План работы 51 56 Приложения 58 I с. Н. Трубецкой: образ сущей и всеединой Истины в истории философии 58 II

Вид материалаДокументы

Содержание


Krämer H.-J.
Tigersted E. N.
Stein H. von.
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29
Крист К. Иоганн Густав Дройзен (1808–1884). — Перев. Э. Д. Фролова в кн.: Дройзен И. Г. История эллинизма. I. СПб., 1997. С. IX. По поводу специально философии интересно заметить, что введший термин «эллинизм» И. Г. Дройзен начинал философию эллинизма с Аристотеля, учителя Александра Македонского; тогда как на сегодняшний день установившееся представление о философии эллинизма разумеет послеаристотелевскую философию (именно так в своей «Философии греков» называл этот период Эд. Целлер).

20 Souverain N. Le platonisme dévoilé ou essai touchant le Verbe Plato­ni­cien. Cologne, 1700; Baltus P. Défense des SS Pères, accusés de Platonisme. P., 1711. См. об этом подробнее в статье Dörrie H. Was ist ‘spätantiken Plato­nis­mus’ / Platonica minora. München, 1976. S. 508–523.

21 Цитирую по изданию: Hegel G. W. Fr. Vorlesungen über die Geschichte der Philosophie. 1. Bd. Leipzig, 1971. S. 460, 463.

22 Stein H. von. Sieben Bücher zur Geschichte des Platonismus. Göttingen, 1862–1875.

23 Praechter K. Schulen und Richtungen in Neuplatonismus / Genethliakon. Fest­schrift für Karl Robert, 1910. S. 100–156.

24 Об осторожности, которую приобрела в этом вопросе современная история философии, свидетельствует реакция на книгу Дж. Диллона «Средние платоники» (1977): рецензенты отмечали, что сами средние платоники таковыми себя, разумеется не считали, и что они не составляли сознательно единого движения. См. об этом в послесловии ко второму изданию книги: Dillon J. The Middle Platonism. A study of Platonism 80 B. C. to 220A. D. L., 1996. P. 422–423.

25 Представление о «неписаном учении» Платона специально развито т.н. Тюбингенской школой, то есть после работ Х.-Й. Кремера ( Krämer H.-J. Are­te bei Platon und Aristoteles. Zum Wesen und zur Geschichte der plato­ni­schen Ontologie. Heidelberg, 1959) и К. Гайзера (Gaiser K. Platon’s Unge­schrie­bene Lehre. Studien zur systematischen und geschicht­lichen Begründung der Wissenschaften in der Platonischen Schule. Stutt­gart, 1963). Сочувствен­ная сводка более чем двадцатилетнего развития этого направления (вместе с собранием свидетельств) дана в книге: Richard M.-D. L’enseignement oral de Platon. Préface de Pierre Hadot. P.: Cerf, 1986.

26           — эту цитату из ари­стотелевской «Физики» (209 f 30) А. В. Лебедев взял в качестве эпиграфа к статье « : не Анаксимандр, а Платон и Аристотель» (ВДИ, 1. С. 39–54, 2. С. 43–58, М., 1978), где привел ряд резонов, позволяющих усомниться в аутентичности еще одного знаменитого термина: «беспредельного» ( ) Анаксимандра.

27 Теперь — при наличии компьютерной версии Тезауруса греческого языка (TLG)— этот единый текст перестает быть метафорическим обозначением некоего идеального требования, а является обиходной реальностью.

28 История платоновского вопроса изложена в книге: Tigersted E. N. Interpreting Plato. Stockholm, 1982.

29 Brandwood L. A word Index to Plato. Leeds, 1976; Idem. The Chronology of Plato’s Dialogues. Cambridge, 1990. Новая модель Х. Теслефа специально рассмотрена мною ниже — в третьем параграфе главы первой.

30 Подробнее об этом в разделе о Платоне.

31 Об Андронике и его работе над текстами Аристотеля более подробно речь идет во втором параграфе главы третьей.

32 См. об этом раздел «Академия при Аристотеле» в третьем параграфе главы первой.

33 Таковы тексты платоника Филона Александрийского, лежащие вне основного русла развития античной философии, но имевшие популярность в христианской традиции, а также огромный корпус текстов платоника Плутарха Херонейского, объединяемый под общим названием Moralia.

34 К числу таких исключений относятся прежде всего корпус текстов платоника Плотина, составленный и изданный его учеником Порфирием под общим названием «Эннеады», которые, однако, совершенно определенным образом включаются в комментаторскую традицию.

35 Несмотря на то, что последние представители афинского неоплатонизма считали себя диадохами (=преемниками по руководству школой) Платона, Академия как институция, основанная Платоном, прекратила свое существование после Филона из Ларисы, покинувшего Афины из-за войны с Митридатом в 88 г. до Р. Х. Однако это не мешало платоникам осознавать свою тесную связь с основателем школы и в своих школах культивировать тексты Платона: именно они репрезентировали его учение, а их толкование и составляло существо школьного философствования. То же относится и к школе Аристотеля: ее единство в поздний период репрезентировалось текстами основателя, находившимися в научном и учебном обиходе его последователей (=толкователей).

36 Для историка философии совсем небезралично, почему вдруг в определенный период философия хочет быть высказана в «богословских» текстах, в «священных речах», в эпических произведениях, почему вдруг этот период столь же решительно меняется периодом составления речей, которые признаются философскими и называются эпидиктическими, почему как философские в определенный момент осознаются речи политические, в какой ситуации самым философским жанром оказывается сократический диалог, почему после короткого расцвета он решительно и навсегда исчезает как живой жанр, необходимый для философствующей мысли, хотя и может впоследствии воспроизводиться в более или менее искусных подражаниях, почему прагматии-трактаты, внезапно вторгшись в академическую жизнь, с тех пор навсегда остались достоянием философии, почему, тем не менее, наряду с ними очень скоро начинает развиваться диатриба (своего рода «снятый» диалог), из каких потребностей возникают учебные сводки и учебники в собственном смысле, как и почему, возникнув в незапамятной древности, комментарий приобретает все разнообразие своих форм у поздних аристотеликов и платоников, — это явственное желание философствующей мысли в определенные периоды высказываться именно таким образом нельзя считать случайным и безразличным для историка философии тем более потому, что именно жанры философской литературы наиболее непосредственно вводят нас в институциональную определенность философской школы.

37 Показательно, что словом  Платон и Аристотель называют сочинение соответствующих текстов; установившийся характер такого словоупотребления очевиден, поскольку мы сталкиваемся с ним не в специальных рассуждениях, а по ходу дела. Сократ в «Государстве» Платона (II 379f) рассуждает с Адимантом об изображении богов у Гомера и говорит, что им в данном случае не подходит такой тип рассуждения о богах; тогда Адимант спрашивает:        Аристотель в начале II книги «Метеорологики» (353f35) рассматривает мнения древних об источниках моря и приводит мнения древних теологов (   ), причем из последующего текста оказывается ясно, что имеется в виду автор стихотворной поэмы Эмпедокл. Ср. также Met. A 3. 983b29:     . «Теологиями» назывались орфические сочинения (ср. Diod. Sic. I 23,6: 'Orfša, meg£lhn œconta dÒxan par¦ to‹j “Ellhsin ™pˆ me­lJ­d…v kaˆ teleta‹j kaˆ qeolog…aij. Damasc. d. princ. 124,I 319, 8 Ruelle, ¹ d par¦ tù Peripathtikù EÙd»mJ [fr. 117 Speng.] ¢na­ge­grammšnh æj toà 'Orfšwj oâsa Qeolog…a p©n tÕ no­htÕn ™siè­ph­sen... ™n mn to…nun ta‹j feromšnaij taÚtaij `Raywid…aij 'Or­fi­ka‹j ¹ qeolog…a ¼de t…j ™stin ¹ perˆ tÕ nohtÒn, ¿n kaˆ oƒ filÒsofoi dier­mhneÚousin... toiaÚth mn ¹ sun»qhj 'Orfik¾ qeolog…a...).

38 Представляется, что применение этой схемы в гораздо большей степени соответствует самому анализируемому материалу, нежели все априорные типологические, линеарные, циклические, спиральные и пр. модели, предлагавшиеся в последние два века и проанализированные, в частности, в работе В. Хёсле (см. Приложение III). В особенности на этом можно настаивать потому, что феномен возвращения, который я анализировал в специальной работе 1994 года (см. Библиографию), является одним из важнейших для понимания развития всей европейской духовной жизни и культуры. Но, разумеется, эта схема ни в каком смысле не является некоим жестким трафаретом, по которому очерчивается упирающийся материал, хотя тот факт, что сама же античность представила в таком виде идею любого процесса (как временного, так и вневременного), не может быть вовсе безразличен для использующего ее исследователя.

39 Исключением являются весьма представительные тексты, вошедшие в т.н. Гиппократовский корпус, создание и хранение которого шло, несомненно, практически вне какой бы то ни было зависимости от школ платонической ориентации. Несмотря на то что этот корпус текстов чрезвычайно важен для полного представления о становлении греческой философии в этот период, он не рассматривается в данной работе в силу специфичности материала. Кстати сказать, этот корпус существует в русском переводе (о значении Гиппократовского корпуса для правильного понимания греческого культуры и специально философии см.: Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. М.: ГЛК, 1997. Глава «Греческая медицина как Пайдейя. Греческая медицина — часть системы воспитания». С. 13–47; Реале Дж., Антисерри Д. Западная философия от истоков до наших дней. Книга I. Античность. Гл. 5: «Зарождение медицины как автономного научного знания». С. 83–91). СПб., 1994.

40 Поставив своей целью рассмотрение античного (=языческого) платонизма и тем самым искусственно ограничивая сферу рассмотрения античной (=языческой) философией, я вынужденным образом сосредоточил внимание на внутришкольных аспектах ее эволюции. Между тем совершенно очевидно, что эта «эволюция» в значительной степени определялась и внешкольными факторами. Я разумею в данном случае не экономические и социальные аспекты истории античных философских школ, а прежде всего те принципиально новые условия существования античной философии, в которые она была поставлена, во-первых, тем, что к греческой философии был привит латинский язык и римская государственность; во-вторых, тем, что сама греческая философия (вместе с римской государственностью) стала одним из составляющих моментов христианизированного европеизма, начиная со второго века принципиально определявшего и жестко направлявшего развитие школьной жизни языческих философских школ. Именно сознательный отказ от рассмотрения этих двух факторов обусловил практически полное отсутствие в изложении латинской традиции (даже платонизма в узком смысле слова), а также то, что о влиянии христианства на поздний платонизм не говорится qu’en passant.

41 Stein H. von. Sieben Bücher zur Geschichte des Platonismus. Göttingen, 1862–1875.

42 В частности, классической следует считать главу о скептической академии в книге: Krämer H. J. Platonismus und hellenistische Philosophie. B.; N.Y., 1971.

43 Lynch J. P. Aristotle’s School. A Study of a Greek educational In­stitution. Berkeley; L., 1972.

44 Glucker J. Antiochus and the Late Academy. Göttingen, 1978.

45 Мне не кажется убедительной попытка вернуться к мнению У. фон Виламовица о том, что философские школы — в частности, Академия — представляли собой  cf.: Müller C. W. Platons Akademiebegründung / Hyperboreus, vol. 1, 1994, fasc. 1. S. 68–69).

46 Görler W. Die Philosophie der Antike. Bd. 4: Die hellenistische Philosophie. Fünftes Kapitel: Älterer Pyrrhonismus, Jüngere Aka­demie, Antiochus aus Askalon. Basel: Schwabe & Co., 1994.

47 Ряд принципиальных статей сведены в сборник: Texts and studies in neoplatonism and Byzantine literature. Coll. papers by L. G. Westerink. Amsterdam, 1980; всякий раз драгоценны также введения Вестеринка к его многочисленным изданиям поздних платоников.

48 В заключительном томе «Истории античной эстетики», названном «Итоги тысячелетнего развития», Маркс присутствует только как интерпретатор Эпикура (Книга I. М., 1992. С. 466); но общая характеристика истории античной эстетики строится, тем не менее, на фоне общинно-родовой и рабовладельческой формации: «как бы ни была сложна последующая античная философия, ее интуитивные корни уходят в общинно-родовую формацию» (там же, с. 337); «...вся античная философская эстетика была только выдвижением тех или иных сторон древней мифологии. Чувственно-материальная мифология была основой, поскольку под ней лежала общинно-родовая формация. Но она никогда не была абсолютной и буквальной мифологией, поскольку она всегда разрабатывалась на путях весьма сложной и глубокой рефлексии, диктовавшейся разделением умственного и физического труда в условиях рабовладельческой формации» (там же, с. 349).

49 Цит. по изданию: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. С. 6–7.

50 Лосев А. Ф. Итоги тысячелетнего развития. Книга I. М., 1992. С. 324.

51 Там же. С. 402: «Предложенное нами выше исследование с полной очевидностью приводит к тому заключению, что античная эстетика, вообще говоря, есть не что иное, как античная философия. Почему это так? Это так потому, что последним абсолютом для античного мышления, как мы установили, является не что иное, как чувственно-материальный космос, данный как живое существо. А это значит, что чувственно-материальный космос является в античности и выражаемым, и выражающим, и выраженным. Следовательно, нужно считать окончательно установленным, что античная эстетика и античная философия есть одно и то же».

52 Там же. С. 413. Представляя многие тысячи страниц, посвященных А. Ф. Лосевым рабовладению, я многократно спрашивал себя, чем можно объяснить эту гипертрофированную, но безусловно искреннюю любовь-ненависть к античному рабовладению, и не мог найти ответа, покамест сам А. Ф. Лосев не дал некоторого, конечно, неполного, но все же психологически достоверного объяснения этого поразительного феномена. Давая «Последнее диалектическое обобщение» рабовладельческой формации, А. Ф. Лосев припоминает (там же. С. 399–400) слова вечного студента Пети Трофимова из чеховского «Вишневого сада»: «Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите их голосов... Такова и античность, и вообще такова неумолимая и жесточайшая диалектика истории». И таков характер свойственного автору «Истории античной эстетики» эстетического переживания не только произведений античного искусства, но и всей античной философии.

53 Hösle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Philoso­phie­geschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwicklung von Par­me­ni­des bis Platon. Stuttgart; Bad Cannstadt: Frommann-Holzboog, 1984. 774 S. (Ins­tituto Italiano per gli studi filosofici. Elea, 1).

54 «Только когда в истории философии есть истина, разум, из нее может возникнуть истина, разум; только когда история истинна, истина также может быть исторической, не отказываясь, однако, в силу этого от притязаний на истинность» (с. 61).

55 У меня, разумеется, нет намерения говорить о неприменимости гегелевской триады в историко-философском рассмотрении, а присутствует только желание показать большую применимость неоплатонической триады — во всяком случае к античности.

56 Не считать ли «родоначальником» такого рода утверждений критянина Эпименида, в «Оракулах» которого было утверждение все критяне лжецы? Пример обращения к такого рода снимающим себя формулам дает и Св. Григорий Богослов (в речи ХХI), — но не знаю, в каком смысле и его можно вместить в данную типологическую конструкцию.

57 При этом не совсем ясно, как мы должны интерпретировать дорийский диалект памятника.

58 Кстати заметим, что если Сократ и преподавал какую-нибудь дисциплину, то ею была риторика, то есть самая софистическая из софистических дисциплин: «Фаворин в “Разнообразном повествовании” говорит, будто Сократ со своим учеником Эсхином первыми занялись преподаванием риторики; об этом же пишет Идоменей в книге “О сократиках”» (Диог. Л. II 20).

59 Здесь не идет речи о другой заслуге Сократа, вернувшегося — во всяком случае, уже в платоновской «Апологии» — к религиозной установке, свойственной пифагореизму: поскольку В. Хёсле не признает Пифагора в качестве родоначальника философии, рассуждать об этом в данном случае бессмысленно.

60 О том, что Платон, споря с эристикой и эристиками в своих диалогах, имеет в виду не софистов V в., а современных ему сократиков, см.: Raeder H. Platon und die Sophisten. København, 1939.

61 Это настойчиво подчеркивается Платоном: «...это мы легче всего заметим, если мысленно сделаем вот что...» (359b); «если мы мысленно представим себе возникающее государство...» (369f).

62 Завершая свою «Историю античности» серединой IV века, Эд. Мейер цитирует VIII Письмо (353е) Платона 452 года: «В конце концов получится — и это очень вероятно, хотя и ужасно, — что во всей Сицилии перестанет звучать греческий язык, и она попадет под власть финикийцев или опиков» (под которыми следует понимать карфагенян-пунийцев и осков, то есть в конечном счете римлян), продолжает: «Веком позже наступил момент, когда это предсказание исполнилось... Это был конец греческой истории».

63 Принимаемая мною точка зрения на изобретение греками алфавита, авторство Гомера и письменную фиксацию его поэм проведена в статье «Осевые века европейской истории» (ВФ, 1995, № 5. С. 76–77, 84–85).

64 Традиционно принимаемая дата; cр. статью Д. В. Панченко «Фалес, солнечные затмения и возникновение науки в Ионии в начале VI в. до н.э.» (Hyperboreus, vol. 2, 1996, Fasc. 1, c. 47–124): здесь речь идет о 582/581 г., т.е. времени признания Фалеса мудрецом.

65 Это не означает, что само слово философия было создано в оппозиции к софии, хотя впоследствии оно и получило такую интерпретацию, проявившуюся как раз в анекдоте о Пифагоре — первом философе. См. ниже примечание 61.

66 О возникновении философии в пифагорейской школе (со ссылками на литературу) см. в моей брошюре: , или Феномен возвращения в первой европейской культуре. М., 1994. С. 36–65 (вошла в сб. «Античность-Европа-история». М.: ГЛК, 1999). Ниже приводятся только ссылки на работы, вышедшие позднее. Цитаты из «ранних греческих философов» приводятся по «Фрагментам ранних греческих философов. Часть I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики». Издание подготовил А. В. Лебедев. М.: Наука, 1989).

67 Важная особенность этих записанных законов по сравнению с ближ­невосточными состояла в том, что их могли читать и обсуждать обычные горожане (ср. Плутарх, Солон 25, 6), тогда как для чтения знаменитых законов Хаммурапи, например, хотя они и были выставлены на всеобщее обозрение, нужно было обращаться к специальному знатоку клинописи (Coulet C. Communiquer en Grèce ancienne. Ecrit, discours, infor­ma­tion, voyages... P.: Les Belles Lettres, 1996. P. 53).

68 См. ниже экскурс «Фалес и начало европейской философской и научной традиции».

69 Именно таким образом, на мой взгляд, и устанавливается возникновение философии: новая позиция познающего и знающего о границах и источнике своего познания разума возникает в этот самый момент использования «научной» прозы для толкования стихотворных «богооткровенных» текстов.

70 Известно, какие споры вызывает этот донесенный Климентом Алек­сандрийским фрагмент. Кстати, приведу его в более широком кон­тексте. Климент завершает V книгу «Стромат» (V 140, 1-4) закреп­лением тезиса, согласно которому греки заимствовали свои учения у варваров, и что необходимо знать, как обращаться к эллинским книгам; затем Климент сочувственно приводит ссылку на Эмпедокла, фрг. 132, 2–3:



 ’,

и непосредственно продолжает: «     ­ ­­  » ’         ­­ ­   (ср. Фо­ки­лид, фрг.13, 2).

Мне представляется совершенно очевидным, что Климент, приводя эти три цитаты, менее всего заботился о том, чтобы фальсифицировать Гераклита, вставив слово ­­­, точно также как и Порфирий (De abst. II 48:             ­    ’                ­         ­­­­  ­          ­­    ) не задумываясь убрал , поменял число и субстантивировал прилагательное , поскольку оно было в тексте Гераклита, и добавил к нему , поскольку было к чему добавлять. В противном случае необходимо предполагать головоломной сложности ситуации, которые независимым образом привели обоих к придумыванию за Гераклита текста, которого у него не было, и к ссылке на этот несуществующий текст.

Не входя здесь в бесконечную полемику по поводу аутентичности прилагательного  у Гераклита, замечу только, что бесспорные ранние случаи употребления соответствующих слов указывают на их связь с эрудицией и школой. Первое надежно засвидетельствованное в ионийской форме причастие  имело в виду примерно то же, что мы называем