Geum.ru

Теоретико-методологические, историографические и археографические аспекты что такое “партия”?

Вид материалаДокументы

Содержание


Степанов С.А
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
38. И. Урилов в книге о Мартове справедливо отмечает, что гамлетовской проблемы “быть или не быть” для Мартова не существовало, и когда речь шла о принципиальном для него вопросе, он всегда руководствовался твердыми нравственными принципами.

Некоторые исторические сюжеты в книге В.Х. Тумаринсона трактуются довольно произвольно. Он, например, утверждает, что “выводить образование фракций меньшевиков и большевиков из расхождений по первому параграфу Устава, хотя он и был в центре споров на съезде, – оснований нет”39. Понимая шаткость своей позиции, автор буквально на следующей странице уже заявляет, что именно при голосовании по этому вопросу “и образовались две фракции – большевиков и меньшевиков”40.

Претендуя на оригинальность, автор пытается дать свое определение меньшевизма как варианта международного демократического социализма. Но известно, что задолго до него об этом писал профессор К.Н. Тарновский41.

“Белым пятном” в историографии до недавнего времени было изучение истории национальных политических партий, что, естественно, ограничивало полноту и разносторонность освещения проблемы “История политических партий России”. Попытка восполнить этот пробел была предпринята в 1996 г. на международной конференции (с участием историков России, стран СНГ, США, Финляндии) и в изданной на основе ее материалов книге “История национальных политических партий России” (М., 1997). В ней проанализирована история партий социал-демократического направления, в том числе Бунда, Украинской демократическо-радикальной партии и Украинской социал-демократической рабочей партии, а также Азербайджанской партии Мусават, Армянской партии Дашнакцутюн, политических партий Финляндии, Прибалтики, политических движений (в Казахстане – Алаш, в Узбекистане – Шура-и-Исламия и “Джадидов”), политических партий уральского региона. В книге отсутствуют материалы о деятельности ряда партий и, в частности, Белоруссии, Грузии и др. Значимость этой книги усиливается тем, что в ней имеются разделы, связанные с изучением теоретико-методологических аспектов истории национальных партий, – о феномене многопартийности в России, классификации и типологии национальных партий и формировании их идеологии, а также сведения о количественном составе партий.

В книге ставится вопрос о необходимости создания специальной “партийной карты”, позволяющей представить “географию” политических партий, соотнесенную с социальным, национальным и конфессиональным составом населения, его традициями, культурой, [c.28] бытом, а также намечены пути дальнейшего изучения темы. Особо подчеркнута необходимость уточнения понятийного аппарата и, в частности, таких понятий, как “национальная партия”, “национальное направление” и др.

К концу 90-х годов появились крупные монографии о вождях и теоретиках политических партий, два сборника статей и энциклопедический словарь по этой же проблематике42. Начата также работа по написанию портрета ныне действующего президента России43. Отметим, что заслуга в издании названных трудов принадлежит издательству “РОССПЭН”.

Перефразируя афоризм известного французского историка Марка Блока, гласящий, что история – это наука о людях во времени, можно сказать, что историограф – это ученый, изучающий творчество историка и во времени, соотнеся его с последствиями развития исторического знания. Такое определение пригодно к разделу истории исторической науки, посвященному персоналиям.

В монографии (второй по счету) С.В. Тютюкина, посвященной Плеханову, автор на аналитическом уровне раскрыл процесс перехода своего героя от идеологии народничества к марксизму. Эта тема не нова в литературе, она неоднократно затрагивалась в ряде работ. Автор же избрал свой метод ее решения, построенный главным образом на анализе произведений Плеханова, рассматриваемых в строгой хронологической последовательности. Одновременно автор предостерегает читателя от упрощения плехановской концепции революции. Тютюкину удалось показать исторически обусловленное становление в России марксизма как течения политической мысли, а затем и партии в лице РСДРП.

Что касается роли Плеханова в применении марксизма к российской действительности, то здесь Тютюкин разработал ряд важных проблем, касающихся взаимоотношений пролетариата с двумя его союзниками в борьбе с царизмом – крестьянством и интеллигенцией, роли революционной партии в борьбе за власть, истории отечественной мысли и др.

По мнению Тютюкина, Плеханов одним из первых увидел, что не оправдались прогнозы Маркса и Энгельса о возможности сравнительно быстрого перехода от капитализма к социализму, стремительной пролетаризации населения, катастрофических кризисах перепроизводства и насильственного разрушения старого общественного строя. Далекий от идеализации своего героя, автор показал, что взгляды Плеханова по вопросу о социальной революции и социализме были крайне абстрактными, что он оставил без внимания многие новые явления в экономике и политике. Суровым, но справедливым выглядит вывод, что Плеханов постепенно “все больше превращался в догматика” (с. 370).

О Плеханове-политике в работе пишется скупо, и тому имеется известное оправдание. Плеханов был лишен черт харизматического лидера, и он не сумел стать вождем сильной политической партии, без чего, как замечает автор, “в XX веке политический успех практически невозможен”. [c.29]

Значительное место в монографии занимает проблема взаимоотношений Плеханова с Лениным, которые, как известно, были не простыми. Они определялись несколькими факторами и в первую очередь различным пониманием характера и уровня развития капитализма в России. Отсюда – различные оценки относительной готовности народных масс к социалистической революции. В то время как Ленин и большевики “торопили” историю, Плеханов в свойственной ему афористической манере замечал, что “русская история еще не смолола той муки, из которой со временем испечен будет пирог социализма”.

В книге подчеркивается, что Плеханов не принял диктатуру пролетариата и одним из первых пришел к выводу, что она представляет собой не диктатуру трудящихся, а диктатуру группы и что “тактика Смольного есть тактика Бакунина, а во многих случаях просто-напросто тактика Нечаева”.

Историческое наследие Плеханова рассмотрено менее подробно, хотя известно, что он был историком народнического и социал-демократического движения в России. Автор сосредоточился в основном на анализе его капитального труда – “История русской общественной мысли”. Завершая сюжет о Плеханове, отметим, что Ленин признавал, “что нельзя стать сознательным, настоящим марксистом без того, чтобы изучать все написанное Плехановым по философии, ибо это лучшее во всей международной литературе марксизма” (Ленин В.И. ПСС, т. 42, с. 290).

Монография И.Х. Урилова, как это явствует уже из названия, раскрывает две ипостаси Мартова: политика и историка44. Большая часть работы посвящена Мартову-политику. На основе многочисленных фактов, многие из которых впервые введены в научный оборот, автор обоснованно приходит к выводу, что Мартов был выдающимся представителем российской социал-демократии, трагической фигурой революционного движения, человеком высоких моральных качеств.

Одним из ведущих сюжетов монографии, как и в работе С.В. Тютюкина, стал “Мартов–Ленин”. Соратники по “Союзу борьбы за освобождение рабочего класса”, отчасти и по газете “Искра”, они после II съезда РСДРП, где Мартов одержал победу при голосовании по первому параграфу Устава РСДРП, становятся идейными противниками. Их противостояние Уриловым трактуется однозначно: Мартов – интеллигент и интеллектуал – был всегда прав; Ленин – диктатор – всегда ошибался. Эта трактовка, естественно, переносится с вождей на партии: меньшевики точнее большевиков оценивали перспективы революционного движения в России, считались с законами исторического развития; большевики игнорировали их – вот в чем кроется причина их ухода с исторической арены. Суть рассуждений автора сводится к тому, что советские историки, опиравшиеся на ленинскую методологию, зашли в тупик; труды же Мартова дают возможность по-новому осмыслить прошедшие десятилетия.

Мартову-историку в книге меньше повезло, несмотря на то, что, по разным подсчетам, его перу принадлежит от 94 до 179 работ. Только на страницах “Искры” он опубликовал 90 статей по кардинальным вопросам революционного движения в России и истории международного [c.30] родного социализма. Главное внимание Урилов уделил двум книгам Мартова: “История российской социал-демократии” (1918) и “Записки социал-демократа” (1919). Монографии С.В. Тютюкина и И.Х. Урилова показали, сколь плодотворен путь изучения истории политических партий сквозь призму биографий их вождей. Это относится и к труду В.В. Шелохаева, в котором представлена галерея выдающихся политических деятелей либерального толка конца XIX – начала XX веков. Это – П.Н. Милюков, П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский, А.И. Шингарев, Н.А. Бердяев и другие. Их устремления автор формулирует в терминах современной политологии (формирование гражданского общества, создание эффективной рыночной экономики и правового государства, обеспечение прав национальных и конфессиональных меньшинств) и итожит моделью “подлинно великой России”. Такого рода “актуализация” позволяет предположить, что, размышляя о проблемах России, “которую мы потеряли”, автор не упускает из виду Россию сегодняшнюю.

В работе большое место занимает анализ путей переустройства России, намеченных в выступлениях, статьях и книгах либералов. При этом автор, в отличие от своих предшественников, показывает, что в этом вопросе не было единомыслия. Одни, например, отдавали приоритет легальным методам борьбы с царизмом, другие не уклонялись от “нелегальщины” и даже не исключали своего участия в революции. Этим и многими другими фактами автор подтверждает свой вывод о том, что имело место “расщепление” либеральной модели на ряд субмоделей, – вывод, не только углубляющий наше понимание сути русского либерализма, но и проливающий свет на некоторые политические процессы современности.

Объективная потребность в переосмыслении истории политических партий России после падения КПСС и образования новых партий, часть которых заимствовала у своих исторических предшественников не только названия, но и ряд программных положений, побудила группу исследователей из Центра политической и экономической истории России к изданию двух книг под общим названием “Политическая история России в партиях и лицах”. Особенностью данного проекта является соединение под одной “крышей” очерков истории наиболее крупных партий и биографических эссе, посвященных выдающимся партийным лидерам – от Плеханова до Милюкова.

Публикация “Политической истории России в партиях и лицах” была своеобразной подготовкой к созданию энциклопедии “Политические партии России. Конец XIX –первая треть XX века”45. Здесь помещено более 900 статей. Кроме кратких, в рамках жанра, очерков о 130 политических партиях и 127 их печатных органах, большое внимание уделено персоналиям – лидерам и видным функционерам партий и политических движений. В Энциклопедии помещено 8 приложений, в которых дается перечень, пусть и не исчерпывающий, политических партий России, персональный состав их руководящих органов, сведения о партийной периодической печати. Выход в свет данного труда явился заметным событием в исторической науке, он во многом помогает “достучаться” до феномена обилия партий и общественных объединений в конце 80-х годов XX века. [c.31]

О современной российской многопартийности уже написано несколько книг и ряд статей. Среди книг выделяются работы Ю.Г. Коргунюка и С.Е. Заславского, А.Л. Андреева, М.Р. Холмской46.

В книге М.Р. Холмской акцентируется внимание на двух главных направлениях современных коммунистов – ортодоксальном, ориентированном на ценности и идеалы сталинизма (представленном Российской коммунистической рабочей партией В. Тюлькина, "Трудовой Россией" В. Анпилова и в значительной мере Роскомсоюзом А. Пригарина и А. Крючкова), и реформаторском (к которому автор относит КПРФ во главе с Г. Зюгановым).

Холмская справедливо считает, что коммунистическая многопартийность вызвана субъективным и объективным факторами. Если первый определяется амбициями лидеров партий, то второй коренится в разнообразии социальных групп, составляющих базу коммунистического движения. Данный тезис не вызывает возражений. Полемическим является утверждение, что КПРФ принадлежит к коммунистическому лагерю “лишь формально” (с.76), т.к. она признает многоукладность экономики России, частную собственность и т.д. Думается, что для Зюганова и его соратников такая позиция лишь тактический, а не стратегический подход к устройству будущности России.

В целом работа Холмской подтверждает общепринятую констатацию: коммунистическое движение в России является наиболее структурированной, достаточно мощной по численности политической силой.

В книге Ю.Г. Коргунюка и С.Е. Заславского партийно-политическая жизнь России рассматривается в историческом ракурсе. Авторы подробно характеризуют не только историю возникновения и деятельности самих партий, но и некоторых их парламентских фракций. Они также попытались спрогнозировать дальнейшее развитие многопартийности, однако время, прошедшее с момента выхода этого труда, показало, что не все прогнозы оправдались. Так, не осуществился предсказанный ими переход к двухпартийной системе, не наблюдаются и тенденции к реставрации монопартийности, как и структурирования 5–6 “относительно крепких, вероятнее всего, кадровых партий”.

В книге А. Андреева количество анализируемых объектов значительно сокращено, и основное внимание уделено тем партиям, которые, по мнению автора, вносят реальный вклад в развитие политической жизни России. При этом Андреев сосредоточился на анализе организационных структур и идеологических предпочтений различных партий. Он формулирует вывод, согласно которому в странах с устойчивой политической системой расстановка партийных сил происходит достаточно медленно и становится заметной лишь при сопоставлении 10-летних циклов, а в России судьба многих политических образований и их лидеров “подобна метеорам: ярко вспыхнув над горизонтом, они моментально сгорают, не оставляя, подчас, и следов”.

Наиболее представительной работой по истории крайне правых организаций является монография C.А. Степанова ( Степанов С.А. [c.32] Черная сотня в России. 1905–1914 гг. М., 1992). Эта книга является в отечественной и зарубежной историографии комплексным исследованием политических союзов и организаций, получивших собирательное название “черная сотня”. Объектом изучения стала деятельность "Союза русского народа", "Союза Михаила Архангела", Русской монархической партии; автором была предпринята попытка синтеза исходных теоретических положений монархизма с программными установками черносотенных организаций, что ранее не практиковалось в научной литературе.

Монография написана на архивных источниках, значительная часть которых в силу политических причин была недоступна исследователям и впервые введена в научный оборот автором. Опора на документы самих черносотенных организаций, внутрипартийное делопроизводство, личные архивы их лидеров позволили осветить некоторые неизвестные или малоизвестные стороны деятельности крайне правых. Была выявлена сложносоставная структура черносотенных союзов и установлена их численность, которая во второй половине 1907–1908 гг. перевалила за 400 тыс. человек. Вместе с тем автор отмечает: “Погоня за численностью, стремление отрапортовать о поголовном присоединении к союзу целых селений, улиц или кварталов приводила к тому, что большинство членов состояло в черносотенных организациях чисто номинально” (с. 109).

Сделав сравнительный анализ состава руководящих органов крайне правых, начиная с Главного совета Союза русского народа и кончая его уездными отделами и сельскими подотделами, автор пришел к выводам, значительно отличающимся от традиционных представлений о социальном облике черносотенцев: “Значительная часть руководителей черной сотни принадлежала к интеллигенции. Это были преподаватели, врачи, юристы и инженеры” (с. 112). Основную массу рядовых черносотенцев составляли крестьяне и отчасти рабочие, причем крайне правым удалось закрепиться на крупнейших промышленных предприятиях,

На конкретных примерах Степанов доказывает несостоятельность укоренившегося в историографии мифа о полном совпадении позиции крайне правых и правительства. Он показывает, что при совпадении их стратегических интересов между правыми и правительством зачастую существовали тактические разногласия. Кроме того, в недрах самих черносотенных союзов вызревали куда более серьезные конфликты, которые вначале привели к расколу правого движения на два соперничавших течения, а в итоге и к полному параличу этой политической силы.

В работе наблюдается некоторая нечеткость в употреблении терминов “крайне правые”, “монархисты”, “националисты”. Между тем история взаимоотношений правых с националистами не получила должного рассмотрения. Книга выиграла бы при расширении хронологических рамок до февраля 1917 года, когда черносотенцы окончательно сошли с политической сцены. В целом же монография С.А. Степанова, безусловно, явилась значительным событием в историографии крайне правых партий. [c.33]

Двумя завершающими книгами к моменту написания учебника являются сборник статей “Советская историография” (1996) и книга В.И. Миллера “Осторожно: история!” (1997).

В первой из них нет специальных статей по истории политических партий, но эта тема в той или иной мере затрагивается рядом авторов. Одной из центральных идей статьи Ю.Н. Афанасьева “Феномен советской историографии” является тезис о том, что сталинизм – это тот же ленинизм, между ними нет водораздела, нет разницы.

Проблема эта между тем не так одномерна, как утверждает автор. В литературе, особенно последних лет, существуют три взгляда. Первого из них, как видно, придерживается Ю.Н. Афанасьев. Другие исследователи считают, что между Лениным и Сталиным было много общего, но в то же время и немало различного. Третьи утверждают, что в позициях вождей были различия, хотя подчас к этому добавляется, что эти различия не носили принципиального характера.

Полемика в основном ведется по следующим вопросам: о характере государства в послеоктябрьской России, в рамках которого могут допускаться рыночные отношения – нэп; террор и злодейство как допустимые формы борьбы; психологические сходство и различие Ленина и Сталина.

“Антиленинцы” (назовем их так условно) считают, что Ленин и Сталин стояли на позициях строительства антидемократического и антирыночного государства, или, другими словами, “Сталин достроил ту систему власти, фундамент которой был заложен при Ленине”; тот и другой исповедовали и проводили в жизнь террор. Хотя, известно, что Ленин придерживался такой позиции по отношению к “классовым врагам”, Сталин же – ко всем, кого он считал “врагами народа”, в том числе и к своим бывшим соратникам по партии (были ли у него “соратники”?).

Представители другого направления считают, что Ленин был политическим деятелем мирового уровня, искал и находил решения по сложнейшим вопросам строительства новой России, руководствуясь формулой: “конкретный анализ конкретной ситуации”. Сталин же - политический антипод Ленина – опирался на созданный им бюрократический аппарат в партии и государстве, превратив диктатуру пролетариата в диктатуру партии или, точнее, в диктатуру горстки лично ему преданных деятелей, которые и входили в Политбюро ЦК партии. И что особенно важно: Сталин не выполнил и не мог выполнить “Завещание” Ленина и в первую очередь уничтожил первые ростки новой экономической политики, посредством которой Ленин считал возможным построить “социализм с человеческим лицом”. Более того, в своих статьях последнего периода Ленин указывает на совместимость социализма и капитализма, пишет о необходимости коренной перемены (курсив наш. – Ред.) “точки зрения на социализм”.

Что же касается вопроса о терроре, именуемом “красным террором”, в условиях гражданской войны, когда власть Советов не единожды висела “на волоске”, он был вынужденной мерой, хотя во многих случаях и неоправданной, а то и излишней (скажем, по [c.34] отношению к ряду представителей интеллигенции, служителей культа, руководителей политических партий и движений). При сталинском же ГУЛАГе происходили массовые аресты, репрессии и расстрелы, и проводились они в мирное время. Не без основания высказано мнение, что Сталин рано или поздно уничтожил бы и Ленина (до сих пор в литературе не имеется достаточно научных объяснений побудительных мотивов этих без преувеличения варварских деяний Сталина).

О политических портретах Ленина и Сталина. Сошлемся на суждения А.Д. Сахарова о Ленине. Он писал: “Я согласен с высказыванием Бердяева, что исходный импульс Ульянова и большинства других деятелей революции был человеческий, нравственный. Логика борьбы, – продолжал он, – трагические повороты истории сделали их действия и их самих такими, какими они стали”. Сталин, конечно, здесь должен быть вынесен “за скобки”. За скобки потому, что в Ленине и в его истинных соратниках “трезвость политика сочеталась с почти романтическим пафосом, устремленностью к тому, что составляло его идеал”. Сталин же “не знал увлечений, был всегда себе на уме и целиком "от мира сего"”47. В историографии убедительно показано, почему и как Сталин использовал имя Ленина в своих целях. Нет сомнения в том, что построенная Сталиным тоталитарная система не возникла на пустом месте, а явилась преемницей ряда важных начинаний в послеоктябрьской России. В плане концепции и материалов нашего учебника это касается роспуска всех партий, кроме большевистской, и репрессий по отношению к оставшимся в России их лидерам (исключением из этого правила был один Мартов).

В доказательствах “антиленинцев” и отчасти политологов и историков других взглядов отсутствует то, что в методологии квалифицируется как “историзм”. В их трудах историческая обстановка в России 20-х гг. не отличается от положения в стране в конце 30-х гг. Одновременно не разграничиваются взгляды Ленина до Октября 1917 года и периода новой экономической политики. Как подчеркивает Ю. Буртин, “Ленин Октября, Ленин перехода к нэпу и Ленин начала 1923 г. – это во многом разные лица, они не только контрастируют по ряду важнейших линий, но и резко спорят между собой”