Г20 Квантовая физика и квантовое сознание. Киев. 2011 300 с

Вид материалаДокументы

Содержание


Высказывания ученых и философов о науке
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   28

ВЫСКАЗЫВАНИЯ УЧЕНЫХ И ФИЛОСОФОВ О НАУКЕ


Наука — это колдовство, которое действует.

К. Воннегут


Очень важное замечание: почти все творцы этой теории, особенно В. Паули, много размышляли над ее «мистическими» аспектами, но принадлежность к «гильдии» препятствовала широкой публикации работ на сей счет. Плотину прорвал лишь шквал работ «новых физиков», не обремененных «прокаткой мозгов», характерной для науки ХХ века. Но именно В. Паули, возможно, первым из физиков заговорил о «глубокой невидимой реальности» и «единстве бытия» *. (* В. Гейзенберг «Философские взгляды Вольфганга Паули»)

Заключить этот раздел я хочу высказываниями крупных ученых и мыслителей, моих союзников в вопросах, касающихся тематики этой книги.

Большинство великих ученых, произведших революцию в физике (Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Эрвин Шредингер, Вернер Гейзенберг, Роберт Оппенгеймер, Давид Бом) находили научное мышление вполне совместимым с мистическим мировоззрением. Сегодня даже многие ученые вынуждены признать, что основа всего сущего вполне может носить трансцендентальный характер.

Один из наиболее ярких ученых первой половины XX века В. Паули говорил о «серединном пути» науки между Западной Сциллой объективности и восточным Харибдой субъекта, сливающегося с мировым целым» *. (* Cм.  В. Гейзенберг. Шаги за горизонт. M., 1988).

В Фейнмановских лекциях по физике читаем: «Грядущая великая эра пробуждения человеческого разума принесет с собой метод понимания качественного содержания уравнений. Сегодня мы еще неспособны на это… Сегодня мы не можем сказать с уверенностью, содержит ли уравнение Шредингера и лягушек, и композиторов, и даже мораль, или там ничего похожего даже и быть не может… Поэтому каждый из нас может иметь на этот счет свое особое мнение».

Английский физик-теоретик Роджер Пенроуз в книге «Новое мышление императора» утверждает: «На основе теоремы Гёделя и принципа дополнительности Бора строго показано, что без некой высшей силы появление новых знаний, объясняющих устройство мира, невозможно».

Крупнейший историк науки П. Форман, учитывая глубинную сущность знания, говорил о науке как деятельности «трансцендентного характера», хотя подобная трансцендентность может и не сказываться на ее результатах.

А. Эйнштейн:

Каждый естествоиспытатель должен обладать своеобразным религиозным чувством, ибо он не может представить, что те взаимосвязи, которые он постигает, впервые придуманы именно им. Он ощущает себя ребенком, которым руководит кто-то из взрослых.

Моя религия — это глубоко прочувствованная уверенность в существовании Высшего Интеллекта, который открывается нам в доступном познанию мире.

Знать, что недоступное нам действительно существует и проявляется перед нами как высшая мудрость и лучезарная красота, которую наши скудные умственные способности постигают лишь в простейших видах, — вот это знание, это чувство и лежит в основе любой подлинной религиозности.

Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, — это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука,  — это и есть религиозность.

…Каждый, кто серьезно занимается наукой, приходит к убеждению, что в законах природы проявляется дух, значительно превосходящий человеческий гений. Перед лицом этого высшего духа мы, с нашими скромными силами, должны ощущать смирение. Так занятия наукой приводят к благоговейному чувству особого рода, которое в корне отличается от наивной религиозности.

Религиозные гении всех времен были отмечены этим космическим религиозным чувством, не ведающим ни догм, ни Бога, сотворенного по образу и подобию человека. Поэтому не может быть церкви, чье основное учение строилось бы на космическом религиозном чувстве. Отсюда следует, что во все времена именно среди еретиков находились люди, в весьма значительной степени подверженные этому чувству, которые своим современникам часто казались атеистами, а иногда и святыми. ­С этой точки зрения люди, подобные Демокриту, Франциску Ассизскому и Спинозе, имеют много общего.

Религиозность ученого состоит в восторженном преклонении перед гармонией законов природы, насколько эти законы доступны для нашего разума. В этом всё.

Ответить на вопрос о смысле жизни — значит обладать религиозными чувствами… тот, кто не видит смысла в своей жизни и в жизни себе подобных, тот не только несчастен, но едва ли сможет продолжать жить.

Все средства постижения цели обернутся лишь тупыми инструментами, если за ними не стоит живой дух.

Полученные чисто логическим путем положения ничего не говорят о действительности

Наука ищет доказательств, не зависящих от личности исследователя, даже когда предметом исследования является сам человек…

Луи Пастер:

Наука развивается через попытки ответить на все более тонкие вопросы, которые касаются все более глубокой сущности естественных явлений.

А. Пуанкаре:

…Недостаточно одной логики; …наука доказывать не есть еще вся наука и… интуиция должна сохранить свою роль как дополнение — я сказал бы, как противовес или как противоядие логики.

Г. Вейль: «Движимые метафизической верой в реальность внешнего мира, мы исследуем символические формы трансцендентного и испытываем удовлетворение от того, что они подтверждаются в опыте».

Н. Бор:

Мы можем найти параллель урокам теории атома в эпистемологических проблемах, с которыми уже сталкивались такие мыслители, как Лао-цзы и Будда, пытаясь осмыслить нашу роль в грандиозном спектакле бытия — роль зрителей и участников одновременно.

В. Гейзенберг:

Значительный вклад японских ученых в теоретическую физику, сделанный ими после Второй мировой войны, может свидетельствовать о некоем сходстве между философией Дальнего Востока и философским содержанием квантовой теории.

Мир представляется мне сложной тканью событий, в которой перекрещиваются, перемежаются и соединяются различные взаимосвязи, определяя таким образом структуру целого.

Сама попытка вообразить картину элементарных частиц и думать о них визуально — значит иметь абсолютно неверное представление о них.

М. Борн:

В молодости я был убежден, что научный метод предпочтительнее других, более субъективных способов формирования картины мира — философии, поэзии… Ныне я смотрю на мою прежнюю веру в превосходство науки перед другими формами мышления как на самообман.

Д. Белл:

Никто не поймет квантовой механики до тех пор, пока не начнет думать о волновой функции как о реальном поле, а не только как об «амплитуде вероятности».

И. Р. Пригожин:

Наука, которая начиналась под знаком прометеевского утверждения силы разума, завершилась отчуждением.

Равноценность точек зрения, многочисленность методов, более или менее рискованных, эфемерных или успешных, — вот что представляет ныне наука со всей очевидностью.

Наука парадигмальна, и ее движущей силой является преодоление консерватизма. Применение к природе одних и тех же методов и идей неизбежно кончается поражением: рано или поздно природа отказывается изъясняться на языке, предусмотренном данной парадигмой; кризис разражается с тем большей силой, чем более слепым было доверие к применяемому методу. Тогда все интеллектуальные силы бросают на поиски нового языка, чтобы исследовать тот «пучок» проблем, который объявляется решающим, поскольку он исходит как бы от самой при­роды.

Р. Оппенгеймер:

Общие законы человеческого познания, проявившиеся в открытиях атомной физики, не являются чем-то невиданным и абсолютно новым. Они существовали и в нашей культуре, занимая при этом гораздо более значительное и важное место в буддийской и индуистской философиях. То, что происходит сейчас, — подтверждение, продолжение и обновление древней мудрости.

[Специфика науки заставила ученых] пересмотреть соотношение между наукой и здравым смыслом, заставила нас признать: хоть мы и говорим на каком-то определенном языке и используем определенные концепции, отсюда вовсе не обязательно следует, что в реальном мире имеется что-то этим вещам соответствующее.

Л. Витгенштейн:

Мистическое — не то, как мир есть, а что он есть.

В основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, будто бы так называемые законы природы суть объяснения природных явлений. Так, перед законами природы останавливаются, как перед чем-то неприкосновенным, — словно древние перед Богом и Судьбой. Причем в обоих подходах есть верное и неверное. Старый, конечно, ясней, поскольку он признает некий четкий предел, в то время как в новых системах может создаться впечатление, будто всё объяснено.

Тейяр де Шарден:

Подлинная физика — та, которая сумеет приобщить всего Человека к целостному представлению о мире.

В зародыше в веществе Вселенной уже были преджизнь, предсознание и предсвобода. Так как свобода появилась во Вселенной только вместе с человеком, то ее начала следует искать в первичном единстве.

Е. Дж. Сквайрс:

«Реальность» состоит из физики плюс чего-то еще; например, разума.

А. Ф. Лосев:

Я категорически протестую против… лженаучного предрассудка, …что наука побеждает миф… Если брать реальную науку…, творимую живыми людьми в реальную историческую эпоху, то такая наука не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпая из нее свои исходные интуиции… Когда «наука» разрушает «миф», то это означает только, что одна мифология борется с другой мифологией.

Чудо вовсе не в том, что законы природы нарушены или что оно не объяснимо средствами науки. Явление, совершенно точно вытекающее из системы мирового механизма, может быть иной раз гораздо большим чудом, чем то, о котором неизвестно, какому механизму и каким законам природы оно следует». «В чуде мы имеем дело… со взаимоотношением и столкновением двух каких-то разных планов действительности.

В. Налимов:

Великое Знание динамично. Его надо раскрывать и по-новому, заново, каждый раз. Мы — служители, выполняющие эту роль.

Л. Мельников:

Практически все великие научные идеи и теории явились не в результате строгой рассудочной и критической деятельности людей, а, как правило, путем интуиции, озарения, а то и в порядке откровения свыше или видений, то есть извлечены из недр подсознания.

В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон:

Высшие миры — миры вечности, безграничности и непрерывности. Как только физик избавляется от земной скверны и мертвящих представлений о конечном, он обретает свободу.

П. Фейерабенд:

Таким образом, наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить научная философия. Она есть одна из многих форм мышления, которые могут быть развиты людьми, и не обязательно самая лучшая.

С. Вивекананда:

Время, пространство и причинность похожи на стекло, сквозь которое мы смотрим на Абсолют… В самом же Абсолюте нет ни времени, ни пространства, ни причинности.

Шри Ауробиндо Гхош:

Ничто в супраментальном смысле в действительности не является конечным; это основано на чувстве всего в каждом, и каждого — во всем.

Вдохновение — лишь узкий ручеек в обширном потоке вечного знания; оно превосходит разум в большей мере, чем разум превышает достоверность чувств.

Существует лишь два типа людей, которым светит надежда: человек, почувствовавший прикосновение Бога и тянущийся к нему, а также скептик или самоуверенный атеист. Но что касается описателей религий и подражателей свободной мысли, то это мертвые души, которые следуют за смертью, называя ее жизнью.

Ф. Капра:

Понятия современной физики зачастую обнаруживают изумительное сходство с представлениями, воплощенными в религиозных философиях Дальнего Востока.

…Школы восточного мистицизма… подчеркивают принципиальную целостность Вселенной… Высочайшая цель их (индуистов, буддистов, даосов) — осознание единства и взаимосвязи всех вещей, преодоление ощущения своей изолированной индивидуальности и слияние с высшей реальностью.

Принципиальное единство Вселенной осознается не только мистиками, это — одно из основных открытий, или, вернее сказать, откровений современной физики.

С. Гроф:

Вселенная современной физики больше похожа на систему мыслительных процессов, нежели на гигантский часовой механизм. По мере того, как ученые проникают все глубже в структуру материи и изучают многочисленные аспекты мировых процессов, понятие твердой субстанции постепенно исчезает из этой картины, оставляя им только архетипические паттерны, абстрактные математические формулы или универсальный порядок.

Реальность конструируется ментальными актами и зависит от того, что и как мы выбираем для наблюдения.

Убеждение, что религия и наука должны быть друг с другом несовместимы, отражает коренное непонимание природы их обоих.

К. Уилбер:

Между истинной религией и подлинной наукой не может быть противоречий.

К. Берд:

Горький опыт научил физиков, что доминирующие теории могут изменяться самым непредсказуемым образом, а прошлые фундаментальные достижения науки нередко приходится отвергать как ложные. А значит, в любой момент надо быть готовым, что и на смену сегодняшней науке придет радикально новая, более плодотворная концепция.

Э. Паунд:

Всю жизнь я прожил, уверенный, что кое-что знаю. Но пришел странный день, и я понял, что не знаю решительно ничего и мои слова оказались лишенными смысла…