Пособие построено на материале переводов с немецкого, английского, французского, отчасти испанского языков на русский; эпизодически используются данные перевода с некоторых других языков на русский и с русского на иностранные. Ббк 81-9

Вид материала

Документы

Содержание Использование специфических элементов грамматического строя языка, на который делается перевод А) использование категории вида в русском языке Б) большее разнообразие причастных форм в русском языке по сравнению с романскими и германскими языками Die Wahlverwandschaften) Die Jugend des Königs Henri IV}. В) применение уменьшительных суффиксов и суффиксов субъективной оценки при переводе на русский язык

Подобный материал:

• Формирование и развитие музыкальной терминологии исполнительского искусства (на материале, 353.77kb.
• Социолингвистика. Лекция, 80.53kb.
• Прагмалингвистический аспект перевода общественно-политических текстов (на материале, 488.66kb.
• А. М. Фитерман теория и практика перевода с английского языка на русский издательство, 2026.86kb.
• Программы билингвального обучения в США в 90-е годы ХХ века (на материале английского, 2041.93kb.
• Фразеологические единицы с компонентом – наименованием лица по профессии в сфере физического, 683.47kb.
• Грамматические типы текстов деловой письменной речи (на материале английского, немецкого, 441.77kb.
• Нп «сибирская ассоциация консультантов», 169.41kb.
• Нализа французских и русских фразеологизмов лексико-семантического поля «Овощи, фрукты,, 104kb.
• 5 класс Тематика учебных текстов и ситуаций к-во часов Общие сведения о языке (1 час.), 160.97kb.

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СПЕЦИФИЧЕСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ ГРАММАТИЧЕСКОГО СТРОЯ ЯЗЫКА,

НА КОТОРЫЙ ДЕЛАЕТСЯ ПЕРЕВОД

Вторая категория случаев грамматического расхождения между двумя языками, т. е. наличие в ПЯ специфических особенностей грамматики, которым нет прямого формального соответствия в ИЯ, ставит переводчика в особо благоприятные условия: он получает как бы добавочное средство для перевода иноязычного текста, играющее исключительную роль при передаче смысловой функции специфических элементов грамматики ИЯ, При этом возникает возможность более богатого выбора, естественно, вызывающая и некоторые трудности при взвешивании того, что именно требуется в данном случае и что более уместно по условиям русского контекста.

А) ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КАТЕГОРИИ ВИДА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Одним из специфических элементов грамматического строя русского языка, как и ряда других славянских языков, несомненно является категория вида глагола. Использование ее в переводе с германских и тех романских языков, где ее нет, связано прежде всего с передачей значения разных форм времени (простых и сложных). Однако соотношение между каждой из систем временных форм (например, французской или немецкой) с русскими видами слишком специфично (ср. например, разницу между разветвленной системой французских временных форм: imparfait, passe simple, passe compose и т. п., где имеются более постоянные соответствия русским видам, и формами Prateritum и Perfekt в литературном немецком языке, основное различие между которыми — стилистическое). Рассмотрение всех этих вопросов — необходимый раздел исследования, посвященного грамматическим соотношениям двух языков.

Здесь же должен быть затронут лишь один вопрос, общий для всех случаев перевода на русский язык, а именно — использование видовых форм для достижения перевода, полноценного с точки зрения русского языка, т. е. перевода, применяющего весь арсенал существующих языковых средств.

Грамматическая категория вида глагола, как специфическая особенность русского (и других славянских языков), издавна привлекала и привлекает сейчас внимание исследователей как отечественных, так и зарубежных.

Форма вида русского глагола является важнейшим средством передачи значений, выражаемых во многих других языках различием временных форм. Но кроме того, форма вида выполняет и особую роль, служа для различения того, что в подлиннике никак не разграничено. Другими словами, переводчику на русский язык часто приходится выбирать между двумя возможностями, которые непосредственно не диктуются подлинником, так сказать, не «вписаны» в него. Это бывает, в частности, тогда, когда переводится глагол, данный в неличной форме, будь то герундий (для английского языка) или инфинитив.

Вот, например, последний абзац книги Дефо «Приключения Робинзона Крузо»:

"And here I resolved to prepare for a longer journey than all these, having lived a life of infinite variety seventy-two years and learnt sufficiently to know the value of retirement, and the blessing of ending our days in peace".

«И здесь, порешив не утомлять себя больше странствованиями, я готовлюсь в более далекий путь, чем описанные в этой книге, имея за плечами 72 года жизни, полной разнообразия, и научившись ценить уединение и счастье кончать дни свои в покое"1.

В переводе обращает на себя внимание несовершенный вид глагола «кончать», как соответствие английскому герундию "ending". Казалось бы, привычнее и «глаже» в данном сочетании слов была бы форма совершенного вида — «кончить». Однако автор имел в виду не смерть героя, а промежуток времени (и притом, по-видимому, довольно длительный), охватываемый последними его годами. И замечание о счастье относится, конечно, не к тому, что ему предстоит «кончить жизнь», а к тому, что он кончает ее благополучно и спокойно. Несмотря на необычность и неожиданность именно этой формы вида, нельзя не согласиться с переводчиком и редактором, которые преодолели трудность задачи, на вид легкой и простой, взяв за основу смысл контекста, подсказавший нужное решение.

Наличие в русском языке форм вида, которых нет в ИЯ, может создавать в переводе специальные трудности: последние возникают, когда надо передать подряд несколько глаголов в инфинитиве, требующих, при переводе раскрытия выражаемых ими степеней длительности, которые могут оказаться ив противоречии ,друг с другом. Для примера — начало первой главы новеллы Флобера «Простое сердце»:


„Pendant an demi-siècle, les bourgeoises de Pont-l'Evêque envièrent à Mme Aubain servante Félicité.

Pour cent francs par an, elle faisait la cuisine et le ménage, cousait, lavait, repassait, savait brider un cheval, engraisser les volailles, Battre le beurre, et resta fidèle à sa maîtresse, - qui cependant n'était pas иве personne agréable".


Трудность применения видовых форм здесь — не столько в отношении глаголов подлинника, выступающих в спрягаемой форме, сколько в отношении глаголов, которые по-французски даны в инфинитиве:

Ср. перевод П. С. Нейман:


«В продолжение целого полувека Фелиситэ, служанка г-жи Обэн, была предметом зависти понлэвекских обывательниц.

За сто франков в год она стряпала, убирала комнаты, шила, стирала, гладила, умела взнуздать лошадь, откармливать домашнюю птицу, сбивать масло и при этом была неизменно предана своей хозяйке, особе далеко не из приятных»¹.


Внутреннее противоречие (и смысловое, и формально-грамматическое) наступает в том месте перевода, где сталкиваются рядом два инфинитива разной формы — «взнуздать» и «откармливать», причем глагол-сказуемое к которому они относятся («...умела») продолжает общую линию предложения («за сто франков в год она стряпала, убирала...») — так, как будто «за Сто франков в год она... умела взнуздать лошадь, откармливать домашнюю птицу...» и прочее: ведь смысл обстоятельственного сочетания «за сто франков в год» распространяется и на всю дальнейшую часть предложения.

Практически выход из противоречия может быть достигнут с помощью более решительного приема, а именно – разбивки предложения:

«В продолжении целого полувека служанка г-жи Обен Фелисите была предметом зависти понлэвекских дам.

За сто франков в год она стряпала, убирала комнаты, шила, стирала, гладила; она умела запрягать лошадь, откармливать птицу, сбивать масло, и оставалась верна своей хозяйке, хотя та была особа не из приятных». (Перевод Н. Соболева)².


В обоих рассмотренных переводах разные временные формы . спрягаемых глаголов (faisait.., cousait, lavait, repassait... et resta fidele) переданы одной и той же видовой формой [«стряпала...», «шила...», «была предана» (оставалась верна)], которая оказывается вполне достаточной для передачи разных видовременных оттенков.

Необходимость выбора в русском переводе одной из двух видовых форм глагола заставляет до конца раскрыть характер действия, обозначаемый иноязычным глаголом и в пределах контекста подлинника не вызывающий какого-либо сомнения. Это показывает, между прочим, следующий пример - начало одного из эпизодов «Путешествия по Гарцу» Гейне:


„Die Sonne ging auf. Die Nebel flehen wie Gespenster beim drittea Hahnenschrei. Ich stieg wieder bergauf und bergab, und vor mir schwebte die schöne Sonne, immer neue Schönheiten beleuchtend".


Отрывок непосредственно не связан с предыдущей нитью повествования: это только начало нового фрагмента в общей цепи путевых впечатлений поэта. Таким образом, предшествующее ничего не говорит читателю и переводчику о том, в какой момент — во время ли восхода солнца или уже после него — мы застаем повествователя. Однако в существующих русских переводах, естественно, оказывается выбранным вполне определенный видовой вариант, а именно форма совершенного вида. Ср. четыре перевода:

«Солнце взошло. Туман рассеялся, точно привидения после третьего крика петуха. Снова пошел я вниз и вверх по горам, а предо мною катилось прекрасное солнце, освещая каждую минуту новые красоты». (Перевод П. И. Вейнберга)¹.

«Взошло солнце. Туманы бежали, как призраки при третьем крике петуха. Я опять шел то в гору, то под гору, и передо мною плыло прекрасное солнце, освещая все новые и новые красоты». (Перевод М. Л. Михайлова)².

«Взошло солнце. Туманы рассеялись, как призраки при третьем крике петуха. Я снова стал взбираться на горы и спускаться с гор, а передо мною плыло прекрасное солнце, освещая все новые и новые красоты». (Перевод В. А. Зоргенфрея)³.

«Солнце взошло. Туманы рассеялись, как призраки, когда третий раз прокричал петух. Я снова шел с горы на гору, а передо мною парило прекрасное солнце, озаряя все новые красоты». (Перевод В. О. Станевич)⁴.

Различен в разных переводах порядок слов в начальной фразе («солнце взошло» и «взошло солнце»), но не случайна одинаковость вида глагола, на которую наталкивается дальнейший контекст — образ рассеивающегося тумана, вызывающего мысль о быстроте, мгновенности обозначенного здесь действия; эта мгновенность подчеркивается и сравнением с исчезающими или бегущими призраками; оттенок этой быстроты, мгновенности распространяется задним числом и на первое предложение и только отсюда — возможность выбрать нужную переводчику видовую форму. В результате учета смысловых связей с контекстом никакой неясности, неопределенности не остается, хотя видовой оттенок и не «вписан» в ту или иную глагольную форму подлинника¹.

Б) БОЛЬШЕЕ РАЗНООБРАЗИЕ ПРИЧАСТНЫХ ФОРМ

В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ПО СРАВНЕНИЮ С РОМАНСКИМИ

И ГЕРМАНСКИМИ ЯЗЫКАМИ

Система русских причастных форм, складывающаяся из причастий как настоящего, так и прошедшего времени действительного и страдательного залогов совершенного и несовершенного вида, гораздо богаче, чем совокупность причастных форм английского, французского и, в особенности, немецкого языка. Если к этому добавить наличие в русском языке деепричастия, неполным и непостоянным соответствием которого в романских и германских языках является причастие в краткой форме, то станет очевидным, насколько русский язык в данном случае богаче формами для выражения того, что в других языках выражается с помощью более узкого круга средств или вовсе без привлечения данной грамматической категории. Так, русское причастие действительного залога прошедшего времени может быть использовано для передачи определительного придаточного предложения языка подлинника, где активное действие в прошедшем времени может быть выражено с помощью спрягаемой формы глагола. Ср.:

"... the past of Gorki was the path of the working class which made the revolution possible".

«... прошлое Горького - это путь рабочего класса, сделавший революцию возможной»2.

Аналогичные случаи соотношения придаточного определительного предложения и русского причастного оборота могли бы быть приведены из переводов также с французского и немецкого языков.

Русское деепричастие, помимо своей роли, как средства передачи причастий в краткой форме, может применяться в переводах и для передачи обстоятельственных придаточных предложений времени или образа действия. Ср.:

«„Störe mich nicht!" - rief er ihr entgegen, indem er den Kranz auffing». (W. Goethe, Die Wahlverwandschaften)

«„He мешай мне!" - крикнул он ей в ответ, подхватывая венок»1.

Или - перевод театральной ремарки, построенной как обстоятельственное (образа действия) придаточное предложение:

„Der Prinz (indem er nur eben von dem Bilde wegblickt)". (G. E. Lessing, Emilia Galotti).

«Принц (оторвавшись только в этот момент от портрета)»2.

Русское деепричастие нередко служит и для передачи инфинитивных сочетаний, сопровождаемых отрицанием, например:

„Du möchtest ihn töten lassen," — erklärte Henri, ohne sich zu ihnen hinzusetzen. (H. Mann, Die Jugend des Königs Henri IV}.

«Тебе хотелось бы его убить», — сказал Анри, не садясь к ним.

Дословный вариант («без того, чтобы сесть к ним»), разумеется, отпадает по своей искусственности и полной стилистической неприемлемости.

В) ПРИМЕНЕНИЕ УМЕНЬШИТЕЛЬНЫХ СУФФИКСОВ

И СУФФИКСОВ СУБЪЕКТИВНОЙ ОЦЕНКИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК

Отличительной морфологической особенностью русского языка (по сравнению с целым рядом других языков, в частности, с французским, английским, немецким и мн. др.) является широко развитая система суффиксов, выражающих количественную степень или субъективную оценку и связанных как с категорией существительных, так и с категорией прилагательных. Наличие этих суффиксов у прилагательных особенно характерно, так как в названных западноевропейских языках они в прилагательных отсутствуют; что же касается существительных, то в немецком языке имеется лишь суффикс уменьшительный, во французском тот же суффикс применяется лишь к очень ограниченному числу имен существительных, в английских же существительных он почти вовсе отсутствует. То, что выражается по-русски суффиксами, в этих языках может быть выражено, главным образом, специальным лексическим добавлением — прилагательным, указывающим на размер („klein", „groß", „ein wenig", „petit", „grand", „un peu"; "little", "big" и т. п.), на ласкательное отношение говорящего к лицу или предмету („lieb", „nett", „cher", Joli"; "dear", "pretty" и т. д.) или может быть и вовсе не выражено, лишь подразумеваясь или выражаясь широким контекстом. В переводе же при передаче существительных и прилагательных (реже наречий) подлинника возникает возможность, если в контексте есть для этого условия, воспользоваться данной специфической чертой морфологии русского языка, способной выразить иногда важный смысловой оттенок слова. Примеры применения этого приема в переводах с французского:

„Elle avait unjupon rouge fort court qui laissait voir des has de soie blancs avec plus d'un trou, et des souliers mi-:gnons de maroquin rouge..." „Une robe ŕ paillettes, des souliers bleus à paillettes aussi, des fleurs et des galons partout..." „Tout cela, il fallut encore que je le portasse dans des sacs de papier..." „— Sais-tu, mon fils, que je crois queje t'aime un-peu?" „Elle trouvait plaisante, maintenant, sans doute, cette insistance, car elle riait par petits rires brefs, saccadés". „Et il se sentit remué par cet aveu sflencieux, repris d'un brusque begum pour cette petite bourgeoise bohême et bon enfant..."

«На ней была очень короткая красная юбка, позволявшая видеть белые шелковые чулки, довольно дырявые, и хорошенькие туфельки красного сафьяна...»1. «Платье с блестками, голубые туфельки тоже с блестками, всюду цветы и шитье...». «Все это я опять должен был нести в бумажных мешочках...». «Знаешь, сынок, мне кажется, что я тебя немножко люблю»2. (Перевод М. Л. Лозинского) Мадлену, видимо, забавляло его упорство, - на это указывал ее короткий и нервный смешок»3. «И, взволнованный этим молчаливым признанием, он вдруг почувствовал, что его опять потянуло к этой взбалмошной и добродушной мещаночке...»4. (Перевод H. М. Любимова)

Во всех приведенных примерах перевода, совершенно обыкновенных, чуждых всякого элемента непривычности, применена морфологическая особенность, которая отсутствует в ИЯ: ни одно из существительных, переведенных на русский язык с использованием уменьшительной формы- „soulier", „sac", „fils", „bourgeoise", „rire" — не допускает во французском языке применения уменьшительной формы. В некоторых случаях, как видим, лексическим средством выражения значения уменьшительности во французском тексте выступает прилагательное („petit", „mignon").

Иногда лексическое значение прилагательного вызывает в переводе применение уменьшительного суффикса как в существительном, так и в прилагательном („souliers mignons" — хорошенькие туфельки). Наличие уменьшительного суффикса в существительном подлинника может также вызвать применение соответствующего суффикса и в прилагательном перевода в порядке экспрессивного морфологического согласования, вызывающего усиление стилистической окраски, которая присуща суффиксу.

Во всех приведенных выше примерах использование русского суффикса при переводе не вызывает сомнений, так как вполне соответствует как предметному значению слов подлинника, так и стилистической окраске текста. Надо, впрочем, сказать, что русские переводчики XIX века, в том числе и выдающиеся, несколько злоупотребляли этим специфическим элементом русской морфологии как средством подчеркивания или сгущения стилистической окраски (особенно при переводе с немецкого). Вот один из таких, во всяком случае, спорных по результату примеров применения суффикса субъективной оценки (усиленного) в структуре наречия:

„Oder was es einjunger Liebender, der in den Armen seiner Geliebten jenen Unsterblichkeitsgedanken dachte, und ihn dachte, weil er ihn fuhlte, und weil er nichts anderes fuhlen und denken konnte! - Liebe! Unster-blichkeit! - In meiner Brust ward es plotzlich so heifi daß ich glaubte, die Geographen batten den Aquator verlegt, und er laufejetzt gerade durch mein Herz".

«Или родилась эта идея бессмертия у юного любовника, в объятиях его милой, и думал он об этой идее, потому что чувствовал ее, и ничего другого не мог ни думать, ни чувствовать! Любовь! Бессмертие! У меня в груди стало вдруг так жарко, что я поневоле подумал: уж не промахнулись ли географы и не пролегает ли экватор прямёхонько через мое сердце»1.

Итак, в практике переводческой работы при использовании русских суффиксов также нет и не может быть стандарта. Если при одних условиях они закономерно используются там, где в подлиннике ничего формально соответствующего им нет, то при других условиях они в переводе оказываются спорными (или полностью неуместными) даже независимо от наличия формального основания в иноязычном тексте.

Целесообразность применения русских суффиксов (или отказа от них) при переводе определяется, таким образом: 1) соотношением смысловых функций соответствующего лексического элемента подлинника и русского слова с суффиксом субъективной оценки и 2) смысловыми и стилистическими факторами того более обширного целого (предложения, иногда абзаца или цепи абзацев), в котором находятся соотносительные элементы подлинника и перевода.

Само собою разумеется, что при переводе с русского на такие языки, где суффиксы субъективной оценки употребительны в меньшей степени или не представлены вовсе, возникает особая задача, решаемая путем применения добавочных лексических средств¹.