Шубин Роман Владимирович
Вид материала | Лекция |
- Ип алябьев Роман Владимирович, 3.17kb.
- Роман Петрович Костюченко, Николай Владимирович Максимович, Сергей Владимирович Мыльников,, 1886.15kb.
- Бавтута Роман Владимирович. Зам директора по ит тезисы, 220.97kb.
- Российская академия наук институт африки г. В. Шубин проблемы развития демократической, 3341.46kb.
- Шаповал Роман Владимирович, начальник Главного управления образования и науки Харьковской, 60.54kb.
- Роман Москва «Детская литература», 3628.68kb.
- 17. 01. 2011 г. Резюме быстров Роман Владимирович, 46.86kb.
- Англ the Gothic novel, «черный роман», роман «ужасов» в прозе предромантизма и романтизма, 180.16kb.
- Онегин Роман «Евгений Онегин», 39.21kb.
- Роман Роман принадлежит к эпическим жанрам литературы. Эпос, 87.36kb.
Основные черты поэтики «окопной правды».
1. Герой – это вчерашний школьник или студент, недоучившийся, недолюбивший, только готовящийся вступить во взрослую жизнь. Отсюда мотивы радости и надежды, мечта (воспоминание) о любви (как правило, первой) и круговорот впечатлений. Ощущение это отлично передано стихотворением Д.Самойлова «Сороковые». Трагические события войны укладываются в открытую для впечатлений душу героя, поэтому столь глубокими бороздами и прошлась война по их душам. Они быстро становились «стариками» (как это показано в фильме Леонида Быкова «В бой идут одни старики», 1974), но никогда солдафонами, существующими только в военной империи, острота переживаний не проходила, оставалась сильная мечта о послевоенной жизни. Поэтому большинство героев – лейтенанты, бывшие студенты, прошедшие офицерские курсы, лейтенантами и остаются. Они взрослеют в самой суровой школе жизни.
2. Мощный сплав натуралистической и лирической поэтики. Особое внимание к деталям как внешним натуралистически выпуклым, трагическим и ужасным деталям войны, так и к внутренним – к личным переживаниям, к лирическим интонациям. Взгляд юности свеж, зрение и слух предельно обострены, краски чисты. Молодой фронтовик видит войну голым незащищенным взглядом. И с предельно близкого расстояния – словно в телескопический объектив. Оттого образ войны предстает во фронтовых повестях через мозаику мельчайших подробностей и укрупненных деталей. Прежде всего, в их повестях натуралистическая образность является важным способом добывания правды. Они убеждены, что без жестоких, мучительных, неприятных подробностей не может возникнуть адекватного представления ни о подлинной мере мучений, ни о подлинной цене героизма человека на фронте.
3. На другом полюсе – лирическая экспрессия, источником которой является юношеская жадность к жизни и свежесть восприятия героя. Некоторые лирические образы поэтичны (описание тишины, уголка природы, не тронутого войной, мирного времени, образ женщины и т.д.), за всем этим происходит глубокий психологический процесс – пробуждение сознания бесценной ценности всего сущего.
4. Нравственный вектор конфликта связан не с размежеванием на своих и врагов. Враги – это объективная реальность, они порой не изображаются никак. А вот конфликт возникает между своими, внутренний. И речь идет не только о предателях, изменниках родины, откровенных трусах и дезертирах. Главным водоразделом между людьми становится совесть. Между людьми пролегает невидимая граница: за бессовестность одних расплачиваются другие, от лжи одних всегда страдают другие. «На войне между нами всегда Днестр», – говорит герой повести Г.Бакланова «Пядь земли» лейтенант Мотовилов. Большинство осталось на «левом» берегу, где тыл и спокойно, а небольшая часть закрепилась на «правом», удерживая плацдарм, безымянную сопку, высоту, какой-то клочок земли, «пядь земли», обильно поливая его кровью. Скользкие шкурники, защитившиеся всесильными документами, тыловики, санитары, нерадивые и бессовестные солдаты, офицеры-формалисты, политработники, бросающиеся словами, которые некоторые повторяют шепотом, – из-за их мелких «проступков» всегда страдают другие, погибают целые батальоны.
5. Место и количество персонажей действия в лирических повестях всегда ограничено. Это, как правило, «пядь земли», «полтора квадратных метров», окоп, орудийный расчет, маленький взвод. Действие происходит на безымянной высоте, на неглавных направлениях, в локальных стычках с врагом. И это вызвано творческой сверхзадачей: выбрать то место и время, где и когда совершается духовное преображение молодого фронтовика – когда кончается мальчишество и рождается Личность, Человек Нравственный. Прозаики фронтового поколения первыми придали человеческое измерение самой Отечественной войне, ибо главной мерой вещей, в том числе и мерой победы, у них стала жизнь человека.
По существу, именно этот нравственный пафос фронтовой повести вызвал острую критику, в которой смешались упреки и в грубом натурализме, и в «недооценке роли общественных организаций в армии», и в «дегероизации», умалении великого подвига советского солдата-освободителя, и в узости взгляда на события мирового масштаба и т.д.
Отвечая своим критикам, молодой Ю.Бондарев говорил:
«Окопная правда для меня, в первую очередь, – это высокая достоверность. … Окопная правда – это те подробности взаимоотношений солдат и офицеров в их самых откровенных проявления, без которых война выглядит лишь картой со стрелками, обозначающих направление ударов, и полукругами, обозначающими оборону. Для меня окопная правда – это подробности характера, ведь есть у писателя время и место рассмотреть солдата с того момента, когда он вытирает ложку соломой в окопе, до того момента, когда он берет высоту и в самый горячий момент боя у него развертывается портянка и хлещет его по ногам. … А в героизм входит все: от мелких деталей (старшина на передовой не подвез кухню) до главных проблем (жизнь, смерть, честность, правда). В окопах возникает в необычайных масштабах душевный микромир солдат и офицеров, и этот микромир вбирает в себя все»1.
Поэтика «окопной правды» ориентирована на то, чтобы художественный текст воспроизводил душевный микромир солдат и офицеров, и чтобы этот микромир вбирал в себя огромный макрокосм войны.
Лекция 5. Проза Василя Быкова
Военная проза Быкова развивается в русле жанра лирической фронтовой повести. Как правило, главными героями его произведений являются молодые люди, из интеллигентной учительской среды, ставшие бойцами. Эти повести лиричны, в них встречаются лирические отступления: о первой любви, о встрече с девушкой, о родителях, об учебе, о последних часах мирной жизни, о малой родине (так или иначе Белоруссия является отправной точкой). Война описана крайне локально: это или малый расчет противотанковой пушки («Третья ракета»), разведывательный отряд («Дожить до рассвета»), партизанский отряд и сельская община («Обелиск»). Нет крупных батальных сцен, крупных обобщений, но жестокость врага явлена во всей своей беспредельности – одном факте, в одной подробности.
Но вместе с тем В.Быков занимает особое место в числе писателей о войне. В его книгах развертывается типично «быковская» ситуация.
1. Герой попадает в ситуацию, где совершить выбор нет никакой возможности. Сила обстоятельств сгустилась до такой степени, что кажется, герой ведет борьбу с роком, с судьбой, с собой. И здесь, в этой борьбе с непреодолимыми обстоятельствами, и выявляется моральный стержень героя и антигероя. В «Западне» (1963) лейтенант Климченко попал в плен, и его пытаются склонить к службе на немцев. Он отвергает это предложение и предпочитает погибнуть, но его отпускают к своим и от его имени читают обращение по радио с призывом сдаваться. Для своих он теперь враг, и именно своим придется сделать нелогический выбор: капитан Орловец и его солдаты проявляют доверие к Климченко вопреки угрозам из штаба и приказу арестовать «предателя». Такая ситуация в поздней повести «В тумане» (1986) разрешается трагически: партизан Сущеня в доказательство своей невиновности носит на себе труп своего товарища, убитого полицаями, с которым вместе отправился на задание, а потеряв труп – убивает себя, понимая, что иной возможности оправдаться перед своими нет. Такова цена правды.
2. Герой приближен к пограничной ситуации – смерти, которая вырывает из рук победу. Испытание характера происходит под «знаком беды», перед самой главной личностной катастрофой – смертью. Поэтому наблюдается убывание жизненных сил героя, жизненных обстоятельств. Герои борются со смертью в одиночку. Это хромой учитель Мороз («Обелиск»), добровольно сдающийся в плен, чтобы быть со своими учениками («Альпийская баллада»). Это бежавший из плена белорус Иван Терешко с итальянкой Джулией, за которыми охотятся вооруженные отряды. Это Лозняк (герой повести «Третья ракета»), единственный оставшийся в живых от артиллерийского расчета, у которого из всего оружия осталась одна ракета в ракетнице. Иваницкий (Ивановский), герой повести «Дожить до рассвета» (1973) собрал взвод разведчиков с целью проникнуть в тыл к врагу и уничтожить крупную немецкую базу. Но несчастья стали преследовать с самого начала: отряд понес потери, есть убитые и раненые. Позже, когда выяснилось, что базы нет, часть отряда возвращается, а Иваницкий в помощники себе выбирает неопытного юнца. В итоге мы наблюдаем умаление победы и уменьшение средств и цели: сначала это была база, потом крупный немецкий офицер, потом автомобиль с солдатами, потом вообще какой-то автомобиль, и наконец, нестроевой немец с возом сена. И отряд Иваницкого уменьшился до одного смертельно раненого человека, которому осталось несколько минут жизни. Такое уменьшение героического происходит и повести «Сотников». Сотников всегда мечтал погибнуть как герой, но он так и не убил ни одного врага, и вместо пули (достойная, как он считал смерть) ему грозит повешение (недостойная смерть), да еще и от своего, предателя Рыбака.
3. Испытание характера происходит в экстремальных и безвыходных ситуациях. Повесть «Сотников» (1970) о становлении подлинного героя и выявлении антигероя. Сотников и Рыбак принадлежат общему лагерю, они едины в своей ненависти к врагам и борьбе с «машиной» фашизма. И поначалу утверждается некоторое превосходство Рыбака над Сотниковым в гуманистическом плане: он хороший, опытный боец, которого не обманывает инстинкт самосохранения, защищает старосту Петра (Сотников настаивал на его смерти), помогает раненому другу, из-за него и вместе с ним попадает в плен, думает о побеге. Но в плену он пытается вести игру, в чем-то решая пойти на компромисс и уступить, тогда как Сотников мужественно и целенаправленно движется к мученической смерти. Рыбака подводит то, что раньше спасало – инстинкт самосохранения и солдатская выучка – сам того не замечая он становится предателем и палачом. И вот тут-то проявляется глубинная разница между героем и антигероем: чем более человек связан морально, чем больше груз обязанностей перед обществом и страной, чем суровее узы нравственных императивов, тем тверже стоит душа в борьбе против звериной силой.
Лекция 6. «Доктор Живаго». Борис Пастернак.
Роман широко обсуждался, как в западной, так и в отечественной печати. Считалось, что это последний роман с широким охватом. времени и пространства, с философской глубиной, острым сюжетом и, самое главное, с ярким центральным героем, отразившем судьбу целого – пастернаковского поколения, поколения Пятого года.
"Я хочу написать большой роман: с любовью, с героиней – как Бальзак", – писал Пастернак М.Цветаевой в 1922 г.
И в уже в 1946 г., в момент начала работы: «Собственно, это первая настоящая моя работа. Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие, и в то же время всеми сторонами своего сюжета, тяжелого, печального и подробно разработанного, как, в идеале, у Диккенса и Достоевского, -- эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое. Роман пока называется "Мальчики и девочки"...» (В письме к О. М. Фрейденберг от 13 октября 1946 года).
Роман о поколении, о его выразителе – Александре Блоке: «Я, как угорелый, пишу большое повествование в прозе, охватывающее годы нашей жизни, от Мусагета(*) до последней войны, опять мир "Охранной грамоты", но без теоретизирования, в форме романа, шире и таинственнее, с жизненными событиями и драмами, ближе к сути, к миру Блока и направлению моих стихов к Марине(**). Естественна моя спешка, у меня от пролетающих дней и недель свист в ушах" (письмо С. Н. Дурылину от 27 января 1946 года).
Работа над романом заняла около 10 лет – с 1946 по 1955 г. Пастернак в своем романе возрождал не только конкретное произведение, но и целый жанр. Роман вырос из русской прозы, разлитой по мелким сосудам, мельчавшей прямо на глазах, в условиях роста политической тенденциозности и конъюнктуры. Чем больше появлялось тем для советских писателей (новая деревня, новый город, освоение целины, новый быт – старая идея, новый человек на заводе, новый завод в душе человека; идея гражданской войны, идея переходного периода, идея индустриализации и коллективизации, идея революции после революции и т.д.), тем более разменивалась литература, размещаясь по "идейно-тематическим" полочкам и колбочкам, гася инерцию русской прозы 19-го века. Продолжить могучее течение русской прозы был призван роман Пастернака.
(Предисловие Б.П. перед чтением глав из романа): "Для нашего разговора достаточно будет сказать, что в моих глазах проза расслоилась на участки. В прозе осталось описательство, мысль, только мысль. Сейчас самая лучшая проза, пожалуй, описательная. Очень высока описательная проза Федина, но какая-то творческая мета из прозы ушла. А мне хотелось давно – и только теперь это стало удаваться, – хотелось осуществить в моей жизни какой-то рывок, найти выход вперед из этого положения. Я совершенно не знаю, что мой роман представит собой объективно, но для меня, в рамках моей собственной жизни, – это сильный рывок вперед в плане мысли. В стилистическом же плане – это желание создать роман, который не был бы всего лишь описательным, который давал бы чувства, диалоги и людей в драматическом воплощении. Это проза моего времени, нашего времени и очень моя". <...>
Роман Пастернака (помимо числа его жанровых достоинств: эпическая широта, философическая глубина и т.д.) стремится к простоте своего выражения. Идея романа как жанра, по мнению Пастернака, этому способствовала как никогда. Но жанр романа уже в своей предызбранности представляет форму, исторически сложившуюся как целое и обремененную этой традицией. Таким образом, задача самовыражения становилась задачей реабилитации романного жанра и связывалась с идеей создать вещь, которая была бы романом, но читалась как бы впервые – то есть вещь, в которой форма была бы прозрачной и содержание не заглушалось формой. А содержание, по сути, сводилось к одному – праву говорить, что думаешь, мыслить свободно в прозе, выразить "человека в категории речи".
Случай и Провидение
В романе – с особенной остротой проявлен диктат, даже тирания Случая. Переплетенность и запутанность сюжетных линий, главных и второстепенных персонажей играет самую важную роль в организации сюжета и даже глубинной философии романа. Случай в сюжете показывает случайность событий в самой Жизни, в ее естественном ходе. Но нельзя говорить, что герои зависят от случая, страдают от него. Главные герои доверяют Случаю, идут на него. Замечен, что перед Случаем как бы полностью «отключается» воля Живаго (отсюда он временами кажется безвольным и бесхарактерным). Но за этим тотальным принятием Случая скрыто вера в Провидение – в высшую Предопределенность и Необходимость, ничего не имеющей общего с исторической необходимостью переделки мира. Таким образом человеческий план смыкается с Божественным Провидением – в самой гуще жизненных событий. Герои уповают на счастливую и чудесную (любимое слово Пастернака) развязку, и тем самым создается некоторая сказочность сюжета. За игрой Случая стоит Высшая Правда, которую могут ощутить такие «пассивные» герои, как Живаго, Тоня, Лара. Кроме того, уступая судьбе главный герой показывает способность пойти на большие жертвы (отказ от семьи, от Лары, от Марины), и эта жертвенность роднит его с Гамлетом и им же созданным образом Иисуса Христа.
Живаго – Гамлет
В написанных в июне того же года «Замечаниях к переводам Шекспира» трактовка Гамлета получает у Пастернака отчетливый автобиографический отпечаток, и смысл судьбы Гамлета, раскрываемый с помощью евангельской цитаты, связывается с христианским пониманием "жертвы": «Гамлет отказывается от себя, чтобы "творить волю пославшего его". "Гамлет" не драма бесхарактерности, но драма долга и самоотречения. Когда обнаруживается, что видимость и действительность не сходятся и их разделяет пропасть, не существенно, что напоминание о лживости мира приходит в сверхъестественной форме и что призрак требует от Гамлета мщения. Гораздо важнее, что волею случая Гамлет избирается в судьи своего времени и в слуги более отдаленного. "Гамлет" – драма высокого жребия, заповеданного подвига, вверенного предназначения».
Живаго – Георгий Победоносец
Об этой связи героя романа с героем легенды о доблестном рыцаре – победителе Дракона и освободителе Царевны (Любимой) – указывает стихотворение «Сказка». На это указывает и сходство имен: Юрий – это русский вариант греческого Георгий. Однако в отличие от канонической версии «конный» – герой стихотворения Ю.Живаго после боя попадает в странный сон, в такой же сон попадает и царевна:
То в избытке счастья / Слезы в три ручья, /То душа во власти / Сна и забытья. // … Но сердца их бьются./ То она, то он / Силятся очнуться / И впадают в сон. \\ Сомкнутые веки. / Выси. Облака. / Воды. Броды. Реки. / Годы и века.
Герой терпит поражение в бою с драконом, в бою таким же драконом, «змеем-искусителем» – адвокатом Комаровским терпит поражение и Живаго, отдавая ему Лару, предчувствуя, что навсегда.
Живаго – Стрельников (Паша Антипов)
Если Живаго – «слабый», пассивный перед судьбой герой, то Антипов – его противоположность. Преодолевая свою слабость, он женится на Ларе (из своей добродетельности), бросает Москву и уезжает на Урал, затем бросает семью и идет на войну, затем становится страшным красным командиром и берет себе соответствующий псевдоним Стрельников (за жестокость в народе его прозвали Расстрельников). В постоянной жажде самоутвердиться Стрельников доходит до сердечного бесчувствия и бомбардирует город, где скрываются его жена и дочка. С жестокостью воюет с другом детства Галиуллиным. Писатель показывает вначале «мальчиков», которые мечтали о переделке мира. Антипов от этой детской болезни, от ребячества не избавился. Мир для него является напоминанием о его собственной мнимой неполноценности и посредственности и поэтому подвергается насильственным изменениям. Так о нем говорила Лара – женщина, которая его любила и ушла бы к нему, если бы он ее позвал:
«Он пошел на войну, чего никто от него не требовал. Он это сделал, чтобы освободить нас от себя, от своего воображаемого гнета. С этого начались его безумства. С каким-то юношеским, ложно направленным самолюбием он разобиделся на что-то такое в жизни, на что не обижаются. Он стал дуться на ход событий, на историю. Пошли его размолвки с ней. Он ведь и по сей день сводит с ней счеты. Отсюда его вызывающие сумасбродства. Он идет к верной гибели из-за этой глупой амбиции. О если бы я могла спасти его!
– Как неимоверно чисто и сильно ты его любишь! Люби, люби его. Я не ревную тебя к нему, я не мешаю тебе».
И в этом заключается одно из коренных отличий между двумя антиподами: Живаго готов принять любое изменение жизни за Закон, за проявление ее Полноты, а Стрельников упрощает жизнь, искажает, изменяет при помощи насилия, чтобы подстроить ее под себя. Живаго видит игру природы и жизни, ощущает ее роковые последствия, а Стрельников остался «мальчиком», который еще «играет» (в жестокую и опасную игру) вопреки самой Жизни.
Образ Ларисы Антиповой («Россия» А.Блока)
Уподобление Ларисы Антиповой «девичьему» образу России из стихотворения Блока делает образ героини таким же непредсказуемым, милым и опасным, как и сама Жизнь.
«А чем является она для него, как он только что выразился? О, на этот вопрос ответ всегда готов у него.
Вот весенний вечер на дворе. Воздух весь размечен звуками. Голоса играющих детей разбросаны в местах разной дальности, как бы в знак того, что пространство все насквозь живое. И эта даль – Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо! Вот это-то и есть Лара. С ними нельзя разговаривать, а она их представительница, их выражение, дар слуха и слова, дарованный безгласным началом существования.
И неправда, тысячу раз неправда все, что он наговаривал тут о ней в минуту сомнения. Как именно совершенно и безупречно всё в ней!» (380).
А.Блок РОССИЯ
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые -
Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу...
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, -
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле -
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же - лес, да поле,
Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..
18 октября 1908
Природа – история
Поэтический язык прозы Пастернака наиболее чутко дает о себе знать в поразительных описаниях природы. По своей густоте и насыщенности смыслом образ природы может восприниматься как едва ли не самый главный Герой романа. Природа – символ естественности, которой ищет Живаго. Природа наполнена той жизнью, которая сродни человеческому существованию, и оттого рябина, где птицы склевывают ягоды, сравнивается с мамкой, что дает грудь ребенку. Природа – это и естественность, и чудо, волшебство. Она вырывается за круг привычного и обычного, как вешние воды, которые, прорываясь, затопляют равнины и лес. В ней сосредоточена тайна жизни, тайна Бога и человека. С природным, растительным миром Живаго сравнивает человеческую историю:
«Он снова думал, что историю, то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, и ему она рисуется наподобие жизни растительного царства. Зимою под снегом оголенные прутья лиственного леса тощи и жалки, как волоски на старческой бородавке. Весной в несколько дней лес преображается, подымается до облаков, в его покрытых листьями дебрях можно затеряться, спрятаться. Это превращение достигается движением, по стремительности превосходящим движения животных, потому что животное не растет так быстро, как растение, и которого никогда нельзя подсмотреть. Лес не передвигается, мы не можем его накрыть, подстеречь за переменою места. Мы всегда застаем его в неподвижности. И в такой же неподвижности застигаем мы вечно растущую, вечно меняющуюся, неуследимую в своих превращениях жизнь общества, историю.
Толстой не довел своей мысли до конца, когда отрицал роль зачинателей за Наполеоном, правителями, полководцами. Он думал именно то же самое, но не договорил этого со всею ясностью. Истории никто не делает, ее не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры это ее органические возбудители, ее бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне».
Автохарактеристика стилистических поисков Юрия Живаго в романе: «Всю жизнь мечтал он об оригинальности сглаженной и приглушенной, внешне неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной и привычной формы, всю жизнь стремился к выработке того сдержанного, непритязательного слога, при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают. Всю жизнь он заботился о незаметном стиле, не привлекающем ничьего внимания, и приходил в ужас от того, как он еще далек от этого идеала».