Geum.ru

Сайт W. W. W. Лесоводственная типология Алексеева Погребняка Воробьева

Вид материалаРеферат

Содержание


2.2. Варьирование лесотипологических концепций
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

2.2. Варьирование лесотипологических концепций

в биогеоценологии


На рубеже 19 и 20 веков формировались новые науки: фитосоциология, фитоценология, геоботаника и позднее - биогеоценология, основополагающими методами которых были определение встречаемости растений, обилия, состава и проективного покрытия растительным покровом поверхности почвы. Без лесной древесной породы - эдификатора для биогеоценологов нет и типа леса. На основании качественного и количественного выражения этих признаков фитоценологи, геоботаники, биогеоценологи различают и до сих пор типы леса и лесные ассоциации. И чем однороднее растительный покров по составу и проективному покрытию, тем точнее выделена ассоциация в натуре. Достигнуть такой точности в Беларуси сейчас, к сожалению, можно только на небольшой площади в несколько десятков квадратных метров. И именно поэтому геоботанические методы теряют свою практическую, лесохозяйственную ценность и убедительность.

Но в начале развития этих наук, когда в Лесном журнале появились народные названия типов леса: бор, лядо, груд, холм, елосмыч, ровнядь, согра, биль, мшара и т.п. фитоценологи посчитали их ненаучными и вторглись в лесоводство со своими методами, понятиями и названиями.

Долгое время особой заслугой каждого геоботаника – лесотиполога считалось выделить как можно больше ассоциаций, понимаемых им как типы леса. И, видимо, эта болезнь весьма продолжительная, если и в 1976 году А.В.Побединский писал: "при лесотипологическом описании определенного региона каждый типолог обязан стремиться выделить "новый", якобы ранее неизвестный тип леса, забывая о том, для какой цели это делается" (38, стр.37). К сожалению типотворчество продолжается, так как в биогеоценологии до сих пор нет четких экологических критериев выделения типа леса при производстве лесоустроительных, лесохозяйственных, лесокультурных, природоохранных работ.

Много было дискуссий по этой проблеме. Полемизируя с В.Н.Сукачевым, Е.В.Алексеев указывал, что учение о фитоценозе неприемлемо для лесоводов потому, что в состав фитоценоза не входит среда.

В бесперспективности построения лесоводственной типологии только на отдельных, пусть и хорошо выраженных, экологических признаках убедились еще в 1924 - 1926 гг. В.Э.Шмидт, П.С.Погребняк, Д.В.Воробьев и П.П.Кожевников, которые под руководством Г.Н.Высоцкого и Е.В.Алексеева в первой лесоводственно-типологической экспедиции изучали искусственное и естественное возобновление в Украинском Полесье. Именно ими для синтеза насаждений в типы была принята совокупность возможно большего количества признаков, из которых в качестве руководящего был принят лесорастительный эффект - состав и производительность коренных растительных сообществ (ассоциаций), а не механический состав петраграфических групп А.А.Крюденера (пески - боры; супеси - субори) и не уровень грунтовых вод Е.В.Алексеева.

П.С.Погребняк разъяснял, что разница между двумя направлениями в лесной типологии (В.Н.Сукачева и Г.Ф.Морозова) заключается вовсе не в том, что фитоценологи игнорируют среду, а не фитоценологи игнорируют растительность. Разница заключается в том, что первые признают основой (первичной) движущей силой (причиной) развития растительных сообществ борьбу за существование между растениями, а взаимоотношения со средой считают вторичными, привходящими; последователи же Морозова считают основным и первичным фактором развития растительности взаимоотношения организмов со средой, а борьбу за существование - фактором вторичным, функционально зависимым от первого и основного (39, стр. 147).

Постепенно, под влиянием аргументов Г.Ф.Морозова, других лесоводов-практиков и несомненно под влиянием фактов, наблюдаемых в лесах, испытавших влияние стихии и человека, и к фитоценологам стало приходить понимание того, что тип леса - явление, отличное от всякой лесной ассоциации. Большую роль в такой трансформации сыграло, видимо, и то обстоятельство, что в советское время приоритетное финансирование получали науки, имевшие непосредственно прикладное, хозяйственное, утилитарное значение.

Этот момент очень хорошо рассмотрен П.С.Погребняком: кратко описав обобщенную систему типов леса В.Н.Сукачева (1934), он дает ее оценку: "прежде всего необходимо отметить несомненный положительный сдвиг фитоценологов, переходящих хотя и с большим опозданием, к тем самым принципам, которые значительно ранее были даны лесоводами ("снятие" породы ради "возвращения" к ней на более глубокой теоретической основе, углубление классификации в сторону ее расчленения на эдафические и климатические элементы). Практика, впервые породившая эти принципы, может ожидать теперь деятельных нововведений, ибо созданные ею методы стали, наконец, достоянием чистой науки" (39, стр. 216,217).

Так было сорок лет назад, но в подобном можно убедиться и сейчас, обратившись хотя бы к работе Л.П.Рысина, в которой он рассматривает все существовавшие в СССР типологии и сокрушенно отмечает: "В заключение краткого обзора типологической изученности европейской части РСФСР отметим, что, несмотря на относительно давнюю ее историю и большое число работ, она в целом не может быть признана удовлетворительной. В сущности, мы имеем конгломерат данных, полученных с разных методических позиций и с разной степенью детализации, затрудняющей их сопоставимость и возможность обобщения. Подавляющее большинство публикаций имеет узко региональный характер" (44, стр.51). Убийственное, но не исчерпывающее заключение биогеоценолога о состоянии лесной типологии.

В этом контексте вывод В.Д.Александровой о том, что понятие "биогеоценоз" сформировалось из понятия "тип леса" русских лесотипологов конца прошлого и начала нынешнего столетия" (1, стр. 1227) можно было бы считать подтверждением выводов П.С.Погребняка, если бы и остальные доводы ведущего биогеоценолога это подтверждали. Кроме этого, более поздняя, современная нам практика лесотипологов - биогеоценологов позволяет сделать и другой вывод: их лесотипологическая наука развивалась, несомненно, под влиянием лесоводственной практики, теории лесоводственно-экологической типологии, а все их нововведения, такие как биогеоценоз В.Н.Сукачева, социации В.В.Алехина, ценоэлементы М.И.Сахарова, парцеллы Н.В.Дылиса, микроценозы П.Д.Ярошенко; фитоцено-экологическая типология В.Г.Нестерова, почвенно-типологические группы (ПТГ) В.С.Гельтмана и т.п. - все в пику русским лесотипологам, их понятию "тип леса" и особенно народным названиям типов леса, типов условий местопроизрастания коренных насаждений. К чему привела эта пикировка видно из цитированного выше заключения Л.П.Рысина.

А чтобы лишний раз убедиться в правоте тех или других лесотипологов, в контексте рассматриваемых вопросов целесообразно привести справку и оценку применяемых терминов по Н.П.Наумову (33). Известно, что термин экология (ecos или oicos - жилище, местоприбывание; logos - наука; греч.) для обозначения науки об отношениях организмов к среде и их борьбы за существование впервые ввел Э.Геккель (1866, 1869 гг.), а первым использовал его в современном смысле ботаник Е.Варминг в сводке "Ойкологическая география растений"(1901). Термин "биоценоз" для обозначения естественной совокупности (сообщества) взаимосвязанных видов, занимающей определенный участок территории, был предложен Мебиусом (1877) в результате изучения устричных банок.

Теперь обратите внимание, вдумайтесь, насколько нелепо звучит в этом свете термин "биогеоценоз" В.Н.Сукачева применительно к лесу: верно, что лес растет на земле, а устрицы живут в море, в озере, в реке, но тогда по логике биогеоценолога их сообщества следовало бы называть "биомореценоз" или "биоводоценоз" ?! Очевидно, что термин "биоценоз" в сочетании с соответствующим прилагательным хорош для всякого живого сообщества и его загромождение дополнительным "гео" - не более, чем стремление к личной оригинальности в пику "народной мудрости" русских лесотипологов. Возможно, что этот шаг В.Н.Сукачева - дань времени, когда хаяли буржуазное наследие в науке, культуре, в быту и стремились изобретать свое, пролетарское, а без такой "новизны" человек не получал путевку в светлое будущее. Не будем утверждать это однозначно и безапелляционно; пусть и потомки поработают, это будет полезно им для укрепления духа, веры и совести.

Но пока существует много лесотипологических направлений в биогеоценологии, каждое из которых определяет объем понятия "тип леса", но не дает четкой формулировки цели типологии, законченной, однозначной методики выделения типа леса при научных исследованиях и в практике лесоустройства, лесного хозяйства, полезащитного лесоразведения, охраны природы. И даже "среди сторонников (одного) генетического подхода к проблеме классификации типов леса, как честно признавался Б.П.Колесников, нет еще полного единообразия в терминологии, сходства в понимании

объема содержания типа леса и соподчинении его с другими используемыми таксонами"(16). Добавим от себя: значит уже и не будет, так как единство взглядов начинается с единства замысла и поддерживается неукоснительным соблюдением методики действий.

А что практики получают от геоботанической, биогеоценологической типологии взамен простых и понятных народных названий типов леса? По сути дела ничего, так как попросту ею не пользуются, хотя в научной литературе и проектной документации изрядно израсходовано бумаги, а значит и деревьев, на доказательства полезности для леса различных лесных типологий.

Тем не менее, тенденции развития региональных типологий сорокалетней давности были живы и в восьмидесятые - девяностые годы нашего столетия. И чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть хотя бы в "Справочник работника лесного хозяйства"(47), где собраны все типологии, имевшие место быть к тому моменту на территории Белоруссии: на стр.45-53 - типы леса по И.Д.Юркевичу, но без ассоциаций, живого напочвенного покрова и методики выделения типов леса в натуре, при лесоустроительных работах; на стр.44 отдельной таблицей эдатопы эдафической сетки П.С.Погребняка, но без методики их диагностики; на стр.57-63 представлены почвенно-типологические группы - ПТГ - "новое" в лесной типологии ландшафтно-географическое направление В.С.Гельтмана.

Слово "новое" взято мною в кавычки потому, что история развития лесной типологии (см. гл.1 стр.6-11) говорит нам обратное. Было это уже, было и в начале века у типологов - народников, и в середине века у профессора В.Г.Нестерова. Сочинители белорусских ПТГ закрывали глаза на все, что до них написано и считали себя первопроходцами в этой области только потому, что получили возможность неопределенное количество таксационных выделов и почвенных контуров, руководствуясь законами вариационной статистики, объединить в один выдел - ПТГ.

Приятный самообман; такой подход был отвергнут еще в 1924 году экспедицией Г.Н.Высоцкого, так как вел к усреднению экологических особенностей типов условий местопроизрастания древесных пород. И в этой связи полезно помнить всем исследователям канонические требования старой немецкой школы, а ей вполне можно доверять в вопросах научной этики, что звание кандидата наук получал соискатель, который мог сделать исчерпывающий обзор и анализ опубликованной литературы по заданной теме. Только после этого он получал право на самостоятельную научно-исследовательскую деятельность. Профессор Борис Дмитриевич Жилкин неоднократно об этом говорил аспирантам и считал, что это - единственно верный путь в науку; трудно с ним в этом не согласиться. У нас после революции, к сожалению, сложилось все иначе: свобода творчества переросла во вседозволенность, а на такой почве стало возможным форменное хулиганство в науке: до 1965 года мы оставались патентными пиратами в науке, но и сами страдали от этого.

С начала века в геоботанике, почвоведении, географии появились новые термины для обозначения различных качеств почвы, биоценозов, ландшафтов, что свидетельствовало о развитии этих наук для достижения своих специфических научных целей. Но для выражения лесоводственных целей это обстоятельство не меняло сущности таксонов, используемых при оценке экологических явлений. Какая для лесовода разница как называют почву, ландшафт, фитоценоз соответствующие специалисты ? Важно знать лишь то, что лесоводственное качество почвы, рельефа, климата в каждой географической точке определяется составом и продуктивностью коренной лесной ассоциации. Это - кредо лесоводственной типологии и именно потому, что оно изначально верно найдено и остается неизменным, лесоводственная типология с 1926 года, с момента первой публикации эдафической сетки в Стокгольме, остается непоколебимой по сути, простой и доступной по форме, практически целесообразной. И названия типов леса в лесовдственной типологии строятся не на названиях фитоценозов, почв, форм рельефа и типов климата отдельных регионов, а на более общих, устойчивых экологических категориях: увлажнение, трофность местопроизрастания, название коренной лесообразующей древесной породы.

Геоботаники, биогеоценологи, ландшафтоведы, наоборот, постоянно стремятся блеснуть своей эрудицией, новыми словечками, строят свои типологии на новейшей терминологии, но тем самым настолько усложняют и запутывают свои лесотипологические классификации, что воспользоваться ими лесоводам - практикам становится просто невозможно. Наглядный пример тому - ПТГ в интерпретации В.С.Гельтмана. Хотя, как говорится, худа без добра не бывает и в этом научном опыте есть неожиданный для автора, но полезный для лесоводов результат: приведенный в Справочнике (47) фрагмент ПТГ показывает насколько мудрее был "необразованный" крестьянин, охотник, лесник, когда одним метким словом "бор", "груд" или "мшара" определял то качество леса, почвы, места под Солнцем, на выражение которого современный доктор наук тратит десяток слов и все мало.


Сравните сами:

1. Сосняки вересково-мшистые на песках - в лесоводственной типологии - свежий бор, А2.

2. Сосняки мшисто-орляковые на сухих эродированных дерново-подзолистых супесчаных и реже песчаных почвах вершин всхолмлений - свежая суборь, В2.

3. Сосняки и дубравы кислично-орляковые на делювиальных почвах различной литологии - влажный сугрудок, С3.

4. Дубравы и ясенники крапивно-папоротниковые на дерновых перегнойно-глеевых почвах, иногда с признаками пассивной мелиорации, с высокой жестскостью грунтовых вод - сырой груд, D4.

5. Сосняки багульниково-сфагновые на среднемощных торфах - мшара, А5.

Представили себе, как выигрывает лесоводственная типология от того, что все признаки фитоценоза, местоположения, почвы - первая часть приведенных примеров - оставляет как диагностические, фитоиндикационные, а названия эдатопам, типам леса - вторая часть примеров - дает абстрагированные от конкретики диагностических признаков, но и синтезирующие их в одном или нескольких емких словах. И поэтому если подобные ПТГ выделять в координатах эдафо-климатической сетки, то они могут отражать варьирование типа условий местопроизрастания (эдатопа) и служить более точной его диагностике.

Сравнительно-экологический анализ материалов почвенно-лесотипологического исследования Россонского лесничества Россонского лесхоза, Зачистского лесничества Борисовского лесхоза и Дубровского лесничества Лельчицкого лесхоза, проведенный в 1995 году, показал, что в отношении ПТГ, претендующих на роль типов условий местопроизрастания, возникают вопросы как в их биогеоценологической, так и лесоводственно-экологической обоснованности. Рассмотрим для примера близкородственные разновидности 1,2,4 Россонского лесничества, отнесенные к эдатопу С2, а типы леса (по И.Д.Юркевичу) здесь - сосняки кисличные, орляковые, снытевые, черничные. Или еще пример из того же лесничества: в одну ПТГ ХI попали разновидности 5,6,8,9,11,20,21,27,30,32; эдатопы В2-С2 и типы леса - сосняки, березняки орляковые, кисличные, мшистые, зеленомошные, черничные с бонитетами древостоев от II до Iа.

Почему столь разные фитоценозы произрастают на генетически и морфологически близкородственной почве? Ведь если почва и эдатоп определены верно, то выходит, что очевидному сейчас фитоценозу менее всего можно доверять как типу леса, а тем более как типу лесного биогеоценоза. И становится очевидным, что типы леса из таких биогеоценозов образованы отнюдь не биогеоценологическими методами проективного покрытия и растений - доминант, а ПТГ далека от лесоводственного сходства, не говоря уж о биогеоценологической однородности.

Так получается потому, что в таблицах И.Д.Юркевича описаны важнейшие коренные и производные лесные ассоциации всех геоботанических формаций лесов Беларуси, с выделением одной из них, центральной, преобладающей в качестве типа леса. Лесоустроители в своей практической работе по объединению ассоциаций в типы леса пошли еще дальше от биогеоценотической их однородности к лесоводственному сходству. При этом не исключено, что физические границы ПТГ на местности, определяемые границами почвенных контуров, будут удовлетворять требованиям лесоводственной однородности типа лесного участка (эдатопа) и типа леса. И вот тут-то и возникает противоречие между названием (по имени одной из ассоциаций) и методом выделения, физико-экологическими параметрами типа леса: уж очень далек тип леса сосняк кисличный, например, от однородного во всех отношениях биогеоценоза соответствующего названия.

Но в таком случае эта "игра" уже по методическим требованиям лесоводственной типологии, а не биогеоценологии. Пора, наконец, понять абсурдность и порочность того, что типы леса, типы условий местопроизрастания в натуре выделяются как синтез лесоводственно однородных участков по методике П.С.Погребняка и Д.В.Воробьева, а названия им дают по таблицам и устным рекомендациям И.Д.Юркевича на основании названий однородных фитоценозов по В.Н.Сукачеву.

В чем суть метода выделения ПТГ при почвенно-типологическом исследовании территории гослесфонда? На стр.10 почвенно-типологического очерка Дубровского лесничества Лельчицкого лесхоза авторы сделали весьма важное дополнение к общей экологической характеристике территории лесничества: "расположенные в одном и том же ландшафте, часто отделенные друг от друга лишь десятками метров, почвы отрицательных и положительных элементов рельефа будут существенно отличаться водно-воздушным режимом, величиной рН, содержанием форм химических элементов". Добавлю от себя: действительно отличаются и почвы, и ассоциации, и типы условий местопроизрастания (эдатопы), и типы леса. Но тогда возникает резонный вопрос: какую лесоводственную роль играет тип ландшафта в выделяемых ПТГ? Очевидно, что никакой. И годится он только для общеэкологической, географической характеристики территории. В контексте с ПТГ это может открыть путь для защиты диссертации геоэкологического профиля, но не для решения лесохозяйственных задач.

Типы лесных ландшафтов имеют значение при выделении зон отдыха, но в промышленном лесном хозяйстве они никакой роли не играют потому, что для этой цели давно уже существуют более точные классификационные единицы (таксоны): тип леса, тип условий местопроизрастания (эдатоп), тип коренной лесной ассоциации, тип древостоя и его бонитет; на них строится вся технология лесовыращивания, ухода за лесом, лесоэксплоатации и охраны леса; они апробированы многолетней практикой ведения лесного хозяйства во многих странах и этого вполне достаточно при современном уровне технологии лесохозяйственного производства.

Одной из задач почвенно-типологического исследования территории гослесфонда, наряду с картографированием почв и определением резерва для их трансформации в сельскохозяйственные угодия, была диагностика типов условий местопроизрастания (эдатопов) для более обоснованного размещения и производства лесных культур. Выделение ландшафтов в задачу почвоведов не входило. И в предлагаемых ПТГ тип ландшафта - не более, чем камуфляж используемых типологий под нечто новое, свое, регионально-оригинальное. Но, как признают специалисты в 1997 году, участковый метод лесоустройства на этой основе оказался невозможным.

В то же время ничего нельзя возразить против ландшафтной таксации насаждений для рекреационных целей. И здесь вполне будет уместна ландшафтно-почвенно-типологическая группа (ЛПТГ), отвечающая определенным эстетическим или бальнеологическим целям и задачам, если таковые подтверждаются практикой. Как ни банально, но ведь только практика - критерий истины.

На стр.35-36 излагается авторская версия методики анализа материалов почвенно-типологического исследования территории. Цитирую ее полностью, так как это имеет принципиальное методическое значение. "Связь коренных типов леса, условий местопроизрастания и почвенного плодородия устанавливалась на основании массового анализа полевых почвенных и таксационных материалов, с учетом агрохимических и механических анализов почв, с использованием пробных площадей". "Суть анализа состоит в том, что по каждой почвенной разновидности систематизировались все таксационные выдела текущего лесоустройства. Затем, учитывая произрастающую древесную породу и ее таксационные показатели, а так же механический состав и агрохимические свойства, режим увлажнения и генетические особенности почв, определялось соответствие произрастающих древостоев почвенным свойствам и направленной смены пород". "Результаты анализа формационно-типологической структуры произрастающих на каждой разновидности почв древостоев в сочетании с их лесорастительными свойствами позволили выбрать для каждой разновидности перспективные древесные породы и, в дальнейшем, объединить их по сходству перечисленных признаков в почвенно-типологические группы".

Попробуем разобраться в том, что сказано и о чем умолчали авторы этой пространной цитаты. Обратите внимание: устанавливалась "связь коренных типов леса" с почвой и "по каждой почвенной разновидности систематизировались все таксационные выдела текущего лесоустройства". Неужели во всех выделах сохранились коренные типы леса? На основании какого критерия установлена связь соответствия произрастающей породы с механическими и агрохимическими свойствами почвы? Авторы ПТГ разработали новую классификацию типов условий местопроизрастания и почвенного плодородия? Если это так, то где ее признание ведущими теоретиками биогеоценологии и лесоводственной типологии? А без этого как могут производственники позволить себе массовый и многолетний эксперимент на основе теории сомнительного свойства? Ведь это все отнюдь не в копеечку влетело, а в миллионы рублей и никто, ни за что не отвечает?

С теорией ПТГ все гораздо проще и печальнее. Ничего нового авторы не создали и создать уже не могли, так как их в этом деле опередили В.Н.Сукачев в биогеоценологии и Е.В.Алексеев, П.С.Погребняк, Д.В.Воробьев в лесоводственной типологии. Авторы "новой" теории и подготовленных на ее основе почвенно-типологических очерков просто отмечали совпадение типов леса по И.Д.Юркевичу, глазомерно установленных таксатором в каждом таксационном выделе, с выделяемыми почвенными разновидностями, поверяя это совпадение эдатопом, который то же устанавливался весьма своеобразно, с привлечением вспомогательной таблицы лесоустроителей (приложение, таблица 2), но отнюдь не строго по П.С.Погребняку. И хотя во вспомогательной таблице лесоустроителей, в отличие от таблиц И.Д.Юркевича, верховое, переходное и низинное болота уже не объединяются единым индексом А5 и поэтому они еще на шаг ближе к лесоводственной типологии, трудно удержаться от вопроса: куда девались низинные болота гослесфонда (D5)? А о родстве с методами биогеоценологии при такой практике даже и говорить не приходится.

И в настоящее время почвоведы в ходе картографирования почвенных разновидностей заполняют "ведомость анализа лесорастительных свойств почвы" по форме ПО-3, неопровержимо доказывая тем самым, что они пользуются лексикой лесоводственной типологии и фитоиндикационным методом встречаемости, но в данном случае не только растений - индикаторов и почв, а и лесных ассоциаций (типов леса по И.Д.Юркевичу) с картографируемой почвенной разновидностью.

Жаль только, что и таксаторы, и почвоведы, применяя метод встречаемости растений - индикаторов и ассоциаций - индикаторов для лесоводственной оценки почвенной разновидности, т.е. для определения или уточнения эдатопа, остановились на полпути и в диагностике, и в дальнейшем использовании этой ведущей классификационной единицы. Свой тип условий местопроизрастания - ТУМ таксаторы определяют по вспомогательной таблице (приложение 2), которая составлена на основании таблиц И.Д.Юркевича 1969 года издания, где почти каждый тип леса встречается в двух эдафотопах. Почвоведы пытаются корректировать индексы эдатопов по своему разумению, не имея четких методических указаний на сей счет. О какой точности и доказательности в определении лесоводственной продуктивности почв может идти речь при таком разночтении теории?! Этот теоретический ералаш и основанное на нем массовое производство работ могло позволить себе лесоустройство, когда деньгам счет не знали. Сейчас, в условиях рыночных отношений, когда научная идея становится интеллектуальной собственностью ее автора и за все нужно платить, подобное уже не допустимо, хотя еще и остается благодаря некомпетентности, беспринципности и попустительству на всех уровнях науки, финансирования, лесоэкологического контроля и управления лесным хозяйством.

Руководящая идея, цель образования ПТГ - дать лесоводственную оценку почвенной разновидности, выделить лесоводственно однородные группы почв и на этой экологической основе вести лесоустроительное проектирование и лесное хозяйство. Отлично! Но ведь точно такая же цель выделения эдатопов, типов леса как по Е.В.Алексееву (с 1915 года), по П.С.Погребняку (с 1926 года), по Д.В.Воробьеву (с 1929 года), так и по И.Д.Юркевичу (с 1940 года), только обнародованная, как видите, намного, намного раньше.

Ход рассуждений авторов ПТГ, применяемая ими схема анализа: коренной тип леса - сопутствующий тип леса; таксационный выдел - ассоциация - рельеф - почва; модальный древостой - эталонный древостой; существующая древесная порода - проектируемая древесная порода; средние таксационные показатели - бонитет древостоя - все исключительно лесоводственные, лесоводственно-экологические, лесоводственно-типологические. И такие же точно лесоводственно-экологические рассуждения, методика анализа таксационных материалов у Г.Н.Высоцкого, Е.В.Алексеева, П.С.Погребняка, Д.В.Воробьева, Б.Ф.Остапенко и З.Ю.Герушинского. Методика выделения биогеоценозов гораздо тоньше, дробнее, детальнее и для иных целей и задач; в этом, собственно, и вся разница этих двух направлений в лесной типологии.

Что же в таком случае нового в типологии В.С.Гельтмана? Только названия ПТГ, представляющие конгломерат названий ассоциаций, типов леса по И.Д.Юркевичу, почвенных разновидностей, выделяемых согласно Методических указаний (1971г.), типов ландшафтов из физической географии и работ БГУ. Доказать правильность любого из них авторы не могут, как, кстати говоря, трудно их проверить и опровергнуть, не побывав в конкретном таксационном выделе или почвенном контуре. Это качество ПТГ (как и типа леса в понимании И.Д.Юркевича), в корне отличается от присущих любой научной теории доказательности и опровержимости, но хорошо согласуется с религиозной догмой - безоговорочная вера на слово, особенно если это слово сверху, от Бога или его наместника на Земле.

Определить объем понятия такого ПТГ невозможно уже потому, что есть понятие биогеоценоза и типа леса по В.Н.Сукачеву, которое разделяют все биогеоценологи; есть понятие типа леса по Д.В.Воробьеву, которое разделяют лесоводы - экологи и к которому склоняются уже и некоторые биогеоценологи; есть согласованный и давно общепринятый объем понятия типа условий местопроизрастания (эдатопа), типа ландшафта, типа почвы и почвенной разновидности. Вот на них и следует опираться и лесоустроителям, и лесоводам, и исследователям с лесоводственными целями и задачами.

Если вспомнить, то подобное уже предлагалось на конференции "Современные проблемы лесной типологии" (Львов, 1983 г.). Когда В.С.Гельтман выступил с сообщением о ПТГ, я в своем выступлении поставил вопрос: "почему Виктор Степанович, рекламируя свои ПТГ, скромно умалчивает о том, что прежде всего и не без его участия в 1971-72 годах классификация, названия почв были тесно увязаны с эдафотопами"? В этой работе принимали участие почвоведы Украинского лесоустроительного предприятия и Д. В. Воробьев; Т.А.Романова и И.Н.Соловей из БелНИИПА и я из Белорусского лесоустроительного предприятия. После такой увязки почвы стали хорошо группироваться по эдафотопам. С моей точки зрения не было никакой необходимости сочинять еще и ПТГ на ландшафтно-типологической основе. Какая польза от них практике: лесничий усвоил типы леса, к примеру, по И.Д.Юркевичу и типы условий местопроизрастания по П.С.Погребняку, так выходит нужно ему разрушить в своем представлении эти типологические стереотипы и запоминать ПТГ?! А толк от этого какой для выполнения плана лесокультурных работ? Это, конечно, интересное упражнение, но как здесь уже отмечалось относительно типологий Колесникова и Мельникова, ПТГ не являются новым типологическим направлением потому, что и эдатоп, и биогеоценоз предусматривают оценку плодородия почвы через продуктивность фитоценоза, независимо от того, как называется почва почвоведами. В лесной типологии названия почв никакой роли не играют, важна их лесововдственная оценка. Эту же цель преследует и автор ПТГ. Но коль скоро и биогеоценология, и лесоводственная типология могут достигнуть одной и той же цели своими, более экономными методами, то нет никакой необходимости в создании еще и ПТГ. Это - цитирование и пересказ моего выступления в дискуссии на конференции (по черновикам рукописи). Как видите и тогда, и сейчас суждения о лесоводственном значении ПТГ были одинаковыми.

Без объема понятия "новые" ПТГ, как и любая другая надуманная дефиниция - пустой звук. И обидно только, что в эту пустоту десятки лет бросали наши с вами денежки, будто не было им лучшего применения.

В характеристиках ПТГ (стр.47-46 очерка Дубровского лесничества) налицо связь с методом сравнительно- экологического анализа и фитоиндикационной оценки лесоводственных качеств почвенных разновидностей на уровне отдельных растений - индикаторов и лесных ассоциаций, которые применяются и в лесоводственной типологии. И нет ничего общего с биогеоценологическим, геоботаническим методами растений - доминант, обилия и проективного покрытия, на которых основывается выделение биогеоценозов по В.Н.Сукачеву.

То, что отнесение почвенных разновидностей к той или иной ПТГ производится в соответствии с требованиями фитоиндикационного метода лесоводственной типологии хорошо видно хотя бы на примере разновидностей 65 и 71, имеющих одинаковые морфологические признаки, характеристику и название: "Торфяная почва на среднемощных среднеразложившихся древесно-осоково-сфагновых торфах, подстилаемых песком рыхлым", но отнесенных к разным ПТГ (соответсвенно ХХХШ и ХХХУI) потому, что на почве 65 произрастает сосняк багульниковый IУ бонитета, а на почве 71 сосняк сфагновый У бонитета. Сравнительно-экологический анализ материалов почвенно-типологического исследования Дубровского лесничества подтверждает, что почвы 65 и 71 относятся к разным эдатопам: В5 и А5. Однако тот же анализ позволяет усомниться в правильности визуального определения степени разложения торфяной залежи: действительно ли данная почва "на среднеразложившихся торфах" и полагать, что коренной фитоценоз - сосняк сфагновый - скорее всего, индицирует почву на слабо разложившихся торфах. Здесь в качестве индикаторов использованы довольно однородные и устойчивые лесные ассоциации и это, наряду с анализом спектра растений - индикаторов, трофности и влажности почвы, совершенно правильный лесоводственно-типологический подход. Так почему бы об этом прямо и открыто не сказать авторам и приверженцам ПТГ ?

Все вышеизложенное позволяет сделать вывод, что в рассматриваемом варианте ПТГ мы имеем дело с явным плагиатом методики лесоводственной типологии. Для выхода из столь щекотливого ( для совестливых и законопослушных граждан) положения выделение ПТГ необходимо рассматривать как элемент местного сравнительно-экологического анализа соответствия почв и лесных ассоциаций, конечной целью которого является уточнение типа условий местопроизрастания и определение уровня использования почвенно-климатического плодородия существующими насаждениями. Но итоговые таблицы в очерках и индексы на почвенных планшетах необходимо менять на более соответствующие требованиям лесоводственной типологии и практики лесного хозяйства.

В этой ситуации не зазорно и полезно воспользоваться опытом лесоустройства в сопредельной Житомирской области Украины. В лесотипологической графе таксационного описания Олевского лесхоза пишется, например, в отношении типа леса и типа условий местопроизрастания: В2, С-Д, что означает сосново-дубовая свежая суборь. Такую индексацию можно трактовать и как обозначение почвенно-типологической группы, понятную всем лесоводам, независимо от того, как называют свои почвы украинские, белорусские, российские или литовские почвоведы. Это - универсальная лесоводственно-типологическая таксономика и семантика, равнозначная по своей классификационной роли и информативности латинским названиям растений и животных. Поэтому ее нужно в полном объеме применять и в Беларуси, не игнорируя при этом геоботанических названий коренных лесных ассоциаций (в данном примере это будет сосняк дубняково-орляковый). Только таким образом можно получить искомые ПТГ, выраженные четким, лаконичным, точным языком лесоводственной типологии, которые уже будут соответствовать целям и задачам лесоводства. На такой лесоводственно-экологической основе возможен участковый метод лесоустройства и ведения лесного хозяйства.

Современные метаморфозы лесной типологии лучше всего, на наш взгляд, видны на примере Литвы. С 1933 года в ее лесоустроительной практике, как сообщают М.В.Вайчис и Б.И.Лабанаускас (4) начала применяться типологическая классификация лесов, основанная на принципах В.Н.Сукачева, дополненная новыми типами леса М.Янкаускасом и И.Вельчинскасом (4, стр.5). В результате того, что ураганные ветры 21-23 января и 25-26 августа 1956 года повалили около 3 млн. кубометров древесины, но "ветроломы и ветровалы имели место в отдельных участках леса, поэтому оказалось, что фитоценотическая типология В.Н.Сукачева страдает некоторыми недостатками" (4, стр.6), потому, что в пределах одного и того же снытевого типа леса или кисличника ветровал произошел на равнинных участках с полугидроморфными и гидроморфными легко переувлажняемыми почвами, и его не было на возвышенных участках, где почвы автоморфные, поглотившие избыток влаги циклона и обеспечившие устойчивость древостоев. Вот так природа проверила прочность искусственной типологической конструкции геоботаников. Под влиянием таких, бесспорно веских, аргументов самой природы и на основании решения I Всесоюзного совещания по лесной типологии (Москва, 1950) с 1958 года в Литве при производстве лесоустроительных работ применяется эдафическая сетка Алексеева-Погребняка с местной интерпретацией В.И.Лабанаускаса. Один любопытный факт из литовской типологии: в каждом типе леса с фитоценологическим названием выделено по 3-4 типа условий местопроизрастания (4, стр.7), что явно противоречит заявлению В.Н.Сукачева (1951, стр.132) о том, что "в пределах одного и того же типа лесорастительных условий может быть несколько типов леса". Сопоставление подобных деклараций, схем, лесных типологий с фактами, с явлениями природы красноречиво говорит о том, как далеки они от объективного отражения природы лесов и особенно в том случае, когда классификация, типология ставит своей целью хозяйственное использование леса.

С 1959 года в Литве начато картирование лесных почв и для почвоведов и лесоводов "сразу стало очевидным, что составление только почвенно-картографических материалов мало будет полезным для производства" (4, стр.7). Выходило, что ни фитоценоз, ни почвенная разновидность не могут быть самостоятельными хозяйственными единицами. И потому "в первые годы отдельные почвенные контуры объединялись по идентичности лесорастительных условий на базе типов условий местопроизрастания Алексеева-Погребняка, модифицированных применительно к местным условиям к.с-х. наук Б.Лабанаускасом (1958)", (4, стр.8). Авторы (4) считают, что к такому же выводу пришли в то время польские лесоводы; такого же мнения придерживаются лесоводы Украины, Белоруссии, Чехословакии, Румынии и некоторых других стран.

С учетом всех этих фактов и мнений авторами рассматриваемой работы в 1965 году составлена Схема почвенно-типологических (экологических) групп, в основу которой положены принципы эдафической сетки Алексеева-Погребняка, и в ней отражены местные особенности рельефа, характер почвообразующих пород (4,стр.9).

Мы согласны с таким подходом по сути дела: почвенная, геоморфологическая карта, план местности получают точную лесоводственную оценку через эдатопы; созданная таким образом лесоводственно-типологическая информация понятна и доступна лесоводам всех стран и наций, но при одном непременном условии, что она будет единообразной не только по сути, но и по форме выражения региональной сущности.

К сожалению М.В.Вайчис и В.И.Лабанаускас отошли от этого правила, модифицировали эдатопы и составили Схему типов условий местопроизрастания со своей региональной таксономикой и семантикой, которая резко ограничила возможности межгосударственного обмена информацией и опытом в этой области знаний. Возможно, что модификация единой типологии была данью времени, моде на все региональное; возможно, что мы неоднозначно пониманием в данном случае выражение "модифицированных к местным условиям" и оно равнозначно нашему выражению "эдатопов, адаптированных к местным условиям рельефа, почв и климата". Как бы там ни было, остается надеяться, что они сами установят соответствие своих почвенных групп и эдатопов, например Pd2 - очень бедные торфяно-болотные неосушенные почвы с мощностью торфа свыше 1 метра с соответствующим эдатопом эдафо-климатической сетки Алексеева-Погребняка-Воробьева А5 и типом леса сосновая мшара.

Но только после такой процедуры региональное почвенно-типологическое исследование можно считать завершенным, понятным и доступным всем лесоводам, полезным лесному хозяйству.

Формально к пониманию и применению лесоводственной типологии приблизился В.Г.Атрохин (3). На стр.10-11 он представил данные о распределении покрытой лесом площади Московской области по условиям местопроизрастания и группам типов леса. Но объемы их понятия явно не корреспондируются с соответствующими по названию в лесоводственной типологии: судубрава у него располагается в четырех эдатопах С2,С3,D2,D3; свежий бор - в А2,А3; лог - в А4В4С3 и т.д. Откуда такая легкость в обращении с таксонами теории, сути которой автор явно не понимает. То, что это именно так, видно из его утверждения на стр. 18. ..."в условиях А2 по П.С.Погребняку находят свое место несколько типов леса, выделяемых по классификации Н.В.Сукачева. Это обстоятельство подчеркивает недостаточность классификации типов леса П.С.Погребняка. Отсутствие древесной породы не дает права считать эдатоп П.С.Погребняка типом леса. Эдафическая сетка является лучшей классификацией условий местопроизрастания и широко применяется в лесостепной зоне".

Это - уникальная по своей красноречивости цитата из трудов лесотиполога - биогеоценолога - лесоустроителя. В.Г.Атрохин упрекает П.С.Погребняка в том, что тот считает типом леса как лесопокрытый, так и лишенный в данный момент древесной растительности таксационный выдел, почвенный контур и т.п. участок местности и в то же время, полагаем искренне, считает эдафическую сетку "лучшей классификацией условий местопроизрастания". Видно ему невдомек, что эдафическая сетка Алексеева-Погребняка, эдафо-климатическая сетка Д.В.Воробьева, во-первых, представляют собой единый нормативно-методический классификационный инструмент лесоводственной типологии; во-вторых - они построены на экологических параметрах климата, рельефа, почвенных разновидностей в результате их сравнительно-экологического анализа и установленного соответствия с составом и продуктивностью коренных лесных ассоциаций.

Поэтому для установления типа леса совсем необязательно наличие в данный момент древесной породы, достаточно знать установленные условия ее произрастания, чтобы определить или прогнозировать тип леса.

Произвольное толкование объемов понятия таксонов лесоводственной типологии, как в данной работе, наносит лесоводственной типологии, пожалуй, больший вред, чем ее полное непризнание. Но зачем практикам - лесоводам пользоваться чьими-то модификациями, если есть точная методика Дмитрия Васильевича Воробьева (7), которую необходимо аккуратно и с уважением к автору и этой науке применять в различных регионах, будь то под Москвой, в Литве или в Беларуси?! И если уж хвалите эдафическую сетку и пишете индексы, так потрудитесь понимать и применять этот экологический инструмент измерения лесоводственной продуктивности каждого таксационного выдела или почвенного контура в полном соответствии с принципами и методами лесоводственной типологии. А не так, как это делалось в Калининской области, где "под шифром А0 значится мокрый бор" (3, стр.31). И как можно такое считать "разнообразием наименований типов леса", если это - форменное безобразие в применении методики лесоводственной типологии?! Но может это - просто опечатка?!

Как ни странно, но ни таксаторы, ни биогеоценологи - исследователи не видят в этом большого греха, а наоборот считают проявлением личного творческого подхода. И никак не могут понять простые истины, установленные в результате сравнительных экологических исследований лесоводами более 70 лет тому назад: разные по названиям почвы могут обладать одинаковым лесороастительным эффектом в пределах одной климатической области, зоны, одного климата типа леса и, наоборот, в разных климатических условиях, областях, зонах, в разных климатах типов леса одинаковые по названию почвы отличаются разным лесорастительным эффектом. При этом во всех случаях лесорастительный эффект измеряется составом и продуктитвностью, биологической массой коренной лесной ассоциации. И все это соответствует принципу: "лес знает лучше свои условия произрастания, чем любой исследователь". Исходя и из этого принципа лесоводы - экологи (сторонники лесоводственной типологии Алексеева-Погребняка-Воробьева) в своих работах, в названиях типов леса, типов условий местопроизрастания (эдатопов) не опускаются до конгломерата названий рельефа, почв, лесных ассоциаций, формаций, а, наоборот, поднимаются до синтеза их лесоводственных признаков и выражения их лесоводственной сущности емкими обобщающими словами. Неужели непонятно, не очевидно, что в этом - лесоводственное, лесотипологическое, лингвистическое, наконец, преимущество лесоводственной типологии перед другими региональными лесными типологиями, подчеркивающее ее научное и практическое превосходство в этой области науки и практики!

На стр.150-155 Справочника работника лесного хозяйства (47) четко, однозначно и убедительно показано, что лесокультурная практика основывается на типах условий местопроизрастания (эдатопах) Лесоводственно-экологической типологии Алексеева-Погребняка-Воробьева, так как иной для этой цели просто нет. Другое дело, что их диагностика, проставление индексов в Беларуси оставляет желать лучшего, так как не только рядовые лесоводы, таксаторы, почвоведы не знают методики лесоводственной типологии, но и доктора наук, профессора отвергают ее с позиций незнания, вместо того, чтобы потрудиться почитать и вникнуть.

Из сравнения даже этих фактов очевидно, что первые два раздела в Справочнике (47) (стр.45-53 и стр.57-63) опубликованы для сохранения личного престижа в научном мире; третий раздел (стр.150-155) – для практического решения лесоводственной, лесокультурной, лесохозяйственной задачи - лесоразведения.

Вся беда фитоценологов, геоботаников, биогеоценологов - авторов и разработчиков региональных лесных типологий объективно вытекает из индуктивного метода мышления и исследований: от единичных фактов и наблюдений к их обобщению, систематизации, совершенно неприемлемого ввиду весьма широкого варьирования в пространстве и во времени лесных экосистем и неадекватных им хозяйственных мероприятий. Индукционный метод, хороший в других областях знаний, предполагает индивидуальный, творческий почерк каждого исследователя. И в результате в лесной типологии - биогеоценологии, что ни голова, то своя типология. Сейчас их уже более сорока. Еще раз напомним, как известный биогеоценолог Л.П.Рысин сокрушается, что в лесных типологиях: "в сущности, мы имеем конгломерат данных, полученных с разных методических позиций и с разной степенью детализации, затрудняющей их сопоставимость и возможность обобщения".(44,стр.51).

Но ведь лесной урожай, в отличие от урожая жита, сжинается не ежегодно, а раз в 100 лет и все это время необходимо сохранять преемственность лесоводственных знаний, навыков, рекомендаций, действий. Это может быть достигнуто только сохранением слов и выражений, относящихся к типу леса и соответствующей его природе технологии лесохозяйственных работ. К сожалению это практически важное, необходимое для управления процессами природопользования требование приносится в жертву личным амбициям и выгодам: ученики В.Н.Сукачева активно пересматривают его основополагающие теоретические концепции. Наиболее яркий тому пример, кроме рассмотренных выше, когда Л.П.Рысин, критически оценивая наследие В.Н.Сукачева, подчеркивает, что лесотипологический подход предыдущих исследователей "не дает полной ясности: с одной стороны мы называем биогеоценозом всякий конкретный участок земной поверхности, на котором сохраняется определенная система взаимодействий всех компонентов живой (растительность, животный мир и микроорганизмы) т.е. иными словами сохраняется однородная система получения и превращения вещества и энергии и обмена ими с соседними биогеоценозами и другими явлениями природы"(по В.Н.Сукачеву, 1972.стр.203), а с другой стороны допускаем весьма существенную разнородность биогеоценоза". С точки зрения Л.П.Рысина "эта противоречивость устраняется в том случае, если мы будем рассматривать биогеоценоз как действительно целостную и в известных пределах однородную систему, а аналогичные друг другу биогеоценозы станем относить к одному и тому же типу биогеоценозов. Что же касается биогеоценозов, у которых в силу различных причин варьируют (и возможно весьма существенно) параметры фитосферы (в первую очередь фитоклимат), но, тем не менее, общим является один и тот же тип лесорастительных условий, то их следует относить к различным типам лесных биогеоценозов, но к одному типу леса"(45,стр.127). В самый раз по И.Д.Юркевичу. Но как тогда быть с коренными и производными типами леса? Ведь у них часто "общим является один и тот же тип лесорастительных условий"?!

Приведенное выше мнение видного биогеоценолога Л.П.Рысина – явное признание отсутствия знака равенства между такими понятиями и таксонами как фитоценоз, биогеоценоз, тип биогеоценозов с одной стороны и тип леса с другой стороны, можно только приветствовать как неявное пока у автора признание руководящих классификационных признаков лесоводственной типологии в отношении типов условий местопроизрастания и типов леса. А сопряженность типа условий местопроизрастания и типа леса признавалась и ранее в равной мере исследователями разных школ лесной типологии. И если ведущие биогеоценологи согласны с мнением Л.П.Рысина, то остановка сейчас за малым: необходимо привести в соответствие форму и сущность явления, т.е. отказаться от фитоценотических названий типов леса, сохранившихся с 1925 года, когда они официально были приняты и каждый фитоценоз считался типом леса и признать методику Д.В.Воробьева (1967) как единственную (других завершенных и столь совершенных лесотипологических методик пака нет, хотя со времени зарождения этой науки прошло уже более 100 лет) вполне достаточную и приемлемую для диагностики и названия типов леса; а биогеоценологам не изобретать больше классификационных построений типов леса как хозяйственных единиц, но с фитоценотическими названиями. Ведь с позиций лесоводственной типологии в таксономике различных лесных типологий остается нерешенным симантический вопрос: если типы биогеоценозов различные и их названия даются по доминантам растительного покрова соответствующих фитоценозов, а тип леса, тем не менее, один, так как он сформировался в экологических пределах одного типа условий местопроизрастания, то, как можно этот тип называть именем одного фитоценоза?

Рассмотрим для убедительности еще один пример из недавнего прошлого Костюковического лесничества Костюковического лесхоза – осинник снытевый. В лесу таксатор мысленно объединил в один тип леса разные фитоценозы, биогеоценозы, когда увидел, что условия их местопроизрастания существенно не различаются. И вот после такой творческой и плодотворной работы он вынужден был свершить насилие над логикой науки, требующей обобщающего таксона, емко и четко отражающего синтезированное лесоводственное качество таксационного выдела; насилие над собственной психикой, выискивая во вспомогательных таблицах подходящее название типа леса: ну почему этот выдел нужно называть осинник снытевый, если в покрове не мало и других эдификаторов, а древостой появился после сплошнолесосечной рубки влажной елово-грабовой дубравы (D3) и на соседнем, более пониженном участке с глеевой почвой (D4) тоже обильно заселилась сныть обыкновенная ?! А то, что название типа леса - совсем не пустячок, выяснилось десять лет спустя, когда другой таксатор назначил спелые осинники и березняки снытевые в сплошнолесосечную рубку, не обращая внимания на то, что природа типа леса берет свое и под пологом осины и березы сформировался второй ярус древостоя и подрост из дуба, ясеня, ели, клена остролистного, граба, ради жизни которых нужно было назначать постепенную рубку. Хорошо, что директор лесхоза В.А.Алексеенко вовремя вмешался и не позволил леспромхозу провести сплошнолесосечную концентрированную рубку осинников и березняков, спас более 800 гектар ценного насаждения: после проведения лесхозом постепенной рубки на месте осинников и березняков снытевых восстановлены коренные влажные и сырые елово-грабовые дубравы. Вот такие метаморфозы делает топор лесоруба с лесной типологией: уничтожает одни формации, ассоциации, фитоценологические типы леса, древостои и дает простор роста для других, а типы условий местопроизрастания, эдафотопы, как первая производная климата и почвы, остаются постоянными. Еще большая нелепость, встречающаяся у биогеоценологов,- название типа леса ельник мертвопокровный, когда это - четко выраженная влажная еловая рамень (D3), где под сомкнутым пологом елового древостоя травяной покров слабо выражен или вообще не произрастает.

Даже из этих примеров, очевидно, что хозяйственная информативность лесоводственных таксонов - типов леса, типов условий местопроизрастания гораздо полнее, точнее и экономнее, чем биогеоценотических. Поэтому пора внести ясность в этот преднамеренно запутанный вопрос и перестать изобретать все новые и новые показатели для диагностики типа леса, хотя бы и ограниченные несколькими пунктами, как в цитируемой работе Л.П.Рысина. Кстати, справедливости ради следует сказать, что мировая практика показывает: если теория верна и удачно найдено ее математическое, географическое и симантическое отражение, то все это проявляется сразу, но не более чем за пять лет. А если сорок лет продолжается построение и совершенствование вспомогательных лесотипологических таблиц И.Д.Юркевича и они до сих пор считаются незаконченными, то что-то тут неладно с теорией, с исходной посылкой, с основополагающей позицией. И, надеюсь, читатель, что мы в этом достаточно убедились.

Если сейчас честно подойти к проблеме и покаяться в ранее содеянном, как это сделал публично Л.П.Рысин, то выход есть весьма простой и эффективный: изучением фитоценозов (биогеоценозов) как занимались, так и будут заниматься одни исследователи, решая задачу определения параметров обмена веществом и энергией в различных экосистемах; а классификацией типов леса, типов условий местопроизрастания, эдатопов, лесных участков - другие исследователи, на основе иной методики, решая задачу определения направления и методов ведения лесного хозяйства. В этом случае будет положен конец терминологической путанице в лесной типологии (кстати, дорого обходящейся государственному бюджету) и два направления в изучении лесных экосистем: биогеоценологическое и лесоводственно-экологическое станут взаимно дополнять и обогащать одно другое. Практики надеются, что хватит мужества ученым - членам секции лесной типологии, чтобы сделать такой решительный шаг к разделению научных интересов, целей и задач исследований, обеспечивающий подлинную консолидацию всех лесоведов и лесоводов.

Помимо чисто научных в таком шаге есть и политические, межгосударственные, общеславянские интересы. Нынешнее время - время единения государств и лесоводственная типология может сыграть здесь не последнюю роль. В наших общих интересах иметь единую систему оценки почвенно-климатического плодородия Русской равнины и основанные на ней рекомендации по ведению лесного хозяйства, охране и защите леса, лесовосстановлению для каждого лесхоза и лесничества.

Единая Лесоводственно-экологическая типология, одинаково понимаемая и применяемая в неодинаковых местных условиях, поможет преодолевать последствия различных экологических бедствий, повлекших экологические сдвиги в состоянии земель, лесов, климата; последствия Чернобыльской катастрофы.

Обмен научно-технической информацией, опытом, рационализаторскими предложениями, основанными на единой лесоводственно-экологической типологии земель и климата будет способствовать взаимопониманию между специалистами и неуклонному развитию лесного хозяйства.