На Рождественских
| Вид материала | Обзор |
- Резолюция конференции «Агиология: проблемы и задачи» XVI международных Рождественских, 36.41kb.
- Итоговый документ IV направления XVI международных Рождественских образовательных чтений, 139.91kb.
- Информация о новогодних и рождественских мероприятиях, 18.48kb.
- Н. Д. Никандров Светское образование и духовное просвещение: проблемы взаимодействия, 110.35kb.
- И научно-методический журнал, 1613.53kb.
- Выступление директора школы Тарасова А. Н. на Рождественских Чтениях, 137.01kb.
- Программа физкультурно-спортивных мероприятий, проводимых в дни зимних школьных каникул,, 3720.83kb.
- «Основы русской педагогики», 71.83kb.
- Перечень новогодних и рождественских мероприятий, 97.39kb.
- Э. И. Соркин Холизм идеального государства и христианство, 576.64kb.
Думай как ребенок
ссылка скрыта
10.01.2012
Татьяна Владыкина
ссылка скрыта
Почему поколение виртуальных родителей не замечает дефицита любви
Большинство российских родителей (по данным ВЦИОМ - 70 процентов) ежедневно занимаются со своими маленькими детьми.
Молодые мамы, и даже папы, стремясь к совершенству в воспитательном процессе, изучают правильную литературу и делятся опытом в родительских сообществах. Им кажется, что они-то уж точно могут воспитать ребенка "правильно". Так ли это?
Психолог Ольга Маховская вместе с коллегой Юлией Василькиной, недавно выпустившая книгу-инструкцию для родителей "Думай как ребенок, поступай как взрослый", рассказывает "РГ", как все обстоит на самом деле.
Ольга, вы знаете, как стать правильным родителем?
Ольга Маховская: Весь фокус в том, как суметь уделить достаточно времени друг другу, а тем более - детям. Факторов, которые усугубляют это, очень много, но я бы пока назвала главные: отчуждение, занятость, и - виртуализация. Детская агрессия, о которой сегодня так часто говорят, гиперактивность - это все реакции и следствие гипервозбуждения родителей. Мы все время чем-то недовольны, чего-то пытаемся достичь, держим себя в форме и пытаемся все делать быстро, а любить детей по-быстрому - невозможно. Именно поэтому возникла необходимость написать книгу-инструкцию для родителей. Мы сегодня потеряли навыки любви к детям. В книге главная рекомендация в конце концов сводится к тому, что нужно максимально выражать свою любовь. На тактильном уровне, на уровне взгляда, на уровне эмоций. Нужно интересоваться переживаниями ребенка. Если у ребенка нет уверенности, что его примут с этой проблемой, она усугубляется и превращается в черту характера, которую потом трудно исправить.
Какие еще особенности замечены у современных родителей?
Ольга Маховская: Мы все уселись у экрана. Мы виртуализируемся с огромной скоростью, а это приводит к некоторому эмоциональному отупению. Обратной связи с телевизором нет, эта связь односторонняя, и способность сопереживать, быть на одной волне - никак не тренируется у взрослых и не формируется у детей. Они растут эмоционально-отчужденными. Поэтому с экранными технологиями надо разбираться немедленно. Американская ассоциация педиатров запрещает детям смотреть телевизор до двух лет, а компьютер - до трех.
Вероятно, нам нужно что-то такое, потому что из-за этого очень быстро истощается психика у детей. Задержки в развитии, болезни у них происходят еще и потому, что они занимаются монотонной и непосильной для их возраста работой. Кроме этого, нужно трезво оценить свои отношения с ребенком. Конечно, можно исправить ситуацию отчуждения между ребенком и родителем, увеличив время общения. При этом нужно четко понимать, о чем говорить с ребенком, когда вы рядом.
О чем?
Ольга Маховская: Прежде всего о чувствах. Дети живут на эмоциональной волне, они все прекрасно чувствуют - все тревоги, радости. Они самые счастливые существа на свете и самые несчастные. Потому что эмоции давят ого-го как!
А инструмента, который мог бы с ними справиться, у них нет.
Абсурд какой-то получается: в своем стремлении к совершенству мы потеряли самое элементарное - способность любить.
Ольга Маховская: Да, это то, чему приходится учить заново, откладывая в сторону все учебники. Современных мам приходится учить самым простым вещам: чтобы показать ребенку, что вы его любите, вы должны прижимать его к себе, смотреть ласково в глаза, дистанция между вами должна быть меньше двадцати сантиметров. Ну ерунда какая-то, правда? На механическом языке приходится описывать то, что любая мама из предыдущей генерации делала по наитию. В гонке за деньгами мы одичали. Мы не только детям забываем сообщать о своих переживаниях, но и друг другу тоже. Или редко спрашиваем "как ты" , или орем в изнеможении.
«Отдала ребенка, и живи своей жизнью, работай, рожай других»
ссылка скрыта
10.01.2012
Давно уже для многих не новость, что в современной России семья находится под постоянной угрозой отрицательно мотивированного и разрушительного вмешательства государственных структур. Беспредел, творимый органами опеки и попечительства, якобы проявляющими заботу о детях, стал темой не только отдельных разговоров или публикаций в прессе – в защиту семьи проводятся конференции, на которых делаются попытки, как минимум, прояснить ситуацию. На одном из таких мероприятий, прошедшем недавно в Санкт-Петербурге в помещении ИТАР-ТАСС, конференции под названием «Семья - презумпция невиновности» среди прочих была поднята и довольно новая тема: оказывается, у семей, где есть так называемые «особые» дети, и в этой связи тоже есть свои особые проблемы.
Весь этот непонятный «цирк»
Одна из них – это настоятельные попытки врачей сразу после рождения ребенка с явными признаками инвалидности склонить его родителей к отказу от него. Вот один из типичных рассказов женщин, подвергшихся такому давлению. О том, что случилось с ней и с ее ребенком в больнице, куда их перевели после роддома, рассказывает Надежда Пирогова:
- Н.П.: У меня были сложные роды. Когда родился мой сын Макар, мы сразу попали в реанимацию и провели там две недели. Основной диагноз Макара: гипоксически-ишемическое поражение центральной нервной системы. Наш лечащий врач нам сразу сказала, что ребенок тяжелый, долго он не проживет, в течение года может умереть. Она предложила нам сдать Макара в Дом ребенка, дескать, там за ним будет квалифицированный уход. В принципе, она не настаивала, но предложила нам такое несколько раз, говорила, что мы молодая семья, что у нас еще будут дети и так далее. Потом Макара перевели в отделение неврологии новорожденных и недоношенных детей в другую больницу. Там и начался весь этот непонятный «цирк». Заведующая отделением пыталась прямо-таки заставить нас отказаться от ребенка. Практически каждый день она вызывала меня к себе в кабинет и рассказывала, что, по ее мнению, ждет меня, если я не откажусь от ребенка. Она говорила, что от меня уйдет муж, что от меня откажутся все мои родственники, друзья, что я останусь один на один с больным ребенком. Говорила так: «Будешь таскать на себе мешок с костями». Мужа моего она тоже пыталась убедить, говорила, что мы не справимся с таким ребенком. Она хороший психолог – у нас состояние было тяжелое, мы вообще не понимали, что происходит. Приходили специалисты, которые подтверждали ее слова. Вместе с мужем по инициативе этих врачей мы ходили к начмеду больницы, которая нас тоже убеждала отказаться от ребенка, обещала подобрать очень хороший Дом малютки. Нас смотрел нейрохирург, известный в Санкт-Петербурге специалист, от него мы услышали такое же предложение.
- Речь шла о какой форме отказа? Вам предлагали временно или навсегда отказаться от ребенка?
- Н. П.: Она предлагала на выбор. Говорила, что мы можем отдать ребенка, но приходить, чтобы за ним ухаживать.
- Когда закончилось давление на вас?
- Н. П.: Как только мы ушли из больницы. Уходя из больницы, мы написали расписку, что забираем ребенка под свою ответственность, что понимаем тяжесть его состояния, что мы не медицинские работники, что если что-то с ребенком случится, то мы понесем ответственность. Нам сказали, что нас будут проверять вплоть до прокуратуры. По их словам, мы не можем обеспечить ребенку необходимый медицинский уход, а в Доме малютки этот уход за ним будет. Но единственное, чему мне пришлось научиться – это пользоваться зондом для кормления Макара, потому что он не может глотать. И все, больше никакого специального ухода за ним не нужно. А так – он может заболеть, простудиться, как и любой ребенок. И более вероятно, что он заболел бы в Доме малютки. Сейчас Макару два года и девять месяцев.
Эта врач так относилась ко всем мамам, даже к тем, у чьих детей не такие серьезные проблемы – просто обычные недоношенные детки. Она говорила этим мамам: «У вас ребенок глубоко недоношенный». И как артистка… (изображает наигранный драматизм в голосе – И. Л.). Употребляла свое любимое выражение «глубоко недоношенный» и сразу начинала рассказывать, что якобы ждет маму в будущем.
- На вашей памяти были случаи отказов от детей?
- Н. П.: Был один случай временного отказа – именно под ее давлением.
Неправильное милосердие
Интересно, что лет 15 назад были нередки случаи, когда медперсонал больницы намеренно скрывал степень тяжести диагноза новорожденного, чтобы не напугать родителей и не вызвать у них желание отказаться от ребенка, пока они еще не успели к нему привыкнуть. Нынче мы можем видеть полностью противоположную позицию врачей. Рассуждения типа «родишь другого, здорового» можно было услышать и раньше, но речь идет именно о систематических попытках заставить родителей оставить больного ребенка на попечение государства. Возможно, мы имеем дело всего лишь с распространенными частными случаями, с неким ненормальным поведением отдельных врачей. Но, к сожалению, тут, как и с неправомерными действиями органов опеки и попечительства, в отношении, например, малообеспеченных семей есть опасность, что это может перерасти в тенденцию. То, что история Надежды Пироговой и ее сына – далеко не единственная подобная, подтверждает Светлана Гусева, председатель общественного объединения матерей-сиделок «Матери мира», сама являющаяся матерью особого ребенка:
- Если у женщины рождается ребенок с тяжелым диагнозом, то сразу же начинается бой. Первым делом на женщину набрасываются и предлагают отказаться. Обычно тяжелый ребенок после рождения долго находится в больнице, и за это время на мать оказывается очень сильное давление: ежедневно ее убеждают в том, что она должна определить ребенка в государственное учреждение. Я сама свидетель: матерей вызывают в кабинет, доводят до истерики, объясняют, что их дети – растения, требующие постоянного ухода, пугают затратами на лекарства, врачей, уголовной ответственностью, если что-то случится с ребенком. Разными методами убеждают, обманывают. Обман состоит в том, что на самом деле наши дети могут жить дома – при хорошем уходе. Да, нам очень тяжело, да, нам нужны социальные работники. Но то, что если ребенок умрет в силу естественных причин, и родители понесут за это ответственность – это ложь. А врачи вгоняют матерей в шоковое состояние. И часто я вижу, что если мамы поддаются на их убеждения, то отказываются уже навсегда. Официально родителям дается полгода для принятия решения и подписания документов – а ребенок в это время уже находится в Доме малютки. Единицы из отказавшихся впоследствии все же забирают ребенка домой. Я знаю только одну такую маму – она полгода ездила в Дом малютки, смотрела, как ее дочь лежит в кровати никому не нужная, истощенная, обколотая психотропными препаратами (чтоб не кричала) – и решила ее забрать. Сейчас, хотя эта девочка и в тяжелом состоянии, но у нее нормальный вес, она улыбчивая, живет в семье, с мамой и с папой. Хотя когда эта мама забирала дочь, ей многие говорили: «Зачем тебе так мучаться? Пусть лежит и смотрит в потолок». На самом деле, это кощунство, когда такие дети просто лежат в кроватях и смотрят в потолок. Еще называется это очень интересно – отделение милосердия. Но как это далеко от милосердия!
- На вас тоже оказывали давление, убеждая отказаться от ребенка?
- С. Г.: Когда моему сыну был поставлен точный диагноз, мне сразу сказали: «Хотите сдать? Вперед!» Очень легко. Первая позиция врача в такой ситуации – предложить отказ от ребенка. Когда потом я пошла в роддом поднимать документы, там даже удивились: «А что, этот ребенок дома?» И часто слышу такое от медиков по поводу других детей. Якобы такие дети не могут находиться дома по состоянию здоровья. Мне кажется, врачи поступают так, будто дети-инвалиды опасны и находиться в обществе не могут.
- Как вы думаете, зачем врачам нужно, чтобы дети с тяжелыми диагнозами непременно попадали в государственные учреждения, а не оставались в семьях?
- С. Г.: У них есть система, и они не хотят, чтобы эта система менялась. Чем больше тяжелых детей будет оставаться в семьях, тем скорее перестанут работать специальные учреждения. Я разговаривала с массажисткой, которая 20 лет отработала в Доме малютки. Она взахлеб рассказывала, как медперсоналу там хорошо, как при закрытии таких учреждений люди теряют привычное место работы. Говорила: «А зачем таким детям жить дома? Место им там. Это же так замечательно – отдала, и живи своей жизнью, работай, рожай других». Так что это - корпоративные интересы. Это поддержка той системы, основы которой были заложены давно, и работники той системы хотят, чтобы все так и продолжалось. По идее же наоборот, именно врачи вместе с матерями должны встать на защиту таких детей, чтобы такие эти дети не проводили всю жизнь, лежа в кровати. Но пока врачи считают, что наши дети умственно отсталые и бесперспективные. Это потребительское отношение. Такой ребенок – человек со своей судьбой, со своей душой. А эти «палаты милосердия» - насмешка над замыслом Господа Бога. Милосердие – это когда мать такого ребенка имеет государственную поддержку, а сам ребенок живет в обществе наравне с остальными. В Европе почему общее качество жизни выше? В частности потому, что там высокий уровень социального обеспечения людей с ограниченными возможностями. Забота о таких детях – причина разработок новых технических приспособлений, новых методик, новых лекарств. Особые люди развивают общество. А у нас ошибочное отношение к проблеме еще с давних времен: такие дети должны находиться в специализированных домах, а матери должны работать.
- Могут ли попытаться оказать такое же давление на мать позже, когда ребенок уже будет жить дома? Могут ли тут вмешаться органы опеки и попечительства и попытаться забрать ребенка в специальное учреждение?
- С. Г.: Конечно, могут. Если врач из поликлиники решит, что мать как-то не так ухаживает за ребенком или что у них не очень чисто дома, он может сообщить в органы опеки. И никто не учитывает, что у матери депрессия, нехватка денег, личные трагедии. Никто не будет об этом думать, просто заберут ребенка и все. Надо сказать еще вот о чем: не так давно были приняты странные законы. Во-первых, когда инвалиду исполняет 18 лет, его мать становится опекуном. А опекуну государство поддержку не оказывает. Во-вторых, теперь родители должны брать разрешение в органах опеки и попечительства на получение пенсии своего ребенка-инвалида. В-третьих, надо брать в тех же органах опеки разрешение на то, чтобы снять со счета ребенка сумму, потраченную родителями на приобретение технических средств. Это говорит о том, что ребенок-инвалид не твой, а государственный, а тебе разрешают о нем заботиться. Получается, ребенок как бы уже изначально принадлежит учреждению. То есть ребенок-инвалид перестает быть свободным гражданином, имеющим право на семью. Наши органы опеки и попечительства – это чисто юридическая структура, которая занимается выдачей документов. От опеки, как таковой, там ничего нет.
«Не каждый хочет иметь дома инвалида»
Организаторы конференции «Семья – презумпция невиновности» пытались позвать на встречу и некоторых врачей: приглашения для них были переданы уполномоченному по правам детей в Санкт-Петербурге Светлане Агапитовой. Однако никто из троих них в ИТАР-ТАСС не присутствовал. Справедливости ради я встретился с заведующей отделением неврологии новорожденных и недоношенных детей одной из детских городских больниц в ее рабочем кабинете и задал несколько вопросов по интересующей нас теме.
- Часто ли отказываются от хронически больных детей социально устроенные женщины?
- Иногда чаще, иногда реже – не каждый год бывает много детей с тяжелыми неврологическими проблемами. Но если такие дети появляются, их редко забирают домой. Не каждый хочет иметь дома инвалида. В том числе вполне социально устроенные женщины. Отказываются, например, от детей с синдромом Дауна. А дети с синдромом Дауна – такие же дети, как и любые другие, просто к ним нужен другой подход. У меня на отделении на сегодняшний день лежит один такой ребенок – он даже без порока сердца, и все равно от него отказались.
- Вы или ваши коллеги в каком-либо случае можете порекомендовать женщине отказаться от ребенка?
- Никогда. Мало того, я категорический противник любых отказов. Ребенок должен жить в семье. Даже если он тяжело болен, уход за ним должна осуществлять его семья.
- Часто те, кто советует женщине отказаться от ребенка, говорят ей: «Родишь другого, здорового». Как вы это прокомментируете?
- А где гарантия, что следующий ребенок будет здоровым?
- Если отказываются, то чаще временно или навсегда?
- Есть очень приличные люди, которые переживают психологические травмы и не сразу принимают ситуацию. Если люди уже приняли решение отказаться от ребенка, я предлагаю им написать отказ на шесть месяцев. Надо же дать родителям шанс что-то переосмыслить. Больной ребенок живет в Доме малютки, а родители его живут дома. Я считаю, что это неправильно, но это мое мнение, я никому его не навязываю.
- Часто ли родители забирают детей из Дома малютки после временного отказа?
- Забирают нечасто. Но я знаю очень многих людей, которые, написав временный, а затем и полный отказ от своего ребенка все равно участвовали в его жизни.
Дети-инвалиды и их родители – одни из самых слабозащищенных членов нашего общества, а значит, обращать на них пристальное внимание должны не только государственные структуры, но и само общество, то есть обычные граждане. Данный материал – не журналистское расследование, а повод поразмыслить над явно существующей проблемой. Предоставим читателю самому решать, чьи заявления здесь заслуживают большего доверия. Надо сказать, что само предложение родителям отказаться от ребенка (сколь бы навязчиво оно ни делалось) не наказуемо ни уголовно, ни административно, так что материальную заинтересованность родителей можно смело исключить.
Игорь Лунев
В ювенальном мире