Geum.ru

И доклады разных лет

Вид материалаДоклад

Содержание


15 декабря (по дороге в Каир)
11 января, 1-й день рамадана
9 февраля, последний (30-й) день рамадана
10 февраля, первый день ида (праздника)
31 марта (22 шавваля)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
сакийи (колеса, подающего воду на поля) до кваканья лягушек. Путешествие в те времена было долгим: только 2 октября на горизонте показались силуэты пирамид Гизы, и лодка причалила в предместье Каира – Булаке.

Лэйн был очарован Каиром, его узенькими улочками, бесчисленными минаретами, великолепными архитектурными памятниками. После посещения генерального консульства Лэйн решает сразу же приобщаться к местному образу жизни. Он переодевается в турецкое платье и отправляется на поиски жилища. Ему удается снять, дом в районе Баб аль-Хадида.

Лэйн совершает многочисленные экскурсии по городу. Его пристальное внимание привлекают пирамиды, но вовсе не как туриста: везде Лэйн делает детальные зарисовки и тщательные измерения. После двух месяцев изучения египтян и арабского языка Лэйн вновь совершает поездку к пирамидам, основательно экипировавшись всем необходимым для работы. Он находит временное пристанище в одном из склепов – шириной восемь футов и длиной шестнадцать. В склепе он обнаруживает обычное скопление тряпок и костей и находит даже несколько целых мумий: в те времена это еще не было редкостью. Перенеся туда свой багаж и раскурив любимую трубку, Лэйн чувствует себя удовлетворенным: здесь он может заняться составлением карт и зарисовками; на влажном полу разложены матрасы, горят свечи. Ему прислуживают двое слуг, привезенных из Каира, – египтянин и нубиец. «В этой гробнице я провел две недели, – вспоминал Лэйн, – самые приятные дни моей жизни, хотя я и был лишен многих предметов роскоши, которые мог достать без особого труда. Моя внешность соответствовала моему образу жизни: учитывая то, что мне предстояло подвергаться значительным перепадам температуры, входя в Большую пирамиду и выходя из нее, я оделся в харам (шерстяную рубашку) бедуина, наиболее удобную одежду в таких обстоятельствах – ее можно запахивать больше или меньше в зависимости от температуры. Я также стал приучать себя часто сбрасывать обувь, чтобы легче было карабкаться по ступеням и пробираться по узким проходам в пирамиде, то же самое я бы посоветовал и всем остальным. Пару раз я слегка поранил ступни, но через два-три дня я уже мог безболезненно ступать на самые острые камни. В соседних деревнях я доставал любую пищу, в которой нуждался: яйца, молоко, масло, птицу и верблюжье мясо. Хлеб можно было купить только в Гизе, правда, я мог нанять человека, чтобы выпекать его. Средний грот занимала семья из трех человек: старика по имени Али, его жены (которая была более чем в два раза моложе его) и их маленькой дочери, они охраняли там несколько антикварных ценностей. Не считая их, ближайшими моими соседями были только обитатели деревушки, находившейся на расстоянии мили». Правда, через два дня одиночество Лэйна было нарушено: его гостеприимства попросил молодой бедуин, дезертировавший из армии паши. Он оставался с англичанином вплоть до отъезда Лэйна в Каир, развлекая его по вечерам многочисленными историями из жизнеописания Абу Зайда и вызывая негодование слуги-египтянина своим бедуинским презрением к феллахам. Перед отъездом Лэйн спросил его, на чье покровительство он теперь рассчитывает, и молодой бедуин ответил, проявив характерную для мусульман веру в провидение Аллаха: «А кто тебя привел сюда?»

Вернувшись в Каир, Лэйн занимается изучением города и его обитателей. К этому времени он уже в достаточной степени овладевает арабским языком и стремится быть похожим на египтян одеждой, манерами и образом жизни; сближению с людьми помогают его природное спокойствие, самообладание и терпеливость. Многим он по внешнему виду напоминает скорее хиджазского араба, нежели египтянина, но, как бы то ни было, каирцы не видели в нем чужака; ему удавалось улавливать наиболее сложные и яркие идиоматические обороты их диалектальной речи, запоминать малозаметные детали их повседневного общения, понимать их образ мысли. Как образно писал Лэйн-Пул, «дух Востока является закрытой книгой для девяноста девяти из каждых ста ориенталистов. Для Лэйна он был открыт».

Однако не следует видеть в Лэйне ученого, фанатически погруженного в объект своего исследования и забывшего обо всем остальном. Он интенсивно общался с каирскими европейцами, но его общение было направленным: оно должно было содействовать его востоковедному образованию. Много дало Лэйну знакомство с известными египтологами Уилкинсоном и Бэртоном (позднее Хэлибэртоном), уже упоминавшимся Лайнентом, Бономи, путешественниками Хэмфризом, Хэем и Фокс-Стрэнгвэйзом. Другом Лэйна и ценителем его таланта был лорд Прудоу.

Наконец Лэйн решил, что настало время для путешествия по Нилу. 15 марта 1826 г. он отплывает вверх по течению на лодке с экипажем в восемь человек. Во время путешествия Лэйн неустанно работает. Он не теряет ни минуты, осматривает все, что можно увидеть, описать, нарисовать, начертить. Он готов бродить по прибрежным городам и деревням целыми днями. Неутомимый ходок, он не боится раскаленного песка в жаркие дни, когда температура в тени достигает 45°. Исходив берега, он плывет дальше, сидя на палубе с трубкой и наблюдая за всем на расстоянии. Лэйн интересуется в равной степени и современной ему жизнью египтян, и древностями Египта. Он посещает мавзолеи шейхов аль-Хариди и Абдель Кадира аль-Джилани, демонстрируя такое знание обрядов зияры (ритуального посещения мавзолеев), что спутники находят его поведение безошибочным. Ему удается посещать не только деревни, но и становища бедуинов. Весьма плодотворной была поездка по Верхнему Египту. В древней столице египтян – Фивах – он пробыл 73 дня. Вернувшись в Каир, Лэйн опять переключается на изучение и описание нравов и обычаев горожан, а также продолжает описание города. Через несколько месяцев он совершает второе путешествие по Нилу, поднявшись опять до второго порога. В 1828 г. он завершает описание Египта и Нижней Нубии, страны, ее памятников и населения. Пробыв некоторое время в Каире и совершив прощальный визит к пирамидам Гизы и Саккары, он осенью того же года возвращается в Англию.

Так завершилась первая экспедиция Лэйна в Египет, давшая ему основной материал для книги о Египте и египтянах. Три года, которые Лэйн провел в Египте, по его признанию, были потрачены на то, чтобы «зарисовать страну». В результате был собран уникальный материал. Каждая пирамида или гробница, каждый памятник, каждая мечеть или деревня, любое примечательное растение, одежда, утварь – все замечено, описано, зарисовано. Глаз наблюдателя бесстрастен, язык точен и суховат, лишен эмоциональной восторженности благожелательного путешественника или язвительности заведомо неприязненно настроенного к стране европейского визитера. Лэйну чуждо fine writing, максимальная достоверность в описании – вот его единственная задача. Из всех своих работ только в примечаниях к переводу «Тысячи и одной ночи» Лэйн отошел от этого принципа. Но то, что в XIX – начале XX в. считалось высшим достижением ученого Лэйна, сегодня оказалось забытым, а его описания привлекают тем большее внимание, чем дальше отстоит от нас его эпоха.

В результате первой поездки Лэйна и родилось его грандиозное «Описание Египта». Этот труд можно было бы назвать непревзойденным, если бы не одно «но»: он не увидел света. Дело в том, что его неотъемлемую часть составлял 101 рисунок сепией, сделанный с помощью изобретенного другом ученого д-ром Уолэстоном проекционного аппарата, называемого камера лусида. Воспроизведение этих рисунков типографским способом обошлось бы слишком дорого (и не оправдало бы себя). Но рукопись и рисунки не пропали даром: они послужили ценным материалом для многих и многих европейских исследователей.

Только во время первой поездки в Египет Лэйна можно было назвать «чистым» путешественником. Лишь еще один раз Лэйну предстояло подняться вверх по Нилу до Фив, замечал по этому поводу Лэйн-Пул, и пожить в гробнице, но это было вынужденное бегство от чумы. С тех пор мы уже не увидим отчаянного исследователя, карабкающегося по пирамидам или шагающего под жаркими лучами солнца меж бедуинских палаток. Перед нами предстанет именитый ученый: стол, перо и бумага заменят ему долины Египта, блокнот и карандаш путешественника.

Несколько лет в Англии Лэйн провел за обработкой своих дневников, из которых родилось его «Описание Египта». Переговоры с издателями ни к чему не привели. Тогда Лэйн выбрал из рукописи только ту часть, в которой шла речь о современном ему населении Египта, и показал ее лорду Браугхэму. Браугхэм весьма высоко оценил ее и рекомендовал Обществу распространения полезных знаний, членом которого являлся. Это вселило в Лэйна надежду и побудило его совершить новое путешествие в Египет, чтобы дополнить эту часть и сделать на ее основе новую книгу. В 1833 г. он пересекает Средиземное море и вновь оказывается в Александрии. Ему понадобилось два года (1833 – 1835), чтобы превратить очерк о нравах и обычаях в фундаментальное и законченное описание быта египтян. Это описание по своему уровню не уступало предыдущему.

Уже к началу первого путешествия Лэйна Египет не являлся для европейцев terra incognita. Однако возможности изучения Египта были далеко не исчерпаны. Страну еще не описали во всех отношениях. Для выполнения этой задачи нужен был талант именно такого ученого, как Лэйн. Об этом таланте лучше всего сказал лорд Браугхэм: «Интересно, знает ли этот человек, в чем состоит его форте? – Это описание». Способность к скрупулезному научному описанию и потрясающая работоспособность – вот то главное, что позволило Лэйну выполнить его задачу – описать Египет.

Обладая талантом ученого-дескриптивиста, Лэйн нашел ему наилучшее применение: всесторонне и полно, с необычайной добросовестностью он изучил Египет и египтян, их нравы и обычаи, их язык и литературу, их города и жилища, их внешность и одежду. Каждое из его описаний сделано на высоком профессиональном уровне. При этом Лэйн не создал теоретических трудов в какой-либо из областей арабистики, за исключением разве что комментариев к «Тысяче и одной ночи». Его крупные работы не претендуют на это. Правда, тщательный разбор того или иного явления иногда сопровождается ассоциациями, и тогда появляются, например, сопоставления с Библией (которую Лэйн хорошо знал), с обычаями древних народов, однако здесь Лэйн демонстрирует больше свою эрудицию. Но эти недостатки не заслоняют главного, сделанного ученым.

Лэйн прибыл в Александрию на борту торгового судна «Рэпид» водоизмещением 162 тонны, а оттуда по каналу Махмудийя на лодке отправился в Каир. Со времени своего отплытия из Англии Лэйн вел дневник, в который, так же как и во время первого путешествия, скрупулезно заносил все, что видел. Многие страницы этого дневника представляют самостоятельную научную ценность, хотя они и не вошли ни в одну из книг автора. Вот несколько отрывков из дневника.

« 15 декабря (по дороге в Каир)

...Сторговались за 80 пиастров плыть до Каира. Дошли до Фувы, но не смогли продолжать плавание из-за резкого встречного ветра. Воздух слишком вязок: трудно было представить себе, что я в Египте. Вода все еще очень мутная. Много лодок перевозили турецких паломников, собиравшихся присоединиться к египетскому каравану в Мекку. Фува, казалось, вся лежала в руинах и была населена самыми несчастными и убогими людьми, каких я когда-либо видел. Мне говорят, что я увижу это во всех деревнях, которые мы будем проплывать. Причина одна: всех самых здоровых на вид молодых людей забрали в армию или во флот, их жены и возлюбленные последовали за ними, но были разлучены с ними по прибытии в столицу и превратились в проституток; сегодня Каир кишит ими…

26 декабря

…Вид на Каир со стороны порта (Булака. – В.Н.) стал значительно лучше со времени моего последнего визита благодаря тому, что горы мусора, возвышавшиеся на этом месте, были убраны, а там, где они находились, выросли сады. Некоторое время назад европейским путешественникам, если они были одеты в турецкое или европейское платье, не разрешалось входить в городские ворота Каира без паспорта (он назывался тизкара), который они должны были показать страже. Теперь с этим правилом покончено. Оно было введено для того, чтобы точно знать количество населения и гарантировать, что ни один из местных жителей не останется неузнанным и не избежит уплаты фирды – подушного налога. В самой столице я обнаружил больше разрушенных домов, нежели в прошлый мой приезд, а в облике низших сословий признаки нищеты стали явственнее. В стиле костюмов местных жителей не произошло изменений, но офицеры и турки на службе паши стали носить одежду низамиев, что только начало распространяться среди них тогда, когда я уезжал из Египта. Головной убор (теперь просто тарбуш, без муслинового или кашемирового платка, обернутого вокруг него) потерял свою былую элегантность. Вся одежда стала менее изящной и красивой по сравнению с костюмом мамлюков, который она сменила, хотя стала более удобной для ходьбы и любой активной деятельности…

11 января, 1-й день рамадана

…Рамадан в этот год падает на зиму, поститься относительно легко: дни короткие, а погода прохладная, поэтому жажда не ощущается столь мучительно. Период от начала воздержания от пищи (имсак) до конца . . . будет равен 12 часам 47 минутам… К вечеру и в течение некоторого времени после захода солнца нищие на улицах становятся более обычного назойливыми и крикливыми. Я часто слышу крики: «Фатури алек йа рабб!" («Мой завтрак на тебе, о Господи!») или: «Ана дэйф алла ва-н-наби!» («Я гость Аллаха и пророка!»), а также следующую поговорку: «Мин фаттар сайим, лю агрун дайим» («Кто накормит постящегося, тому будет вечное вознаграждение»), в ней особенно наглядно слияние норм литературного языка и народного диалекта, нередкое во фразах подобного рода). Кофейни теперь посещает больше людей из низших сословий, многие из них предпочитают прервать свое воздержание от пищи чашкой кофе и трубкой. Группы собираются в этих кофейнях незадолго до захода солнца и ждут там вечернего призыва на молитву, который означает окончание дневного поста. В ночи рамадана в некоторые кофейни приходят декламаторы сказок или поэм. Среди каирских улемов существует также обычай приглашать факихов для исполнения зикра каждую ночь этого месяца…

9 февраля, последний (30-й) день рамадана

…Утомленный вид и усталость – вот итог поста в рамадан. И если люди в это время более обычного заняты бормотанием отрывков из Корана, то, я думаю, делают это только для того, чтобы скоротать время. Говорят, что теперь гораздо больше людей нарушает пост по сравнению с тем временем, когда я в последний раз был здесь. Даже кади несколько дней назад сказал моему знакомому, что теперь принято поститься только первые и последние два дня этого месяца. Бедняки, как правило, все еще строго соблюдают пост, и для них он наиболее чувствителен, так как они редко могут получить облегчение от своего повседневного труда. Сейчас в городе живет старик, который постится все дни в году от восхода до захода солнца, за исключением двух идов, или праздников, когда мусульманину поститься не дозволено законом…

10 февраля, первый день ида (праздника)

На рассвете все мечети переполнены верующими, произносящими молитвы ида: теперь на улицах можно ежеминутно видеть, как друзья поздравляют друг друга, обнимаются и целуются. Многие люди (которые могут себе это позволить) надевают все совершенно новое, другие новые ири, тарбуш или тюрбан или хотя бы новую пару красных или жёлтых туфель. Многие лавки закрыты, за исключением тех, где продается съестное. Люди в основном заняты поздравительными визитами или же поездками к могилам своих родственников (это относится в первую очередь к женщинам). Ослы нагружены пальмовыми ветками; посетители гробниц во многих местах загромождают улицы. Пушки цитадели стреляют в полдень и в аср (после полудня) в каждый из трех дней ида…

18 февраля

Вчера был обезглавлен один человек, сегодня – другой. Первый забрался в дом с целью воровства и пытался убить хозяина дома. Он запер его в одной из комнат, а сам продолжал грабить. Выходя, он увидел, что хозяин из окна зовет на помощь, тогда он выстрелил в него из пистолета. Преступление другого, турка, кавваса паши, заключалось в ограблении и убийстве турецкого паломника… Ограбления в последнее время стали здесь весьма частыми: преступлений, как и следует ожидать, становится больше, когда люди подвергаются угнетению и живут в нищете…

27 февраля

Отправился в аль-Хасанейн, чтобы увидеть кисву, буркуа и т. п., перед тем как их упакуют и отправят с караваном в Мекку. Кисва была еще не полностью соткана, несколько женщин и мужчин еще работали над ней у большой стены портика. Я попросил и получил пустячный подарок – кусочек кисвы в пядь длиной и примерно такой же ширины. Сшивая несколько полотен по ширине, ткачи вынуждены отрезать маленькие полоски, их продают или раздают как амулеты людям, которые хотят иметь эти реликвии. Прочитав, согласно обычаю, у усыпальницы аль-Хусайна Фатиху, я прошел в маленькое помещение при мечети, где находились буркуа – покрывало для макама господина нашего Ибрахима, покрывало для махмаля (которое я видел лишь частично) и хигаб (мусхаф) махмаля, а также вышитый мешочек из зеленого шелка, предназначенный для хранения ключа от Каабы…

31 марта (22 шавваля)

Наблюдал процессию с махмалем. Она отличалась от той, что я видел в прошлый раз, семь лет назад (в 1827 г.), тем, что двигалась с гораздо меньшей помпезностью. Сначала, примерно через два с половиной часа после восхода солнца, вытащили маленькое полевое орудие (для того, чтобы сигналить выстрелами отправление после остановок). Затем появились отряд балтагийа (идущих впереди, или провожатых) и стражники паши с повязками на голове. Вслед за ними вереницей шли верблюды с большими подбитыми седлами, с двумя наклоненными вперед маленькими флажками на каждом седле и плюмажем из страусовых перьев, укрепленным на небольшой палке перед седлом. На верблюдах, подкрашенных хной в рыжий цвет, были попоны, обшитые маленькими раковинами (каури); других украшали пальмовые ветви, прикрепленные к седлам, а по бокам висели колокольчики или большие литавры, в которые ударял человек. Затем на двух верблюдах проследовал тахтраван (паланкин. – В.Н.) эмир алъ-хаджжа (главы каравана паломников). Далее показалась группа дервишей со знаменами своих орденов (флагами, шестами, сетками и т. п.), одни повторяли имя Аллаха и дергали головами, другие ударяли кожаным ремнем по маленьким литаврам, держа их в левой руке. Два дервиша с мечами имитировали бой, шли два борца, голые до пояса и натертые маслом, и двигалась верхом на лошади фантастическая фигура с фальшивой бородой (описанная в моем рассказе о процессии с кисвой, помещенном в книге), все одеяние этого человека состояло из овечьих шкур и высокой шапки из овчины. За дервишами несли махмаль, который в этом году имел жалкий вид: покрывало было, старым, а шитье потускнело. Махмаль окружала толпа: люди пытались коснуться его руками, краем шали или платка, некоторые даже разворачивали для этого свои тюрбаны, а женщины в окнах снимали свои головные покрывала. Мне было позволено свободно осмотреть махмаль и подержать его, когда он хранился в мечети аль-Хасанейн. За полуголым шейхом, о котором я писал в моем рассказе о процессиях с кисвой и махмалем, последовало, как обычно, священное знамя, водруженное на верблюда и обвевавшее его голову. Несколько солдат, эмир аль-хаджж и офицеры, сопровождавшие караван, замыкали процессию. Менее чем за час процессия миновала место, где я находился».

Эти выдержки из дневника дают представление о той напряженной работе, которую не переставал вести в Египте ученый. Во время второго путешествия Лэйна по Египту прокатилась эпидемия чумы, и ему едва удалось избежать этой болезни. Дневник завершается двумя рассказами о чуме от 1 и 2 августа 1835 г. Вскоре Лэйн вернулся в Англию и привез рукопись детальнейшего описания нравов и обычаев египтян.

Некоторое время ушло на редактирование и оформление рукописи. Лэйн сам вырезал по своим рисункам деревянные доски для гравюр. Первое, самое дорогое издание книги «Нравы и обычаи современных египтян» вышло в декабре 1836 г., а за ним быстро последовали другие издания. Книга вскоре была переведена на немецкий язык. Ее опубликовали в Германии и в Америке. Книга Лэйна завоевала широкую популярность и принесла автору известность. Высоко оценили труд ученого и специалисты. Критик из лондонского «Куотерли ревью» не нашел у Лэйна ошибок, за исключением передачи в латинской графике арабских имен. С хвалебным письмом к Лэйну обратился живший в Каире известный арабист Френель. Немецкий ориенталист д-р Шпренгер, посетив Каир, намеревался проверить Лэйна и найти неточности в его книге (арабисты всегда ревнивы друг к другу), но эта попытка окончилась неудачей.

Восторженно отзываются о книге Лэйна и современные востоковеды. Ее также высоко ценят в Египте. В книге «Каир: городу 1000 лет», изданной египетским министерством культуры в 1969 г., давалась следующая оценка этого-труда: «Очень верное и подробное описание внешнего облика Каира, уклада его жизни, обычаев населения первой половины XIX в. дал в своей известной книге Э. У. Лэйн. Эта книга явилась как бы логическим завершением монографии „Описание Египта", составленной учеными эпохи французской оккупации».

Когда к Лэйну пришла слава, он стал активно участвовать в общественно-научной жизни Англии. Заседания обществ, научные коллоквиумы, редактирование научных трудов занимают значительную часть его времени. Он становится признанным экспертом по всем проблемам арабской литературы. Но он ищет новой большой работы, и его внимание привлекает замечательный памятник средневековой арабской литературы – «Тысяча и одна ночь». Лэйн берется за перевод этих сказок, рассматривая памятник как своего рода энциклопедию нравов и обычаев средневековых арабов. К каждой главе он дает обширные примечания, представлявшие большой научный интерес. С 1838 по 1840 гг. книга выходила ежемесячно отдельными выпусками, обильно иллюстрированная В. Харвеем. Потом перевод неоднократно публиковался и отдельными изданиями. Хорошо известно издание 1859г., осуществленное племянником Лэйна Э. Стэнли Пулом (отцом С. Лэйн-Пула), где был в неприкосновенности сохранен оригинальный текст, и авторский вариант транскрипции имен. В 1883 г. С. Лэйн-Пул предпринял отдельное издание примечаний Лэйна к его переводу сказок «Тысячи и одной ночи» под названием «Арабское общество в средние века».

Ценность труда Лэйна была признана сразу же, однако английский читатель с недоверием встретил новое, хотя и более правильное, написание имен – Синдибад и Джаафар (а не Синдбад и Джафар). Хорошо знакомого им Аладина они вообще не нашли в переводе Лэйна, даже в его более правильном написании – Аля ад-Дин. Поэтому при подготовке нового издания было решено восстановить старую транскрипцию и вставить в текст неаутентичные, но популярные у читателей сказки. Это вызвало протест со стороны Лэйна, который потребовал изъятия тиража книги из продажи. В издании 1859 г. оригинальный текст автора был полностью восстановлен.

Лэйн, который не мог жить без работы, тем временем сделал перевод «Извлечений из Корана» с введением, примечаниями и вплетенным в текст комментарием. Эта книга вышла в свет в 1843 г. Однако неутомимая натура Лэйна искала нового серьезного дела, которому он мог бы посвятить долгие годы жизни, чтобы использовать свой талант аналитика-дескриптивиста.

Как писал Лэйн-Пул, Э.У. Лэйн «почти исчерпал Египет. Он описал страну, нарисовал сиюминутную картину жизни ее народа и перевел его любимые сказки». Теперь перед Лэйном встала гигантская задача – создать новый труд, также связанный своими корнями с Египтом, но на этот раз предназначенный не для широкого читателя, а для узкого круга специалистов. Ученый задумал составить грандиозный арабско-английский словарь. Если по арабской грамматике уже существовали великолепные труды де Саси и Лумсдена, то словари Голиуса и Фрейтага значительно уступали им. Лэйн решил восполнить этот пробел в европейской арабистике путем тщательной обработки рукописи арабского толкового словаря XVIII в.