Социально-историческая детерминация политических процессов в монгольском обществе
| Вид материала | Автореферат |
- Терроризм как фактор современных политических процессов: детерминация, проявления,, 918.07kb.
- Программа и организация исследований в исследовании социально-экономических и политических, 124.03kb.
- «Исследование социально-экономических и политических процессов», 46.76kb.
- Программа дисциплины «Исследование социально-экономических и политических процессов», 221.09kb.
- Рабочая программа дисциплины (модуля) «исследование социально-экономических и политических, 448.53kb.
- Экзаменационные вопросы по курсу «Исследование социально-экономических и политических, 21.31kb.
- Программа учебной дисциплины «Исследование социально-экономических и политических процессов», 280.21kb.
- Гео-биосферная детерминация социальных процессов и конфликтов, 413.31kb.
- Учебно методический комплекс по дисциплине «Исследование социально-экономических, 600.67kb.
- Кафедра государственного и муниципального управления, 138.72kb.
Во второй главе «Генезис монгольского кочевого универсума: политический контекст» исследуются проблемы определения идентичности кочевой общности Монголии с точки зрения доцивилизационной стадии разделения человеческого общества на оседлых земледельцев и кочевников-скотоводов и фаз развития цивилизаций.
Параграф первый «Стадиальный уровень политических трансформаций кочевого
общества» связан с уяснением понятия «кочевой мир» и проблемы его стадиального соотношения с понятиями «цивилизация» (как ступень после дикости и варварства) и «локальная цивилизация». С этой проблемой связано и соотношение между понятиями «кочевая цивилизация» и «оседлая земледельческая цивилизация».
В современной научной литературе мир современных кочевников Монголии принято трактовать в духе некоей кочевой цивилизации, которая, правда, уже не рассматривается напрямую, как «замедленная» или «застывшая»1, так и не вырвавшаяся окончательно из стадии варварства, и за ней признаются некоторые признаки, которые отличают ее от варварских обществ («суперсложные» племенные, вождественные, предгосударственные, экзополитарные, квазиимперские и т.д. институты)2. Соответственно, считается, что кочевой скотоводческий мир монголов во всем проигрывает миру оседло-земледельческому3. Полный отрыв от варварства, как правило, связывается только с земледелием.
В диссертации доказывается, что понятие «кочевая цивилизация» является одноуровневым с понятием «оседлая цивилизация», и оба они не имеют отношения к локальным цивилизациям, а характеризуют определенный этап формирования общечеловеческой цивилизации, последовавший вслед за родовым строем. Признание отдельного существования кочевой цивилизации, после того, как указанный этап был пройден земледельцами, неминуемо приводит к оценке средневековых номадов и даже современных кочевников как представителей первобытнообщинного строя. Однако, и оседлые земледельцы, и кочевые скотоводы представляли собой отдельные монокультурные ветви начального этапа человеческой цивилизации.
С момента первого разделения труда, когда одни занялись выращиванием злаков, другие – скота, оба эти мира исторически переплелись, были равноправны в формировании локальных цивилизаций, и сейчас присутствуют в них в виде институционального, культурного и политического наследия. В качестве господствующего в сельском хозяйстве уклада в масштабе целого государства кочевой мир присутствует в Монголии. Сохранение монокультурного характера сельского хозяйства Монголии не является отрицанием прогресса, оно лишь определяет ее положение в качестве специфического экологического и демографического анклава в центре Азии со своим собственным вектором технического и цивилизационного развития, и, в конечном итоге, выступает условием выживания монгольского народа, его самобытной культуры и уникальной окружающей среды. Настало время признать, что в монгольской цивилизации аккумулирован опыт кочевой и оседлой цивилизаций, что она не чужда городской культуре, социальному прогрессу, государственности.
То, что Монголия продолжает со времен раскола человечества на оседлых земледельцев и кочевых скотоводов оборонять от огораживания тучные пастбища, незагрязненную среду обитания, права людей жить на бескрайних просторах – ценный урок для человечества. Если этот урок будет востребован, можно будет говорить о появлении новой мировой цивилизации, которая будет призвана сохранить безопасность и идентичность большого количества малочисленных народов, природу и экологию всего Дальнего Востока, в том числе российского, остановить бездумные, резкие или вкрадчивые действия кого бы то ни было.
Во втором параграфе «Фазы и надломы цивилизационных процессов во Внутренней Азии» рассматривается политическая идентичность кочевой общности Монголии. Постулат Тойнби о том, что у кочевников «нет истории», опровергается уже при самой поверхностной примерке к Монголии обоснованной П. Сорокиным теории повторения.
По расчетам диссертанта, на протяжении всей истории Монголии, зафиксированной письменными источниками (сейчас пошел двадцать четвертый век этой истории), сменилось одиннадцать обществ и сейчас рождается двенадцатое. Открытые на территории Монголии археологические памятники, исследования последнего времени письменных источников древности и средневековья выявили поразительные факты разнообразия и высокой культуры представленных Монголией обществ. Зачатки этих обществ появлялись во Внутренней Азии с циклической регулярностью, и в Монголии они находили плацдарм для превращения в связующий политический центр.
В диссертации приведены схемы, которые показывают калейдоскопичность смены этнополитических, религиозных и культурных границ во Внутренней Азии с неизменным присутствием политического центра в Монголии. Отдельно исследуется структура выделенных обществ (фаз) и их смены (надломов). Проведенный анализ цивилизационных процессов на современном Западе и во Внутренней Азии в период Монгольской империи подтвердил таксономичную идентичность сравниваемых объектов.
Третья глава «Монгольское общество на входе в современный цивилизационный надлом» посвящена первой части стыка между одиннадцатой (ХVIII – ХХ вв.) и двенадцатой (с ХХ в.) фазами – последнего по времени цивилизационного надлома в Монголии и во всей Внутренней Азии. Завершение одиннадцатой совпадает с началом («прививкой») двенадцатой и знаменует собой протянувшийся практически до наших дней цивилизационный кризис (надлом), который сопровождается целой серией второстепенных кризисных явлений в различных сферах жизни общества.
В параграфе первом «Монгольское общество накануне надлома» рассматривается одиннадцатая фаза, которая знаменуется ключевым моментом в развитии мировых контактов общности Внутренней Азии, связанным с вовлечением ее ядра – Внешней Монголии в орбиты Российской и Маньчжурской империй, которые подошли к данному плацдарму практически одновременно. XIX в. обозначает Внешнюю Монголию в системе мировых связей; она превращена в часть мирового рынка. Сначала привязка к мировому рынку осуществлялась опосредованно, через Китай. К середине ХIХ в. Монголия начинает открываться миру непосредственно и самостоятельно, через Россию, и теряет поддержку маньчжурского императорского двора Цин в Пекине – гаранта защиты от китайской колонизации. Существование Монголии с сохранением цивилизационой и даже национальной идентичности в качестве пусть сырьевого придатка, но более или менее самостоятельного субъекта мирового рынка становится проблематичным, и в период надлома готовятся предпосылки замены старого правящего меньшинства новым.
Во втором параграфе «Разложение социальной структуры монгольского общества в начале ХХ в.» исследуется первый этап последнего цивилизационного надлома, связанный с кануном народной революции 1921 года. Монголия тогда находилась на специфической стадии развития, на которой не произошло зарождения классических атрибутов капитализма, связанных с крупным промышленным производством. Однако колониализм и иностранный торгово-ростовщический капитал вызвали не только стагнацию, разорение, упадок традиционного хозяйства и политическую коррупцию, но и складывание в стране новой экономической и политической ситуации, социально-классовой структуры общества, отражавшей локальную форму общего, становящегося глобальным. Положение усугублялось изменившейся политикой маньчжурской администрации, переставшей патронировать традиционный хозяйственный уклад и образ жизни монголов, открывшей границы Монголии для заселения китайцами. Это вело к цивилизационному надлому – постепенному разрушению, «краху» традиционных связей.
Дан анализ полуколониальной социальной структуры общества и власти в условиях резких скачков в характере, соотношении и расстановке различных внешних и внутренних факторов. Автором использована методика В.И. Ленина, примененная им при анализе российской действительности. В работе проведен сравнительный анализ социально-классовых структур обоих обществ1. Расчеты позволили определить специфическое соотношение социальных и политических сил в предреволюционной Монголии, ставшее предпосылкой будущей народной революции 1921 г., формирования ее организаторов внутри страны, сочувствующих Коминтерну и большевикам тайных кружков и обществ.
В третьем параграфе «Политические факторы надлома» подчеркивается, что для того, чтобы выступать в унисон со временем и достаточно прагматично с точки зрения сохранения собственной идентичности, Монголия должна была в определенной мере абстрагироваться от «европейских мерок», от «догоняющего развития», «модернизации». Следование требованиям внешнего рынка в ущерб внутреннему, европейским эталонам прогресса и критериям развитости при отсутствии своих границ вели в Монголии того времени не к реальному достижению этих эталонов, а к массированному притоку в страну китайских колонистов – торговцев, земледельцев, ремесленников, чиновников.
Поэтому необходимо с пониманием отнестись к позиции монгольских светских и духовных феодалов2, рядовых чиновников и лам, сопротивлявшихся бесконтрольному насаждению в обществе степняков чуждых им эталонов и ценностей мирового перемещения товаров, капиталов и людей. Именно с этим обстоятельством связано то, что многие западные исследователи не могут обнаружить в Монголии того времени созвучные современному прогрессу подвижки и обнаруживают только «монгольский социальный консерватизм»3. Однако в политическом плане консерватизма не было; стоило только в 1911 г. начаться революционным событиям в Китае, как страна тут же выбрала независимость.
Внешнеполитическим результатом революции 1911 г. было подписание 3 ноября 1912 г. русско-монгольского соглашения и протокола, а 25 мая 1915 г. - тройственного Кяхтинского соглашения – первых международных документов нового государства Внешней Монголии. Против воли договаривавшихся с ней сторон, монархия Джебдзундамба хутухты (богдо-гэгэна – высшего религиозного иерарха Монголии) превращалась в геополитический центр региона и, как не раз бывало в ее многовековой истории, становилась ядром притяжения родственных монголоязычных и буддийских народов, населявших пространства от Байкала до Великой Китайской стены. Это позволило в 1921 г. отрядам Азиатской дивизии барона Унгерна, укомплектованной русскими, бурятами, монголами – уроженцами всей Внутренней Азии, освободить от китайской оккупации Внешнюю Монголию, лишившуюся на время в результате краха Российской империи одной из важнейших внешних опор.
В четвертом параграфе «Социально-политические предпосылки формирования нового общества» учитывается, что Монголия вступила в ХХ век в качестве органичной части современного мира: как активный субъект международных отношений, специфический кочевническо-скотоводческий анклав Азии, сырьевая часть мирового рынка. Путем обретения суверенитета Монголия стремилась сохранить собственную идентичность, ликвидировать опасность быть растворенной в потоках организованной массовой миграции из Китая. Выбор внешних опор был непременным условием выживания, и Монголия с самого начала решительными действиями свой выбор сделала в пользу России (вначале - царской России, затем – Советской). Такая последовательность привела к тому, что страна оказалась на самом острие основного конфликта ХХ века, раскола мира на два полюса.
Специфика внутренних и международных условий («половинчатость» национальной «верхушки», отсутствие зрелой национальной буржуазии, парализованность высшей бюрократии, вовлечение в политический процесс всех слоев общества, а также растущая с утверждением Советской власти в Сибири изоляция страны от остального мира) предопределили новое политическое деление общества. Единственной силой, способной получить помощь извне и преобразовать всю политическую организацию общества, стала Монгольская Народная партия (с 1924 г. – МНРП).
Четвертая глава «Монгольское общество перед выходом из цивилизационного надлома» посвящена изучению монгольского общества в кульминационный период цивилизационного надлома и на выходе из него - в настоящее время.
В первом параграфе «Феномен «монгольского коммунизма» (кульминация надлома)» исследуется продолжение процесса разрушения традиционного общества и «прививки» современного в условиях смычки Монголии с Советской Россией. «Русский коммунизм», объединив страны разных континентов в жесткий политический блок, не представлял собой отдельной цивилизации, какой-то общей оригинальной культуры. Зародившись как интернациональное идеологическое и политическое явление, он видел свою роль во всемирном строительстве нового общества, свободного от любых религиозных оков, национальных архетипов и ценностей. Но это его собственное видение роли, на деле же в странах, где он оставил свой след, все свелось к расчистке пути для «коммунизмов» в локальных рамках.
Принципиальной особенностью «монгольского коммунизма» является то, что он возник в момент цивилизационного надлома. Монголия оказалась государством, в котором социалистический выбор не просто совпал с полным параличом старого общества и рождением нового, но и стал выразителем весьма редкого в мировой истории явления – смены цивилизационных общностей. Везде, кроме Монголии, фундамент «своего коммунизма» возводился из имевшихся в распоряжении правящего меньшинства элементов оседлой – городской и сельской цивилизации. В Монголии же новый строй вырастал одновременно с самим созданием городской культуры и переходом части кочевников к оседлости. Даже после того, как коммунизм сошел с мировой арены, в Монголии видна цивилизационная граница между нынешним и прошлым обществами.
Многое в области религии, письменности, исторической памяти было уничтожено и деформировано, но Монголия сохранила свою идентичность в главном: страна избежала распашки, чреватой экологической катастрофой, кочевники остались кочевниками, со своими системами знаний, досуга, питания, игр, со своим языком. Монголия оказалась в перекрещивающихся орбитах глобальных полюсов и это позволило ей сохранить свою идентичность. Формальная принадлежность Монголии к Китаю до 1946 г. и одновременное положение советского сателлита привело к тому, что в то время и позднее при содействии бывшего СССР (а затем и стран СЭВ) здесь было создано более 800 объектов, в том числе около 150 крупных структурообразующих промышленных предприятий, составляющих основу современной монгольской экономики. Кочевое и городское население в период социализма было полностью охвачено современными государственными системами образования, здравоохранения и социального обеспечения. Таким образом, можно констатировать: на пике современного цивилизационного надлома, «монгольский коммунизм» смёл остатки старого общества и открыл шлюзы новому.
Во втором параграфе «Проблемы цивилизационной идентичности Монголии» рассматривается постсоциалистический период, на который приходится двадцатилетний отрезок времени. Интеграция Монголии в мировую экономику проходит в условиях сложной и драматической трансформации монгольского общества. Монголия уже прошла ряд стадий замены жестко централизованной и административно-командной системы элементами рыночной экономики, создана своеобразная переходная экономика. В стране распущены коллективные сельскохозяйственные объединения, приватизировано свыше половины всех государственных промышленных и сельскохозяйственных предприятий, сформирована структура рыночных отношений: банковская система и фондовый рынок, либерализованы внешнеэкономические отношения. Результаты экономических реформ нельзя оценить однозначно, положение страны остается сложным и противоречивым.
Современный период для анализа в русле цивилизационной политологии слишком короток. Более того, разразившийся в настоящее время мировой экономический кризис делает любые выводы и прогнозы оторванными от быстро меняющейся реальности, особенно те прогнозы, которые касаются выхода Монголии из цивилизационного надлома. Остается только наметить самые общие штрихи, касающиеся положения Монголии как «дрейфующего» ядра цивилизации. Сразу же требуется отметить главное: пока ситуация не определилась, и однозначного ответа на вопрос о том, какое это ядро в своем «дрейфе» – разгорающееся или затухающее – нет. Как ядро цивилизации Монголия по-прежнему уникальна: производство основных продуктов, необходимых для поддержания жизни всего общества здесь, как и века назад, обеспечивают не оседлые земледельцы, а кочевники-скотоводы. Современная урбанистическая жизнь соответственно привязана к кочевому миру. По мнению диссертанта, эта черта – единственное, что позволяет говорить об особом положении Монголии в мире. Не будет этой черты – исчезнет и тема для исследования. Проблема заключается в мировой потребности той миссии, которая может выпасть на Монголию.
Сейчас Монголия как член ООН, стремящийся к равноправным отношениям со всеми государствами мира, представляет собой ядро общности, которая может стать прообразом зрелого субъекта межцивилизационных отношений в XXI веке, демонстрирующим оптимальное решение проблем защиты прав малочисленных народов, пограничных конфликтов, насущных вопросов экологии и т.д. Но пока она обнаруживает динамику стремительного вовлечения в экономическое поле влияния Пекина. Динамично развивающаяся экономика Китая оказалась весьма важным внешним ориентиром для развития Монголии. Заинтересованный в расширении торговых связей с Монголией Китай предоставляет Монголии кредиты на сотни миллионов долларов. Он стал одним из основных потребителей традиционной монгольской продукции животноводства. Но Монголия - одна из самых богатых стран Азии по запасам полезных ископаемых - по-прежнему глубоко заинтересована в активной наступательной политике России, поскольку ее субъектность связана с сохранением баланса сил в регионе, а ее промышленность и инфраструктура зависят от российских поставок энергоносителей и оборудования. Пока же в экономике Монголии впечатляюще выглядит рост экономического влияния Японии, США, Республики Корея, ряда других стран.
Налицо объективные возможности трехстороннего сотрудничества России, Монголии и Китая, которое могло бы стать основой и политического взаимодействия, снять или ослабить существующие геополитические противоречия. Для этого требуется активная позиция монгольского полюса, перекрытого орбитами других полюсов. Очевидно, что российская орбита является одной из важнейших среди них. При имеющихся у России таких политических преференций в Монголии восстановление (в оптимальных масштабах) и развитие ее экономических позиций в этой стране, приобретшей новых партнеров в лице КНР, США, Японии, вошедшей в ВТО, структуры МВФ и других международных финансовых институтов, становится вполне осуществимым.
От становления Монголии в качестве центра, способного по своему определять баланс сил в регионе, зависит процесс снятия напряжения во взаимоотношениях всех заинтересованных сторон. При этом следует учитывать, что тема монгольской цивилизации ничего общего не имеет с реанимацией идеи панмонголизма, подразумевающей создание государства «Великой Монголии». Эта тема является ключевой в рассмотрении места и роли в мире имеющегося монгольского государства и проблем защиты территориальной целостности России, Китая и Монголии.
В третьем параграфе «Монголия в процессе глокализации: политические аспекты» предпринимается попытка вписать Монголию в схему основных полюсов многополюсного мира. Особенностью предлагаемой схемы является пересмотр характера современных цивилизаций, коренным образом отличающихся от их исторических предшественниц прежде всего своей органичной встроенностью в систему глобальных связей (то, что здесь обозначается термином «глокализация»), определение степени их возможного взаимного проникновения и переплетения, мирного взаимодействия.
В настоящее время вполне проявленными (т.е. «провозглашенными», обретшими легитимность) выступают пять мировых цивилизаций, очертаниями которых охвачен и как бы исчерпывается весь мир. Но в признанных орбитах некоторых из этих цивилизаций исследователи обнаруживают по несколько полюсов, что свидетельствует об их внутренних противоречиях и наличии «дрейфующих» общностей, которые при определенных обстоятельствах могут проявиться (т.е. обрести легитимность в научных и политических кругах) в качестве новых мировых цивилизаций или окончательно интегрироваться в уже имеющиеся (и тогда они могут быть проигнорированы). Шансы Монголии как ядра Внутренней Азии, здесь такие же, как у других «дрейфующих» общностей. Но в Монголии наиболее наглядно проявляется живительная сила такого фактора, как всеобщая потребность в пополнении отряда мировых цивилизаций, заключающаяся в перекрещивающихся интересах.
Для Монголии западный ориентир – залог самой возможности позиционирования себя в диалоге мировых цивилизаций. Для Запада (как и для России и всего мира) монгольский полюс должен представлять значительный интерес, поскольку в данном регионе наиболее наглядна опасность беспредельной экономической, культурной и демографической экспансии Китая.
Усиление России как полюса мирового влияния дает шанс Монголии сохранять перед резко усиливающимся натиском Китая и дальше свою уникальность как ядра цивилизации. Для России данный полюс будет означать важную опору для противостояния колоссальному экономическому, демографическому и культурному натиску Китая на свои дальневосточные и южно-сибирские рубежи.
Дрейф Монголии в сторону дальневосточной (китайской) цивилизации происходит пока очень буднично, без наплыва мигрантов и синизации населения. Это можно считать большим благом при одновременном усилении дрейфа в сторону России. Монголия в этом случае получает подпитку своей самобытности с разных сторон. Монгольский полюс – в интересах Китая, поскольку эта страна получает важные внешние рычаги для преодоления опасных тенденций нестабильности и даже внутреннего дробления1, смягчения противоречий в связях ханьцев с неханьскими народами.
Значение исламского фактора для поддержания баланса сил вокруг Монголии является неоспоримо большим. В Монголии сосредоточены стратегические интересы исламского мира. На западе страны проживают казахи, исповедующие ислам. К тому же Монголия является родиной тюркской государственности – Тюркского каганата; в Хангае, там же где находится колыбель Монгольской империи – Каракорум, был его культовый центр. Нынешние тюрки, в большинстве своем – мусульмане, весьма заинтересованы в обнаружении своих более ранних корней.
Индия дала приют тибетской общине во главе с Далай-ламой; это усиливает монгольский полюс, но при определенных обстоятельствах может привести к формированию второго «дрейфующего» полюса во Внутренней Азии. Стратегические интересы Индии в монгольском полюсе связаны с тем, что Монголия как суверенная страна является, по сути, единственным независимым центром одной из вышедших из лона индийской цивилизации мировых религий.
Итак, пример глокализации Внутренней Азии показывает мир в «миниатюре», один из способов переплетения универсальных общностей на локальном уровне.
В Заключении подведены итоги исследования и формулируются основные выводы, сделанные в диссертации.
Сопоставительное изучение современных и классических схем политического и цивилизационного мироустройства с историко-философскими воззрениями кочевников-мыслителей имело своим результатом выработку критериев корректного в таксономическом и политическом плане сравнения общности Внутренней Азии с другими крупными общностями. Использование этих критериев в ходе анализа фаз и надломов в цивилизационном развитии Монголии как историко-культурного ядра Внутренней Азии позволило выделить монгольскую цивилизацию как органичную часть, один из «дрейфующих» полюсов многополярного мира. Этот вывод связан с проблемой политически корректного подхода к судьбам народов, населяющих огромный регион Евразии – от Тибета и Северо-восточного Китая до Забайкалья и Поволжья, с признанием отсутствия или, наоборот наличия цивилизационных особенностей у этих народов, что означает констатацию в первом случае - неминуемости прямого и катастрофического российско-китайского цивилизационного столкновения, и во втором – возможности установления в регионе многостороннего диалога цивилизаций. .
Проработанный в диссертации на монгольском материале инструментарий цивилизационной политологии вполне применим и в исследовании других «пестрых» регионов, где на пути культурных, социальных, религиозных связей и контактов цивилизаций встают политические преграды в виде границ государств, содружеств, военных блоков. Положение о «дрейфующих» общностях дает возможность рассмотреть архитектуру современного политического устройства мира не только в жестких рамках государств и военно-политических блоков, но и в гибких границах цивилизационных анклавов, в отношении которых возможно достижение консенсуса между «перехлестывающимися» общностями. Во Внутренней Азии к такому консенсусу между практически всеми мировыми цивилизациями может вести возрастание субъектной роли ядра – Монголии. Именно в активной политике монгольского руководства, которая в состоянии пресечь любое нарушение баланса сил (прежде всего, демографического, а также экономического и политического) в регионе, заинтересованы все ближние и дальние соседи Монголии. Помимо самой Монголии в ее независимой «равноудаленной» политике наиболее остро всегда нуждалась, нуждается в настоящий момент и еще долгое время будет нуждаться Россия, у которой много нерешенных вопросов с демографической ситуацией в Сибири и на Дальнем Востоке.
Проблемы цивилизационной идентичности монголоязычных, буддийских и других народов, проживающих на стыке границ России, Китая и Монголии, оказываются в центре клубка межцивилизационных глобальных связей. Здесь, в монгольском полюсе мира, переплетаются жизненные интересы всех современных мировых цивилизаций.
В приложениях содержатся подборка цитат ведущих западных специалистов о положении в мире Монголии, материалы социологического исследования об отношении монголов к России и данные статистики.