Шелли П. Б. Великий Дух: Стихотворения / Пер с англ. К. Д. Бальмонта

Вид материала

Содержание

Мечты в одиночестве
Песня ненависти
Неудовлетворенное желание
К освобожденному из тюрьмы
Перевал через апеннины
Об увядшей фиалке
Лесник и соловей

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 20

   Отрывок



   Богатство вместе с властью вольно

   бродят,

   Вступая в океан добра и зла,

   Когда они из наших рук уходят;

   Любовь же, пусть неправильной была, -

   Бессмертная, в бессмертии пребудет,

   Все превзойдет, что было - или будет.



   1817





   МЕЧТЫ В ОДИНОЧЕСТВЕ



   Отрывок



   Мечты в одиночестве вянут и вновь расцветают,

   В созвучья хотел бы одеть их - созвучия тают;

   Как в блеске рассвета сиянье луны

   И меркнет и гаснет, так нежные сны

   Блеснут и, блеснув, улетают.



   1817





   ПЕСНЯ НЕНАВИСТИ



   Он пришел Ненавистником, сел над канавой,

   Взял разбитую лютню, и скошенным ртом

   Песню пел, - и не пел, - крик бросал

   он гнусавый

   Против женщины, бывшей скотом.



   1817





   КРИТИКУ



   С шелковичных червей соберет ли кто мед

   Или шелк у пчелы золотистой?

   Чувство злобы во мне так же скоро блеснет,

   Как под вьюгою ландыш душистый.



   Лицемеров, ханжей всей душой ненавидь

   Или тех, кто поносит бесчестно;

   Равным чувством легко им тебе отплатить,

   Им воздушность моя неизвестна.



   Иль раба отыщи, что в богатство влюблен,

   Предсказать я вам дружбу сумею;

   Но притворщик скорей будет правдой пленен,

   Чем подвигнут я злобой твоею.



   То, что чувствую я, невозможно дробить,

   Никого не хочу я обидеть;

   Ненавижу в тебе, что не можешь любить, -

   Как могу я тебя ненавидеть?



   1817





   НЕУДОВЛЕТВОРЕННОЕ ЖЕЛАНИЕ



   Томиться жаждою, не зная утоленья, -

   Блуждать неверною походкой - и томленье

   В рыданьях выражать - идти и, вставши вдруг,

   Глядеть растерянно и горестно вокруг -

   И ощущать, как кровь сквозь жилы ударяет



   И чувство с мыслями тревожными сливает;

   Лелеять образ ласк, чья сладость далека,

   Пока туманная и жадная тоска

   Настолько распалит собой воображенье,

   Что вот оно, твое желанное виденье.



   1817





   ОТТОН



   Ты не был, Кассий, и не мог ты быть

   Последним между Римлян, хоть от Брута

   Ты принял славу, и нельзя забыть,

   Как много света в вас двоих замкнуто;

   И не был он последним, хоть тиран

   Затрепетал пред ним среди сената,

   Что рабской ложью одобрял обман;

   Вы бескорыстны, вам лишь слава - плата,

   Но и Оттон велик, его душа богата.



   Она тебя не может оскорблять,

   Его неумирающая слава,

   И вряд ли ты ее хотел бы взять;

   Как ты, он жил и умер нелукаво,

   Тиран и враг тирана, умер он,

   Меч родины навеки освящая,

   Своею жгучей кровью обагрен,

   Была в нем гордость, яркая, живая,

   Он в смерти светлым был, он щедрым был, давая.





   К ОСВОБОЖДЕННОМУ ИЗ ТЮРЬМЫ



   О, пусть в моих глазах слеза дрожит,

   И сердце бьется так, что наслажденье

   Рождает боль, - перед тобой бежит

   Союзник лжи, тупое заблужденье.

   Благодарю тебя. Пускай тиран

   Хранит свои оковы и мученья,

   Пусть с бешенством он видит, что туман

   Рассеялся, и ты из заключенья

   Как после сна выходишь в блеске дня,

   И тщетно жаждал он, на дни, на годы,

   Сковать твой дух, исполненный огня,

   Для всех людей желающий свободы.



   1817





   ОЗИМАНДИЯ



   Сонет



   Я встретил путника; он шел из стран далеких

   И мне сказал: вдали, где вечность сторожит

   Пустыни тишину, среди песков глубоких

   Обломок статуи распавшейся лежит.

   Из полустертых черт сквозит надменный

   пламень -

   Желанье заставлять весь мир себе служить;

   Ваятель опытный вложил в бездушный камень

   Те страсти, что могли столетья пережить.

   И сохранил слова обломок изваянья:

   "Я - Озимандия, я - мощный царь царей!

   Взгляните на мои великие деянья,

   Владыки всех времен, всех стран и всех морей!"

   Кругом нет ничего... Глубокое молчанье...

   Пустыня мертвая... И небеса над ней...



   1817





   К НИЛУ



   Сонет



   День ото дня потоки дождевые

   Поят Эфиопийскую страну.

   Мороз и Зной, обнявшись, как живые,

   На Атласе, рождают их волну.



   Там дышат влагой глыбы снеговые;

   В высотах нарушают тишину,

   Близ урны Нила, Вихри грозовые,

   Веля дождям покинуть вышину.



   Над памятным Египтом ровны воды,

   Они твои, о, многоводный Нил;

   Целебный воздух, все бичи Природы -



   Везде, куда свой путь ты устремил.

   Вниманье, Смертный! Знанья мир

   столикий -

   Как двойственность, как мощь реки

   великой.



   1818





   ПЕРЕВАЛ ЧЕРЕЗ АПЕННИНЫ



   Тише, тише! Слушай, Мэри!

   Это шепот Апеннин.

   Там над сводом - точно звери,

   Точно гром среди вершин;

   Точно Северное море

   Там бушует на просторе,

   Там в пещерах, в глубине,

   Точно льнет волна к волне.



   В свете полдня Апеннины -

   Дымно-серая гора,

   От долины до вершины

   Облаков и скал игра;

   Но в одежде многозвездной

   Чуть лишь встанет ночь над бездной,

   Бьется хаос меж стремнин,

   Шатки выси Апеннин.



   1818





   МИНУВШЕЕ



   Ты хочешь позабыть блаженные мгновенья,

   Что меж цветов любви похоронили мы,

   Сложив на трупы их, исполненные тленья,

   Листки и лепестки, в предчувствии зимы?

   Восторги лепестков, закрывшиеся вежды,

   Поблекшие листки, упрямые надежды.



   Забыть минувшее и мертвых, сны судеб?

   О, духи есть, что мстят за тусклое забвенье,

   Воспоминания, в чьей власти сердце - склеп.

   Сквозь сумерки души блуждают угрызенья,

   И страшным шепотом нам шепчет каждый,

   Что радость бывшая - мучение для нас.



   1818





   К МЭРИ



   О, Мэри, мой далекий друг,

   Как скучен без тебя досуг.

   Сижу один, и в тишине

   Я вижу взор твой; снится мне

   Улыбка ясная твоя

   И голос - пенье соловья,

   Светлей, чем жемчуг вешних струй,

   Нежней, чем первый поцелуй.



   Вся очарована земля,

   Цветут Италии поля,

   Но я, тоскуя и любя,

   Твержу: мне грустно без тебя:

   Ты далеко... Приди ко мне...

   Как мчится облачко к луне,

   Как ветер теплый к морю льнет,

   Как мрак ночной рассвета ждет, -

   К тебе из тьмы взываю я,

   Звезда вечерняя моя,

   Приди ко мне! Приди ко мне!



   И эхо вторит в тишине:

   "Приди ко мне!.."



   1818





   ОБ УВЯДШЕЙ ФИАЛКЕ



   В цветке исчерпан аромат,

   Он был как поцелуй со мною;

   В нем больше краски не горят,

   Горевшие тобой одною.



   Измятый, льнет он в смертный час

   К моей груди осиротевшей,

   Над сердцем трепетным смеясь

   Покоем формы онемевшей.



   Я плачу - он не оживет,

   Вздыхаю - гаснет вздох напрасный.

   О, пусть ко мне скорей придет

   Его удел, покой безгласный!



   1818





   ЛЕСНИК И СОЛОВЕЙ



   Один лесник, душою огрубелой,

   Был враг созвучий, в слепоте своей;

   При свете звезд и под луною белой



   Ему был ненавистен соловей,

   Что пел в лесу, над долом усыпленным;

   Как по лугам, журча, бежит ручей, -



   Как лунный свет горит во мраке сонном,

   Как тубероза, в Индии, дыша,

   Поит равнину духом благовонным,



   И жизнь ее небесно-хороша, -

   Так соловей в лесу поет, счастливый,

   От звука к звуку радостно спеша,



   С заката до тех пор, когда над ивой

   Рассветная заискрится звезда, -

   И внемлет мир в усладе молчаливой;



   В узоры звезд замкнувшись навсегда,

   Внимает небо; замерли, мечтая,

   Земля и безглагольная вода;



   Фиалка побледнела, расцветая,

   Внимают розы, волны, облака,

   Лучи светил, и травка молодая,



   И каждое дыханье ветерка,

   И сонмы птиц, и бабочка ночная,

   Что, серебрясь, порывисто-легка,



   Из гроба колыбели улетая, -

   Как тот, кто в слишком дальнюю влюблен, -

   Спешит к звезде, как будто золотая



   Звезда, которой дышит небосклон,

   Свеча земли, и бабочка не знает, -

   Как тот, кто, в слишком дальнюю влюблен, -



   Что, низкая, она полет свершает

   К чрезмерной невозможной высоте

   И, неба не достигнув, погибает, -



   И все кругом, что замерло в мечте,

   Что в храме ночи дышит обожаньем,

   Внимает полнозвучной красоте,



   И чудится, что тем очарованьем,

   Той бурей звонкой песни соловья

   Окутан мир, исполненный вниманьем, -



   Вокруг всех форм и ликов бытия

   Безбрежность звуков вьется пеленою,

   И лишь в одной душе шипит змея.



   . . . . . . . . . . . . . . . .



   Он с топором вернулся и с пилою,

   Деревья убивал он целый день,

   А каждое из них, своей душою,



   Лесною нимфой было, мглу и тень

   Рождало и листами кружевными

   Лелеяло прохладу, сон и лень;



   В зеленой мгле, как будто в светлом дыме,

   Среди ветвей дремали ветерки,

   Дожди, блистая, каплями живыми



   С них падали, прозрачны и легки,

   Как слезы счастья, чуждые печали;

   И колыбелью нежные листки



   Они для птиц заботливо сплетали,

   И бледные влюбленные цветы,

   Как облака, прохладою питали,



   А там, вверху, где в неге красоты

   Прильнула ветка к ветке поцелуем,

   Как будто в пышный храм сплелись листы, -



   Различен этот мир, неописуем,

   Столица веток, листьев и стволов,

   Их мрак зеленый ветерком волнуем,



   Молитвенных как бы исполнен слов,

   И нежностью бесчисленных узоров

   Он каждый миг - другой, он вечно-нов



   Для восхищенных созерцаньем взоров;

   Дрожат, шуршат, качаются листы,

   Слагаются в изменчивость уборов,



   Здесь дышит сложность нежной красоты,

   Воздушность блесков, звуков, аромата,

   Здесь шепчут убедительно мечты;



   Дух бури, что порывами богата,

   Поет напев, меняясь каждый час,

   И каждый звук уходит без возврата,



   В уме встает он сказкой каждый раз,

   Рождаясь на неверное мгновенье,

   И этот дух ветров незрим для глаз.



   Напев Дриад - восторг самозабвенья,

   Но в мире слишком много лесников,

   Они не видят в песне - откровенья,



   И мучают звенящих соловьев.



   1818



   МАРЕНГИ



   1



   Пусть, кто томится гордостью и мщеньем,

   И думает - за зло должно быть зло,

   И мстит, пока мятущимся теченьем

   В пустыню волн его не унесло, -

   Спешит сюда: седая башня Вадо

   Ему шепнет, что быть таким не надо.



   2



   Пред урною Маренги он поймет

   Обманчивость мечты, такой жестокой.

   Громада-башня все еще живет,

   Но город мертв, пустынный, одинокий.

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



   3



   Да, мудрая Этрурия узнала

   Вторую гибель, внутренний разлад

   И тиранию низшего закала,

   Оковы, что пятнают и казнят;

   За летом - осень с мертвой непогодой

   И холод Тирании - за Свободой.



   4



   В одной Пизанской башне чаша есть, -

   Была! В ней рдела кровь вражды забытой,

   И Этрурийцы проклинали месть,

   Вкушая крови, с чуждой кровью слитой;

   Друг с другом примиренные, они

   В своей душе клялись хранить огни.



   5



   Флоренция свободу умертвила?

   Та славная и вольная толпа,

   В которой созидательная сила,

   Чьим духом - в лес проложена тропа,

   Флоренция, оазис меж тумана,

   Терзает жертву жадного тирана?



   6



   Наместница померкнувших Афин,

   Блистательный очаг воспоминаний, -

   Как отблеск дня хранят снега вершин,

   Как светятся руины в океане,

   Так ты хранишь поблекший стройный лик,

   И для тебя дух Творчества возник.



   7



   Все, что познал мыслитель и мечтатель,

   В живописанье ты передала,

   И в мраморе явил свой дух ваятель,

   И мощь его и воля возросла.

   Ты был меж всех - геройское виденье:

   Так что ж, твое в том было преступленье?



   8



   Да; в Пизе травы сорные растут

   На мраморных стенах, гнездятся змеи;

   И худший хитрый зверь нашел приют

   В твоих дворцах, его отрава злее,

   Сидит он в них как наглый властелин,

   И с жертвой рук твоих твой рок - один.



   9



   Нежнейшие цветы с душой влюбленной

   Живут лишь миг, и редко их найдешь:

   Добро и зло - как виноград сплетенный,

   Их гроздья слишком часто вместе рвешь; -

   Пред тем как пить, разъединить их надо,

   И в честь Маренги да живет отрада.



   10



   Греха его не ведает рассказ,

   Но, если был рассвет как вечер ясен,

   Свершил он подвиг в этот ранний час,

   И тот забытый подвиг был прекрасен,

   И от слепой толпы в награду он

   Снискал позор, был к смерти присужден.



   11



   Когда была, под звук трубы призывной,

   За жизнь его назначена цена

   И, в достиженье пытки беспрерывной,

   Всем также смерть была возвещена,

   Кто б дал ему напиться, - в путь далекий,

   В изгнание пошел он, одинокий.



   12



   И голод он и холод и нужду,

   Как зверь в горах, недели и недели,

   Переносил, как бы живя в бреду;

   И как бывал он счастлив, если рдели

   На толокнянке красные плоды,

   Горя в листах багряностью звезды.



   13



   И в хижинах, среди болот огромных,

   Откуда лихорадкой выгнан раб,

   Таился он меж трав густых и темных,

   Меж камышей, где область змей и жаб

   И где, среди камней, в немом покое,

   Пятнистое вздымается алоэ.



   14



   За башней Вадо место есть; вдали

   Болота, протянувшись, отделяют

   Тот уголок, сокрытый, от земли,

   Там остролист и сосны тень роняют,

   А дальше, где другая сторона,

   Морская вечно плещется волна.



   15



   Земля чумой здесь дышит; жизни рады

   Здесь только те, кто встал на жизнь войной,

   Изгибистые змеи, черви, гады;

   Под смертоносной светятся росой

   Трофеи смерти, смутные предметы,

   Рога быков, и кости, и скелеты.



   16



   На крайней точке остов шалаша

   Стоял, покрытый шпажною травою,

   На нем висели плевелы, шурша;

   Там жил один убийца, но чумою

   Был смят, и птицы, мертвого вкусив,

   Чумою смяты, падали в прилив.



   17



   Там в сердце у Маренги верно рдело

   То пламя, что светлей, чем жизнь сама

   (С ним узник в очи смерти смотрит смело,

   С ним - полдень, без него

   и полдень - тьма), -

   Иначе, под безмолвным небосводом,

   Как мог бы жить он, темный, год за годом?



   18



   Но и не вовсе был он одинок.

   Он сделал змей, ужей и жаб ручными,

   И с чайками беседовать он мог,

   Что реют над волнами кружевными,

   И как они к нему, он к ним привык,

   И с ними был короче долгий миг.



   19



   А вечером, как бы ручные звери,

   Болотные мелькали огоньки,

   И шли к нему, и шли до самой двери,

   И сладкой был исполнен он тоски,

   Глядя, как пляшут лики их, толпою,

   И гаснут, устрашенные луною.



   20



   И на цветах, как бы узор звезды,

   Он сочетал росу в лучах рассвета,

   На травах видел инея следы,

   Глядел, как нежной дымкой все одето,

   Как созданные влагою мечты

   Все покрывают тканью красоты.



   21



   И до восхода солнца он весною

   Любил вставать, когда вершины гор

   Пылают ярко-алой пеленою,

   Как на огне железо; светлый взор

   Он устремлял на ясную природу

   И, видя горы, чувствовал свободу.



   22



   А в час, когда во мгле спала луна

   И океан, шумя, вздымался шире,

   Внезапно пробуждался он от сна

   И чувствовал себя в безбрежном мире;

   И ум его, разрушив свой предел,

Blog

Шелли П. Б. Великий Дух: Стихотворения / Пер с англ. К. Д. Бальмонта

Содержание