Составление и общая редакция игумена андроника (а с. Трубачева), П. В. Флоренского, М. С

Вид материала

Документы

Содержание Symbolarium (словарь символов)

Подобный материал:

• Федеральная программа книгоиздания россии составление игумена андроника (А. С. Трубачева),, 419.1kb.
• Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена, 8735.23kb.
• Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена, 8854.9kb.
• В. Э. Мейерхольд статьи письма речи беседы часть первая 1891-1917 Издательство "Искусство", 4810.66kb.
• В. Э. Мейерхольд статьи письма речи беседы часть первая 1891-1917 Издательство «Искусство», 5254.96kb.
• Темы конспекта №1: 1, 2 и 4 по большей части отражены в вопроснике. Внимательно просмотрите, 10705.21kb.
• Б. Рассел логический атомизм, 442.78kb.
• Общая редакция В. В. Козловского В. И. Ильин драматургия качественного полевого исследования, 4631.85kb.
• Составление и общая редакция, 8475.77kb.
• Учебное пособие для высших учебных заведений Составление и общая редакция, 6781.85kb.

лись. Другие деятели (сторонники Аввакума) думали спасти положение, наглухо закрепив церковную жизнь недавнего прошлого, но тоже лишь закрепляли этим за­долго до того происшедшее отступление от церковного миропонимания. И реформы, и реставрация в самом главном ошибались одинаково; вот почему, несмотря на различие их внешнего положения в дальнейшей исто­рии, они все-таки шли параллельно друг другу и про­должали утрачивать то миропонимание, ради которого и которым живут внешние формы. Хотя и оттянутое, Смутное время повторилось и застало обе стороны одинаково не подготовленными для борьбы с собою и одинаково ничему не научившимися за три века. Пора хотя бы теперь проверить чистоту самых основ миропо­нимания.

5. Образ мысли цветущего времени Русской Церкви, времени Преподобного Сергия, так существенно отли­чен от такового же и представителей Греко-Российской Церкви, и старообрядцев, что внешнее расхождение меж­ду ними, как бы они ни были важны сами по себе, должно занять во внимании не ближе как третье место, на втором же должно быть воссоединение церковного тела на основе коренного признания общего источника и общего примера. Это воссоединение прежде всего должно касаться благодати и священства.

6. Не углубляясь в миссионерско-начетнические пре­ния по вопросу о возникновении Белокриницкой иерар­хии, необходимо, однако, согласиться, что по всем со­провождающим обстоятельствам и по последующему такое возникновение исторически беспримерно, а по непосредственному чутью — странно. Может быть, и то, и другое не свидетельствуют еще об отсутствии благодати в Белокриницком Согласии, но тем не менее оно не дает и почвы для бесспорного признания австрийского свя­щенства. Не дерзнул бы объявить его действия безблаго­датными, но не осмелился бы требовать от кого-нибудь признания их благодатными. Эта внутренняя неопреде­ленность вытекает из существа дела, и никакими рассу­ждениями ее не устранить, потому что твердое суждение о благодати возможно либо там, где соблюдены канони­ческие и литургические формы, либо — где дано особое откровение.

7. Указываемая внутренняя неопределенность свойст­венна не только стоящим вне австрийского согласия, как православным, так и старообрядцам, но и отчасти также свойственна принадлежащим к нему. Следовательно,

было бы непростительною ошибкою пренебречь этим сомнением ради единства и, таким образом, Православ­ной Церкви лишиться уверенности в неповрежденное™ своего священства, а австрийскому согласию — устране­ния обстоятельства, которое не может не быть для цер­ковной жизни губительным.

Совершенно необходимо, чтобы сомнение в благо-датности австрийского священства было преодолено,, и притом преодолено до конца, а не обойдено с помо­щью рассуждений или распоряжений.

8. Казалось бы, простейший способ преодолеть это затруднение было бы — вновь посвятить посвященных в австрийском согласии. Но способ этот, если бы даже могли быть побеждены все трудности, происходящие от людей, все-таки был бы негодным по существу: чтобы требовать и допустить вторичное посвящение, нужно быть уверенным в недействительности первого, а этой-то уверенности и не имеется.

SYMBOLARIUM (СЛОВАРЬ СИМВОЛОВ)

Под редакцией проф. П. А. Флоренского и проф. А. И. Ларионова

Выпуск 1-й Точка

ПРЕДИСЛОВИЕ

Выражение мысли фонетическим способом, то есть при помощи звуков слов, фиксированных в графических формах букв, является достижением развитых культур и обусловливается, без сомнения, наличностью сформи­рованного языка словесного; древние культуры, отда­ленные от нас большими историческими циклами, а также культуры, находящиеся на границе наших исто­рических знаний, прибегали к системам письменности, основанным не на звуковом выражении понятий, но на их графическом воспроизведении, что может объясняться, с одной стороны, недостаточной развитостью языка сло­весного в противоположность, например, языку пласти­ческому (языку жестов), а с другой стороны — тем, что самые понятия языка слов имели гораздо более конкрет­ный характер, нежели впоследствии, что способствовало воплощению этих понятий в конкретные зрительные формы.

Но и в эпохи культур, достигших, казалось бы, наи­большего расцвета, сказывается некое тяготение к зри­тельным формам изображения понятий, при которых зрительные образы становятся способом выражения от­влеченных понятий простых и сложных и в которых конкретные изображения становятся знаками и симво­лами идей.

Выражение понятий при посредстве зрительных об­разов, или идеография, имеет в современности гораздо более широкое значение, чем это принято думать; при­стальное всматривание в некоторые ответвления куль­турных данностей позволяет утверждать это.

Так, весьма мало изученная, со стороны внутреннего значения, область товарных знаков раскрывается как система идеографического обозначения понятий, постро­енная, конечно, бессознательно на принципах всех дру­гих идеографических систем древности и средневековья.

Товарный знак (фабричная марка) имеет своим на­значением характеризовать какие-либо особенности данного предмета (место, способ, условия его выработки и проч.) в отличие от всех других продуктов этого рода; поэтому должно существовать закономерное соотношение представления о данном продукте с его обозначением в виде товарного знака; некоторые психологические ас­социации этого рода стали столь общепринятыми, что уже не могут служить в качестве отличительного знака для данной продукции (например, знак бычьей головы для мясных экстрактов и других продуктов), а потому законодательными органами некоторых стран отнесены к так называемым «свободным знакам» («Freizeichen», «Marques libres»), с другой стороны, законодательством запрещены изображения, кои могут ввести в заблужде­ние, на основании ложных ассоциаций, относительно качества данного продукта: запрещено изображать ко­фейное дерево в качестве знака для суррогата кофе или индиговое растение — как знак суррогата индиго.

Самые же способы построения товарных знаков вполне аналогичны методам построения знаков идео­графических систем письменности — приемом метафо­рического переноса значения понятий по сходству дан­ный конкретный образ получает возможность выражать отвлеченную идею, сходствующую с этим конкретным образом в каком-нибудь отношении: например, изобра­жение земного шара становится образным выражением понятия «всего мира, всех, везде и всюду»; изображение птицы становится обозначением продукций (или произ­водства) летучих (эфирных) масел, газированных вод и т. д.; изображение цепи — выражает понятие соедине­ния (например, объединение производств или заводов) и крепости (например, вязкости цемента); приемом ме­тонимии выражается идея, основанная на смежности данного образа и соответственного понятия; изображе­ние сырья выражает понятие готового продукта (образ овцы — шерсть, фрукты — приготовляемые из них на­питки, голова быка — мясные или кожевенные изделия и т. д.); приемом синекдохи выражается понятие, смежное данному образу при изображении части предмета вместо всего целого: частичное изображение продукта обозначает целостное производство и т. д.

Подобно товарным знакам, на тех же идеографиче­ских принципах построены смысловые значения гераль­дических символов, знаков нумизматических (изобра­жения на монетах), знаков сфрагистических (современные

печати-штемпеля) и многие другие полиграфические продукции современной культуры (марки почтовые, из­дательские, exlibris, рекламы, плакаты и т. д.).

Что касается геральдических знаков, то они вновь приобретают большое значение в связи с выдвинутой современностью проблемой создания «гербов труда», или знаков профессиональных союзов и производственных предприятий; в этом случае также несомненна налич­ность смыслового соответствия между идеей учреждения (профсоюза или завода) и его графическим гербом-символом, как и аналогичность методов построения этих геральдических знаков всяким другим системам идео­графического выражения понятий.

Отсюда с очевидностью вытекает важность для со­временности проблемы идеографического выражения понятий и необходимость до сего времени вообще не поставленной разработки этой системы воплощения че­ловечеством его мыслительных процессов.

Обращаясь к прошлому, мы можем констатировать, что на рубеже нашей истории в большинстве историче­ских, нам известных, системах письменности в качестве начальной стадии господствуют идеографические системы письменности, в которых каждый знак выражает собой определенное понятие, конкретное или отвлеченное, но зависящее не от словесного обозначения данного графи­ческого образа, но от системы психологических ассо­циаций, связывающих этот образ с определенной идеей. Таковы основания идеографии египетской, ассиро-вавилонской (линейных знаков, предшествовавших кли­нописным), хеттейской, критской, китайской, древне-мексиканской (ацтеков и майя), древнерунической; та­ковы основания еще не разработанных доныне систем петроглифических знаков и некоторых фрагментарно известных систем письменности африканских негров; по самой своей сущности чисто идеографическое письмо примитивных эпох, воспроизводя исключительно и не­посредственно идеи, в своих знаках было совершенно независимо от слов, посредством которых наречие или разговорный язык этих народов обозначал те же самые идеи. Идеографические знаки имели собственное суще­ствование и значение, независимо от языка словесного, а потому в некотором отношении идеографическая письменность может быть названа универсальным языком человечества.

В связи с этим следует указать, что анализ знаков всех идеографических систем указывает на тождествен­

ность или подобие весьма большого их количества для всех народов, отделенных исторически друг от друга, и это обстоятельство может быть объяснено или наличи­ем какой-то доисторической пракультуры, послужившей для всех них истоком, или же тождественностью психо­логических законов человечества, согласно которым для выражения одной и той же идеи создаются аналогичные образы во все времена и у всех народов.

Принципы идеографической письменности, однако, не были изжиты с переходом народов на следующую ступень фонетического письма; на протяжении истории европейской культуры неоднократно возникали попытки нового введения идеографии в круг культурного творче­ства, что лишний раз подчеркивает, что в наших глубо­ких слоях сознания (или подсознания) залегают эти принципы символизирования.

Первой из этих попыток явилась система христиан­ского символизма (І—ІѴ вв. после Р. X.), которая во вре­мена катакомбные развилась во вполне разработанную систему идеографии, приспособленную для выражения специальных особенностей этого культурного потока — и далеко пережившую эпоху гонения, вследствие которой она, по-видимому, была первоначально выдвинута.

Следующей эпохой возникновения идеографической системы письма была эпоха средневековья, в которой идеографические знаки, введенные в научные дисцип­лины этого времени — в алхимию, астрологию и натур­философию,— имели назначение создать единую базу идеографической номенклатуры для целостного научно­го здания этой эпохи.

И, наконец, как уже указывалось, геральдические, сфрагистические и нумизматические знаки, имевшие начальный исток в средневековье, дошли до современ­ности, сохранив свое внутреннее значение и методы и лишь видоизменяя свои формы применительно к но­вым формам культуры.

Идеографический знак, служащий для выражения идеи, является письменным знаком, или знаком пись­менности; но в то же время история письмен регистри­рует и изучает все знаки, служащие для обозначения че­ловеческой речи, безразлично, в каких бы формах они ни проявлялись: знаки, начертанные на камне в виде горельефов и барельефов, трактованные в качестве жи­вописных композиций, и даже пластические знаки языка жестов; отсюда, к письменам идеографическим должно отнести не только плоскостные графические идеограм­

мы — символы, но и трехмерные символы, феномены живой и мертвой природы, естественные и искусствен­ные, коих плоскостною проекцией зачастую являются идеографические знаки (например, египетский знак «столпа Озириса» выражающий понятие «крепости, устойчивости»,— является проекцией колонны или ряда колонн и т. д.).

Отсюда вытекает правомерность изучения простран­ственных знаков-символов, являющихся способами во­площения идей.

О значении и роли «символизма» в искусстве не только много говорилось и писалось, но существовали целые литературные школы и даже течения, начиная от французского символизма Бодлера, Малларме, Верлена и проч. и кончая символическими школами, представлен­ными в России издательствами «Скорпион» и «Мусагет».

Должно сказать, что, несмотря на весьма значитель­ные результаты так называемого «символического» тече­ния, отображенные им в области художественного твор­чества (в литературе, поэзии, живописи), несмотря на изысканно-углубленную разработку теорий символиче­ского творчества, данную идеологами школы (Брюсов, Бальмонт, В. Иванов, Эллис, Белый и др.), должно ска­зать, что работа по анализу символов как идеографиче­ских знаков, служащих для воспроизведения понятий, оставленных нам как наследие минувших культурных эпох и ныне самопроизвольно вновь возникающих, ра­бота эта не была произведена вовсе, а потому все опре­деления символизма представляют из себя некие схола­стические домыслы, витающие в метафизическом прост­ранстве, не соединенные живой органической связью с реально существующим явлением идеограммы, или символа.

Один из блестящих теоретиков символизма, Эллис (Русские символисты. М.: Мусагет, 1910), дает определе­ние символизма, согласно которому — символ является средством для выражения идей, лежащих «за пределами самого процесса творчества» 2*, или формой для выраже­ния «невоплощаемых» по существу понятий, лишь «уга­дываемых» интуитивным прозрением поэта в системе конкретных образов в силу «соответствий» («correspon-dances»), существующих между явлениями видимого мира и им соответствующими идеями высших планов позна­ния. Здесь поэт становится творцом познавательной сис­темы, ибо он «познает» мир в символах, распределяя

в системе иерархически-координированных символов угаданную им космическую систему.

Но конкретные выражения этой концепции сразу указывают на беспомощность творцов метафизических систем в деле ее реального воплощения; так, в качестве образца «истинно-символического творчества» Малларме приводится его совет, в котором образ «замерзающего лебедя» оказывается эмблемой «сокровенной сущности великого символического движения» и в то же время — символом личной судьбы поэта; в сонете Бодлера «Сог-respondances» (послужившем, между прочим, основой для всех теоретических построений символизма) описы­ваются два рода ароматов, в которых поэт прозревает два способа постижения «бесконечного» или, вернее, двух «бесконечностей»3*.

Несомненно, что не стоило надстраивать столь воз­душную систему философских предпосылок над плоско­стью и банальностью символических образов вроде двух вышеприведенных; без сомнения, примеров чрезвычайно тривиальных и вполне субъективных символов, подоб­ных описанным, можно привести в изобилии из художе­ственного наследства «символистов».

Мы должны признать, что, кроме заманчивых теорий и очень хороших литературных образов (не имеющих, однако, никакого отношения к символологии), символи­сты нам ничего не оставили. Для них был вполне чужд исторически-сравнительный метод выяснения символи­ческих образов и законоположений, и отсутствие в этой области строго научной методологии привело их в дей­ствительности к псевдосимволическим, чисто литератур­ным приемам, которыми в конечном счете и было ском­прометировано самое понятие «символизм».

Против этих индивидуальных выявлений неопреде­ленных мистических волнений и умонастроений должен быть выдвинут строго научный метод обследования сим­волического наследия, оставленного нам прошлыми культурами и живого еще в современности, дабы с пол­ной отчетливостью могла быть поставлена проблема уяс­нения и, может быть, практического применения зри­тельно-графического способа выражения понятий.

Эта проблема может быть поставлена лишь на осно­вах исторически-сравнительного метода, который даст возможность выявить точное значение графического об­раза, с одной стороны, во времени, в течение всех исто­рических этапов, установив тем самым те изменения, которые данный образ претерпел в своей эволюции, а

с другой стороны — те модификации, которые приобре­тает он в пространстве в зависимости от культурного об­лика расы и народа, им пользующегося.

Эта задача сравнительно-исторического исследования поставлена в настоящем «словаре» символов или пра­вильнее «Symbolarium'e»; он имеет назначением, по ана­логии со словарями словесных обозначений мысли, из­дания коих были осуществлены Академиями различных стран, установление значений зрительных образов, упот­ребляемых в качестве обозначений понятий, и задача его и должна ограничиться этой регистрационной ролью, ибо творчество идеографических образов, подобно твор­честву слов, принадлежит стихии народной и лишь в ис­ключительных случаях является достижением индивиду­ального вдохновения.

Таким образом, задачей настоящего «словаря» явля­ется не законодательство в области символического вы­ражения понятий и не творчество символов (каковое предприятие как раз и оказалось не по силам «символи­ческому» течению недавнего прошлого), но заботливый отбор этих образов и их взаимное сопоставление с целью вскрытия заключенного в них и столь жизнеспособного содержания. Отсюда же вытекает и стремление к воз­можной полноте подбора цитат, определяющих значение каждого образа: в этом смысле одинаково важно в наших глазах значение образа в непосредственных воззрениях народа, закрепленное в песне, сказании и сказке, в ор­наментальном или мифологическом воспроизведении — в лубочном соннике и иконографической композиции, так же как значительно восприятие этого же графиче­ского образа в древних системах письменности, в пред­ставлениях «мистически» настроенных авторов и в устах современного деятеля или на странице газетных реклам­ных объявлений.

«Словарь» имеет назначение произвести не выбор или отбор графических образов, но их систематическое собрание, ибо графический образ, подобно слову, может служить для выражения определенных идей в самых раз­личных планах сечения, но сами по себе эти идеи и их носители — графические образы — лежат вне индивиду­альных интерпретаций, они составляют достояние всего человечества.

Отсюда и вытекает пестрота авторов, кои цитируются для определения смысла данного графического образа, но эта пестрота, по нашему мнению, должна послужить для большего уточнения значения символов.

Что касается цитатного метода, то он избран как наиболее объективный из всех возможных, ибо подобно тому как значение слова вытекает из контекста слов предложения, так и значение символа улавливается в сочетании слов данного автора,— и в этом отношении всякая передача смысла своими словами была бы допол­нительным искажением мысли автора, искажающего, без сомнения, уже употребленными им словесными образами объясняемый им зрительный образ; кроме того, этот ци­татный метод оставляет для каждого свободу оперирова­ния над материалом и свободу окончательных выводов.

Для возможности оперирования среди необозримого множества смысловых графических знаков нами усвоена определенная графическая схема, по которой и разме­щены идеографические знаки; схема эта отправляется от формального принципа умножения геометрических эле­ментов графических образов и рисуется в следующем

виде:
Отдел	I	— Точка
Отдел	II	— Вертикальная линия
Отдел	III	— Наклонная линия
Отдел	IV	— Горизонтальная линия
Отдел	V	— Соединение вертикальной и горизонталь-
Отдел	VI	— Угол
Отдел	VII	— Треугольник
Отдел	VIII	— Четырехугольник
Отдел	IX	— Крест
Отдел	X	— Пятиугольник
Отдел	XI	— Шестиугольник
Отдел	XII	— Семиугольник
Отдел	XIII	— Восьмиугольник
Отдел	XIV	— Круг (окружность)
Отдел	XV	— Диск (поверхность круга)
Отдел	XVI	— Сфера
Отдел	XVII	— Яйцо
Отдел	XVIII	— Волюта
Отдел	XIX	— Спираль