Geum.ru

Кабанова Лилия Ивановна Коммуникация в культуре: методологические аспекты исследования. Петрозаводск: Изд. Петрозавод. Ун-та, 2007. с учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
Раздел 2. Коммуникация в культуре: семиотический метод исследования


В культуре происходит постоянное накопление смысла. Акт смыслообразования осуществляется в столкновении и взаимодействии языков и текстов. Для своего функционирования культура нуждается в появление новых текстов, что имеет, как правило, позитивную роль. История уничтожения текстов культуры идет рука об руку с историей возникновения новых: “Каждое новое направление в искусстве отменяет авторитетность текстов, на которые ориентировались целые эпохи”25. Следует отметить факт наличия в культуре механизмов, стремящихся, как к закреплению форм массовой культуры, так и к преодолению установленных массовой культурой барьеров. М. Мамардашвили и А. Пятигорский в работе “Символ и Сознание” обозначают подобное явление, как процессе “формализации и деформализации в культуре”26. Формализация, с ее направленностью к фиксированию смыслов и приспособлению не беспредельный процесс. Появление нового течения, школы или направления противостоит культурной формализации. С семиотической точки зрения этот процесс можно определить, как “семиотический взрыв”. Авангардная культура стала ярким примером процессов деформализации в культуре. Основной особенностью культуры авангарда стало появление неоднозначных и непрозрачных для понимания текстов в области литературы, живописи и философии.

Важным аспектом наличия в культуре “неоднозначных текстов”27 является появление новых методов исследования. Так, появление футуризма в начале 20 века повлекло за собой возникновение формальной школы в литературоведении. В последующем идеи русских формалистов послужили основой для развития структуралистской эстетики 20 века. Предтечей новой теории искусства, и последующих за формализмом инноваций в области структурной лингвистики, стали работы В. Проппа по изучению морфологии сказки. В базовой работе “Структурное и историческое изучение волшебной сказки”, В. Пропп обосновал основные принципы структурного описания, заключающиеся в описании “последовательности функций”28. Это положило начало структурному изучению повествовательных текстов и сохранило значение теоретического первоисточника. В дальнейшем идеи формализма и структурализма способствовали развитию нового метода исследования, - семиотики.

Семиотика - это наука о коммуникативных системах и знаках. Основные принципы семиотики сформулировал в 19 веке американский философ Ч. Пирс. В 20 веке семиотика приняла лингвистический уклон под влиянием идей основателя структурной лингвистики Ф. де Соссюра. В 1960-1970 е гг. образовалось две школы семиотики, - французская, которую представляют такие исследователи, как К. Леви-Стросс, Р. Барт, Ю. Кристева и, тартуско-московская, представленная именами Ю.М. Лотмана, Вяч. Вс. Иванова, А.М. Пятигорского. Переработанное во французском структурализме теоретическое наследие русского формализма, пражского структурализма и новейших по тем временам достижений структурной лингвистики и семиотики, было переосмыслено в постструктуралистской доктрине в середине 60-х - начале 70-х годов в работах Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Делеза, Ф. Гваттари. В философско-методологическом плане теория постструктурализма развивалась как критика структурализма.

Наряду со структурализмом и постструктурализмом, семиотика заняла одно из ведущих мест в изучении феноменов культуры. Результатом семиотических исследований стали значительные разработки в области культуры. Проблема взаимосвязи культуры и коммуникации наиболее полно отражена в исследованиях тартуско-московской семиотической школы, а также в семиотических исследованиях, представленных Ф. Де Соссюром, Ч. Пирсом, Р. Якобсоном, Э. Бенвенистом, Р. Бартом, У. Эко. Положительным итогом развития нового метода является перенесение на сферу культуры моделей, заимствованных из теории коммуникации.

Усилиями семиотиков был поставлен на философское обсуждение вопрос о праве рассматривать лингвистическими методами “нелингвистический язык”, что способствовало возникновению понятия “вторичные моделирующие системы”. Применение понятия “вторичные моделирующие системы” является заслугой московско-тартуской семиотической школы. Оно было введено для обозначения “минисемиотик”. Исходя из общего определения языка, как системы, пользующейся знаками, было получено понятие текста, как некой последовательности знаков, затем понятие искусства, как “вторичной моделирующей системы”. Данная структура представляет некую “серию концентрических кругов”29, позволяющую рассматривать проблемы культуры, исходя из системы определения языка.

С точки зрения семиотики коммуникация осуществляется в соответствии с теорией взаимодействия компонентов речевого события, разработанной Р. Якобсоном30. Согласно этой теории, основная модель коммуникации определена совокупностью следующих факторов: адресант посылает сообщение адресату, который через физический канал связи при погружении в общий контекст и при использовании общего с адресантом кода расшифровывает информацию. Данный образ коммуникации основывается на разграничении позиций: позиции автора (адресант) и читателя-зрителя (адресат), и соответственно позиции чтения и письма. Такое разграничение представляет коммуникацию в виде рычага, по краям которого располагаются главные действующие лица семиотического действия. Автор и получатель взаимодействуют в подобной схеме в соответствии с отмеченной моделью коммуникации и ее ценность измеряется неизменностью сообщения на “входе” и “выходе”. Примером данной модели коммуникации может стать реалистическая живопись, основа которой заключается в воспроизводстве художником тех качеств предмета, которые он видит. Статичность восприятия - феномен реализма, хотя и здесь имеются примеры выхода за пределы привычного видения, например, зеркальное отображение, удвоение или даже утроение изображения. Тем не менее, перспектива здесь демонстрирует каким образом реальность и ее репрезентация соотносятся друг с другом в восприятии художника и затем в восприятии зрителя. Модель коммуникации в реалистической живописи сводится к некому общему месту, к принципу узнавания.

В ряде случаев данная модель коммуникации не может быть применена. Например, в отношении текстов, созданным авангардом. Практически все авангардное искусство представляет собой закодированную структуру, не приспособленную для передачи, то есть для коммуникации в параметрах семиотики. Это искусство не производит условий восприятия каких-либо реально существующих предметов. Основная коммуникативная проблема такого искусства связана с нарушением всех художественных норм, с ломкой миметического механизма, и как следствие, - с непониманием со стороны зрителя. Произведение, в котором художник “разрушил мосты и сжег корабли, которые могли бы перенести в привычный мир”31, представляет собой совершенно особую коммуникативную стратегию, наполненную многозначностью, неопределенностью, резервом смыслов.

Автор неоднозначного текста выстраивает особую коммуникативную стратегию, которую можно назвать, пользуясь термином, введенным Ю.М. Лотманом, “автокоммуникацией”32. В пространстве семиотических исследований, понятие “автокоммуникация” сопоставимо с понятием “авторефлексивность”33. Автокоммуникация, как особая модель коммуникации в культуре стала объектом исследования в тартуско-московской семиотической школе. По мнению Лотмана в механике культуры коммуникация осуществляется минимум по двум, устроенным различным образом, каналам. Это система “Я - Он” и система “Я - Я”. Система “Я - Он” предполагает типовой случай коммуникации. Адресант передает сообщение адресату, и оно остается неизменным в ходе этого акта. Указанная система коммуникации ориентирована на “получение информации извне”34.

В системе “Я - Я” “субъект передает сообщение самому себе”35. Обращение к самому себе можно назвать господствующей тенденцией авангардной культуры, в отличии, скажем, от культуры 19 века, ориентированной на обмен и коммуникацию. В автокоммуникативной модели возникает ситуация, когда передача сообщения - не единственная функция коммуникации. На этот аспект обращает внимание Лотман. Он пишет о том, что зачастую сообщение выступает в той же роли, что и “творческое сознание мыслящего индивида”36, создающего новый текст. Желание увидеть в семиотическом пространстве некий интеллектуальный мир, говорит о тенденции к расширению строго семиотического исследования в сторону привнесения в него экзистенциальных элементов. Так к сфере семиотического понятия “автокоммуникация” привносятся такие несемиотические характеристики “отсылания” к себе, как-то: авторская речь, внутренний голос, монолог, внутренняя речь37.

Возникает вопрос, о чем говорит в этом случае текст, в основе которого язык, понятный, зачастую, одному только автору38. Приоритетную позицию автора в культуре отстаивает современный французский лингвист, новатор лингвистического метода в языке - Эмиль Бенвенист. В работе “О субъективности в языке” он обращает внимание на то, что нет другого объективного свидетельства идентичности субъекта, кроме того, которое он дает сам о себе, посредством своего языка. Язык устроен таким образом, что позволяет каждому говорящему, когда тот обозначает себя, как Я, “присваивать себе язык целиком”39. Акт речи становится проявлением “Я”, своей собственной референции: “Каждое “Я” имеет свою собственную референцию и соответствует каждый раз единственному индивиду, взятому именно в его единственности”40. Только язык дает человеку возможность проявиться, ощутить свое неповторимое положение, придать себе реальность и свойство быть, конституировать “Ты” в возможном противопоставлении. “Полярность лиц - вот в чем состоит в языке основное условие, по отношению к которому сам процесс коммуникации <…> есть всего лишь прагматическое следствие”41. Важной в позиции Бенвениста является мысль о том, что автор “руководствуясь только внутренним видением”42, устанавливает внутри своего “текста” оппозиции и значимости, свойственные именно его видению. В представленных рассуждениях Бенвениста о субъективной, авторской позиции в языке, можно уловить сходство с рассуждениями виднейшего филолога и семиотика, одного из основателей постструктуралистской доктрины, - Эко.

По мнению Эко, автор в процессе создания текста, попутно создает специфический идиолект, - “особенный, неповторимый код говорящего”43. Идиолект является индивидуальным авторским кодом и основным препятствием на пути к получателю сообщения. Влияние идиолекта становится особенно ощутимым на примере беспредметного искусства. В беспредметном искусстве, пишет Эко, под (или над) уровнями технического исполнения, семантики и идеологических коннотаций надлежит усматривать что-то вроде уровня микрофизического - код, выявляемый художником. В этом случае “сокрытие семантики, синтаксиса, прагматики, идеологии за микрофизическим уровнем приводит к тому, что многие считают, что произведение нефигуративного искусства ничего не сообщает, в то время как оно, конечно, что-то сообщает, но делает это иначе”44. Микрофизический уровень, или код, выявляемый художником, порождает полисемию смыслов. Чем более полисемичен текст, тем интенсивнее развернут в нем процесс авторской рефлексии. В основе полисемичности текста - богатство идиолектов и словарей, что обеспечивает функциональность визуальной коммуникации. Идиолекты текста и идиолекты интерпретирующего сознания создают мощную среду для жизни текста в пространстве культуры.

Делая вывод, обратим внимание на то, что связь между культурой и коммуникацией составляет один из важных аспектов в исследовательском пространстве современной философии. Следствием этого является перенесение на сферу культуры моделей и терминов, заимствованных из теории коммуникаций. Семиотика занимает в этом процессе едва ли не ведущую роль. Выявление двух моделей коммуникации в механике культуры внесло значительный вклад в методологию исследования неоднозначных феноменов современной культуры. Автокоммуникация – это такая модель коммуникации, при которой “коммуникативный рычаг”, удерживающий свое равновесие на “общении” и обмене, - не соединение, но глубина между позицией получателя и позицией автора. Пристальный интерес к позиции автора сделал востребованными в семиотике такие понятия, как внутренний голос, внутренняя речь, монолог, внутренний опыт, что способствует расширению рамок нашего исследования.

Литература
  • Аристотель. Поэтика // Аристотель. Поэтика. Риторика. СПб., 2000. С. 21-81.
  • Барт Р. Основы семиологии // Французская семиотика. От структурализма к постструктурализму. М., 2000. С. 247-311.
  • Барт Р. Риторика образа // Барт Р. Избранные работы: Семиотика, Поэтика. / Пер. с франц. М., 1989. С. 297-318.
  • Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы. Семиотика, поэтика. М., 1989. С. 384-392.
  • Батай Ж. Внутренний опыт / Пер. с франц. СПб., 1997. 336 с.
  • Бенвенист Э. О субъективности в языке // Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с франц. М., 1974. С. 292-300.
  • Бенвенист Э. Природа местоимений // Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с франц. М., 1974. С. 285-291.
  • Бенвенист Э.Семиология языка // Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с франц. Вступ. ст. Ю.С. Степанова. М., 1974. C. 69-90.
  • Бибихин В.В. Авторитет языка // Бибихин В.В. Слово и событие. М., 2001. С. 53-69.
  • Бибихин В.В. Узнай себя. СПб.: Наука, 1998. 144 с.
  • Бланшо М. Пространство литературы. М., 2002. С. 195.
  • Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философский трактат. / Пер. с нем. М., 1994. С. 52-70.
  • Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Психологические исследования. М.-Л., 1934. С. 285.
  • Греймас А.Ж. Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь // Семиотика: Антология. / Сост. Ю.С. Степанов. М., 2001. с. 483-551.
  • Жинкин Н.Н. О кодовых переходах во внутренней речи // Язык - речь-творчество: Исследования по семиотике, психолингвистике, поэтике. М., 1998. C. 159.
  • Иванов Вяч. Вс. Об итогах и проблемах семиотических исследований // Актуальные проблемы семиотики культуры / Труды по знаковым системам. ХХ. Тарту, 1998. С. 3-18.
  • Келемен Я. Текст и значение // Семиотика и художественное творчество. М., 1977. C. 104-125.
  • Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 150-389.
  • Лотман Ю.М. К построению теории взаимодействия культур // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 603-614.
  • Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство, 2001. С. 12-146.
  • Лотман Ю.М. Между вещью и пустотой // Лотман Ю.М. Собр. Соч. В 3 т. Таллинн: Александра, 1993. Т. 3. С. 294-307.
  • Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации и их соотношении в общей системе культуры // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 664-667.
  • Лотман Ю.М. О двух типах ориентированности культуры // Семиосфера. СПб., 2001. С. 425-427.
  • Лотман Ю.М. О семиотическом механизме культуры // Лотман Ю.М. Собр. Соч. В 3 т. Таллинн: Александра, 1993. Т. 3. С. 326-344.
  • Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства // Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. С. 234.
  • Пропп В.Я. Структурное и историческое в изучении волшебной сказки // Семиотика: Антология. Сост. Ю.С. Степанов. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. С. 566-584.
  • Пятигорский А.М. Заметки из 90-х о семиотике 60-х годов // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996. C. 53-57.
  • Пятигорский А.М. О некоторых теоретических предпосылках семиотики // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996. C. 30-32.
  • Пятигорский А.М. Семиотическая ситуация и ее наблюдатель в свете обсервативной методологии // Пятигорский А.М. Избранные труды. М.: Школа “Языки русской культуры”, 1996. C. 37-42.
  • Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине. М., 1996. С. 7-46.
  • Ханзен-Леве Оге А. Русский формализм: методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. / Пер. с нем., М., 2001. 772 с. (stadia philologic).
  • Эко У. Отсутствующая структура // Эко У. Введение в семиологию, М., 1998. 432 с.
  • Jakobson R. Linguistics and Poetics // Style in Language. Cambridge, 1964. P. 353.



Раздел 3. Знак

Семиотика работает в знаковом пространстве и рассматривает все явления культуры в качестве знаковых систем. Знак, - атом любого семиотического исследования. Всю свою жизнь человек неразрывно связан со знаками. Любое действие и мысль (структурирующаяся посредством естественного языка, - доминирующей знаковой структуры), продиктованы знаковыми регулятивами (отсюда и проблема автоматизма мысли). Объектом семиотики может стать любая знаковая система вне зависимости от ее субстанции или границ: “изображения, система жестов, звуков, предметов, материальные комплексы, обнаруживаемые в основе всевозможных обрядов, церемоний и зрелищ”45. Коммуникативные модели находят самое широкое применение при изучении жизни общества, при описании культур, искусства, моды, кухни, системы родства и т.д. Сюда же относятся системы, имеющие глубокий социальный смысл. Эта обширная знаковая область исследуется с разных сторон такими дисциплинами, как лингвистика, теория информации, формальная логика, структурная антропология и семиология.

В рамках семиотического метода сформированы два основных подхода к проблеме знака. Первый связан с именем швейцарского лингвиста, - Ф. де Соссюра, а второй с именем известного американского мыслителя Ч.С. Пирса. В начале 20 века Соссюр предложил интерпретацию знака, ставшую традиционной в семиотике. Он связал знак с удвоением реальности, и как следствие, с порождением знакового пространства: “овладеть по настоящему знаком можно только тогда, когда полностью понята его <…> двойная природа”46, пишет Соссюр. Под двойной природой знака понимается некая двусторонняя сущность, материальный носитель которой называется означающим (“форма”, “план выражения”), а то, что он представляет, – означаемым знака (“содержание”, “план содержания”, “значение”). Согласно этой концепции, отраженный образ вещи включается в моделирующие связи человеческого сознания, а миметический механизм становится механизмом порождения знаков. Соссюр установил, что язык представляет собой не что иное, как “компромисс, на который идет разум”47 и без этого не было бы самого языка. Понимание языка как системы произвольных знаков вышло впоследствии за рамки лингвистических дисциплин и дало основание думать, что знаковая природа есть общее свойство культуры. Знак для Соссюра - явление, прежде всего языковое, и уже из лингвистики оно распространилось на другие феномены.

В отличие от Соссюра, Пирса интересует не сам знак, а процесс означивания, то есть процесс сопряжения знака, объекта и мысленного представления, или интерпретанты знака. Наличие третьей составляющей знака, которой не было у Соссюра, - интерпретанты, внесло значительные перспективы в исследования Пирса. В связи с этим он напишет, что “последствия от знака могут быть самыми непредсказуемыми”48, ведь знаки вплетаются в паутину общекультурных значений, порождая неисчерпаемые возможности для интерпретации. Позиция интерпретанты связана со многими жизнями текста, - в энергетике рождения, в реальном факте своего наличия, как музейный экспонат, в пересечении автор-зритель, в жизни интертекстуальной. Подобная многосложность и есть интерпретанта знака, или его “значимость”49. В данном случае семиозис (знаковый процесс, определяющийся как некая ситуация, включающая определенный набор компонентов, например, элементарное речевое общение) осуществляется как творческая деятельность получателя. Наиболее продуктивен вариант, когда отношение перевода и оригинала не ограничивается смысловой связью, более того, перевод начинает активно избегать смысловой соотнесенности, утверждая собственную самостоятельность. В этом случае отношение между оригиналом и переводом приобретает самостоятельное измерение. Речь идет о существенном приращении смысла текста, а любое приращение смысла неизбежно полагает совершенно иной смысл.

Для прочтения знака, говорит Пирс, - требуются “ощущения-восприятия” (perseptions) со стороны самого индивида. Итак, знак, или репрезентамен, это то, что обозначает что-либо для кого-либо. Будучи направленным, он создает в уме человека соответствующие ассоциации или как мы говорим - интерпретации. Пирс расценивает данную ситуацию, как согласованием мысли самой с собой. Следует заметить, что представленная идея Пирса в полной мере отвечает кантианской трактовке языка, в соответствии с которой, каждый язык есть обозначение мыслей, и наоборот, самый лучший способ обозначения мыслей есть обозначение с помощью языка, этого величайшего средства понять себя и других. “Мыслить - значит говорить с самим собой”50, пишет Кант. “Мой язык есть совокупность меня самого, ибо человек есть мысль”51, дополняет Пирс.

Не вызывает сомнений важность рассуждений Пирса об интерпретанте. Интерпретанта - это коммуникативный потенциал текста, включение в структуру знака некой мыслительной позиции. Размышления Пирса об интерпретанте можно расценивать, как указание на возможность выбора в мире знаков со стороны реципиента. Ч. Моррис, развивая идею Пирса, напишет, что “нечто есть знак только потому, что оно интерпретируется как знак чего-либо некоторым интерпретатором. Знак может не обозначать никаких реальных объектов - не иметь денотата. Также могут иметь место языки, имеющие только одного интерпретатора, либо вообще не иметь его”52.

Изложенные положения по теории знака тесно связаны с вопросом о специфике коммуникации в современной культуре. Проблема заключается в том, что в пространстве культуры можно обнаружить феномены, которые невозможно описать с точки зрения знаковости, или принципа “двойного членения”53. Сюда можно отнести многие тексты, созданные авангардом. Двойственность, т.е. связь формы и содержания, или означаемого с означающим, как основное условия функционирования знака, здесь полностью отсутствует. В связи с этим можно говорить о “разрушении” знака в авангарде, иными словами, о потере взаимосвязи между означаемым и означающим. На чем в таком случае удерживается коммуникативный потенциал текста? Над этим вопросом долго бились семиотики, потому что от решения данного вопроса зависела судьба самой семиологии, как науки.

Наметившаяся тенденция к неустойчивости знака как двустороннего образования, привела в результате к критике понятия знака. Основная заслуга в фиксировании видимых метаморфоз знака принадлежит французскому философу, одному из самых ярких представителей постструктурализма, - Ж. Деррида. Им был выявлен механизм разрушения знака, как двустороннего образования, при котором обозначаемое постоянно функционирует в качестве обозначающего. “Сегодня такая игра вступает в свои права, стирая границу, исходя из которой, она имеет намерения регулировать циркуляцию знаков, лишь на одних своих плечах вытягивая все обозначаемые <…>. Все это ведет к “разрушению понятия знака”54, пишет Деррида. Выступая с критикой соссюровской модели знака и общей, лингвистической по своей природе, теории коммуникации, которые обе составляют основу традиционного структурализма, Деррида опровергает обоснование, на котором покоится классический структурализм, а именно невозможность разделения означаемого ряда от ряда означающего в функционировании знака. Этот процесс Деррида обозначил, как процесс “децентрализации всей лингвистики”55. Культура, основанная на принципе децентрализации, подвижна, оно не делает своим предметом ни один прочный ракурс жизни и репрезентирует неустойчивость самого знака.

Данный вывод только закрепляют рассуждения французского философа Ж. Бодрийяра. Обращаясь к языку искусства, он пишет, что этот язык представляет собой модель символического обмена, в которой уничтожается законность, целевая обусловленность, связь означаемого и означающего. Иными словами, происходит ломка знака, ставятся под сомнение основополагающие законы лингвистики. Основную мысль Бодрийяра можно выразить так “ искусство стремится не к производству означаемых, а к исчерпывающему истреблению, циклическому разрушению знакового материала”56. Следует признать наличие структур, несводимые к сигнификации, которая есть ни что иное, как режим производства смысловых ценностей языка. В настоящем искусстве необходим цикл дарения и ответного дара. Хороший текст это такой текст, где ничего не остается, а все, что не схвачено символическим истреблением - это и есть то, на чем зиждется экономика сигнификации и коммуникации. Здесь мы и производим термины, смысловые ценности под властью кода.

Следует также сказать об особом видении проблемы знака в московско-тартуской семиотической школе. Здесь акцент с понятия “знак” переместился к понятиям “знаковость”57 и “текстуальность”58. Вокруг проблематики текста велись научные поиски московско-тартуской семиотической школы: “вместо знака как такового, <…> все больше исследователя, в том числе лингвиста, увлекает целостный текст, переплавляющий в себе входящие в него отдельные знаки”59. Подобная ситуация связывается Лотманом с гетерогенностью человеческого сознания. По его мнению, в рамках одного сознания наличествует как бы два сознания. Одно оперирует дискретной системой кодирования и в этом случае основным носителем значения является знак, а во втором случае первична континуальность текста. “Текст” дает возможность перейти от литературы к культуре как универсальному объекту семиотики. Становится очевидным, что знаковая система без знаков, оперирующая величинами более высокого порядка, - текстами, представляет собой не парадокс, а реальность, один из двух возможных типов семиозиса. Все подступы к неязыковым системам в московско-тартуской семиотической школе связаны с текстуализацией исходного материала и его дальнейшим рассмотрением в лингвистической перспективе.

Мы рассмотрели основные концепции знака, представленные Соссюром, Пирсом и Лотманом и выявили, что разрушение классической для семиотики модели коммуникации связано с тенденцией к разрушению знака, как двустороннего образования. Парадокс, однако, состоит в том, что устойчивость знака, как двустороннего образования изначально была поставлена под вопрос в культуре авангарда, и в последствии отмеченный парадокс стал темой для размышлений в философии постструктурализма. Тем самым, обозначилась общая тенденция, связанная с признанием наличия структур, несводимые к сигнификации. В рамках тартуско-московской семиотической школы интерес переместился от понятия “знак” к понятию “текст”, что придало больший вес выявлению значимости языка. В связи с этим возникает необходимость в продолжении нашего разговора на языке герменевтики и феноменологии.


Литература
  • Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М., 1998. С. 184-185.
  • Бобринская Е. Теория “Моментального творчества” А. Крученых // Русский авангард: истоки и метаморфозы. М., 2003. С. 105-109.
  • Делез Ж. Различие и повторение. М., 1998. С. 17-18.
  • Деррида Ж. Письмо и различие / Пер. с франц. СПб., 2000. 432 с.
  • Иванов Вяч.Вс. Об итогах и проблемах семиотических исследований // Актуальные проблемы семиотики культуры / Труды по знаковым системам. ХХ. Тарту, 1998. С. 3-4.
  • Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998. С. 112.
  • Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. СПб., 1999. 471 с.
  • Леви-Строс К. Мифологики // Леви-Строс К. Сырое и приготовленное. В 4 т. М., СПб., Т. 1. 1999. С. 1-33.
  • Пирс Ч. С. Что такое значение (Леди Уэлби) // Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. / Пер. с англ. М., 2000. С. 223-234.
  • Пирс Ч.С. Некоторые последствия четырех неспособностей // Пирс Ч.С. Начала прагматизма. В 2 т. / Пер. с англ. СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ., 2000. Т. 2. C. 11-50.
  • Пятигорский А.М. Заметки из 90-х о семиотике 60-х годов // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996. C. 30-57.
  • Пятигорский А.М. О некоторых теоретических предпосылках семиотики // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996. C. 30.
  • Пятигорский А.М. Семиотическая ситуация и ее наблюдатель в свете обсервативной методологии // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996. C. 40.
  • Рикер П. Интрига и исторический рассказ // Рикер П. Время и рассказ. В 2 т. М.-СПб., Т. 1. 2000. С. 85.
  • Соссюр Ф.де. Заметки по общей лингвистике // Пер с франц. М., 1990. 280 с.
  • Эко У. Отсутствующая структура // Эко У. Введение в семиологию, М., 1998. 432 с.