Kurt Hübner Das Nationale

Вид материалаДокументы

Содержание


Светское и божественное государства
Глава вторая Средневековая философская рефлексия универсальных и национальных элементов в Священной Римской Империи.
Универсальное и национальное
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   20

Светское и божественное государства


И тем не менее светское государство неизбежно и необходимо. И даже в своем самом падшем облике оно возможно лишь при тех же условиях, которые определяют возможность государства божественного. Таким условием является мир. Ибо без внутреннего мира и без мира как цели, поставленной даже в войне, разгорающейся из-за влечения к завоеваниям, не может существовать ни одно государство. Здесь ничего не меняет то обстоятельство, что мир в светском государстве всегда такая же кажимость, как и все прочее его содержание. Благо, необходимое для функционирования государства, (скажем, определенная мера справедливости), не может не быть более или менее иллюзорным. Даже в лоне этого мнимого мира и кажущейся справедливости тотчас вновь развиваются человеческие эгоизм, гордыня-хюбрис и отсутствие всякой меры. «Если человек живет, руководствуясь самим собой, а не Богом, - пишет Августин, - он уподобляется Дьяволу.... Если человек живет по истине, в этом случае он живет в согласии с Богом, а не с самим собой... Если мы, следовательно утверждаем, что оба различающиеся меж собой и противоположные государства» - светское и божественное - «возникли благодаря тому, что одно живет по плоти, другое же - по духу, то вместо этого можно также и сказать: одни живут по человеку, другие же - по Богу»7. Но как в государстве должна выражаться христианская позиция, какую ясную политическую форму она должна принимать, об этом мы узнаем лишь в общем виде. Господствовать призваны не власть, но любовь к ближнему, надлежит искать взаимного совета и согласия и оказывать смиренное послушание, кое следует советовать и рабам. Большего, по уже указанным причинам, не стоило и ожидать.

В конечном счете здесь, как это было уже у Платона, вновь получет отражение политический опыт коллапса национальных культур и укорененного в них чувства общности. И где же, как не здесь, надежда на трансцендентную путеводную звезду, искомую брошенными наедине с собой гражданами, могла обрести отныне благодатную почву?

Глава вторая

Средневековая философская рефлексия

универсальных и национальных элементов

в Священной Римской Империи.

Разрушение легенды



В нынешнее время, когда вновь начинают обрисовываться контуры европейского единства, особый интерес, даже восхищение вызывает наблюдение того, как из конкурирующей массы элементов Римской мировой империи выделилась и развивалась Священная Римская империя Средневековья. Стоит поближе рассмотреть широко распространенную легенду, будто в последней не было никакого национального сознания. Как мы увидим, оно все-таки играло весьма значительную роль.

Универсальное и национальное


Из мультикультурной нации как общности, объединенной скорее формально, чем содержательно (то есть лишь идеей римского права) гражданством Римской Империи, могла развиться новая, отмеченная единой культурной идеей нация лишь в той мере, насколько жившие там народы и племена могли быть сплочены друг с другом своей общей христианской верой и приспособленной к ней единой формой правления. На этой культуре все еще оставался отблеск того бегства от мира, который составлял глубинный настрой римской культуры. Но это было такое бегство, которое уравновешивалось светлой надеждой на спасение. (Средневековье смогло познать достаточно много чувственных наслаждений). В соответствии с универсальной идеей Священной Империи повсюду формировался в целом инвариантный правящий слой, состоящий из духовенства и аристократии. Клир везде осуществлял одинаковый культ, а аристократия практиковала одинаковую систему феодальных правил, свои нравы и обычаи, право сильного (Fehderecht) и пр. Дворяне могли находиться на службе, в том числе военной, в любой стране, браки среди представителей аристократических полов различного национального происхождения заключались регулярно. Сознание общей принадлежности к универсальной империи, определяемой общностью культуры и государственного устройства, во многом питалось за счет того многообразного давления, осуществлявшегося на империю извне. Сюда относилась и исламская власть, организованная исключительно на военной основе, и славяне-язычники, и не в последней степени византийская империя, в той же степени отмеченная греческим ортодоксальным влиянием, в какой Священная Римская империя выказывала латино-германо-католические черты. Не следует забывать, что в западной империи завоевание Константинополя в 1204 году вызвало не меньшее ликование, чем завоевание Иерусалима.

Однако рассмотрение Священной Римской империи было бы слишком односторонним, если ее видеть, как часто бывает, лишь в аспекте ее универсальности. Она предлагала поистине цветущее многообразие народной и племенной жизни, которая препятствовала застывшему и мертвому единообразию. Она, однако, препятствовала и поверхностной необязательности и дезориентации позднеантичного мультикультурного общества, которая была бичом Римской империи. Гражданин Священной империи, тем самым, лишь отчасти обнаруживал свою национальную идентичность в универсальной христианской идее. Отчасти она коренилась в его народно-племенной принадлежности, его языке, обычаях и жизненном пространстве, которыми были отмечены эти племена и народы. Речь идет о христианских саксах, франках, ломбардцах, лотарингцах и других. Империя прямо-таки юридически определялась простым перечислением живущих в ней племен. Концилии распределялись на земляческие курии, которые кратко характеризовались как нации, а именно, немцев, англичан, французов, испанцев. Подобным же образом членились и торговые конторы, и студенты в университетах.

Такое интенсивное выражение национальной жизни было самым тесным образом связано с международной феодальной системой. Феодал вопреки его международному статусу одновременно являлся землевладельцем и господином обозримой, провинциальной и культурно закрытой единицы, сферы органично устроенной жизни, в то же время являвшей собой самодостаточную производственную общность. Этот мир еще продолжает жить в сказках и сказаниях, где вся страна выступает как большая, собранная вокруг королевского двора семья. Соответственно отдельные народы и племена образовывали единицы управления империи. Князь, а тем более король, обладал тем большей властью и влиянием, чем больше наций охватывала сфера его господства. Но мощное самосознание многочисленных субнаций временами находило выражение и в возникновении значительных межнациональных напряжений. Особенно отчетливые примеры этого мы, чтобы далеко не ходить, обнаруживаем в Богемии. Политика Оттокара Второго Пржемысла в значительной ее части состояла в том, чтобы сводить воедино и учитывать, с одной стороны, земляческое самосознание богемской, а с другой, австрийской аристократий. То, что это ему не удалось, и явилось одной из причин его краха. Его притязаниям на корону немецкого императора, кроме прочего, воспрепятствовал диктат со стороны саксов, утверждавших, что эта должность может замещаться исключительно немцем. (Umme dat he nicht dudisch n’is. Rex Bohemiae, ... non eligit, quia Teutinicus non est.)8. Энгельберт из Адмонта категорически подчеркивает, что с победой Рудольфа Первого над Оттокаром было сломлено высокомерие славянского скипетра9. В одной сохранившейся поэтической сатире венцам вменяется в вину, будто Оттокару и «славянам» они открыли городские ворота. С другой стороны, Оттокар в своем «Манифесте к полякам» со всем красноречием заклинает сохранять верность языковому и кровному родству чехов и поляков, чтобы, «наконец, заткнуть немецкую ненасытную пасть»10. Подобное было характерно не только для отношений на востоке. Когда Рудольф Первый призывал к походу на бургундцев, это нашло живой отклик в среде швабского и эльзасского рыцарства, а хронист Элленгард увидел в этом даже объявление войны всей Франции («generaliter contra omnen galliam»)11. Многочисленные другие примеры, на которые мной в данной связи указывается, были собраны Е.Лембергом в его «Истории национализма в Европе»12.