Kurt Hübner Das Nationale

Вид материалаДокументы

Содержание


Абстрактное и конкретное мышление
Понятие нации
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   20

Абстрактное и конкретное мышление


Уже в случае Платона и Августина оказывается, что абстрактное мышление может корениться в метафизическом основании, которое охватывает трансцендентное измерение всех людей и защищает как от краткосрочности и поверхностности чисто эмпирических представлений, так и от партикулярной ограниченности. На примере Марсилия становится, однако, очевидной и плодотворность абстрактного мышления как утопического воззрения. Современность его проекта как раз и заключается в том, что выраженная в нем теория договора, а также идеи народного суверенитета и правового государства, были позднее востребованы и отчасти воплощены. С другой стороны мы наталкиваемся и здесь на некоторую ущербность такого рода мышления. Ключевая проблема, скрытая в концепции Марсилия, заключается в уже рассмотренном вопросе, в чем и из чего собственно состоит народ, который, по его мнению, и должен был быть подлинным носителем государства. Здесь Данте смотрит глубже. То, что с современной точки зрения он по сравнению с Марсилием мыслит более «реакционно», не представляется столь однозначным. Эта диалектика между силой воображения абстрактного мышления и глубокой оправданностью мышления конкретного будет красной нитью проходить через все наше дальнейшее исследование. Мы увидим, как в процессе развития все более обостряется это противоречие, как с той и другой стороны отчетливо выступают преимущества и недостатки и как в конце концов его разрешение окажется фундаментальной проблемой современного государства.

Понятие нации


Итак, перейдем к рассмотрению понятия нации. Вспомним еще раз о той убежденности Аристотеля и Цицерона, что политические образования либо укоренены в некоторой общности, соединенной нравами, культом, мифом, религией и прочими путеводными идеями (они называют это благородной жизнью), либо по меньшей мере должны быть как-то связаны. Нация, следовательно, представляет собой индивидуальную историческую культурную форму с особенной исторической судьбой, которая, как и судьба отдельной личности, может быть поведана. Но такое понимание допустимо не только по отношению к античным полисам, но к историям Римской и Священной Римской империй, а также применительно к истории определенных культурных и политических форм, а тем самым к истории собственной нации. Различие состоит здесь в следующем: нации типа античного полиса характеризуются общим родным языком, закрытым пространством поселения и общей культурой. При этом в дозволенных здесь рамках обобщения мы можем отвлечься от особенного городского характера древнегреческих полисов. Нации типа Священной Римской империи, напротив, содержат в себе нации типа античных полисов в качестве конститутивных элементов. Объединяющая культурная идея Империи словно вбирает в себя культурные идеи составляющих элементов, не разрушая их. Каждый из граждан империи понимает себя, с одной стороны, как принадлежащего к меньшей родине, ее языку, нравам и обычаям, но, с другой стороны, ощущает себя одновременно и подданным императора, а тем самым, принадлежащим к более объемлющему христианскому государству. Всякое рассуждение о нации изначально обречено на пустословие, если это понятие определяется слишком узко и применяется лишь к гомогенным образованиям. Еще и сегодня споры о нем отмечены этим недоразумением, которое скрывает в себе не только опасность национальной ограниченности и шовинистической обособленности, но и именно ввиду этой ограниченности опасность возможного вытеснения конкретной, исторически релевантной национальной реальности. Поэтому большое значение имеет прояснение того обстоятельства, что государство, объединяющее много народов, заслуживает названия нации, ибо вопреки своему национальному многообразию оно являет собой единую, значимую для всех его граждан культурную форму, порождая чувство общей принадлежности и общее сознание идентичности, если только это государство существует достаточно долго. Этому не противоречит и то, что данные национальные конститутивные элементы выглядят как нечто «естественно сросшееся», в то время как составленные из них комплексные нации своим происхождением обязаны историческим процессам. При этом подразумевается, что источник происхождения «естественной» нации столь же скрыт в сумерках истории, как и ее язык и ее культура и что она как-то должна уже наличествовать, прежде чем сможет послужить кирпичиком для более значительного политического образования. В остальном остается заметить, что едва ли существует такое государство, которые имеют абсолютно гомогенную национальную структуру, а потому чуть ли не все государства являются мультинациональными, хотя и в различной степени и различным образом. Положение, будто такие образования ввиду их многонациональности должны быть лишены права пониматься как нации, не соответствует действительности.

Эти пояснения к понятию нации должны здесь рассматриваться лишь как предварительные. Вопрос о том, что собственно представляет собой нация, в каких различных формах она может предстать и как должно обосновываться рассуждение о ней, являет собой одну из центральных тем этой книги и будет рассматриваться далее более подробно. Здесь я остановился на этом, поскольку данное понятие нужно в контексте дискуссии о средневековой политической философии. Вернемся же к ней.

Нескончаемый спор между императором, папой и местными князьями, и как следствие, упадок высших светских и духовных авторитетов с необходимостью вел к закату воспеваемой Данте идеи средневековой универсальной империи. Параллельно этому повсеместно пробуждалось то партикулярное национальное сознание, которое мы уже рассматривали выше.