Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Вид материалаДокументы

Содержание


Гроздь и гранат. конь и ковчег
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   49

ралогия (Бируни), и поэзия, ее метафорика - мине-

ральна. Камень драгоценный всепропитывающ и все-

проницающ тут: и дух он питает (уравнение: Бог =

камень), и плоть: плодородие почве, как жиже и рас-

слаблению камня, приносит снисходительно - точнее:

свосходительно, ибо драгоценный камень под землей,

под слоем почвы, <в пещерах каменных> обитает, -

и лишь чрез роющую работу выветривания и развод-

нения, в растворах, добывается и восходит пребывать

в почве.


Значит, почва-земля в Европе более животна, орга-

ническа, и к земле у крестьянина тут вожделение жи-

вотное, Эрос страстный - <власть земли!>, из нее жи-

вотно-женские-материнские соки источаются, она -

мать-земля. Отсюда и такая страсть в земельной соб-

ственности: земля моя чувствуется как органическое

(именно!) продолжение моего существа, <я> моего, -

тогда как на Востоке нет такой лютой проблематики

земельной собственности.


Итак, на Запеде почва оживотнена, организмирована -

оттого что животное тут вращено в землю, а в ислам-

ском Космосе камень выволочен из пещер на поверх-

ность и уравнен с человеком, животным и с Богом

самим. Земля ж уплотнена и сверху, и снизу и осуше-

на: огнем солнца и прессом камня. И живые существа

много от каменности в своей субстанции носят: жес-

токосерды (жестоковыйны иудеи, да и арабы - само-

гордые семиты тоже, всех презирающие, как верблюд

или арабский скакун), не разрыхлены в своей ткани

рефлексией, наподобие более пористой структуры ма-

терии западного человека. И недаром по-гречески ма-

терия - <хюлэ> - лес, древесина - вот что есть

прообраз понятия-идеи материи тут: мало того, что

она - мать, женщина, но еще и растительный из себя

принцип излучает. Эх, знать бы, от какого корня (кста-

ти, само слово в европейской традиции мыслится рас-

тительно: его суть смысловая есть <корень> - как у

древа) в арабском и персидском эти термины!


Материя же и состав англо-американского антропо-

са еще невещественнее, небогеанны, энергийны: неда-


ром так техника там развита и изобретательство: это

значит: наиболее остраненно могут там на вещество

смотреть, не самоуподобляясь с ним, - и потому сво-

бодно его преобразовывать и формировать. Вон Психея

американца: в романе Томаса Вулфа так передано ми-

роощущение младенца: <...окружающий мир прокаты-

вался через его сознание, как волны прилива, то на

мгновение запечатляясь там резкой подробной карти-

ной, то откатываясь в сонную смутную даль> (начина-

ется развернутое, <гомеровское> сравнение, типичное

для Запада, в отличие от свернутого восточного). <...В

глубинах моря звонил колокол... И когда корова Свейна

снова запела, он почувствовал, как в нем распахнулись

створки переполненного шлюза> . А вот мальчик читает

книги про историю: <Упоенный воем ветра, терпящего

поражение у стен дома, и громом могучих сосен, он

предавался темной буре, выпуская на волю таящегося

во всех людях ненасытного сумасшедшего дьявола, ко-

торый жаждет мрака, ветра и неизмеримой скорости>

(с. 87).


Тут все - в лад, соответствует друг другу каждая

деталь из набора космообразующих образов. Главная

субстанция - энергийная: ветер, буря, море, оттуда

приливы, бешеная скорость (= автогонки, время = день-

ги) - время, текучее и ускользающее, есть субстанция

богатства, да и жизни всей: <Мы - сумма всех мгно-

вений нашей жизни> (с. 26): интегральный подход -

в крови у англосакса, органична тут математика мата-

нализа, а на Востоке - другая... Так вот: субстанция

богатства на Востоке = драгоценный камень, золото, а

не труд-время-деньги, и потому не ускользает, а вечно

хранимо сокровище-богатство.


Далее. В музыке леса, сосен (растения, деревья тут

как тут - как наполнение бытия из бури, из влаго-

воауха) Неботеан Логос свой сказует. И в человеке -

дьявол воли свободной, демон. Нельзя сказать, что в

противовес этому в человеке Востока - Бог: скорее

там никакой нутри в человеке не предполагается и са-

мочинности и самодвижности: человек - просто изде-

лие Аллаха, или вдвоем: благого и злого начала (зоро-


улф Т. Взгляни на дом свой, ангел. - М.:

Художественная литература, 1971. - С. 64-65.


Небогеан = Небо + Океан; Не Бог...


астризм, манихейство), сам же он сбит и плотен, как

камень, не пористый, где бы воз-душа дышала и мнила

свое, не полостной он, но полосатый - извне письмена

на нем значащие наносятся, а не из кишок (кишечно-

полостные...).


Вот он, динамический демон англосаксонской пси-

хеи: <ребенок любил пожары>. Кстати, тоже лесно-дре-

весное стихийное бедствие: пожаров не знает Космос

ислама, где дома - из камня иль глинобитны, тогда

как европеец и американец исходно живет в дереве:

в <деревне>, в <избе> - сбитой-сколоченной... Но там -

землетрясения и наводнения от ливней с неба иль от

выхода рек из берегов: камень-минерал Земли живет,

содрогается страстно-эросно-яростно в чувственных су-

дорогах в гареме Бытия, иль женская стихия воды ми-

ровой в неудержимости похотствует. В сравнении с

ними оргия огня, Локи, более воз-духовна: демоны

ведь, по Порфирию, порицаемому Августином, в про-

странстве меж небом и землей обитают, - значит, к

небу-Богу приближены и тем людей смущают, как воз-

духи. Локи = Логос, как огнен Geist германский.


<А когда набат прорывался ночью сквозь затопля-

ющие волны ветра (вот: и воздух океанно мыслит-чув-

ствует - воистину Небогеан = материя-вещество, из

которой состав англо-американца. - Г.Г.), демон Юд-

жина врывался в его сердце, рвал все узы, связующие

его с землей, и обещал ему одиночество и власть над

морем и сушей, обиталищем мрака (мрак - как по-

лость, сокрытость, как и <я> в теле, Innere, Haus, home,

= внутреннее-родное, дом, уют, - роднее и интимнее

света. - Г.Г.]', он глядел вниз, на кружащийся диск

темных полей и леса, слетал над поющими соснами к

съежившемуся городку (вот сколь ничтожен камень

града средь разгула надземной стихийности волн, вет-

ров и лесов; не то - города роскошные Востока, где

тысячи мечетей, бань, караван-сараев, дворцов! - ка-

мень тут раскрывает свою сокровищницу бытия. -

Г.Г.), зажигал кровли над упрятанным, зарешеченным

огнем их же собственных очагов (сердце дома в Кос-

мосе ислама - не очаг-огонь, но источник-фонтан-род-

ник = вода живая. - Г.Г.), а сам носился на обузданной

буре (не на коне, не на ковре-самолете. - Г.Г.) над

обреченными пылающими стенами, смеясь пронзитель-

ным смехом высоко над поникшими в ужасе головами


и дьявольским голосом призывая сокрушительный ве-

тер> (с. 117).


Тут обреченность, пессимизм-трагизм, одиночество,

необходимость, смерть, смех и грех - вот какой набор

идей тянется вслед за пористостью вещества, за сти-

хиями воды и воз-духа вкупе, за принципами растения

и <Я>. Нет этого набора в исламе. Его фатализм, пред-

определенность судеб и жребиев не мыслится траги-

чески, ибо нет <Я>, принципа личности и свободы воли,

и способности в человеке не предполагается самому

быть кузнецом-творцом бытия вообще и своего в част-

ности. Печаль, конечно, есть умирать, но нет песси-

мизма: сладка жизнь и здесь (даже у атеистов и су-

фиев - вино, Омар Хайям...), да и потом в неге воз-

можна райской. Но главное: спору нет о непреложно-

сти, - который как раз и поднимается личностью сред-

неевропейской, что отдать готова свой билетик и на

вход в рай, коли мир не по ее нраву уложен Богом:

сама обо всем судит, а не Судьбу и Судию чтит в

качестве первопричины бытия. И Бога тоже надаряют

Личностью, и Отцовством, и Материнством - смягчая

тем жестокость уделов и граней работы Бога в ипо-

стаси Творцовой существам как тварям.


Смеха не заметил я в исламском духе и культуре.

Есть веселость, шутки, юмор ситуаций плутовских в

анекдотах о Ходже Насреддине, бекташи, верных и

неверных женах, одураченных мужьях и богачах и

т.п. - но это все не смех как дионисийско-оргиасти-

ческая, духовно-огненная субстанция, гомерически-кар-

навальный хохот, стихия свободы и орудие высвобож-

дения от всех твердокаменностей в устроении мира,

общества и человека. Так что как нет трагедий, так и

для комедии нет почвы в культуре ислама.


И нет тут иронии, сардонически-романтической ин-

тонации, которая есть духовное самоедство среднеев-

ропейца в самочинии рефлексии. Вот эта интонация:

<Или же, властвуя над бурей и тьмой и над всеми

черными силами колдовства, заглянуть вампиром (вкус

к человеку-призраку-привидению - все от стихии све-

та-зрения. - Г.Г.) в исхлестанное бурей окно, на мгно-

вение посеяв невыразимый ужас в укромном семейном

уюте; или же всего лишь человеком, но храня в своем

не просто смертном сердце демонический экстаз, при-

пасть к стене одинокого стонущего под бурей дома,

глядеть сбоку сквозь залитое дождем стекло на жен-


щину или на твоего врага и в разгар ликующего вос-

торга твоего победоносного, темного всевидящего оди-

ночества почувствовать на плече прикосновение и уви-

деть (настигнутый преследователь, затравленный гони-

тель)> - это скобки Томаса Вулфа, и в них самоиронил

какая: демон-сверхчеловек зрит свою жалкость - <зе-

леный разлагающийся адский лик злобной смерти>

(с. 117).


Зеленый в исламе - цвет неба и Аллаха: <По му-

сульманским представлениям, обитатели рая облачены

в зеленые одеяния; зеленый цвет считается у мусуль-

ман цветом радости и даже священным - зеленым

было знамя пророка Мухаммада>.


И чтобы уж закончить экскурс в антиподную исла-

му Северную Америку, еще цитатка: мальчик <всегда

чувствовал, что в нем вдруг распахнутся врата и прилив

вырвется на свободу, и вот это случилось - однажды

и сразу. Он все еще был мал и близок к живой шкуре

земли...> (с. 113)- вот тот органически-животный ха-

рактер почвы, земли в чувстве западного человека, о

чем выше толковалось. И тут же опять: океан, прилив,

свобода - море ведь <свободная стихия> и для Пуш-

кина, когда на брег этой, чужеродной в Космосе Руси

стихии выходит...


8.Х11.76 г. Ликуй, Исайя! Ты угадал: оказывается,

<материя> по-арабски обозначается словом, значение

которого - <драгоценный камень>: <джхр> (соглас-

ные) - <джавахер> (множ. число). Так мне вчера в

институте арабисты сказали, и я пришел в самовосторг:

не подвел меня Эрос угадывания, интуиция точно на-

вела меня взвидеть Космос ислама как Космос драго-

ценного камня. В <яблочко> попал, в десятку. Теперь

можно увереннее двигаться дальше.


Инаятуллах Канбу. Книга о верных и неверных женах.

М.: Наука, 1964. - С. 371 прим.


ГРОЗДЬ И ГРАНАТ. КОНЬ И КОВЧЕГ


(ГРУЗИЯ И АРМЕНИЯ. КИРГИЗИЯ И АМЕРИКА)

Заметки о национальной символике в кино


На днях смотрел три фильма: армянский докумен-

тально-музыкальный, ибо это симфония из докумен-

тальных кадров, <Мы> (режиссер Артур Пелешян) и

два грузинских фильма Отара Иоселиани: <Листопад>

и <Жил певчий дрозд>.


Пока я усаживался плотнее, забивался в келью

кресла и сгущалась тишина и тьма, в душу впорхнуло

предчувствие чуда: вот сейчас распахнутся створки, и

ты, не сходя с места своего, перелетишь в неведомые

тебе доселе небеса и земли и будешь озирать их, как

Демон, витая над вершинами Кавказа, вездесущим и

всепроникающим взглядом проглядывая насквозь лю-

дей, лица, и души, и вертограды, и веси, - а они и

знать не будут, что ты за их бессознательно текущей

жизнью надзирать будешь оком всебытия и всесозна-

ния. И священный трепет причастника всемирному все-

сознанию: будто я, как небожитель, буду сейчас сквозь

разрезы облаков в святая святых Земли заглядывать, -

священство и кощунство этой предстоящей операции

неким трепетом полоснуло и содрогнуло меня - как

удар по струнам души-инструмента, привод его в ситу-

ацию музыкальной восприимчивости. Недаром кино на-

зывали вначале <волшебным фонарем> - наподобие

волшебного зеркала и магического кристалла, через ко-

торый можно всевидеть и через который, например,

Хромой бес Лесажа открыл студенту окна и стены

соседних домов и показал, чтб за ними происходит.


Кино - одной природы с телескопом и микроско-

пом, Как первый обращает подзорную трубу в дали и

выси чистых пространств, а второй - надзорную трубу

в низи вещества и всякой слизи, их высветляя, так

кино есть взорная в мир людской труба, рентгеноско-

пия человеческой психеи средь тел и предметов при-

роды и цивилизации.


И как будто чтоб подтвердить это мое себячувствие

небожителем, взирающим сквозь сон пространств на

страну людей чрез окно экрана, там то вспыхнет вид

горной земли, то потухнет - и опять невидаль: воисти-

ну как сквозь прорези облаков возникает видение и

настраивается антенна на лицезрение Земли. Но вот

отстоялась взболтанная муть - и возникла и застыла

голова: лик людской. Дитяти. Девочки, Но как будто

седой - с такими же клочковатыми растрепанными

прядями, как у старухи сивиллы в прорицании страда-

ния, когда на себя и свой наружный вид не обращается

внимания, ибо где там! Нутро надрывается, душа клу-

бится - как же тут со стороны на свой выгляд на

чужой взгляд можно задуматься? (А кстати, это: свой

наружный выгляд, в любой, даже момент отчаянного

горя, - озабочивает миросозерцание всегда артистич-

ного грузина.) И она все смотрит, девочка, а пряди

волос развеваются = соборные нити душ - линии жиз-

ней народа своего, как шлем на голове, носит - вещая

девочка, парка. И внедряется в душу, как архетип, пра-

матерь армянства, и залегает там как субстанция и веч-

ный фон всех последующих раскатов кадров, что име-

ют прокатиться по очам души твоей на протяжении

сеанса = транса йогического созерцания, когда, отсевая

все наружное, сосредоточиваются и видят только сре-

доточие вещей, Истину, сущности.


И кино обладает этим даром символизации: превра-

тить каждую вещь - в вещую, бесконечно много го-

ворящую предметную идею. Кино может быть <похоть

очес>, но и школой медитации, духовного созерцания,

йогическим трансом, И все кадры в фильме <Мы> вы-

держаны на этом патетическом уровне вещих созерца-

ний, когда все, что ни попадает в кадр: пот на щеке,

мышца, искры, камень, шурф, колесо, - заражается

от него всевидением и всеведением и начинает излу-

чать из себя сущностную энергию и видится как образ-

праобраз, вещь-архетип. Так что миропостижение и фи-

лософствование посредством зрелищ-видений-идей, где

кадр = понятие, - вот что совершается в фильме

<Мы>. Но одновременно - и симфония, о чем ниже.


Итак, девочка. В Грузии - мальчик, отрок, юноша,

мужчина на переднем плане осознания (и в фильмах

Иоселиани так). Страны и народы по телу Земли парно

располагаются в соседство: Франция и Германия, Гре-

ция и Рим и т.п., так что одна есть по преимуществу


женская ипостась Космоса, а другая - мужская. И

потому меж ними возникают страстные исторические

отношения супружества в историко-космическом Эро-

се. Причем народ, мужеский в одних отношениях, мо-

жет выступать как женский в других. Германия, на-

пример, как историческое тело на кесарево-ургийном

уровне, - мужеский организм, Geist, дух, но внутри,

в Психее, - душа вечно женская, sch6ne Seele, откуда

в ней туманность философии, симфония музыки, как

из пифийских недр, испаряются. Франция ж выступает

на телесно-бытовом и историческом уровне как жен-

ская ипостась, тогда как Психея ее - animus, более

сухая, seche, откуда рационализм картезианства, выде-

ланный стиль литературы, живопись и формализм и та

душевная сухость, которую чувствовал в своем народе

Стендаль. Потому-то жаждут: <пить> (boire) Рабле и

<оракул божественной бутылки> с его первой запо-

ведью Drink! - как смысл бытия.


Грузия на Кавказе во многом аналогична Франции.

Тот же культ общения, слога (тост есть всегда некое

mot), рыцарственность в обхождении, артистизм, тще-

славие и забота о впечатлении, пантагрюэлизм вечно

жаждущих и осуществляющих религию святой воды -

вина. И у Иоселиани, не в фильме-панораме, как о

певчем дрозде, а когда ему понадобился сюжет, -

сюжет недаром смог организовать именно вокруг вин-

ного дела (в фильме <Листопад> герой - технолог ви-

ноделия), ибо метафизическое это дело - пиршествен-

ные возлияния и подготовка нектара и амброзии для

того, чтоб народ чувствовал себя собранием олимпий-

цев, легко и бессмертно живущих на высях гор. По-

тому так легко воспринимается смерть дрозда, ибо

олимпийска птица, и смерти-то нет индивидуальной,

ибо вообще нет индивидуальной души, а есть соборная

хоровая мужская (что в возлияниях и хоровом пении

бытийствует). И что это за смерть - случайный наезд

машины! Даже, ей-Богу, стыдно за смерть, не к лицу

ей так уни(что)жаться, умаляться и заискивать пред

жизнью - несерьезно это. Да и кто сказал, что визг

машинных тормозов и Х-образная, в разлет крыльев,

поза человека на дороге есть именно то, что мы чув-

ствуем как смерть: страх и конец? И как ни старается

автор последним кадром несколько ущемить наше сер-

дце: след от героя в крючке для шапки да завод ме-

ханизма часов как бездумной жизни, что идет себе


безотносительно к лично умершему, - слезы не вы-

жимаются.


По окончании фильма все размышлял над этим па-

радоксом: вот мне вроде сообщили, что умер человек,

и показали воочию свидетельские материалы о катаст-

рофе, - а в душе ни столечки горевания. Хотя вроде

можно бы и такую горестную мысль извлечь: вот наша

жизнь: прыгаем, скачем среди людей-друзей, и вдруг

прихлопнуло - и все, столь дорожившие общением с

тобой, чтоб выпить и попеть, иль девы, чтоб полю-

бить, - равнодушно отворачиваются и проходят. Нет,

совсем не о memento топ этот фильм: хотя введен

факт исчезновения человека, но сущностью смерти

здесь и не пахнет - ну что ж, просто снялся и улетел

певчий дрозд на другие горы: с Олимпа на Иду, с Тби-

лиси на Мцхету. Так что факт смерти введен, чтоб ее

совершенно отчудить от души: ее совершенный случай,

а не необходимость лишает ее всякой субстанции воз-

можного переживания в душе.


Но не только ошибка вместо смерти здесь изобра-

жена, но и умирать-то некому. Конечно: ведь герой

наш совсем не живой телесный человек, грузин, а

именно певчий дрозд, легкая певучая птичья душа. Вот

почему и телесных примет грузина как этнического ти-

па в нем нет совсем (как мало, но есть, и в Нико,

герое <Листопада>) - то, что так контрастно подчер-