Geum.ru

Институт социологии социология в россии

Вид материалаЛитература

Содержание


§ 3. Послереволюционная ситуация: дискуссия 20-х годов
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   76

§ 3. Послереволюционная ситуация: дискуссия 20-х годов



Вскоре после революции 1917 г. во всей системе общественных наук в России развернулась широкая дискуссия относительно философских предпосылок научного знания. Особенно сложный комплекс проблем, связанных с природой марксистского обществоведения, возник, естественно, в социологии. Может быть, именно поэтому более частный вопрос о специфике социальной психологии здесь практически не обсуждался. В психологии же, напротив, эти проблемы оказались в центре полемики. Основанием послужила более широкая дискуссия о необходимости перестраивания психологической науки на основах марксистско-ленинской философии (см. подробно [11, 12]). Русская психологическая мысль уже до революции сформировала достаточно сильную традицию как материалистической ориентации, представленной трудами И.М.Сеченова, В.М.Бехтерева, Н.НЛанге, А.Ф Лазурского и др., так и идеалистической, выразителем которой был прежде всего Г.И.Челпанов. Впрочем, и в том и в другом случае психология выступала в качестве самостоятельной, сложившейся экспериментальной дисциплины. Чел-панову, в частности, принадлежит заслуга создания в 1912 г. Института психологии при философском факультете Московского университета, который стал крупным научным центром экспериментальных исследований.

Начавшаяся в 20-х гг. дискуссия была направлена против идеалистической ориентации в психологии в пользу новой материалистической науки, основанной на марксистской философии. Особое место в дискуссии занял Г.И.Челпанов. Не возражая прямо против «соединения» марксизма с психологией, Челпанов сделал акцент на необходимости разделения психологии на две части: эмпирическую, выступающую в качестве естественнонаучной дисциплины, и социальную, базирующуюся на социокультурной традиции [75]. Основания для такого разделения действительно существовали, и Челпанов видел их, в частности, в трудах Русского географического общества, где уже давно были обозначены предпосылки для построения «коллективной», или «социальной психологии». Челпанов отмечал также, что в свое время Спенсер выражал сожаление, что незнание русского языка мешало ему использовать материалы русской этнографии для целей социальной психологии [67]. Другая же сторона программы Челпанова о выделении социальной психологии из психологии как таковой заключалась в его критическом подходе к необходимости перевода всей психологии на рельсы марксизма. Именно социальная психология была обозначена как такая «часть» психологии, которая должна базироваться на принципах нового мировоззрения, в то время как «эмпирическая» психология, оставаясь естественнонаучной дисциплиной, вообще не связана с каким-либо философским обоснованием сущности человека, в том числе и с марксистским (см. подробно [75, 76]).

Позиция Челпанова встретила сопротивление со стороны целого ряда психологов, выступающих за полную перестройку всей системы психологического знания. Возражения Челпанову были многообразны (см. [12]).

В наиболее общей форме они были сформулированы В.А.Артемовым и сводились к тому, что нецелесообразно выделение особой социальной психологии, коль скоро вся психология будет опираться на философию марксизма; усвоение идеи социальной детерминации психики означает, что вся психология становится «социальной»: «существует единая социальная психология, распадающаяся по предмету своего изучения на социальную психологию индивида и на социальную психологию коллектива» [4, с. 75].

Другой подход был предложен с точки зрения получившей в те годы популярность реактологии, методология которой была развита К.Н.Корниловым [26]. Вопреки Челпанову, также предлагалось сохранение единства психологии, но в данном случае путем распространения на поведение человека в коллективе принципа коллективных реакций. Именно на этом пути виделось Корнилову построение марксистской психологии. Как и в случае с идеями В.А.Артемова, здесь полемика против Челпанова оборачивалась отрицанием необходимости «особой» социальной психологии, поскольку постулировалось единство новой психологической науки, построенной на принципах реактологии, что для Корнилова и было синонимом марксизма в психологии. Ограниченность такого рода аналогии проявилась особенно очевидно при проведении конкретных исследований, когда в качестве критерия объединения индивидов в коллектив рассматривались общие для всех раздражители и общие для всех реакции. Хотя при этом декларировалось важное положение о том, что поведение коллектива не есть простая сумма «поведений» его членов (т.е., по существу, один из принципов социально-психологического знания), его интерпретация Корниловым не оставляла для социальной психологии особого предмета исследования, коль скоро требовала унификации любых объяснений в психологии с позиций реактологии.

В дискуссии была специфичной позиция П.П.Блонского, который одним из первых поставил вопрос о необходимости анализа роли социальной среды при характеристике психики человека: «Традиционная общая психология была наукой о человеке, как индивидууме. Но поведение индивидуума нельзя рассматривать вне его социальной жизни» [9, с. 12]. При этом понимание социальной психологии во многом отождествлялось с признанием социальной обусловленности психики. Отсюда призыв к тому, чтобы психология стала социальной, так как «поведение индивидуума есть функция поведения окружающего его общества» [9, с. 14]. Но в этом призыве не было ничего общего с предложением Челпанова: там акцент на отделение социальной психологии от общей, здесь вновь мотив о том, что вся психология должна стать социальной. Правда, Блонский вместе с тем полагал, что поскольку в прошлом социальная психология влачила «самое жалкое существование», постольку речь должна идти о какой-то иной социальной психологии. Поэтому в дальнейшей эволюции взглядов Блонского проступает новый аспект: он апеллирует к биологическим основам поведения. «Социальность» как связь с другими характерна не только для людей, но и для животных. Поэтому психологию как биологическую науку тем не менее нужно включить в круг социальных дисциплин.

Особое место в дискуссии 20-х гг. занимает В.М.Бехтерев, создавший в своих работах, пожалуй, больше всего предпосылок для последующего развития социальной психологии в качестве самостоятельной науки, хотя путь к этому и в его концепции был отнюдь не прямолинейным. Именно на первые послереволюционные годы приходится дальнейшая разработка Бехтеревым его идей, изложенных в дореволюционной работе «Общественная психология». Теперь его взгляды на социальную психологию включаются в контекст рефлексологии [12]. Предметом рефлексологии Бехтерев полагал человеческую личность, изучаемую строго объективными методами так, что понятие психики при этом практически устранялось и его заменяла «соотносительная деятельность» как форма связи между реакциями организма и внешними раздражителями. Предполагалось, что только такой подход дает последовательно материалистическое объяснение поведения человека и, следовательно, соответствует фундаментальным принципам марксизма. Распространив подход рефлексологии на понимание социально-психологических явлений, В.М.Бехтерев пришел к построению «коллективной рефлексологии». Он считал, что ее предметом является поведение коллективов, личности в коллективе, условия возникновения социальных объединений, особенности их деятельности, взаимоотношения их членов. Такое понимание представлялось преодолением субъективистской социальной психологии, поскольку все проблемы коллективов толковались как соотношение внешних влияний с двигательными и мимико-соматическими реакциями их членов. Социально-психологический подход должен был быть обеспечен соединением принципов рефлексологии (механизмы объединения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с обществом). Предмет коллективной рефлексологии определяется так: «...изучение возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ,., проявляющих свою соборную соотносительную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов» [7, с. 46]. Хотя, по существу, это было определение предмета социальной психологии, сам Бехтерев настаивал на термине «.коллективная рефлексология», «вместо обычно употребляемого термина общественной или социальной, иначе коллективной психологии» [7, с. 23].

В предложенной концепции содержалась весьма полезная, хотя и не проведенная последовательно, идея, утверждающая, что коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества и свойства, возможные лишь при взаимодействии людей. Вопреки замыслу, эти особые качества и свойства в дальнейшем рассматривались как развивающиеся по тем же законам, что и качества индивидов. Соединение же социального и биологического в самом индивиде трактовалось достаточно механистически: хотя личность и объявлялась продуктом общества, в основу ее развития были положены биологические особенности, и прежде всего социальные инстинкты; при анализе социальных связей личности для их объяснения привлекались законы неорганического мира (тяготения, сохранения энергии и пр.). В то же время сама идея биологической редукции подвергалась критике. Тем не менее заслуга Бехтерева для последующего развития социальной психологии была огромна. В русле же дискуссии 20-х гг. его позиция противостояла позиции Челпанова, в том числе и по вопросу о необходимости самостоятельного существования социальной психологии.

Участие в дискуссии приняли и представители других общественных дисциплин. Здесь прежде всего следует назвать М.А.Рейснера, занимавшегося вопросами государства и права. Следуя призыву видного историка марксизма В.В.Адоратского обосновать социальной психологией исторический материализм, М А Рейснер принимает вызов построить марксистскую социальную психологию Способом ее построения является прямое соотнесение с историческим материализмом физиологического учения И.П.Павлова [56], при котором социальная психология должна стать наукой о социальных раздражителях разного типа и вида, а также об их соотношениях с действиями человека. Привнося в дискуссию багаж общих идей марксистского обществоведения, Рейснер оперирует соответствующими терминами и понятиями: «производство», «надстройка», «идеология» и проч. С этой точки зрения в рамках дискуссии Рейснер не включался непосредственно в полемику с Г.И.Челпановым.

Свой вклад в развитие социальной психологии со стороны «смежных» дисциплин внес и журналист Л.Войтоловский [14]. С его точки зрения, предметом коллективной психологии является психология масс. Он прослеживает ряд психологических механизмов, которые реализуются в толпе и обеспечивают особый тип эмоционального напряжения, возникающего между участниками массового действия. Войтоловский предлагает использовать в качестве метода исследования этих явлений сбор отчетов непосредственных участников, а также наблюдения свидетелей. Публицистический пафос работ Войтоловского проявляется в призывах анализировать психологию масс в тесной связи с общественными движениями политических партий.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что дискуссия о необходимости становления социальной психологии велась также и в рамках различных разделов обществоведения, причем в достаточно автономном виде, т.е. не соприкасаясь вплотную с дискуссией внутри психологии.

В целом же итоги дискуссии оказались для социальной психологии достаточно драматичными. Несмотря на субъективное желание построить марксистскую социальную психологию, такая задача в 20-е гг. выполнена не была, хотя поиск некоторого позитивного решения вопроса о судьбе социальной психологии все же предпринимался. Он, однако, был обречен на неуспех, что в значительной мере было обусловлено принципиальными различиями в понимании предмета социальной психологии. С одной стороны, она отождествлялась с учением о социальной детерминации психических процессов; с другой — предполагалось исследование особого класса явлений, порожденных совместной деятельностью людей, прежде всего явлений, связанных с коллективом. Те, кто принимал первую трактовку (и только ее), справедливо утверждали, что результатом перестройки всей психологии на марксистской, материалистической основе должно быть превращение всей психологии в социальную. Тогда никакая особая социальная психология не требуется. Это решение хорошо согласовывалось и с критикой позиции Г И.Челпанова. Те же, кто видел вторую задачу социальной психологии — исследование поведения личности в коллективе и поведения самих коллективов, — не смогли предложить адекватное решение проблем.

Итогом этой борьбы явилось утверждение права гражданства лишь первой из обозначенных трактовок предмета социальной психологии. Поскольку в этом понимании никакого самостоятельного статуса для социальной психологии не предполагалось, попытки построения ее как особой дисциплины прекратились на довольно длительный срок. Социология же, как известно, в эти годы вообще оказалась под ударом, поэтому вопрос о существовании социальной психологии в ее рамках практически «угас». Даже в относительно более «безопасной» (в смысле идеологического диктата) области знания, каковой была психология, дискуссия приобрела политическую окраску, что и способствовало ее свертыванию: под сомнение была поставлена принципиальная возможность существования социальной психологии в социалистическом обществе. Вынесенный приговор на долгие годы отодвинул решение проблем этой науки.