Шелли П. Б. Великий Дух: Стихотворения / Пер с англ. К. Д. Бальмонта
| Вид материала | Документы |
СодержаниеК жаворонку Песнь к свободе |
- «хм «Триада», 9393.37kb.
- Анастази А. А 64 Дифференциальная психология. Индивидуальные и групповые разли- чия, 11288.93kb.
- Роджер Л. М2Э вирус ответственности.: Пер с англ, 2943.44kb.
- Ken wilber integral psychology, 4577.54kb.
- Новые поступления литературы (июль сентябрь 2002) математика инв. 62350 в 161., 125.41kb.
- Указатель произведений литературы зарубежных стран (библиотека кф ат и со), 250.17kb.
- Литература для клинических интернов по специальности «терапия» Кафедра факультетской, 55.33kb.
- Куртц П. К93 Искушение потусторонним: пер с англ, 7904.74kb.
- The guilford press, 6075kb.
- The guilford press, 6075.4kb.
Бьется сердце ребенка, не стихает гроза,
Но у матери скорбны и без блеска глаза.
"О, не смейся, мой милый, о, не смейся, шутя,
Лучше спи, успокойся, дорогое дитя,
Сон обманет ту муку, что грозит нам с тобой,
В чем она, я не знаю, но страшусь пред судьбой,
Потому что с тобою будет разный нам путь!
Спи же, спи пред разлукой! Эта бледная грудь,
Что трепещет в испуге, - для тебя колыбель,
Для тебя, мой желанный, в ней приют и постель.
Что есть жизнь, что есть смерть, что есть мы, если в час,
Как погибнет корабль, больше нет уже нас?
Как не видеть тебя, быть без ласки твоей?
После жизни быть тем, чем мы были пред ней?
Этих рук не касаться, не знать этих грез -
Этих губ, этих глаз, этих нежных волос?
И не знать этой речи, что ласкает мне слух,
Всей телесной одежды, одевающей дух,
Что моим был ребенком, был родимым, - и вот,
Погасает, бледнеет, точно радуги свод,
Чьей улыбке была я - вниз упавшим дождем?"
Вот корабль содрогнулся, как разрушенный дом,
Погружается в воду, чтоб уйти навсегда;
Тигры вспрыгнули в страхе, дюйм за дюймом вода
Наползает как туча и растет как гроза,
Коченеют от страха лапы, уши, глаза;
И в груди их внезапно с тяжкой силой возник
Продолжительный, хриплый, потрясающий крик,
Он пронесся по горным пенным долам волны,
И, как эхо, от высей он достиг глубины,
Смешан с хлещущим свистом встречно-бьющих дождей
И влеком ураганом над пространством зыбей:
Он от запада мчался, ураган грозовой,
И к восточному ветру бросил яростный вой,
Поперечным теченьем разделяя объем
Возмущенного вихря с разрешенным дождем;
Как в глуши первобытной, меж деревьев и трав,
На слона, выскользая, нападает удав, -
Как проворный и черный, быстрокрылый баклан, -
Над глухим океаном как другой океан, -
Буря мчится, домчалась вплоть до тех облаков,
Что для мира восстали колоннадой основ,
Опершися на море, вознеслись до небес
И окутали бурю целым храмом завес;
Но она порвала их, как гремучий ручей
Глыбы скал разрывает, чтобы мчаться звончей:
И огромные тучи раздробились вдали,
Точно камни от храма при трясенье земли;
Точно пыль от паденья этих тяжких камней,
Тучи в буре распались, разметались по ней;
Из расщелины страшной облаков грозовых,
Там, где утренний воздух был и ясен и тих,
Точно полчища света, протянулись лучи,
Златоцветны, кристальны и светло-горячи,
Проницательно-остры, устремились, и вот
Эти полчища слились у рассветных ворот.
Все растет, все яснее в черной буре пролом,
И пещеры туманов озарились кругом,
И свирепые ветры погружаются в сны,
Убаюканы качкой монотонной волны
И продольным сияньем колыбельных зыбей;
А вверху, разгораясь в яркой славе своей,
Златоцветным туманом, еще страшный на вид,
Сумрак туч отшумевших блеском солнца горит.
Волны, скучившись, видят высоко над собой
Углубленный, спокойный, свод небес голубой,
И, как страсти, пожаром запылавши в крови,
Утихают пред взором светлоликой Любви,
Так, увидевши ясный голубой небосвод,
Легкой зыбью трепещет успокоенность вод.
Смотрят Анды и Атлас, - между ними, светла,
Темно-синяя влага протянулась, легла,
Острова и утесы, тени чаек морских,
Все воздушно и нежно, мир как будто притих.
Мир воды чуть трепещет. Где ж корабль? На волне,
Где он в водном провале медлит, точно во сне,
Тигр - в чудовищной схватке с водяною змеей.
Пар и пена от стычки, взрыв родя над водой,
Сонмом радуг пятнают светлый воздух, и в плеск
Вмешан звук от хрустенья, сильны кости, но треск
В них рождают объятья смертоносной змеи,
Развернувшей все звенья и сплетенья свои,
И шипение крови, из змеиных боков,
Что под лапами тигра брызжет в пену валов,
Слито с свистом и всплеском, - точно страшный снаряд
Влагу с ветром бросает и вперед и назад,
Их как жерновом мелет, превращая их в звук,
Что ползет сколопендрой в океане вокруг.
Голубая акула в голубой глубине
В ожиданье застыла, медлит словно во сне,
Плавники распростерла, победителя ждет,
Как немая гробница в неподвижности вод.
И, увидевши тигра в бездне вод, как в гробу,
Брат его поспешает встретить ту же судьбу.
Приближается шлюпка, и двенадцать гребцов
Острый киль устремляют меж соленых валов.
Дула к тигру направив, три стрелка у кормы
Целят, выстрелы громки, и из вспыхнувшей тьмы
Пули вынеслись метко тигру в крепкую грудь,
И он должен во влаге беспробудно уснуть.
Под кипучей волною чуть концом шевеля,
Лишь обломок остался от того корабля,
Погружается в бездну, вот почти не видать,
Но за это спасенье побледневшая мать
Ухватилась упорно цепкой левой рукой
И красавца ребенка поднимает в другой.
Смерть, Надежда и Ужас, Красота и Любовь
Реют, слившись над нею, разделяются вновь,
Блещут ярким испугом в исступленных глазах
И горят метеором вкруг нее на волнах,
А ребенок смеется, как смеялась волна,
Перед тем как проснулась под грозой глубина.
Океан и ребенок друг на друга глядят,
И загадкой исполнен этот радостный взгляд.
1820
ОБЛАКО
Прохладу дождей и с ручьев и с морей
Я несу истомленным цветам,
В удушливый день мимолетную тень
Я даю задремавшим листам.
Живую росу на крылах я несу,
Пробуждаю ей почки от сна,
Меж тем как легли они к груди земли,
Пока пляшет вкруг солнца она.
Бичующий град моей дланью подъят,
Я под гром, как цепом, молочу,
Белеет вокруг зеленеющий луг,
Брызнет дождь, - и опять я молчу.
В горах с высоты сею снег на хребты,
И гигантские сосны дрожат;
Всю ночь на снегах я покоюсь в мечтах
И с грозой обнимаюсь, как брат.
На башне моей, средь воздушных зыбей,
Блещет молнии пламенный щит,
И скованный гром ворчит пред дождем,
То умолкнет, то вновь зарычит;
Над гладью земной, над морской глубиной,
Я плыву в нежном пурпуре дня,
И молний полет все вперед и вперед
Увлекает, как кормчий, меня;
Над цепью холмов, над семьей ручейков,
Над пространством озер и полей,
Мой кормчий спешит, и спешит, и бежит,
Разжигает порывы огней,
Под небом родным улыбаюсь я с ним
И внимаю потокам дождей.
Кровавый восход, вырастая, плывет,
Возродитель земли и воды,
Горит его взор, как ночной метеор, -
Гаснет свет предрассветной звезды;
На спину ко мне он вспрыгнет весь в огне,
И расширятся крылья его:
На камни скалы так садятся орлы,
Затаивши в груди торжество.
А в час, как закат свой багряный наряд
Простирает над сонною мглой,
И в светлый туман разодет океан,
И повсюду любовь и покой,
Я крылья сверну и, как голубь, усну,
Высоко, высоко над землей.
В венце из огня нежит дева меня,
Что у смертных зовется луной,
Проходит она по извивам руна,
Что взлелеяно влагой ночной;
Чуть слышны шаги той незримой ноги,
Только ангелам внятны они,
От этих шагов сквозь раздвинутый кров
Многозвездные смотрят огни;
Я с ними горю, и смеюсь, и смотрю,
Как они, точно пчелы, кишат,
Вперяю в них взор, раздвигаю шатер,
Золотистые роем спешат,
Озера, моря, их лучами горя,
Как обломки лазури лежат.
Трон солнца свяжу и огнем окружу,
И как жемчуг я вьюсь над луной:
Вулканы дрожат, звезды гаснуть спешат,
Увидавши мой стяг боевой,
От мыса на мыс, то к высотам, то вниз,
Над пучиной кипучих морей,
Как мост протянусь и на горы опрусь,
Как преграда для жгучих лучей.
Сквозь радуги свод прохожу я вперед,
С ураганом, со снегом, с огнем,
То арка побед, что в изменчивый цвет
Разукрашена пышно кругом,
Лучи сплетены, горячи и нежны,
И смеется земля под дождем.
Из вод на земле я рождаюсь во мгле,
Я кормилицей небо зову,
Таюсь в берегах и в шумящих волнах,
Изменяюсь, но вечно живу.
И стихнет ли гром, и нигде ни пятном
Не запятнан небесный шатер,
И ветры скорей, вместе с роем лучей,
Воздвигают лазурный собор, -
Я молча смеюсь, в саркофаге таюсь,
Поднимаюсь из пропасти бурь,
Как призрак ночной, промелькну белизной
И опять разрушаю лазурь.
1820
К ЖАВОРОНКУ
1
Пенья дух чудесный,
Ты не птичка, нет!
С высоты небесной,
Где лазурь и свет,
Ты песней неземной на землю шлешь привет!
2
Тучкою огнистой
К небесам ты льнешь,
И в лазури чистой
Звук за звуком льешь,
И с песней ввысь летишь, и, ввысь летя, поешь.
3
В блеске золотистом
Гаснущего дня,
В облаке лучистом,
В море из огня
Резвишься ты, как дух, порхая и звеня.
4
Бледный вечер, тая,
Вкруг тебя дрожит;
Как звезда, блистая,
Днем свой лик таит,
Так в небе ты незрим, но песнь твоя звучит.
5
Гимн твой серебристый -
Как звезды привет:
Блещет день лучистый,
Меркнет звездный свет;
С земли не видно нам, горит она иль нет.
6
Небеса с землею
Звуками полны;
Так порой ночною
Вспыхнет луч луны, -
Вмиг ласкою его поля озарены.
7
Кто ты, дух чудесный?
Кто тебя нежней?
Радуги небесной
Красота - бледней,
Чем лучезарный дождь мелодии твоей.
8
Так поэт, плененный
Блеском светлых дум,
Песней отдаленной
Будит чуткий ум,
И мир ему дарит рукоплесканий шум:
9
Так прекрасной девы -
Точно в полусне -
Сладкие напевы
Льются в тишине;
В них - красота любви, в них - светлый гимн
весне;
10
Так в лесу росистом
В час ночной - светляк
Блеском золотистым
Рассекает мрак,
Невидимый горит цветов и трав маяк;
11
Так в саду, блистая,
Розы в полдень спят;
Ветерку внимая,
Дышат и дрожат;
Роняя лепестки, льют нежный аромат;
12
Солнца отблеск чудный,
Вешний цвет ветвей,
Дождик изумрудный
С музыкой своей, -
Бледнеет в мире все пред песнею твоей;
13
Музыки небесной
Тайну нам открой,
Птичка, дух чудесный,
Я молю с тоской,
Я не слыхал нигде гармонии такой.
14
Хоры Гименея
Нам дарят привет;
Пред тобой бледнея,
Меркнет этот свет;
Мы чувствуем душой, что в них чего-то нет.
15
Где родник кипучий
Песен золотых?
Волны или тучи
Нашептали их?
Иль ты сама любовь? Иль чужд ты мук земных?
16
В переливах ясных,
Что звенят вокруг,
Лишь восторгов страстных
Слышен яркий звук,
Любя, не знаешь ты любовных горьких мук.
17
Тайну смерти мрачной
Верно понял ты,
Оттого с прозрачной
Светлой высоты
Нам, смертным, шлешь свой гимн кристальной
чистоты.
18
Жизнь мы полной чашей
Пьем, пока - весна;
Но в улыбке нашей
Искра слез видна,
Те песни любим мы, в которых грусть слышна.
19
Но когда б печали
К нам толпой не шли, -
Если б рай нам дали,
Пасынкам земли, -
Мы в радости с тобой сравняться б не могли.
20
Музыки нежнее,
Льющейся волной, -
Глубже и полнее
Мудрости земной -
Та песнь, с которой ты несешься в мир иной.
21
Если б песни ясной
Часть я взял себе,
Лился б гимн прекрасный
Людям в их борьбе:
Мне б целый мир внимал, как внемлю я тебе!
1820
ПЕСНЬ К СВОБОДЕ
Свобода, знамя порвано твое,
Но все ж оно и против ветра бьется.
Байрон
1
Прославленный народ взмахнул опять
Молниеносный бич всех стран: Свобода
Спешит, от сердца к сердцу, воссиять
Средь городов Испанского народа.
Стряхнув с себя тоску, моя душа
Вся воскрылилась песнопеньем,
Живет возвышенным волненьем, -
Как молодой орел, упившись отдаленьем,
На жертву падает спеша, -
Спешит к стихам, несется в буре духа,
В далеком небе славы, - а за ним,
Сопутствуем сияньем огневым,
Усладой неожиданной для слуха,
Тот голос, что глубинами храним,
Возник, звучат слова, и я внимаю им.
2
Зарделось Солнце с ясною Луною:
И брызги звезд из бездны пустоты
Низверглись в небо. Вся дыша весною,
Прекрасный остров мира, сон мечты,
Земля возникла в воздухе безгласном:
Но эта дивная звезда
Была лишь хаос и беда,
Ты не была еще, ты не была тогда:
Но, распален огнем ужасным,
Зажегся дух зверей, и рыб, и птиц,
И этим всем чужда была пощада,
Враждой кишела дикая громада,
Была война, без меры, без границ:
Со зверем - зверь, для всех борьба - услада,
И в сердце всех существ был грозный рокот ада.
3
И человек, лик царственный, тогда
Взрастил под троном Солнца поколенья:
Дворцы и пирамиды, города
И тюрьмы, для несчетного волненья,
Служили тем, чем глушь лесов - волкам.
Все это множество людское,
Свирепо-грубое, слепое,
Толпилось без тебя, как волны в диком бое:
И, наклонившись к городам,
Нависла гневной тучей Тирания,
С ней рядом села идолом чума,
Под тенью крыл ее сгустилась тьма,
Сошлись толпы рабов, стада людские,
И в деспотах, в святошах - смерть сама
Проказою зажглась для сердца и ума.
4
Пространства мысов, гор, подобных тучам,
И острова, и синий цвет волны,
Вся Греция согрета солнцем жгучим,
Глядящим с благосклонной вышины:
В пещерах здесь пророческие звуки.
В пустыне девственной блестят,
Под ветром нежно шелестят
Олива кроткая, хлеба и виноград,
Людские их не знали руки;
И, как цветы под влагою морской,
Как мысль ребенка, призрак мысли зрелой,
Как новый день, в отшедшем онемелый,
Скрывались сны ваяния толпой
В Паросских глыбах, в их дремоте белой,
И мудрость мыслила, стих лепетал, несмелый.
5
В стране Эгейской встали, точно сон,
Афины: лик их сказочный украшен
Сиянием сверкающих колонн
И серебром воздушно-легких башен:
Им пол - океанийские цветы,
Им небо служит светлым сводом;
И дышат вихри перед входом,
Они летят из туч со вновь рожденным годом.
О, дивный сон! О, блеск мечты!
Но, укрепившись в воле человека,
Как на горе алмазной вознесен,
Он этим самым - лучший яркий сон;
Явилась Ты, и, светлою от века,
Твоим созданьем, стройно окружен
Толпою мраморной оракул твой и трон.
6
И лик Афин трепещет, искаженный,
На зыби вод - немой реки времен,
Недвижный и, однако, возмущенный,
Дрожит, но никогда не гаснет он.
Твои певцы и мудрецы, от гнева,
В пещерах прошлого, как гром,
Гремят с бушующим дождем,
Насилие и Ложь молчат, дрожат кругом:
И слышен звонкий вскрик напева,
Крик радости пред торжеством чудес
Летит туда, куда и Ожиданье
Не смело заносить свое мечтанье!
Единым солнцем дышит свод небес;
Единый дух рождает мирозданье;
И лишь в стенах Афин - твой свет для мглы
страданья.
7
И Рим возник, и от груди твоей
Он, как волчонок от груди Менады,
Пил молоко величья много дней,
Хоть дочь твоя желала той услады;
Любовию твоей освящены,
Вставали здесь толпой бесстрастной
Деянья честности ужасной,
И жил Камилл, погас Атилий смертью ясной.
Но чуть до строгой белизны
Твоих одежд пятном коснулись слезы
И куплен был Капитолийский трон,
Ты отошла от деспотов, как сон;
И встал один тиран, как гнет угрозы,
И замер Ионийской песни стон,
И Палатин вздохнул, тебя лишился он.
8
И в долах Гирканийского предела,