм) не доступны людям, поэтому, чтобы говорить о вещах, наш ум формирует из идей первичных и вторичных качеств номинальные сущности.


II

В третьей книге Опытов Локк обращается к исследованию языка. Главный предмет его исследования здесь – абстрактные идеи, общие термины и классификация. Жизнь в обществе зависит от взаимодействия его членов, поэтому, согласно Локку, слова являются чувственными знаками, необходимыми для общения. Более того, слова являются чувственными знаками идей того человека, который ими (этими словами) пользуется. Утверждение, что «в своем первичном или непосредственном значении слова обозначают только идеи, имеющиеся в уме того человека, который пользуется этими словами»19 – зачастую считается главным семантическим тезисом Локка20, который постоянно подвергается критике как классическая ошибка21. Критика в основном состоит в том, что Локк не проводит различия между значением слова (у Локка – signification) и его референцией. Однако согласно Крэтцману такое различие у Локка есть. Напомню, что, согласно Локку, идея – это знак или репрезентация вещи, и «имена субстанций даются нами не только для выражения идей, но употребляются в конечном счете и для изображения вещей и, таким образом, ставятся на их место, поэтому значение (signification) имен должно соответствовать истине вещей точно так же, как и идеям людей»22. Крэтцман утверждает, что имена в первую очередь и непосредственно обозначают идеи в уме, но во вторую очередь и опосредовано обозначают вещи, репрезентируемые идеями23. Существуют и другие интерпретации идей Локка, которые утверждают, что обозначение (signification, чтобы различать между ним и meaning) не является лингвистическим значением, либо же (и даже более радикально) локковское понятие обозначения должно рассматриваться как указание или намек, метка (как у Гоббса – A обозначает B, когда B регулярно следует за A)24, то есть как некоторая каузальная связь. Конечно, если интерпретировать взгляды Локка в гоббсовом смысле, безусловно, у Локка теории лингвистического значения нет. Однако трудно согласиться с подобной интерпретацией.

На мой взгляд, у Локка есть (хотя и неудовлетворительная, я предложу ее критику) теория лингвистического значения, так как он четко отличает обычную способность издавать членораздельные звуки, которой можно «научить попугаев и разных других птиц, которые, однако, совершенно не обладают даром речи», от человеческого осмысленного языка. Для того чтобы говорить на языке, необходима не только способность издавать членораздельные звуки, но и способность «пользоваться этими звуками как знаками внутренних представлений», необходимо «обозначать ими идеи в своем уме»25. Более того, Локк ясно осознает, что язык – это необходимое средство общения и связи общества. Как я уже указывал выше, «значение имен должно соответствовать истине вещей точно так же, как и идеям людей», то есть идеи одного человека соответствуют (conform, что можно перевести также и как «согласуются») не только действительности, но и идеям других людей; и даже, несмотря на то, что мы можем ошибаться в утверждении тождества идей у разных людей, у нас есть веские основания для подобных заключений. Основания эти заключаются в том, что природа, наше физическое окружение одно и то же для всех людей. Эти основания заложены в простых идеях. Даже, несмотря на то, что органы чувств у разных людей могут быть разными, те или иные простые идеи вызываются в нашей психике без участия с нашей стороны, пассивно. Источником для простых идей служат некие силы, которые оказывают воздействие на наши органы чувств, а так как источник их один (одно и то же физическое окружение для всех людей), то разные простые идеи разных людей, возникшие из-за воздействия одних и тех же сил, одинаковы по своему источнику. Люди не способны сравнить свои идей и идеи других людей, поэтому качественно они могут различаться. Для простоты предположим некоторую физиологическую модель идей (она, конечно, не является моделью, которую бы поддержал Локк, но она может легко объяснить то, в чем заключаются его взгляды), можно предположить, что когда я воспринимаю красный цвет, то я чувствую головную боль в центре левого виска, а какой-то другой человек – на границе его левого виска и лба; далее, предположим, что мы не можем сравнить наши ощущения боли. Наши идеи красного заключаются в этой боли, то есть боль и является своего рода «идеей» красного. Несмотря на то, что качественно моя боль отличается от боли другого, и моя, и его боль возникли от одного и того же источника – некоторого физического предмета и сил, которые воздействуют на наши органы чувств.

Казалось, именно в отношении идей, производных от ощущений, могут возникнуть проблемы тождества, которые я только что рассмотрел, но гораздо большую проблему представляют собой идеи, производные от рефлексии (либо от ощущения и рефлексии одновременно). Итак, по Локку, простые идеи рефлексии – это «действия ума в отношении его других идей»; Локк утверждает, что идея восприятия или мышления и идея воли являются простыми идеями рефлексии; среди идей, полученных от ощущения и рефлексии, Локк называет, например, идеи удовольствия, страдания, силы, существования, единства, наслаждения и т. д. Что может гарантировать тождество значений слов, принадлежащих разным говорящим и обозначающим простые идеи рефлексии (или рефлексии и ощущения)? В отношении рефлексии нет какого-либо общего для говорящих фактора, например, окружающей среды, физического окружения. Единственным гарантом в этом случае могло бы выступать тождество, «одинаковость» конституции ума. Таким образом, если бы у всех людей разум был одинаково устроен, то, вероятно, это гарантировало бы некую одинаковость. Тем не менее, даже это не гарантировало бы с необходимостью, что слово «воля», употребляемое одним человеком для обозначения идеи воли, имеет то же значение, что и слово «воля», употребляемое каким-либо другим человеком. Никакая эмпирическая проверка здесь не подходит.

Рассмотрим идею удовольствия и вопрос о том, как можно сообщить другому человеку эту идею. Если бы идея удовольствия была простой идеей ощущения, то мы могли бы вызвать ее в другом человеке, как, например, чтобы передать ему идею красного, мы показали бы ему предметы, которые мы называем красными, и, таким образом, объяснили бы ему значение слова «красное» (я не принимаю здесь в расчет трудности связанные с неопределенностью референции). В отличие от простых идей ощущений, простые идеи рефлексии не обладают с необходимостью общим для всех людей источником, который бы мог выступить гарантом тождества значений разных говорящих. Попробуем обнаружить этот источник в опыте. Можно предположить двух людей, один из которых хотел бы объяснить значение слова «удовольствие» другому. Для этого первый старался сделать так, чтобы второй воспринял все то, что доставляет удовольствие первому. Например, если первый получает удовольствие от поедания клубники со сметаной, то он дал бы попробовать это блюдо второму, и так далее относительно всего остального, что доставляет ему удовольствие. Тем не менее, предположим, случилось так, что то, что доставляет удовольствие первому, доставляет второму страдание и наоборот. Таким образом, они никогда не смогут объяснить друг другу, что же каждый из них подразумевает под словом «удовольствие». Для того чтобы можно было утверждать, что разные люди ассоциируют слово «удовольствие» с идеей удовольствия, необходимо доказать, что (1) действия ума у разных людей одинаковы и (2) в каждом человеке есть что-то общее для него и всех остальных людей, что выполняло бы роль, подобную независимому от воспринимающего физическому окружению.

Мы обнаружили релятивность значения в отношении слов, которые обозначают идеи рефлексии, идеи ощущения и рефлексии, или же сложные идеи, вмещающие их в себя. Но так ли однозначны слова, обозначающие простые идеи ощущения? Все ли идеи ощущения могут быть сообщены одним человеком другому? На первый взгляд кажется, что все. Тем не менее, здесь не следует забывать и о самих вещах. Локк предлагает модель индуктивного обучения языку, обучения, которое выстраивается на конечном, но (потенциально) расширяющемся множестве идей. Исходя из подобной индуктивной модели, вполне разумно будет спросить: «Где заканчивается ‘зеленое’ и начинается ‘синее’?». Цвет вот этой розы – красный, а какой вот того сигнала светофора? Напомню, что Локк подразделяет качества на первичные (неотъемлемые, например, плотность, протяженность, форма) и вторичные (силы, вызываемые первичными качествами, например, цвет, вкус, звук). Однако где пролегает граница между, например, твердым и мягким, между круглым и эллиптическим? Когда мы употребляем слово «круглый», мы не измеряем параметры формы того или иного предмета, а лишь «примерно» предицируем ему круглость. Конечно, естественный язык не требует особой точности, мы всегда можем перефразировать наши утверждения, если собеседник не понимает нас (либо не согласен с нами). Тем не менее, каковы будут значения слов робота, обладающего возможностью на расстоянии точно измерять параметры формы? Далее, как можно определить, что именно это слово обозначает именно эту идею, когда оно произносится другим человеком? Некоторые идеи, все-таки, можно было бы передать, например, идею шершавости, если бы собеседник закрыл глаза, заткнул уши и нос и т. д., а затем я провел бы его рукой по предмету, который я называю «шершавым». Далее, передав таким образом все значения, которые так можно передать, можно было бы действовать путем исключения – предъявить некоторый предмет и сказать: «Он шершавый, ты это можешь определить, он такой-то, ты это можешь определить, …, но он еще и вот такой-то!».

Следует отметить, что проблема, которую я только что затронул, состоит не в том, что разные люди имеют разные органы чувств, а в том, что при указании на цветок и произнесении слов «это красное», не ясно какую идею я обозначаю словом «красное» – идею формы, плотности, вкуса, цвета, запаха или же самого цветка26. «Простые идеи не могут быть определены»27, им нельзя дать определение. Предположим, что мы, все-таки, каким-то чудесным образом можем передавать значения слов, обозначающих простые идеи, и перейдем дальше.


III

До сих пор я говорил о простых идеях, которые можно назвать индивидуальными. Конечно, язык не может состоять из множества слов, обозначающих индивидуальные в данном смысле идеи. Я имею в виду ситуацию без абстрагирования. Язык – это не множество собственных имен, он должен по большей части включать общие имена (конечно, не только имена вообще), иначе бы им не смогли пользоваться такие конечные существа как мы. Более того, как полагает Локк, главная цель языка состоит в том, чтобы служить средством общения, а это было бы невозможно, если бы люди говорили при помощи собственных имен. Даже если люди и могли бы оперировать только собственными именами, то это не принесло бы пользы для знания. Итак, общими идеи «становятся оттого, что от них отделяют обстоятельства времени и места и все другие идеи, которые могут быть отнесены лишь к тому или другому отдельному предмету»28. Вообще, такое действие ума как абстрагирование, описываемое Локком, всегда вызывало споры. Я лишь кратко упомяну некоторые моменты, но не буду рассматривать их специально, так как эта проблематика касается локковской теории восприятия, а не теории языка. Еще Беркли оспаривал существование общих абстрактных идей29. Его аргументация заключается в том, что люди не оперируют общими идеями, потому что люди не могут их себе представить. Беркли утверждал, что нет идеи лошади вообще, так как представить себе можно всегда только какую-то конкретную лошадь. Такая позиция называется имаджизмом и является точкой зрения, что все идеи – это образы, изображения, подобия, призраки (images). Суть спора об абстрактных идеях заключается в том, был ли Локк имаджистом. Айерс полагает, что Локк придерживался имаджизма30. Эта точка зрения была подвергнута сомнению в статье Солеса31.

Как я уже отмечал в первой части статьи, согласно Локку, людям не доступны реальные сущности, то есть атомарные структуры вещей. Атомарная структура (или субстантивная форма) вызывает в нас различные ощущения – ощущения цвета, вкуса, запаха, формы и т.д. Эти ощущения – простые идеи, из которых «складываются» номинальные сущности. Любое слово, обозначающее сложную идею, «получает» значение от номинальной сущности; номинальная, но не реальная, сущность является его значением. Используя способность абстрагирования, люди могут формировать отвлеченные идеи. Подобные отвлеченные идеи так же будут являться номинальными сущностями, но уже видов. В конечном счете, любое слово может быть определено через перечисление идей, которые составляют номинальную сущность, обозначенную данным словом.

Сущность, или отвлеченная идея, таким образом, есть продукт ума, «поэтому для одного алчность не то, что для другого»32. Сложные идеи у разных людей представляют собой разные совокупности простых идей. Виды вещей различаются не реальными сущностями, а как раз номинальными, так как реальные сущности нам не доступны. С другой стороны, номинальные сущности возникают не на пустом месте, они имеют в качестве своего основания сходство вещей. Локк отвергает аристотелевский взгляд на сущности. По Аристотелю, структура классификации соответствовала бы структуре мира, но, по Локку, это невозможно. Сущностью вида является отвлеченная идея. Если устранить все сложные идеи, которые являются сущностями, то ничего не останется кроме индивидуальных идей, собственных имен, поэтому и сущности перестанут существовать. Сущностей нет в самих вещах. Сущности появляются только там, где мы причисляем ту или иную вещь к определенному роду. Существенным является то, что «составляет часть сложной идеи, которая обозначается именем вида, так что без этой части никакая отдельная вещь не может быть причислена к данному виду и называться его именем»33. Однако, реальные сущности «предполагают» виды вещей, так как от реальных сущностей зависят качества вещи и, следовательно, простые идеи в нашем уме. Реальные сущности – это основания и причины сущностей номинальных34.

Все же, по Локку, нет единой классификации. Возможны разные классификации, каждая из которых полезна в том или другом отношении. Например, «для детей золото – это блестящий желтый цвет; другие добавляют вес, ковкость и плавкость; третьи – еще другие качества… Поэтому различные люди в зависимости от своего исследования, умения или наблюдения данного предмета, устраняя или вводя некоторые простые идеи, чего другие не делают, получают различные сущности золота; значит, последние должны быть образованы только людьми, а не природой»35. Тем не менее, согласно Локку, люди, вообще говоря, понимают друг друга. Главная цель языка – коммуникация; люди бы не могли общаться, если бы они не связывали со словами одни и те же значения, одни и те же (или, по меньшей мере, весьма схожие) идеи субстанций. Это очень интересный момент теории значения Локка. В некотором смысле можно сказать, что Локк придерживается теории, которая очень близка к экстернализму36 – хотя он и утверждает, что значения слов находятся «в голове» говорящих и полностью зависят от носителей (если, конечно, не учитывать тот факт, что реальные сущности производят тот материал, из которого и «конструируются» сущности номинальные), но также придерживается и того, что общество оказывает влияние на семантику языка. Локк пишет: «желающий понять вещи и говорить о них, поскольку они соответствуют сложной идее протяженности и плотности, должен (курсив мой – Л. Л.) употребить лишь слово ‘тело’, чтобы обозначать такие вещи. Тот, кто хочет присоединить к этим идеям другие, обозначаемые словами ‘жизнь’, ‘чувство’ и ‘самопроизвольное движение’, должен (курсив мой – Л. Л.) употребить лишь слово ‘животное’»37. Локк также приводит интересный пример про птиц, которых он «недавно видел в Сент-Джемском парке»38; он предлагает описание этих птиц, а потом пишет, что если ему сообщат, что эти птицы называются «каузары», то можно будет употреблять это слово для обозначения в речи сложной идеи этих птиц. Таким образом, по Локку, общество оказывает влияние на значения слов.

Посмотрим, принял бы Локк утверждение последовательного экстерналиста о том, что и сами вещи оказывают влияние на значения слов. Кажется, этот вопрос весьма сложен, я бы ответил на него «и да, и нет», но здесь есть некоторая тонкость. Локк все время повторяет, что людям не доступны реальные сущности и субстантивные формы вещей; что сами люди образуют виды; что когда он описывал каузар, но не знал их названия, «он знал о природе этого вида птиц столько же, сколько знают многие англичане о ‘лебедях’ и ‘цаплях’»39. Да, сами вещи, их реальные сущности оказывают влияние на то, какие мы имеем простые идеи, и, следовательно, какие мы можем составить сложные идеи. Тем не менее, Локк номиналист, он утверждает, что сущностного (здесь я имею в виду «то, что позволяет классифицировать вещи») нет в самих вещах. Номинальные сущности – это создания ума; в природе нет классификации, вещи отдельны и лишь схожи, а вопрос о том, относится ли данная вещь к такому-то виду, – это вопрос о том, подходит ли она под нашу сложную идею этого вида. С другой стороны, Локк утверждает, что, например, если бы люди уделяли больше времени на исследование свойств вещей, то и классификации были бы точнее. Например, обычные люди считают, что киты – это рыбы, но ученые могли бы обнаружить такие свойства у китов, которые бы не подходили под определение того, что такое рыба, но подходили бы под определение того, что такое млекопитающее, тогда китов бы следовало отнести к млекопитающим. Все это верно, тем не менее, затруднительно сказать, что Локк – экстерналист в смысле того, что вещи (как внешние факторы) оказывают влияние на значения слов. На мой взгляд, Локка можно было бы назвать в некотором смысле экстерналистом, если он не придерживался бы номинализма. Онтология, которую постулирует Локк, не позволяет ему быть экстерналистом. Так как, вещи, как Локк говорит, отдельны, природа не знает видов, виды устанавливаются именно людьми40. Но всегда остаются вопросы – «Было бы искусственно созданное человеком и полностью идентичное ему существо человеком?», «Сколько свойств необходимо учитывать, сколько простых идей должно входить в сложную, для того, чтобы ‘точно’ сформировать тот или иной вид?» и так далее41.