Geum.ru

Когда-то газета "завтра" с горечью писала о гражданской войне в Таджикистане. Но настало время написать о радостном событии в жизни таджикского народа

Вид материалаДокументы

Содержание


Стихотворения Марины Струковой
Последний русский
Засадный полк
Наша совесть
Когда придут наши...
Икона россии
Не "звезда"
Одетая в пламя
Быть легендарными
Железный альбом
Русским националистам
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Стихотворения Марины Струковой


 


ПОСЛЕДНИЙ РУССКИЙ

Закат Европы перестал гореть,
Но царству тьмы последний луч мешает.
"Последний русский должен умереть!" -
Всемирное правительство решает.
Они - ублюдки, помесь вер и рас.
Любой - клеймом падения отмечен.
А он - русоволос и синеглаз,
По духу и по крови безупречен.
Он продолжает правду защищать
Один, скитаясь по бродяжьим тропам,
Мешает превосходство ощущать
Подонкам, лизоблюдам и холопам.
И словно Солнце с неба не стереть,
Вождей облавы мысль одна тревожит:
Последний русский должен умереть,
Но вовсе не последний он, быть может!



ДОЛГ


 Дали сузились в клок округи,
Что Отечеством всё ж зову.
Поздно мы порешили, други,
Что не будем сдавать Москву.

 Чужеземцы да иноверцы…
Каганат здесь или орда?..
Но кричит, выгорая, сердце:
 "Лучше поздно, чем никогда!"

Смело, горестно и нелепо,
Сквозь презрительную молву,
Красный флаг поднимаем в небо -
Мы не смеем предать Москву.

Эта истина выше страха,
Эту веру не подкупить.
Размахнулся, так бей с размаха,
Лучше сгинуть, чем отступить.

Пусть серебряная дорога
Пропадает в расстрельном рву…
Воля нации — воля Бога.
Мы должны отстоять Москву.



* * *

Не отрекусь от горечи былого -
Развалин храма, смуты и огня,
И, если Богом снова станет Слово,
То мой народ не обвинит меня.

Не устыжусь за мятежи и войны,
Оправдывать стыдливо не начну
Тех предков, что прожили недостойно,
Но всё-же не оставили страну.

Им - память да могильная ограда,
А мне - их злые, честные слова.
Пускай опять сомнительна награда
За простоту, что хуже воровства.

Я на престол кладу мечи и цепи,
Туда-же, где терновые венцы.
Вина отцов нам неподсудна, дети.
Так неподсудны беженцам бойцы.



 


ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
     
     Засадный полк, уже пора!
     Подобьем алого ковра лежат поверженных тела,
     от стаи стрел под солнцем мгла.
     Ладонь на рукоять меча
     метнул, проклятие шепча.
     Кровавой злобы пелена
     уже глаза заволокла.
     — Стоять,— рычит вожак,— нельзя!
     Еще чуть-чуть… Молчат друзья.
     Обугленная пустота
     в груди, и цель твоя проста —
     всех вырезать до одного
     врагов народа твоего.
     Мы — полк последнего суда,
     остался миг до слова "Да!"
     Эх, словно сброшена гора…
     — Засадный полк, вперед.
      Ура!



                ***  
    Смотрят пращуры строго
     с неба в нашу толпу.
     Выбирающий Бога
     выбирает судьбу.
     Нас осталось немного.
     Память веры храня,
     выбирай себе Бога,
     что по крови родня.
     Перед кем не остаться
     одному в нищете
     и с врагом не брататься
     в черномазой орде.
     Перед кем не виниться,
     к алтарю не ползти,
     и в тюрьме не томиться —
     быть на воле в чести.
     
     Крыша нашего храма —
     это солнца лучи,
     стены нашего храма —
     это наши мечи,
     песен тайные силы
     и завеса зари,
     наших предков могилы —
     во степи алтари.
     Длится Рода дорога,
     где не место рабу.
     Выбирающий Бога
     выбирает судьбу.



               ***   
     За строкой строку, по черновику,
     слово о полку, слово о полку.
     О тебе и мне, молодой стране,
     о святой войне, будущей весне.
     Волком в бурелом, соколом в зенит
     слово полетит, слово зазвенит.
     Лентой по венку, кровью по виску
     слово о полку, слово о полку.
     Сквозь закон врагов, на призыв богов
     я к тебе прорвусь, Рыцарская Русь.
     Не без пули ствол, не без искры тол,
     не без водки стол, не без песни дол,
     не без цели жизнь, не без солнца высь,
     не без гнева грусть, Рыцарская Русь.
     Не без славы весть, не без права месть.
     Всё равно мы есть, верность наша честь.
     Рыцарская Русь, за тебя я бьюсь,
     светит с черных лат красный Коловрат.
     Искрой по клинку на моем веку
     слово о полку, слово о полку.



МУЗЕЙ
Как много предано и продано,
народ — не тот, страна — не та.
В музее, вдруг под офис отданном,
под вечер стихла суета.
Давно все экспонаты вывезли
на виллу босса-подлеца.
И с ними словно душу вынесли
из онемевшего дворца.
Все стерпят каменные лестницы
по новым правилам игры.
Скользят рекламные прелестницы,
плюет охрана на ковры.
Здесь заключают сделки странные,
как будто в воровском кругу,
и ходят люди безымянные,
и чьи-то клички на слуху.
Звучат слова чужие, дикие,
таится грязная вина…
Но дому помнятся великие
блистательные времена.
Он ждет — откликнется История,
воскреснет в огненной пыли
разграбленная территория
врагом захваченной Земли.



 ***
     Не трогай забытые вещи в вагонах,
     Оружие года — взрывчатка, не нож.
     Все ближе ослепшее время в погонах,
     агония прячется там, где не ждешь.
     Холодной петлей захлестнула дорога,
     на красной воде от дождя пузыри.
     Ни книгу с асфальта, ни сумку с порога,
     ни куклу с травы — ничего не бери.
     А те, кто нашел свое место под солнцем,
     кто по кабинетам сидит до зари —
     не трогай чужую свободу — взорвется!
     В чужую страну сквозь прицел не смотри.
     Все ближе ослепшее время в погонах.
     Теплее… Теплее. Совсем горячо!
     Не трогай забытые вещи в вагонах, —
     не трогай заснувшую Смерть за плечо.


НАША СОВЕСТЬ


Видишь? Словно птица мертвая
В грязно-розовой пыли,
Наша совесть, полустертая
Сапогом с лица земли.
Наша совесть безответная,
Вынутая из петли,
Подлецом полуотпетая
За валюту и рубли.
Не мечтать ей больше сказками,
Лишь поминки впереди, -
Там под плачущими масками
Расхохочутся вожди...
За каким же сердцем спрячется,
Что надежнее щита?
С кем опомнится, отплачется,
Встанет с именем Христа?
Вижу! Сквозь огни и оргии,
По изломанному льду
Он идет с копьем Георгия,
Конь крылатый в поводу.

***


В звёздной татуировке ночей
Мир живёт без затей.
Мы боимся красивых речей
И геройских смертей.
Мы боимся правдивых людей -
С ними сложно дружить.
Мы боимся великих идей -
Им опасно служить.
Но бывает из сотни годин
Год мятежный один
Но бывает из сотни один
Cам себе господин.
Это он всё решает за всех,
Все узлы разрубив.
И о нём - всенародный распев
И восторженный миф.
Так не бойся остаться собой,
Не считая виной
Волю к власти над грозной судьбой,
Над державой родной.
Перед идолом нас не склонить
Среди дьявольских слуг.
Только Бог может нас оценить,
Только совесть - наш друг.



Когда придут наши...

Над полем боя мерцанье свеч,
То звёзды горят всё краше.
Здесь будет каждому щит и меч,
Когда придут наши.

Усни, накрывшись моим плащом,
И не опасайся кражи.
Здесь будет каждому хлеб и дом,
Когда придут наши.

Пойми изломы речных дорог,
Испей из славянской чаши.
Здесь каждому свет и бог,
Когда придут наши...

Ведь я тебе не скажу в упор:
Стоят по дороге стражи,
И где-то слушают приговор
В тюремных подвалах наши.

Над полем боя мерцанье свеч,
То звёзды горят всё краше.
Здесь будет каждому щит и меч,
Когда придут наши.



***
     Жетон он сорвал и отбросил в траву,
     и вспомнил друзей и родную Москву.
     Пускай его не опознают,
     о смерти вовек не узнают.
     
     Он рос, как и все, слушал панк у пивной,
     его во дворе называли шпаной,
     но время пришло, и основой судьбы
     он выбрал высокую ярость борьбы.
     
     В кольцо озверевшие "чехи" берут,
     не знаете, гады, насколько он крут,
     не быть ему в вашем зиндане —
     контрактнику в черной бандане.
     
     Навстречу взметнулся, гранаты в руках,
     и вспыхнуло солнце над ним в облаках,
     и дрогнули горы от взрыва,
     и сходит лавина с обрыва…
     
     И снова затих раскаленный Кавказ,
     лишь клонятся травы в полуденный час,
     ущелье туманом клубится,
     да ворон к добыче стремится.



 КАЗАЧЬЯ
     
     Здесь края чужие, лживые,
     смерть за каждым валуном.
     Собрались друзья-служивые
     над убитым казаком.
     
     Кто его в разведке выследил,
     не узнать в краю чужом —
     кто из чащи в спину выстрелил,
     кто по горлу вел ножом.
     
     Принимал он смерть суровую,
     повстречал врагов один.
     Верил он в Россию новую,
     крест да меткий карабин.
     
     Свет зари — вином на скатерти.
     Виден дом среди ракит.
     Никогда не скажем матери
     то, что сын ее убит.
     
     Чтоб не плакала потерянно,
     не лила горючих слез,
     скажем — сын сейчас у Терека,
     где стоит казачий пост.
     
     Как лихой боец он славится,
     шлет ей радостную весть,
     там в станице есть красавица,
     там враги в аулах есть.
     
     Сердце горестно сжимается,
     мы утраты не простим.
     Потеряли мы товарища
     и жестоко отомстим.
     
     Где теряли мы товарища,
     и песок от крови ал,
     там цветок огня-пожарища
     над Кавказом расцветал.



***

Взгляд всё грустней и строже,
Всё ненавистней ложь.
Если не Русь, то что же?
Если не мы, то кто ж?
Только давно известно:
Страх превращает в прах.
Если не Русь, то бездна!
Если не мы, то враг!



***

    Чужие земли и надежды кравшая,
     вновь наглостью сумела удивить
     Америка, свои дома взорвавшая,
     чтобы Европу с Азией стравить.
     
     Америка, где правит антинация,
     где сброд на биороботов похож,
     неужто мы поверим в провокацию,
     в твою нечеловеческую ложь?
     
     В компьютерных мозгах издевка прячется
     и алчностью рассчитанная месть:
     Россия — эпицентром бойни значится
     и повод есть за все границы влезть!
     
     Пока свои руины демонстрируешь,
     считая сотню жертв за миллион,
     Америка, помногу ли планируешь
     военных баз на каждый наш район?



***

     Анафема тебе, толпа рабов,
     бараньих глаз и толоконных лбов,
     трусливых душ и ослабевших тел.
     Анафема тому, кто не был смел.
     Цена смиренья — хлыст поверх горбов.
     Анафема тебе, толпа рабов.
     Пока тобою правит без стыда
     картавая кремлевская орда,
     ты не народ, ты — полуфабрикат.
     Тебя сожрут и сплюнут на закат,
     крестом поковыряют меж зубов.
     Анафема тебе, толпа рабов.
     Ползи на брюхе в западную дверь.
     Я думала — в тебе есть Бог и Зверь,
     я думала — в тебе есть Тьма и Свет.
     Я ошибалась… Кто ответит: "Нет"?
     Стой, Солнце! Разворачивай лучи
     и бисер по притонам не мечи.
     Я опускаю свечи вниз огнем.
     Да будет проклят день,
     не ставший Днем!



***     
     Пред свечою я, пред Творцом свеча,
     он сквозь пламя воина озарил.
     И клянусь крестом моего меча
     я святую истину возлюбил.
     
     И теперь душа, словно снег чиста,
     и легка, как огненный лепесток.
     Но клянусь мечом моего креста
     я во имя истины стал жесток.


  • * *

    Я выхожу из-под контроля
    Идей, законов и знамен,
    Орла, звезды на красном поле
    И исторических имен
    Я выхожу из-под контроля
    Вельможной лжи и звонких фраз,
    Творцов чужой беды и боли
    И узурпаторов на час.

    Моя великая Держава
    С непредсказуемой судьбой,
    Лишь ты одна имеешь право
    На жизнь мою, на голос мой.
    Не дам щепотку русской соли
    За мед чужих бездонных рек...
    Я выхожу из-под контроля,
    Монеты втаптывая в снег.

    Мне нужен свет, да запах хлеба,
    Да песни, что поет народ,
    А надо мною - только небо!
    А впереди меня - восход...


*           *           *


О нас говорил Заратустра,
И вот мы с тобою пришли.
А в мире и грязно, и пусто,
И неба не видно с земли.

Не ждали нас долы и реки,
Идем, как степная гроза.
Вослед нам бранятся калеки —
Сияньем им выжгло глаза.

Я знаю, они предпочли бы
Погибнуть, молитвы творя.
Суда их, как мертвые рыбы.
Спустились в чужие моря.

В домах их — тоска покаянья,
Позор покоренной страны.
Берут у врагов подаянье,
А смелостью — оскорблены.

Зачем призывать их сражаться?
Рабов проще гнать, чем вести,
Они рождены, чтобы сдаться...
Но мы рождены — их спасти.



*           *           *


“Пуст твой двор, и в жилище не будет живых”
Говорит мне смеющийся враг...
И серебряный мох на березах кривых,
И дорожный дымящийся прах.

Эти белые села никто не спасет,
Эти рощи пойдут под топор,
И неистовый ветер печаль унесет,
И сожрет твою песню простор.

Реки вспять побегут, и стада уведут,
И детей унесут на руках,
И лихие вояки страну предадут,
Прогуляют ее в кабаках.

В камуфляже и касках чужих голубых
Все сметут, и останется страх...
“Пуст твой двор, и в жилище не будет живых”
Говорит мне смеющийся враг.



*           *           *


Если завтра война, мы поплачем о милом,
Перекрестим встревоженный дол,
Проведем БТРы по отчим могилам,
Чтоб могилы никто не нашел.

Подожжем златоглавый истерзанный город,
Чтобы городом враг не владел.
И зазубренный серп и заржавленный молот
Зашвырнем за небесный предел.

Мы допьем все вино и пройдем по бокалам —
Никому нашу радость не пить!
Если завтра война, мы забудем о малом —
Честь и славу за грош не купить.

Наш распахнутый мир будет светел и страшен,
Голос крови сильней, чем закон.
Заминируем каждую пядь этих пашен,
Динамит — под оклады икон.

Видишь — выхода нет, поднимается ветер,
Русь уводит на облачный край:
Впереди только битва и огненный пепел,
Позади — очарованный рай.



*           *           *


Спой мне песню про черного ворона,
Расскажи, где живая вода.
Я ушла в чужедальнюю сторону,
И назад не вернусь никогда.

В низком небе луна неизвестная,
Нет на родине этой луны.
И холодное, злое, бесчестное
Затуманило ясные сны.

Вспомню степи да рощи сосновые,
Ночь не ночь, и страна не страна,
О высокую стену дворцовую
Разобью я бутылку вина.

Разлетятся осколки гремучие,
Покачнется лихая земля,
И высокие травы колючие
Заплетут основанье Кремля.

Заплетут чужедальнюю сторону,
Ветер стихни, и враг отступи!
Спой мне песню про черного ворона,
Словно я умираю в степи.



 * * *
     Горят асфальтовые спуски
     от солнца. И страна горит.
     Я просто говорю по-русски.
     Кто здесь по-русски говорит?
     И торгаши, и бизнесмены,
     и новозванные князья,
     и те, кто ночью режет вены,
     когда без "косяка" нельзя.
     Но, кажется, невнятны фразы,
     и речь уродливо резка.
     Ползет словесная зараза
     совсем чужого языка, —
     такой развязывает водка,
     а может, рюмка коньяка.
     Услышу — видится решетка
     и в кольцах крепкая рука.
     Услышу — видятся отели
     и денег грязная река,
     Россию на таком отпели
     (блатная жуткая тоска).
     Ну что же, карты раскрывайте,
     смотрите, лгущие, в упор.
     За письменным столом давайте
     начнем последний разговор.
     Вы — на жаргоне, на иврите,
     вы — так, что я не повторю,
     вы — по-английски говорите...
     А я — по-русски говорю.



*           *           *

     Мы не вольны владеть огнем и сталью,
     и выбирать друзей, вступая в спор.
     В священном небе над российской далью
     открыт врагу воздушный коридор!
     
     Туда, где смело восстают народы,
     и где их суд возмездие вершит,
     бомбить твердыни веры и свободы
     бомбардировщик с Запада спешит.
     
     Чужая драма, часть чужого плана...
     Но если нынче время — выбирать,
     нам будут ближе воины Ислама,
     чем подлецов американских рать.
     
     Спешит стервятник из-за океана,
     холодный ветер грозное поет.
     Кто сможет от России до Афгана
     остановить уверенный полет?
     
     Но если мы бессильны сделать это,
     ревет мотор, безоблачен простор,
     пускай взорвет афганская ракета
     перед врагом воздушный коридор!



*           *           *


Страна, куда ты год за годом?..
Как будто есть сейчас страна…
Ведь чтобы снова стать народом
нам нужен Враг и Цель нужна.
…Но вот и Враг и Цель известны.
Казалось бы — гори огнем!
Но так же тянет к краю Бездны,
тайком вглядимся и замрем:
людей влечет процесс распада,
парад смертей, пороков рать.
И пошлой кажется отрада
творить, рождать и побеждать.


*           *           *


Россия — край детей и жен
и слезы вдов — в небесной чаше.
А враг, что всем вооружен
диктует будущее наше.

Сегодня правильный совет
бессилен с матом и без мата.
Поэту нужен пистолет.
Писатель — кто? — без автомата.

Я сочиняю каждый миг.
Как прежде — строки против трона.
Но твердо знаю: десять книг
не стоят одного патрона.



*           *           *


Ночь, вокзал, пути и перегоны,
снова Грозный в огненном венке.
С трупами забытые вагоны
мертвенно застыли в тупике.

Вовремя солдат не опознали,
не истает прах в родной стране,
ищут их и письма и медали,
видят их родители во сне.

Бедные блуждающие души,
мальчики, не помнящие зла,
вечно бродят по воде и суше.
И темнеют мерзлые тела.
Их чужая нация и раса
предала свинцовому огню.
Власть, готово пушечное мясо.
На столе в Кремле лежит меню.



*           *           *


Корреспонденты к нам из-за границы,
как вороны, слетелись в южный край,
чтоб на экран и пестрые страницы
перенести бандитский ад и рай.

И телеобъективы наводили,
как будто бы пришли глазеть в музей,
когда бойцы в окопе находили
отрезанные головы друзей.

Они, корреспонденты-чужеземцы,
не напрягая слабеньких умов,
порой стенали: "Бедные чеченцы!"
Что им до нашим взорванных домов?
Что им до наших бед и демократов?
Что им до наших нефтяных магнатов?
Сенсаций жаждут. Удивляют мир.
Корреспондентам бойня, словно тир.

Навстречу взрывам — фотокамер вспышки,
Они снимают жадно день и ночь,
как корчатся в агонии мальчишки,
как беженцы спешат из дома прочь.

Ну что же, удивим гостей охотно,
и пусть не опускают наглых глаз,
когда врагов повзводно и поротно
мы вмажем бэтээрами в Кавказ,
когда вздохнет свободная Россия
победою закрыта, как броней,
когда отрежут голову Шамиля
и в тишине поднимут над Чечней.



ИКОНА РОССИИ
Ввысь идёт дорога вечности
ослепительным лучом.
Охраняй меня от нечисти,
воин с огненным мечом.

Сердце яростью расколото,
ничего уже не жаль.
Охраняй меня от золота -—
по отважным плачет сталь.

Охраняй меня от радости —
с нею песен не сложить.
Охраняй меня от старости —
чтоб любви не пережить.

Солнце чёрное снижается,
дым над Русью бьёт ключом...
За меня всегда сражается
воин с огненным мечом.



НЕ "ЗВЕЗДА"
     
     Она в световом золотистом кругу
     стояла впервые на сцене,
     и переливался, как свет на снегу,
     серебряный голос России.
     
     О, русые косы, простые слова,
     заветные песни народа...
     Но криво в ответ улыбалась Москва
     дветысячипервого года.
     
     Судьба соответствует плате давно:
     на русской эстраде — так надо? —
     нерусской певице блистать суждено —
     родне нефтяного магната,
     
     бездарной богачке — эфир и цветы,
     наемная шваль суетится,..
     а голос славянки — прекрасней мечты,
     но кто ей поможет пробиться?
     
     И истиной вдруг оказалось вранье,
     что делают деньги кумира.
     И слушали по ресторанам ее
     ворье, шулера и банкиры.
 
     Она так наивно признанья ждала,
     она униженья терпела,
     куда-то спешила и с кем-то спала,
     таблетки глотала, старела...
     
     Ушли сбереженья, угасла краса,
     а голос остался — порода.
     С бульваров рыдала она в небеса
     заветные песни народа,
     
     и ноты брала так, что — с крыш воронье!
     И льстило безумие: "Браво!",
     но вот для забавы избила ее
     бродяг полупьяных орава.
     
     ...Казанский вокзал задыхался в чаду,
     глаза прижмуряя косые,
     когда затихал под платформой на льду
     Серебряный голос России.



          * * *
     
     Мальчик глухо и горько смеется,
     хочет верить под роковый ритм,
     что для подвигов повод найдется
     и найдется пространство для битв.
     Все вверх дном, и на кухне туманно,
     как всегда от дымка анаши,
     ухмыляются шлюхи с экрана
     и политики врут от души,
     он потерян для белого света,
     но зачем-то вечерней порой
     снова, снова включает кассету
     с давней песней "Последний герой".
     Сердце в пьяной истерике бьется,
     шепчет иглам и лезвиям бритв,
     что для подвигов повод найдется,
     и найдется пространство для битв,
     словно что-то зовет за стеною,
     обещает борьбу и успех...
     И восходит Война над страною,
     отмахнув героиновый снег!
     ...Но уже ничего не случится,
     мальчик спит на подушке сырой,
     и успела кассета разбиться
     с давней песней "Последний герой".
     Для других над дорогами вьется
     птица-месть выше робких молитв...
     И для подвигов повод найдется
     и найдется пространство для битв!


     
     То не ворон в Чечне снижается,
     то не лебедь в России плачется,
     революция приближается,
     пусть в расчётах врагов не значится.
     
     То с заката туманом тянется,
     то с востока волчицей щерится.
     Правда справится, дело сладится,
     пусть приходит, когда не верится.
     
     Пистолетом в кармане прячется,
     на заборе листовкой мечется,
     коридором тюремным тянется
     и копеечной свечкой светится.
     
     Друг ли лучший в горах сражается,
     дом ли взорванный разрушается,
     долг ли русский тобой свершается —
     революция приближается!
     
     Неизбежная буря чёрная,
     неизбежное пламя белое
     унесут всё дурное, сорное,
     возродят всё родное, смелое.
     
     Правда правая, диво дивное...
     А задуматься — где оружие?
     Ах, какие же мы наивные,
     здесь бессильно прекраснодушие.
     
     Может, лёгкими станем жертвами,
     может, вымостят нами улицы...
     Утешение — были первыми,
     пусть на наших ошибках учатся.
     
     Да и нами ли всё решается?
     Да и вами ли всё решается?
     В мутном небе просвет сужается.
     Революция приближается.



 Наемник
     
     Негр проехал четверть мира,
     или треть — не все ль равно.
     К полевому командиру
     заявился в Ведено.
     
     То ли Мбембе, то ли Мганге,
     не скажу наверняка,
     надоело трескать манго,
     захотелось сухпайка,
     захотелось денег — много!
     Приключений — вот те на.
     За чужую власть и бога
     по душе пришлась война.
     
     И в состав чеченской банды
     взяли как боевика
     то ли Мбембе, то ли Мгангу,
     не скажу наверняка.
     
     Русских он стрелял "отважно" —
     из кустов, из-за угла.
     Только в плен попал однажды,
     тут беда-то и пришла.
     
     Здесь не праздник Ку-клукс-клана,
     не Америка — Чечня.
     Негр-наемник утром рано
     ждет привязанный огня.
     
     Он без снайперской винтовки,
     он не помнит ничего.
     Крепко врезались веревки
     в тело черное его.
     
     Дело двигается быстро —
     вот солдаты подошли
     и соляры полканистры
     от танкистов принесли.
     
     Лучше б в джунглях ты молился
     деревянному божку.
     На хрена гулять явился
     по кавказскому снежку?
     
     Вверх огонь пополз спокойно,
     Рви веревки иль не рви.
     На хрена в чужую бойню
      лез нажиться на крови?
     
     И душа, покинув тело,
     как из гибельного сна
     в небо дымное взлетела
     и спросила: На хрена?



 ***
     Не отступать и не сдаваться.
     Все остальное — страх и ложь.
     Да просто некуда деваться —
     назад шагнешь и пропадешь.
     
     Но тяжко, правдою владея,
     знать, что над силой наших дружб
     национальная идея
     в плену предательских спецслужб.
     
     Им все доступней и виднее,
     легко творить и разрушать.
     Национальную идею,
     как волка на цепи держать,
     
     о чьих-то выгодах радея
     тупой покорности учить…
     …Национальную идею,
     как волка, — им не приручить!



 ***
Пока тобою правит без стыда
Картавая кремлевская орда,
Ты не народ, ты - полуфабрикат.
Тебя сожрут и сплюнут на закат,
Крестом поковыряют меж зубов.
Анафема тебе, толпа рабов.
Ползи на брюхе в западную дверь.
Я думала - в тебе есть Бог и Зверь,
Я думала - в тебе есть Тьма и Свет.
Я ошибалась:
 Кто ответит: "Нет."?


Соратнику


Тебя одного конвоиры ведут,
но нация вся под конвоем.
И длится и длится неправедный суд
над каждым бойцом и героем.

Состав преступления вечен и прост —
за волю Державы сражались.
А значит — решали еврейский вопрос,
как предки на это решались.

Еще не взрывали с собою пластид
навстречу кремлевским бандитам.
Но если законом считать геноцид,
то что же считать геноцидом?

И как бы, соратник, не кончился суд,
но сердце твое не ослепнет.
Следы от наручников все же сойдут,
а ненависть только окрепнет.

Причина одна у всемирных проблем.
Мы знамя борьбы не уроним.
И знаем — кого и когда и зачем
в горящие печи загоним.
Памzти заложников "Норд-Оста"
     
     Может быть, смерть не была неизбежною,
     но довелось так бессмысленно пасть.
     Вас не убили чеченцы мятежные,
     вас задушила кремлевская власть.
     
     Ельцину верили, Путину верили,
     голосовали за бредни реформ,
     жизнь европейскими мерками мерили,
     не нарушали законов и норм.
     
     Все на уроках терпенья отличники,
     если ты — русский, то значит— ничей.
     Просто имперских развалин кирпичики,
     много по свету таких кирпичей.
     
     Власть лицемерная, власть равнодушная
     свежую кровь наливает в бокал.
     Спите ,несчастные, спите ,послушные,
     мент — мародер вас давно обыскал.
     
     С вашими душами, с вашими ранами
     быть вам причиной побоища вер.
     Важно стравить христиан с мусульманами,
     чтобы опять победил Агасфер.



***
     Кончилось время и мир исчислен,
     если ты —пепел, то я —алмаз.
     Цели бесцельны и смысл бессмыслен.
     Апокалипсис — здесь и сейчас.
     
     Делай, что должен и будь что будет.
     Солнцу и сердцу известен рок.
     Нас только избранный враг разбудит —
     слишком высок болевой порог.
     
     Демон идет по мечтам народов.
     Крошево камня и схватка рас.
     Кровь поднялась до небесных сводов,
     Апокалипсис — здесь и сейчас.
     
     Танец огня над большой дорогой.
     Пламя скручивается в блик.
     Перед рожденьем Руси сверхновой
     в точку уходит простор на миг.
     
     Сгинут все, кто нас ненавидел.
     Пламя — в зрачках восхищенных глаз:
     Я это понял! Я это видел!
     Апокалипсис — здесь и сейчас!



***
     Рука божества по серебряным струнам
     скользнет уже в тысячный раз,
     мир снова очнется жестоким и юным
     и примет немногих из нас.
     
     Он пустит зверье среди пыльных завалов
     играть, когда Солнце взойдет,
     руины трущоб и элитных кварталов
     колючей травою повьет.
     
     Луна, умирая, ударится оземь,
     забвения мед изопьем,
     иконы, законы, каноны отбросим
     лишь кровь будет петь о своем.
     
     Забудем, как жили, творили, молились…
     Но нашу свободу — не трожь!
     И где абсолютным оружием бились,
     там выточат каменный нож.
     УлиЧный бой
     
     Сводятся счеты в городе темном.
     Слышу удары литых кулаков.
     Бритоголовые парни в черном —
     против кавказских чужаков.
     
     В желтый оскал — тяжкий "гриндерс",
     камнем вмят смуглый висок,
     цепью — кровавый шрам как индекс,
     посланы — мордами в песок.
     
     На площадях и в проулках узких
     надо зверью напоминать:
     Это не Юг, где вы русских
     грабить могли, унижать, гнать.
     
     Тщетно несется привычно гадок
     с мутных экранов протестов гул.
     Будет: России — русский порядок.
     Вам: чемодан, вокзал, аул.



***
    Призрак Солнца преследуя мыслью
     замер город под тусклой звездой,
     здесь мечтатель, измученный жизнью,
     отвечает за сон золотой.
     
     Эти строки — указов короче.
     Враг не знает Россию сломив,
     что реальности всякой жесточе
     наш безумный волнующий миф.
     
     Этот миф воплощался и прежде,
     как святого восстания миг.
     Да, мы— смертники ложной надежды,
     камикадзе иллюзий своих. . .
     
     Нам бы только мгновенье расплаты
     чтобы веку скомандовать: Стой!
     Чтобы вырвать чеку из гранаты,
     умирая за сон золотой.



***
— У них имперские амбиции! —
визжит завистливый нацмен,
и наши бывшие провинции
трясут знаменами измен.
А сами втихомолку грешные
порою жаждут всей душой
простора, как у нас — безбрежного,
и доли как у нас — большой…

У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции
и цель великую, и речь.

Не жадность и не злость кромешная —
имперскость. Не жестокий спорт.
Империя — лишь неизбежная
броня от приграничных орд.
И пусть опять над нами властвуя,
они ведут трофеям счет.
Империя — не дума праздная.
И ложь от правды отсечет.

У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции
и цель великую, и речь!



***
Вожак булыжник и дубину
держал уверенно в руках,
и племя было заедино,
и племя множилось в веках.
Он сильным был, за сильным право
на землю, данную судьбой…
В музее — скипетр и держава,
их древний смысл забыт толпой.


Одетая в пламя
Где сокол вьется, где ветер бьется,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир величья ее коснется,
умрет и очнется.
Мятется стадо и ищет брода,
но голос Бога, но голос Рода
летит над градом, грозой блистая.
Вы нынче стадо, а завтра — стая,
чей путь начертан и принят далью,
не вырубить сталью.
На нашей карте кресты и руны,
о нашей правде рокочут струны —
лучи от Запада до Востока
чеканят пульс неземного рока,
и грохот эха уходит в душу
шквалом на сушу.
Лови момент, воплощай легенды,
в умах — смещаются континенты.
Столкнутся правды — вскипает лава
и зверство нрава, и месть и слава,
чтоб завтра стаей толпа восстала…
И нацией стала!
Где сокол вьется, где ветер бьется,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир величья ее коснется,
умрет и очнется.
     
     Перун
Перед ликом твоим, громовержец Перун,
у меня волхва-посредника нет,
я стою с тобою один на один,
не как подлый враг, заслонясь щитом,
не как жалкий раб, колена склонив,
а как верный воин твоих дружин…
И нет просьб у меня: что желал — взял сам,
да и нет мольбы, — я умею мстить,
для того у руса булатный меч,
молодецкая удаль и правый путь…
Я пришел покликать тебя на пир,
где вино мы красное будем пить,
сами будем пить и врагов поить,
так поить, что спать им в земле сырой.
Весел будет пир, стрелы будут петь,
будет сталь звенеть, граять черный вран.
Не на помощь зван, приходи взглянуть,
как умеем мы побеждать зверей.
Как мы славим Русь пламенем ран
на телах врагов, поверженных в прах
той земли, что им никогда не взять.
     
     ***
Не к вам, а к вашей крови возношу
свою мольбу, к победной древней воле.
Я в вас могучих пращуров бужу,
привыкших к ратной и разбойной доле.
Долг безнадежный выполню, верну
той родине, где пасть верней, чем сдаться.
И бисер солнц в людскую грязь швырну.
Зачем? А позже смогут догадаться.
Чтоб тварь, в бетонной спавшая норе,
вдруг задохнулась от шальной гордыни,
и взор взметнув к сияющей заре
оружия взыскала и святыни!

     ***
Семицветным ковром расстилались луга.
Только краше бурьян на могиле врага.
Семицветным огнем рассыпались снега.
Только краше бурьян на могиле врага…
Облетели вишневого рая сады,
обмелели живые потоки воды,
расплескала заря молодое вино,
размечтались мы зря, а осталось одно —
не уйти в подсознанье и просто в бега,
а увидеть бурьян на могиле врага.
В мертвом небе — обугленная пустота,
но последняя искра бела и чиста
и дрожит и мерцает на пыльном ветру.
Так — Россия одна. Мы одни на миру,
где вожди обжигаются ржавчиной лжи,
где нарушены недругом все рубежи,
всех побед самоцветы в чужом тайнике,
лишь булыжник зажат в занесенной руке.
Возрождение эпоса есть в мятеже,
раскружилась эпоха в шальном кураже,
зашаталась бетонная наша тайга,
прорастает бурьян на могиле врага.
     
     ***
     Неотвратимость солнца во тьме,
     неотвратимость мести в уме,
     неотвратимость воли в тюрьме.
     Атилла двинул полки.
     Волчья шкура на крепком плече.
     Длинная искра на древнем мече.
     Скорость света до часа "ч".
     Атилла двинул полки.
     Сила зверя на дне души,
     братство стаи, незнанье лжи,
     тлен прогресса сожрут мятежи.
     Атилла двинул полки.
     
     ***
     Так меня истиной время пытало:
     "Русь наступала и Русь убивала,
     эти просторы — тут дело нечисто,
     ваша империя всем ненавистна".
     …В русский окоп угодила граната,
      если не Русь — значит власть Каганата.
     В русские руки опасная книга,
     если не Русь — значит черное иго.
     Выбора нет кроме боя и боли.
     Эх, мы империя, эх, поневоле,
     но не покаемся подлым в угоду.
     Истинно то, что полезно народу.
     
     Предки
     За службу на южной границе
     наделы им дал государь.
     Взошло далеко от столицы
     село Туголуково встарь.
     Не знало высокой науки,
     но за нерушимостью меж
     там гнули особые луки
     и русский хранили рубеж…
     В чекистском доносе примета
     осталась с далеких времен:
     село Туголуково — это
     бунтарский, бандитский район.
     Шатались кремлевские башни
     и слышал картавый калмык
     как дар государев — их пашни,
     хранили казак и мужик.
     Эх, что за народные сходки
     бойцов посылали на месть!
     Эх, что за расстрельные сводки
     Антонов подписывал здесь!
     Мой прадед, чья жизнь не допета,
     мой край, что врагами пленен,
     поэзия Струковой — это
     ваш вольный "бандитский район"!
     
     Антоновская
     Черных дней прошло немеряно
     через русское жнивье
     только песня не потеряна,
     я напомню вам ее.
     Эту песню беспокойную,
     заводящую в петлю,
     звероватую, разбойную
     пел Есенин во хмелю.
     "Что-то солнышко не светит,
     над головушкой туман,
     видно пуля в сердце метит,
     видно близок трибунал.
     Каркнет ворон на осине,
     комиссар, взводи курок,
     заведут тебя в трясину
     и прикончат под шумок".
     От костров, что в землю втоптаны,
     раскатились огоньки.
     Там, где армия безропотна,
     будут вольные стрелки.
     Через чащи, поле дикое,
     хутора и городки,
     бродит воля всевеликая,
     волчьи сузились зрачки.
     Что-то солнышко не светит,
     пашни схвачены в бурьян.
     Кровь отцов тебе ответит
     почему ты местью пьян.
     Враг гуляет по России,
     да не знает всех дорог…
     Знает ворон на осине.
     "Комиссар, взводи курок".
     
     ***
     Неба звездного полог
     пораскинут во тьму.
     Сон казачий недолог
     и в родимом дому.
     Старый воин тревожно
     хмурит брови во сне
     и жена осторожно
     говорит в тишине:
     - Спи, мой сокол, спокойно,
     никому не грози,
     все окончились войны
     на великой Руси.
     То не взрывы сверкают,
     а зарница видна,
     не пожары мерцают,
     а восходит луна.
     То поспела калина,
     а не кровь на листве.
     Спят холмы и долины.
     Спят злодеи в Москве…
     …Он оделся и вышел,
     шпорами не звеня,
     и никто не услышал,
     как он вывел коня.
     -Я рожден не для дома,
     не для жизни в ярме,
     а для вольного Дона
     жить себе на уме.
     Сон казачий недолог,
     нам и явь по плечу.
     Вижу пламени сполох
     и к победе лечу…



***
Демократия сдохла, сорваны маски,
диктатура спецслужб – рукой на горле.
Либерал по инерции мямлит сказки,
а Россию на Западе с карт стерли.

Обыватели слепы, немы и глухи,
им бросают объедки с чужого пира.
На глазах свободы – трупные мухи
цвета пентагоновского мундира…



***
-У них имперские амбиции!
визжит завистливый нацмен,
и наши бывшие провинции
трясут знаменами измен.
А сами втихомолку грешные
порою жаждут всей душой
простора, как у нас - безбрежного.
И доли как у нас – большой.
Не жадность и не злость кромешная -
Имперскость, не жестокий спорт.
Империя – лишь неизбежная
броня от приграничных орд.
И пусть пока над нами властвуя,
они ведут трофеям счет.
Империя – не дума праздная.
И ложь от правды отсечет.


     Ты говоришь: здесь все — не так,
     здесь русским жизни нет.
     Но знаешь, брат, каков казак,
     таков и белый свет.
     Иль за беспамятством времен
     утрачен крови пыл?
     Не помнишь даже, что рожден
     в роду казачьем был.
     Забыл, что прадед твой и дед
     смотрели гордо вдаль,
     и русских праведных побед
     они ковали сталь.
     Ты от безвыходности пьян
     и голос властный стих.
     А на полях шумел бурьян,
     когда продали их.
     Теперь какой-то армянин
     здесь "бизнес" свой вершит —
     хозяин пахотных равнин.
     А ты, казак — наймит.
     Очнись, недоля — грозный знак,
     чтоб стал другим в ответ.
     Ведь, знаешь, брат, каков казак —
     таков и белый свет.
     
     ***
     Мы о свободе так вопили,
     но вопль стал плачем и затих.
     Огнем, огнем не подтвердили
     красивых лозунгов своих.
     Мы сдали прежние победы,
     нам время униженьем мстит.
     Уж лучше русским — в моджахеды!
     И на ремни крепить пластид.
     Их мир жесточе и моложе,
     там чтят и веру и адат,
     порой враги у нас похожи…
     Но между нами — кровь солдат!
     Так не проси чужого света,
     не воплощай чужих угроз,
     и русского ищи ответа
     на русский пламенный вопрос.
     
     ***
     Где-то новое Солнце лучится,
     где-то чувствует гибель палач.
     В буреломе блуждает волчица,
     слыша детский, прерывистый плач.
     Белый мир обречен возродиться,
     белый свет и над бездной храним.
     Вновь ребенка отыщет волчица,
     вновь ребенок задумает Рим.
     
     ***
     Наши песни и книги безжалостно правы,
     но опять чья-то фраза с экрана слышна,
     что борьба за могущество нашей державы —
     пропаганда фашизма. Опасна она.
     Паникуют враги перед тем, что не лживо,
     и повсюду погромщиков слышат шаги.
     То, что русские есть, то, что русские живы —
     пропаганда фашизма, не так ли, враги?
     Ощущаете близость великой расплаты,
     защищаетесь грязью досужей молвы.
     Для истории мы — белой расы солдаты.
     Мародеры, ворье — для истории вы.
     И увидите, как беспощадно и властно
     будут наши мечты воплощаться в бою.
     Пропаганда фашизма бесспорно опасна
     для того, кто ограбил Россию мою.
     
     Ветерану
     Чтоб в крематориях не жег
     их Гитлер на своей отчизне,
     спасал евреев ты как мог,
     порою не жалея жизни.
     Нет, наций ты не различал,
     когда: "За Родину!" кричал.
     И наградил героя Бог,
     и даровал победы счастье.
     Но в государственный чертог
     вступил еврей, и стал он властью.
     Семь шкур с России вздумал драть,
     чтоб накормить собратьев рать.
     Ты изнемог от старых ран,
     от нищеты невзвидел света.
     Ты спас еврея, ветеран…
     А он сожрал твою победу!
     Так не вини теперь внучат,
     когда они "Зиг хайль!" кричат.
     
      Быть легендарными
     Мы идем городами угарными,
     устремляя в грядущее взор,
     мы торопимся стать легендарными,
     подчиняя сердца и простор.
     Есть холопские радости спорные
     чтить закон и налоги платить.
     Веселее надеть форму черную,
     что хотеть на Руси воротить.
     Эй, друзья, вы — моя мифология,
     и народных раздумий итог.
     Ваша дерзкая идеология —
     исторических взлетов залог.
     Вы — законов упрямые взломщики
     стали сбывшейся русской мечтой,
     добры молодцы — злые погромщики,
     поединщики с новой ордой.
     Наша истина — самая правая,
     и правее нее только бог.
     Я люблю тебя, Русь бритоглавая,
     юный образ прекрасен и строг.
     Сердце маршами бредит ударными.
     Коловрат наш взойдет высоко.
     Легендарными быть, легендарными,
     это правильно, страшно, легко.
     
      Железный альбом
     А я воспеваю забывших о доме.
     Историю воин творит.
     Оставьте автограф в железном альбоме,
     вот рукопись, что не сгорит.
     Скрепленный тяжелой сверкающей цепью,
     он, словно гербарий, хранит
     крыло самолета, что взорван над степью,
     и компаса верный магнит.
     Колючую проволоку и кокарды,
     забытые между страниц.
     В железном альбоме — железные карты,
     где россыпи мин вдоль границ.
     Тугими листами он вспарывал дали,
     чтоб звезды осыпались вниз.
     Трофейным кинжалом испытанной стали
     вы вырежете свой девиз.
     И цели достойной не вижу я кроме
     свершенья имперских побед.
     Оставьте автограф в железном альбоме:
     За расу, за Русь, за рассвет!
     
      Русским националистам
     Наши правы всегда, даже если не правы! —
     утверждаю на все обвиненья толпы,
     как сумеем, сразимся за славу Державы.
     Ничего не должны, никому не рабы.
     И ломаем сомнения через колено,
     словно ветку в костер неземного суда,
     где вскипает огонь, нисходя в наши вены.
     это небо гласит: наши правы всегда!
     Ведь пока мы терпели, нас грабили подло,
     ведь пока мы молились — в подполье свели.
     Мы щадили, а нам наступали на горло,
     оставляли без памяти и без земли…
     Рефлексия мыслителя, стон богослова,
     лишь кивни, обрекут на несенье креста,
     будут судьбы уродовать снова и снова.
     Им в ответ заяви: наши правы всегда!
     У тебя есть достойные единоверцы,
     с ними будешь огнем очищать города,
     пусть спокойно и четко пульсирует сердце:
     Наши правы всегда! Наши правы всегда!
     
     ***
     То ли с Запада армады грядут,
     то ли с Юга азиатчина крадится,
     обступают, осаждают, пройдут…
     Все пройдет, одна Россия останется.
     И Америка потопа хлебнет,
     и Европа жгучим пеплом подавится,
     а нам пламя мятежей, словно мед.
     Все пройдет, одна Россия останется.
     Белый бинт и с кровью смешанный йод.
     Пьяный ветер по руинам шатается,
     он в полнеба алый стяг разовьет.
     Все пройдет, одна Россия останется.
     
     ***
     Через года, через века,
     сквозь бой и слезный причет
     течет кровавая река,
     ее Россией кличут.
     Пусть лжец сплетает цепь строки,
     пусть новый тать смелеет,
     пусть пес лакает из реки…
     Река не обмелеет.



 ***
В час восстания грозный, дикий,
по колено в крови гуляй,
но запомни закон великий:
Русский, в русского не стреляй!
Будет знамени красный сполох,
черно-желтый и белый стяг.
Нас кремлевский политтехнолог
станет стравливать, чуя страх.
Клевету чужаков услышишь,
только мыслями не петляй.
Нас так мало осталось, слышишь -
Русский, в русского не стреляй!
Этот лозунг простой бесспорный
пусть в бою утвердят стократ
и соратник мой в форме черной,
и спецназовец, и солдат.
В испытаниях бесконечных рода
в сердце не разделяй
и не радуй врагов извечных -
Русский, в русского не стреляй!