Geum.ru

Авторские права на роман "Крик в ночи" принадлежат Владимиру Ридигеру

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   35

- Что ж ты, подлец, не целуешь свою мамашу?! - раздался голос с дивана. - Я, между прочим, уже очнулась!

- Постойте... постойте... - туго соображал Хмырь. - Значит, вы... моя мать?

- А чья же? - обиженно отозвалась дама.

- Но ведь я гожусь вам... в деды! В пращуры!

- Выдумал тоже - в ящеры! Ах ты чумазый мордоворотик, постреленок эдакий! Конечно, ты вытянулся, возмужал, но черты лица остались те же, ты такой же лысый и беззубый, каким я кинула тебя на проселочной дороге.

- Какого ляда вы надо мной издеваетесь?! - не своим голосом заорал Хмырь.

- Ну, ну, малютка, прекрати паясничать, - спокойно сказала дама. - Таким ты напоминаешь мне своего придурковатого отца - бузотера и волокиту. Сходил по-большому - и не капризничай, расскажи лучше маме, как ты учился, много ли колов имел в кондуите, но не серчай, если я в воспитательных целях отдеру тебя по попке... Да вытри ты, пожалуйста, соплюшки - такому большому гимназистушке плакать не резон!

Анастасий Евлампиевич, он же Хмырь, ревел, ревел горючими слезами. Тем временем мамаша нацепила очки и стала внимательно разглядывать заблудшее чадо. В комнате повисло тягостное молчание, прерываемое всхлипами Анастасия Евлампиевича.

- Нет, это не он!! - заломив руки, вскричала дама. - Какой ужас! Это не мой сын!

Хмырь, не отдавая отчета своим поступкам, принялся взбивать подушку, окутавшись шлейфом пуха.

- Это какое-то чудо в перьях! - сокрушалась дама. - И рыльце в пуху!

- Послушайте! - вдруг быстро заговорил Хмырь. - Давайте вместе искать вашего сына, увезите меня отсюда в Жмеринку, куда хотите, только поскорее увезите, прошу вас! Мне обрыдла эта шпионская жизнь! Куда угодно, только увезите... А-а-а!!

В безудержном порыве Хмырь схватил ночную вазу и со всего размаха бросил в Лаокоона. В звоне фарфора и гипса утонул изумленный крик Эльзы Мичигановны Горбарец. Туча пыли, поднятая Лаокооном, на время скрыла от Хмыря образ безутешной матушки. Но вот пыль улеглась и... Анастасий Евлампиевич не верил своим глазам - перед ним стоял ДЖОН ФИЛДС!!!

- Хватит, с меня довольно... - ворчал шпион, стягивая с ноги капроновый чулок. - Если до сегодняшнего дня я еще сомневался в том, кто ты - дурак или пройдоха, - то нынче мои сомнения окончательно рассеялись. В тебе одно дополняет другое!

Хмырь, словно землеройка, энергичными телодвижениями зарывался в гипсовую пыль.

- Нет, каков прощелыга! - продолжал Филдс. - Увезите его в Жмеринку! Ему, видите ли, осточертела наша полная романтики и тревог отважная жизнь! А в перуанский заповедник к нестандартно мыслящим страусам вы не хотите?.. Я-то, глупец, верил в него, платил деньги, чтобы этот ханжа покупал себе антикварные ночные горшки. И потом, с кем я сотрудничал? С женоненавистником, который ни разу не удосужился вымыть перед сном свои ноги. Свои, не чужие! Уж больно ты грязен, как я погляжу! Сейчас же радирую в Центр, тем самым ставя точки над "i" в наших отношениях. Не хочешь честно трудиться - выметайся к чертовой матери!

- Я буду, буду! - взмолился Хмырь.

- Что "буду"?

- Мыть ноги... с мылом.

- Гм, а еще что ты "будешь"?

- Чистить зубы... щеткой.

- Щеткой? Это уже совсем иное мировоззрение.

- Просто я... ленив по натуре.

- А лень, как известно, охранительный режим? Хорошо! Даю испытательный срок ровно неделю.

И Анастасий Евлампиевич оправдал высочайшее доверие Джона Филдса. На ночь он, как сумасшедший, докрасна натирал стиральным мылом свои подагрические ноги, мало того - он ежедневно ходил в кино, сжег "Из пушки на Луну", светлой любовью полюбил женщин, млел с поп-музыки, перестал быть упрямцем, без удержу хохотал от тонкого юмора Филдса и целиком и полностью отдался их полной романтики и тревог отважной жизни.

В ЦРУ прилетела радиограмма: "Ублюдок исправлен методом душевного проникновения. 6407". Ответ гласил: "Я в отпаде от результативности вашей работы. Босс".

- А где этот перуанский заповедник с нестандартно мыслящими страусами? - вскоре осторожно поинтересовался Хмырь, дохнув легким перегаром.


***

Прямо над головой инспектора рыбнадзора Шельмягина висел плакат: "Миногой можешь ты не быть, но осьминогом быть обязан". Перед инспектором лежали вещественные доказательства - чешуйки кожного эпителия гражданина Боцманова, его почти китовый ус, рога оленя, а также хитиновый покров неизвестного мужчины.

- Из отряда хордовых, - заключил Шельмягин про Боцманова. - Живородящих.

Младший инспектор рыбнадзора Воробьев продолжил его мысль:

- Под личиной инфузории с туфелькой скрывалась щука, затаившаяся в тихом омуте пригородной дачи...

- ...куда и заявилась оборотистая рыба-пила, дабы препарировать инфузорию-Боцманова в плане его темного прошлого.

- А как же ветвистые рога? - неуверенно спросил Воробьев.

- Вне всяких сомнений, наш подстреленный повеса, помимо всего прочего, был рогоносцем. В пользу этой версии свидетельствует, как ты сам говоришь туфелька на даче старой инфузории.

Тщательно изучив хитиновый покров неизвестного мужчины под увеличительным стеклом, Шельмягин составил себе полный портрет автора злодейского убийства.

- Это заморская коварная, беспринципная рыбина с прямым носом и твердым характером. Охотится на подслеповатых обитателей луж и сточных канав, клюющих на сомнительную наживку с душком. Представляет потенциальную опасность для трудолюбивых карасей, застенчивых и безвольных бычков, а также падкой до заокеанской мормышки молоди. Ну... коварен и опасен - это я уже сказал. Да! Любит выпить газированную воду. Отсюда вытекает задача...

У всех водоавтоматов и других питейных источников города М были искусно расставлены сети. И результаты превзошли самые смелые ожидания - в сетях затрепыхались центнеры всякой всячины с прямым носом и твердым характером. Планктон, жуков-плавунцов и мелюзгу тут же отделили от основной массы - и завертелось, и закрутилось: тритон за тритоном, рыбеха за рыбехой, нос за носом, характер за характером... "Дары данайских волхвов", - заметил Шельмягин при виде улова.

Сортировку проводил, подающий большие надежды младший инспектор рыбнадзора Воробьев.

- Значит, так и будем прикидываться зеркальным карпом, мутить воду, зарываться в донный ил? - постукивая пальцами по чучелу зубастой акулы, спрашивал он мужчину с прямым носом. - Или же чистосердечно всплывем на поверхность, расправим жабры, вдохнем воздух и начнем откровенный разговор?

- Вы меня с кем-то путаете, - отвечал мужчина. - Честное слово, ни какой я вовсе не карп!

Дошла очередь и до Филдса, который, возымев желание выпить газированной водички в конце жаркого, перенасыщенного хлопотами дня, и не заметил, как очутился в сетях.

- Итак, гражданин Коровкин, доколе будем брыкаться, извиваться, отсиживаться в водорослях, пускать пузыри? Нереститься соизвольте в другом месте, а у нас потрудитесь заглотнуть живца и отвечать на вопросы.

Воробьев забарабанил пальцами по чучелу морского хищника, кивнув на гарпун и капустный тесак в углу кабинета: здесь, мол, и не таких кальмаров освежёвывали, как ты.

- Не понимаю, - безразличный тоном произнес Филдс, - к чему весь этот камуфляж: гарпун, сети, ваши тритонистые вопросы? Никогда не считал себя рыбой, а тем более безмозглой каракатицей. Это не мой профиль. Я - человек, а не империалистическая акула. Я буду жаловаться!

- Что ж, давайте в открытую... - сказал Воробьев, пряча в шкаф чучело акулы, гарпун и тесак. - Итак, будем запираться или признаваться?

"М-да, напрасно я так грубо сорвал маску с рыбнадзора! - пожалел агент 6407. - Оставался бы себе каракатицей да пускал пузыри. Теперь уж поздно".

- Признаваться так признаваться!

- Совершенно правильно, - оживился Воробьев, - Чистосердечное признание намного облегчит вашу участь. Расскажите все с самого начала.

- Когда мне стукнуло восемнадцать лет и я смог принять участие в выборах, - начал подследственный, - отец, помню, усадил меня перед собой и сказал: "Трудно тебе придется, Ванек, с твоим прямым носом, но еще труднее - с твоим твердым характером". Тогда я не придал значения словам отца. Шли выборы, жизнь текла своим чередом, но с каждым годом мне становилось все труднее и труднее. Я ломал голову - почему так происходит? Я выбрал женщину, но она отвергла мои домогательства - ей больше нравился боксер с искривленной носовой перегородкой. Я выбрал работу, но был прямолинеен с начальством и в результате скатился вниз по служебной лестнице. И только тогда, когда я получил по носу за свой твердый характер от своего единственного друга, я понял, как прав был отец...

- Хоть и занятно, - прервал Воробьев, - но нас больше интересуют мотивы убийства гражданина Боцманова.

- Постараюсь ответить и на этот насущный вопрос. Видите ли, как вам известно, гражданин Боцманов приказал долго жить, однако, если рассудить трезво, упомянутый гражданин, как видно, в общем и целом представляя себе все это дело, а также по ряду неустановленных причин, в силу их взаимозависимости, где-то в чем-то, говоря совершенно откровенно, с той лишь разницей, что в данном случае, приняв во внимание вышеизложенное, я совершенно официально должен заявить о своей полнейшей непричастности к этому темному делу.

Воробьев, казалось, был несколько озадачен:

- Понимать ли мне вас так, что вы признаётесь в убийстве?

- Если я похож на бесформенную Горгону Медузу, тогда понимайте.

В кабинет вошел Шельмягин:

- Продолжайте, товарищ Воробьев.

- Вот вы говорите, что похожи на бесформенную медузу с гонором. Тогда почему же вы убили гражданина Боцманова?

"Э-э, - подумал Филдс, он же Хихиклз, - дело принимает дурной оборот. Ежели, паче чаяния, Шельмягин узнает мой телефонный тембр - это приведет к глупейшему провалу!"

- Хи-хи-хи! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!! - не своим голосом закатился Коровкин.

Шельмягин с Воробьевым переглянулись.

- Крыша поехала? Отправим его на обследование в стационар. Без ясной картины состояния здоровья товарища Коровкина мы не имеем права задавать ему наводящие вопросы.

Вызвали "скорую". Занемогшего подхватили два дюжих санитара и бросили на носилки.

- Алкоголик?

- П-почти... - отозвался с носилок тот.

Когда завывание сирены стихло, Воробьев задумчиво сказал:

- Похоже, типчик догадался, что мы не рыбнадзор... У нас в руках пока единственная ниточка.

- Что ты имеешь в виду?

- Нить китового уса гражданина Боцманова, за которую мы и потянем.

- Как бы не оборвалась, - усомнился Шельмягин.

- Не оборвется. Мужик был крепкий, отчаянный...


Джона Филдса поместили в хирургическое отделение городской клинической больницы. Строгая стерильная медсестра больно уколола шпиона в ягодицу, после чего тот ощутил неодолимое желание уснуть.

Проснувшись, Филдс осмотрелся. Рядом на койках лежали ушедшие в свои болячки перебинтованные и загипсованные люди.

- Что, сокол, глухо торчишь? - спросил сосед с койки.

Коля Курчавый! Вот это дела! У Коли была туго перебинтована грудь.

- Послушай, а ты-то как очутился в приюте хворых? - удивился шпион.

Коля, подмигнув Филдсу подбитым глазом, тихо поведал шефу о случившемся. За ним гнались дружинники - положение становилось безвыходным. Скрываясь от погони, Коля ворвался в районную женскую консультацию, где под страхом смерти вынудил чуть живого врача-гинеколога срочно госпитализировать его с диагнозом "лактационный мастит". Наспех перевязав грудь, он, получив направление на госпитализацию, выбежал из консультации и под самым носом у дружинников, юркнул в детскую коляску для двойни, которая, к счастью, была пуста. Коля заорал голодным плачем младенца, тут же к нему подбежала какая-то сердобольная бабка, быстро доставившая Колю (под страхом смерти) на четырех колесах в больницу. В приемном отделении дежурный врач долго пытал Колю, почему тот не прихватил с собой грудного малыша, на что Коля ответил, что ребенок напрочь отказался от груди и не пожелал ехать с ним в клинику. Тогда, сказали ему, мы дадим вам своего грудничка, у матери которого не прибыло молоко, - иначе лечение будет малоэффективным. И подавленного Колю с орущим пеленашкой поместили в отдельный бокс. На вопрос Филдса, почему никто не удивился, что он мужчина, Коля ответил: для медицинских работников диагноз превыше всего остального.

- Я упросил, чтобы меня перевели в общую палату, - удрученно промолвил Коля Курчавый. - С минуты на минуту должны принести этого неутолимого горлопана. Тут у меня для него припасены сырок "Волна" и полбутылки портвейна.

Вскоре начался врачебный обход. К Филдсу подсел доктор и попросил снять рубашку.

- Что беспокоит?

- Всё, доктор. Причем, беспокоит с самого рождения и по настоящий момент.

- Так, понимаю... Вера, - обратился врач к медсестре, - запишите больного на консультацию к кардиологу, невропатологу, психиатру и педиатру.

- Доктор, а зачем к педиатру? - спросил больной.

- Во-первых, вы там что-то бормотали про детство, а еще затем, что в своей диссертации я должен опираться на мнения узких специалистов.

Мимо Коли Курчавого хирург прошел, возмущенно буркнув, что отделение, как всегда, завалено непрофильными больными...

Кардиолог долго слушал сердечные тоны Филдса, после чего заключил, что у пациента типичное предынфарктное состояние. В какой связи? Переутомление, недоедание, недосыпание. Больной, случайно, не директор крупного предприятия? Ах, простой служащий? Ну, тогда это для терапии...

Невропатолог, установив асимметричность лицевой мускулатуры пациента, прямо спросил, почему больной в свое время скрыл от врачей инсульт с левосторонней парализацией. Из-за того, что он учился в далекой стране, где лечение слишком дорого? И его бы просто уволили? Интересно, интересно...

- М-да, батенька, - покачал головой психиатр. - Внутренний дискомфорт порождает у вас манию преследования, галлюциноз, и все это развивается на фоне маниакально-депрессивного психоза. Вам не кажется, что за вами следят?

- Ха! Я в этом совершенно не сомневаюсь, доктор.

- Ну и... кто же за вами следит?

- Вы умрете со смеху - рыбнадзор.

- Ничего, ничего, - ласково, как родная мать, успокоил психиатр. - Мы их всех перехитрим!

Педантичная педиатр, заботливо пропальпировав Филдсово темечко, сокрушенно произнесла:

- Как ни прискорбно, но у вас незаращение малого родничка!

"Вот теперь мой хирург с блеском защитит диссертацию", - решил Филдс.

Авторитетный врачебный консилиум, рассмотрев со всех точек зрения малоутешительное состояние больного Коровкина, взвесив все "за" и "против", пришел к единому мнению: показана срочная операция по удалению аппендикса с последующим зашиванием малого родничка, после чего больной нуждается в принудительном лечении по поводу хронического алкоголизма. Таков был суровый приговор всемогущей медицины. И Коровкина стали готовить к экстренному хирургическому вмешательству.

Перед операцией Филдс во что бы то ни стало хотел связаться с кем-либо из своих людей. Оказывается, это легко было сделать - кормящего Колю Курчавого изредка навещал дядя Саша.

- Что-то задерживается наш дядя, - волновался Филдс, забивая с Колей "козла". - Дуплюсь... Видно, не сбагрил свою продукцию и крутится у магазина, как белка в колесе. Дуплюсь... Кстати, он обещал принести мне грейпфрут - с больничного комбикорма недолго и отдуплиться.

Дядя Саша наконец явился. Протягивая Филдсу пакетик с остро пахнущими кореньями, он, подлизываясь, присовокупил: "То, что просили, - хрен-хрунт. По нашим временам большой дефицит!" Вконец испортив настроение Филдсу, спекулянт сказал, что встревожен внезапным исчезновением любимого шефа. Дела пошатнулись. Юный хулиган Петя препровожден в детскую комнату милиции. Продавщица Софочка находится под следствием за хищение цветного телевизора, школьного пенала и копировальной бумаги. Писатель Швайковский рвется вместе с очаровашкой Мери за границу. Пал Палыч Презентович под колпаком у народного контроля. Положение катастрофическое! Необходины срочные контрмеры.

- Как Хмырь? Чем занимается он?

Анастасий Евлампиевич сделал предложение полуглухой графине Тулуповой и в качестве приданого припас две сногсшибательные ночные вазы. Теперь графиня желает видеть Хмыря не иначе, как обербургомистром (она так и сказала) Земли Франца и Осифа. Хмырь мечется в поисках профсоюзной путевки в какой-то заповедник.

Шпион в душе рвал и метал! Могучее антисоветское здание, возведенное им с таким трудом, рушилось, словно карточный домик. На кого он рассчитывал?! На кого возлагал надежды?! На продажных щелкоперов и глухих графинь, которые в свои девяносто лет выскакивают замуж за аморальных ничтожеств, на прикарманивающих детские пеналы продавщиц, на мямлей-акселератов! А эта шлюха Мери! О, она получит у него по заслугам!

- Что делает Савелий Новиков?

Савелий уже сидит. Ему дается восемь лет, чтобы не торопясь и всерьез поразмыслить над своим светлым будущим.

"Это все Шельмягин! - негодовал Филдс, кусая ногти. - Кто-то из отщепенцев пробалтывается - и его берут со всеми потрохами". Ну, уж нет! За просто так его не прижмешь! "Дудки!" - как говорил старый фермер дядюшка Боб.

Неустойчивое положение Джона Филдса усугублялось еще двумя обстоятельствами. Во-первых, за ним, не спуская глаз, следил Воробьев, мечтавший продолжить допрос, как только Коровкину проведут необходимые манипуляции по части аппендикса и малого родничка (принудительное лечение от алкоголизма рыбнадзор брал на себя). И, во-вторых, надвигающаяся операция, которую шпион опасался больше всего на свете. Агент 6407 понимал, что в сложившейся ситуации его спасет лишь одно - бегство в американское посольство. Необходимо срочно прикрыть шпионскую наготу фиговым листком дипломата...

Больничные часы показывали десять. Завтра на это же время назначена операция. Филдс, как ни в чем не бывало, резался с Колей Курчавым в "буру".

- Да, Николай, дела наши ой как плохи! Скажу больше - ужасны, как никогда. Чует мое сердце, что ты со своим чадом беспросветно увяз. Посуди сам, взять тебя голыми руками ничего не стоит.

- Пускай сначала докажут!

- Вот заладил! Будь спокоен, еще как докажут. Запомни: на свете нет ничего недоказуемого, кроме злоупотребления властью.

Коля сунул младенцу соску с портвейном и цыкнул на раскричавшегося приемыша.

- Нет, Филя-шеф, я не хочу, чтобы вскочило фуфло на моей репутации!

- Так выпала фишка. А что делать?

- Что делать? Давить на клавиши, вот что.

- Слова, достойные Коли Курчавого! Перебинтован, но не сдается! Теперь слушай меня внимательно...

Шпион обрисовал Коле план бегства: Филдса ведут в операционную, внезапно он вспоминает, что забыл сходить по нужде, бежит в туалет, где его поджидает Коля Курчавый, быстро гримируется под своего хирурга, переодевается в его костюм, который Коля заведомо выкрадывает из ординаторской (хирург имел привычку из-за жары в операционной оперировать в одном халате поверх трусов), затем они спускаются к выходу и со всех ног тикают на Колину воровскую "малину".

- Ну, Филя, таких фраеров, как ты, я еще не встречал!

Наступило долгожданное завтра. Филдс лежал на больничной койке и старался отогнать мрачные мысли. Если дело сорвется - все пропало! За десять минут до операции Коля Курчавый дал знак, что одежда хирурга находится в его надежных руках.

Пять минут... три... две...

- Коровкин! В операционную!

Филдс неторопливо встал и пошел в сопровождении медсестры. Внезапно остановившись, он схватился за живот.

- Что с вами?

- Как всегда, заячья болезнь...

- Скорее бегите и возвращайтесь.

В туалете его ждал Коля Курчавый. Сделав все, что необходимо, они вышли и разошлись по разным коридорам. Филдс шагал быстро и уверенно. Как и следовало ожидать, по дороге с ним любезно здоровался медперсонал хирургического отделения. Когда, казалось, все было на мази и Филдса отделяло от выхода несколько шагов, его окликнули тревожные женские голоса:

- Максим Борисыч, а Максим Борисыч! (Так звали хирурга). Скорее, скорее сюда!!

Шпион обернулся: на него надвигалась белая лавина медсестер, круша все на своем пути. Вспомнились слова из памятки: "Нет ничего страшнее возбужденных женщин, влекомых к одинокому мужчине".

- Кто дал вам право уходить перед операцией?! - голосили они. - Скорее назад! Больной Коровкин переоделся в ваш халат, обзывается вашим именем, стоит в операционной, кричит, что мы дуры, и хочет оперировать сам себя!! Это какой-то кошмар! Мы сойдем с ума!

Филдс понял - отступление бесполезно.

- Скорее же, черт возьми, ведите меня в операционную! - гаркнул он. - Я не допущу, чтобы больные из лечебного заведения устраивали бесплатный цирк! Этому неприкрытому хамству должен быть положен конец!

Женские заботливые руки подхватили Филдса и потащили в операционную. Там, окруженный, словно мегерами, злыми медсестрами, стоял подавленный Максим Борисыч.

- Что здесь происходит?!! - взревел Филдс. - Я хочу знать, что здесь происходит?!!

К нему подлетел ассистент:

- Максим Борисыч! Нужно немедленно начинать! Сегодня у нас еще грыжесечение, перелом бедра, язва желудка и камни в желчном пузыре. Быстрее мойте руки и приступим.

С несчастного Максима Борисыча содрали халат и маску, облачили во все это Филдса и, угрожая административным взысканием по месту работы, уложили хирурга на операционный стол.

Филдс, решив сразить всех медицинской эрудицией, обратился к Лже-Коровкину, но почему-то в среднем роде:

- Больное, у вас есть выделения? Мою диссертацию зарежут, окажись я несведущ в этом вопросе.