А. В. Полетаев история и время в поисках утраченного «языки русской культуры» Москва 1997 ббк 63 с 12 Учебная литература
Вид материала | Литература |
- История языкознания Основная литература, 31.08kb.
- Литература к курсу «История отечественной культуры» основная литература учебные пособия, 95.12kb.
- Жиркова Р. Р. Жондорова Г. Е. Мартыненко Н. Г. Образовательный модуль Языки и культура, 815.79kb.
- Факультет якутской филологии и культуры, 52.03kb.
- План урок: Особенности русской культуры в изучаемый период. Грамотность, письменность., 103.61kb.
- Н. И. Яковкина история русской культуры, 7448.64kb.
- Учебно-методические материалы по дисциплине «общее языкознание», 303.6kb.
- Литература ХIХ века, 303.87kb.
- Литература в поисках личности Роман «Кысь», 114.06kb.
- История история России Соловьев, 43.79kb.
§ 3. СХЕМЫ «ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ»
, Картина мира, сущностно понятая,
означает не картину изображающую мир, а
мир, понятый в смысле такой картины.
М. Хайдеггер. Время картины мира
Остановимся теперь еще на одной теме, относящейся к философии истории и тесно связанной с проблемой исторического времени.
Речь пойдет о так называемой «всемирной истории», точнее, об общих
схемах исторического развития, предлагаемых философами. Сами эти
концепции, а в еще большей степени отношение к ним, сильно менялись на протяжении веков — от непререкаемости, подкрепленной
авторитетом Церкви в эпоху христианского Средневековья, до отождествления с философией истории во времена Гегеля и критического отношения, граничащего с полным отрицанием, в современной
литературе. Но несмотря на очевидный спад интереса к этой проб-
330 Глава 3
леме в последние десятилетия, она заслуживает хотя бы краткого
обсуждения.
Во введении к этой главе уже отмечалось, что схемы «всемирной истории» относятся в первую очередь к сфере философии, а не
истории. Тем не менее их связь с историей достаточно тесна: с
одной стороны, даже самые абстрактные историософские концепции
основаны на исторических знаниях (сведениях, представлениях), а с
другой, они находят отражение в исторических работах если не в
качестве инструмента исследования, то хотя бы в виде некоей условной рамки, задающей общее видение исторического процесса (конкретный характер этих взаимных связей мы обсудим ниже).
Отличие историософских схем от историографии как науки
заключается прежде всего в том, что первые ориентированы в основном на проблемы настоящего и будущего, в то время как историография занимается прошлым. В моделях «всемирной истории»
наглядно проявляется стремление их авторов использовать рассмотренную в предшествующем параграфе концепцию «Время-2», задаваемую понятийной конструкцией «прошлое—настоящее—будущее».
Ясно, что для осмысления настоящего нужно дать некое описание
(определение) прошлого и будущего. Отсюда следует, что построение историософских схем «всемирной истории» обязательно включает дефиницию будущего человечества и служит основой для философского осмысления настоящего.
Этот факт отмечался многими исследователями, в том числе таким крупным немецким философом истории, как Э. Трельч: «... Всеобщая история, философия истории и созидание будущего в сущности
становятся, насколько это возможно, единым пониманием собственного становления и развития» (Трельч 1994 [1922], с. 610).
Суммируя, можно сказать, что основной задачей, которую призваны решать такие схемы, является установление «времяположения
настоящего», что требует построения некоторой шкалы времени, на
которой можно его разместить (установить). Данная операция, в свою
очередь, возможна только при использовании единой исторической
временной шкалы, т. е. при условии «хронологического монизма»25.
По способу достижения «хронологического монизма» все схемы «всемирной истории» можно условно разделить на три группы.
25 Этот термин мы взяли из работы А. Франка (Frank 1990), который, в
свою очередь, приписывает его авторство П. Андерсону (Anderson 1974), известному противнику «хронологического монизма» в истории.
«Всемирная история».. . 331
Эти группы (способы) мы обозначим как: 1) выделение ядра; 2) десинхронизация синхронии; 3) синхронизация асинхронии26.
1. Выделение ядра
В данном случае мы пользуемся терминологией И. Уоллерстайна,
предложенной им при разработке концепции «современного мирасистемы» (modern World-system; см.: Wallerstem 1974—1989). Согласно
этой концепции «мир-система» состоит из трех компонентов: «ядра»,
т. е. наиболее развитых, «центральных» регионов (стран и народов),
задающих облик и ключевые параметры «мира-системы» в целом;
«периферии», т. е. стран или регионов, занимающих маргинальное
положение в системе и не играющих в ней практически никакой
роли, и «полупериферии», находящейся в промежуточном положении между двумя первыми группами и оказывающей влияние на
систему в той мере, в какой она связана с «ядром» (точнее, в той мере,
в какой «ядро» связано с ней). Хотя И. Уоллерстайн и другие сторонники концепции «мира-системы» (за некоторыми немногочисленными исключениями) используют ее лишь для анализа истории
Нового времени, т. е. начиная с XVI в., эта терминология весьма точно отражает суть первого типа историософских схем «всемирной
истории».
В рамках такого подхода все происходящие в «ядре» события
могут быть упорядочены на шкале реального исторического времени. Подобная схема, увековеченная в сатириконовской «Всеобщей
истории», до сих пор фигурирует в большинстве школьных учебников, в которых последовательно рассматриваются Древний Восток,
Древняя Греция, Древний Рим, средневековая Европа и европейская
«новая история».
Ключевым элементом данного подхода является определение
«мира», т.е. «ядра» в используемой нами терминологии. Конечно,
это определение в большой степени зависит (особенно на ранних
этапах развития историографии) от исторических и географических
знаний того или иного автора, но практически всегда здесь присутствует некий идеологический компонент, служащий основой для
определения «мира» и «не-мира».
26 Альтернативный вариант классификации схем «всемирной истории» см., например, в: Токарев 19786.
332 Глава 3
История некоторых стран и народов объявляется всемирной (т. е.
часть земного шара считается «ядром»), а все остальные рассматриваются как периферия или не рассматриваются вообще (варвары,
иноверцы, нецивилизованные народы и т. д.). В качестве такого ядра
может выступать Греция, Римская империя, христианский мир, европейская цивилизация, «народы, принадлежащие к осевому времени» (К. Ясперс) и т. д. В пределах ядра исторические события, происходящие в отдельных его сегментах, рассматриваются как
синхронные, а все, что происходит на периферии, — как не имеющее
отношения ко «всемирной истории», т. е. к «нашему миру».
Один из первых опытов такого рода мы встречаем в упоминавшейся выше поэме Гесиода «Работы и дни». Очевидно, что его «всемирная» схема, описанная как последовательная смена четырех «веков» (оставляя в стороне мифологический компонент) была основана
прежде всего на истории Греции (Гесиод. Работы и дни, 107—201).
Как уже отмечалось в главе 2, «металлургическая» концепция
«всемирной истории» в разных вариантах была весьма популярна
на протяжении всей античности и встречается во многих работах
греческих и римских философов и писателей (одним из наиболее
известных примеров являются «Метаморфозы» Овидия), но в Новое
время она перешла в разряд метафор.
В работах римских писателей эпохи гражданских войн и принципата Августа, по-видимому, впервые появляется аналогия истории
общества с развитием человека и выделением соответствующих «возрастов» римского «мира» — как правило, четырех (младенчество
или детство, отрочество или юность, зрелость, старость или дряхлость).
Эту аналогию использовали Цицерон, Саллюстий, Теренций Варрон,
Анней Флор, Аммиан Марцеллин, Лактанций и др. (см.: Немировский 1996, с. 271—275)27.
27 Одним из наиболее известных примеров является схема Луция
Аннея Флора: «Итак, если представить римский народ одним человеком
и рассмотреть всю его жизнь в целом: как он появился, вырос и, так
сказать, достиг расцвета сил, как позднее состарился, то можно насчитать
четыре ступени-периода. Первый возраст — при царях — длился почти
четыреста лет, в течение которых римский народ боролся с соседями самого
города. &го его младенчество. Следующий возраст — от консулов Брута и
Коллатина до консулов Аппия Клавдия и Квинта Фульвия — охватывает
сто пятьдесят <300. — И.О., АЛ> лет, за которые он покорил Италию. Это
было самое бурное время для воинов и оружия. Посему кто не назовет его
отрочеством? Затем до Цезаря Августа сто пятьдесят лет, за которые он
«Всемирная история». . . 333
Распространение христианства с его эсхатологическими представлениями о времени обусловило и появление соответствующих
концепций «всемирной истории». Созданные в IV в., они сохранялись в практически неизменном виде до конца XI в. Строго говоря,
имелись две схемы — истории священной и профанной (см.: Аверинцев 1975; Варг 1987).
Первая была предложена Св. Августином и состояла в делении
истории на три периода — естественного состояния, Ветхого Завета
и времени от воплощения Христа до Страшного Суда. Впрочем, он
использовал и более детальную конструкцию — уже из шести «возрастов мира», — в основе которой лежал принцип тройного параллелизма: шесть дней Творения; шесть возрастов человеческой жизни —
от младенчества до старости; шесть исторических эпох — от сотворения Адама до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до Давида,
от Давида до вавилонского пленения, от пленения до Рождества
Христова, от Рождества Христова до Страшного Суда. (Августин даже
пытался установить длительность каждой «эпохи» в календарном
времени, исходя из числа поколений и средней продолжительности
жизни каждого из них.) В VIII в. Беда Достопочтенный добавил к
этой схеме седьмой «век» (воскресение из мертвых) и восьмой (вечность, наступившая после конца света).
Что касается профанной истории, то в том же IV в. сначала
Евсевий Кесарийский (Памфил), а вслед за ним Св. Иероним на
основе второй части ветхозаветной «Книги пророка Даниила» разработали схему «всемирной истории», основанную на последовательной смене четырех «земных царств» — Ассиро-Вавилонского, Мидийско-Персидского, Греко-Македонского и Римского28. Эта идея
покорил весь мир. Ведь это сама юность империи и как бы некая мощная зрелость. От Цезаря Августа до нашего века неполные двести лет,
когда из-за бездеятельности цезарей римский народ словно состарился и
перекипел» (Луций Анней Флор. Две книги... I).
28 Вторая часть «Книги» (Дан. 7—12), по мнению современных исследователей, относится к 1-й половине II в. до н. э., и упоминаемые в ней
четыре царства символизируются четырьмя зверями, после гибели которых наступит царство Всевышнего, «Которого царство — царство вечное» (Дан. 7:27). Заметим, что хотя со Св. Иеронима пророчества Даниила интерпретировались в духе последовательной смены четырех царств,
в самих пророчествах они фигурируют скорее как одновременно существующие и борющиеся между собой.
334 Глава 3
оказала огромное влияние на последующую историю Европы — достаточно вспомнить о Священной Римской империи29 (с конца XV в. —
Священная Римская империя германской нации), которая рассматривалась как воплощение вечного «Римского царства».
Иногда к этому же ряду относят представление о Москве как о
третьем Риме, но, как отмечает Б. Успенский, «это представление
никоим образом не может рассматриваться просто-напросто как
пример translatio imperil» (Успенский 1996, с. 103). Дело в том, что
первичным в доктрине «Москва — третий Рим» был религиозный
мотив, а уже затем политический. Вначале Москва была провозглашена новым Константинополем (в «Изложении пасхалии» митрополита Зосимы, 1492 г.). «Поскольку Константинополь понимался
как новый или второй Рим, провозглашение Москвы новым Константинополем открывало возможность ее восприятия в качестве
третьего Рима. Однако Константинополь был не только „новым Римом", он был также и „новым Иерусалимом": в качестве нового
Рима Константинополь воспринимался как столица мировой империи, в качестве нового Иерусалима — как святой, теократический
город... Существенно при этом, что Москва сначала понимается как
новый Иерусалим, а затем — как новый Рим, т. е. теократическое
государство становится империей (а не наоборот!)» (Успенский 1996,
с, 87; см. также: Лотман, Успенский 1996 [1976]).
Схема «четырех царств» сохранялась почти в неизменном виде
вплоть до XII в. (подробнее см.: Swain 1940). В этом веке подходы к
периодизации исторического развития начали существенно меняться. В области священной истории первым, кто предложил принципиально иной подход к периодизации, стал, по-видимому, Иоахим
Флорский (ок. 1132—1202). Разработанная в формах символического толкования Библии, его концепция исходит из деления всемирной истории на три «мировые состояния» или эры, соответствующие
трем ипостасям христианской Троицы. В течение ветхозаветной
«эры Отца» Бог раскрывается человеку как властный господин, а
человек подчиняется ему как трепещущий раб; новозаветная «эра
Сына» превращает эти отношения в отношения Отца и ребенка;
29 Священная римская империя была основана германским королем
Оттоном I в 962 г. и формально просуществовала до 1806 г., хотя заключенный в 1648 г. Вестфальский мир (ознаменовавший окончание Тридцатилетней войны) уже зафиксировал превращение империи в конгломерат независимых государств.
«Всемирная история».. . 335
наконец, грядущая «эра Святого Духа» сообщит им полную интимность. Первая эра — закона и страха или устрашения; вторая —
благородства и веры, и, наконец, третья — эра любви (подробнее см.:
Бицилли 1995 [1919], с. 147ff; Sorokin 1937—1941, v. 4, p. 413ff).
Основное различие схем Иоахима и Августина состояло в том,
что, по Иоахиму, эра Нового Завета заканчивалась в его время и была
не последней в человеческой истории — за ней должна была наступить третья эпоха, Святого Духа, длящаяся «до скончания века».
Тем самым конец света отодвигался в более отдаленное будущее.
В XII в. были предприняты и первые попытки совместить священную историю с профанной. Так, Оттон, епископ Фрейзингенский (ум. 1158 г.), выделил в истории три эпохи: до рождества Христова, от рождества Христова до императора Константина и уже от
Константина до конца мира, введя в священную историю реальное
историческое лицо (см.: Барг 1987, с. 183).
Несмотря на начавшийся в XVI в. процесс расширения географических, этнографических и исторических знаний, принцип построения «всемирной истории» на основе выделения «ядра» продолжал использоваться и в Новое время, органично совместившись с
идеей прогресса. Это выражалось в усилении «европоцентризма»
историософских концепций. В то же время эти концепции сохраняли базовые черты христианского мировоззрения, четко определенные Р. Коллингвудом: «Любая история, написанная в соответствии
с христианскими принципами, по необходимости должна быть универсальной, провиденциальной, апокалиптической и периодизированной» (Коллингвуд 1980, с. 49). Начиная с XVIII в. схемы «всемирной истории» постепенно утрачивают апокалиптический характер,
но в полной мере сохраняют остальные христианские признаки.
Например, швейцарский просветитель И. Изелин считал, что
решающую роль в развитии человечества играют «внутренние» факторы — мораль и психология (Iselin 1764). Соответственно, для первой
стадии развития человечества характерно верховенство чувств, «состояние первобытной простоты» — на этой ступени остановились
восточные народы. Греки и римляне достигли следующей стадии,
когда сильнее чувств оказалась фантазия. И лишь после тысячелетнего царства тьмы (таким рисовалось Изелину Средневековье) европейские народы достигли цивилизации — разум взял верх над чувствами и фантазией.
336 Глава 3
В работе Ж. Кондорсе (Кондорсе 1936 [1794]) в основу деления
истории на десять эпох положен прогресс человеческого разума, охватывающий все сферы общественной жизни — от науки и труда до
политики. Первые три эпохи (охота, скотоводство, земледелие) отражают дань моде на иной тип схем «всемирной истории», который
мы рассмотрим чуть ниже, но эпохи с четвертой по десятую относятся исключительно к европейской истории. Четвертая эпоха определялась Кондорсе как «прогресс человеческого разума, в Греции до
времени разделения наук в век Александра»; пятая — как «прогресс наук от их разделения до их упадка»; шестая — как «упадок
просвещения до его возрождения ко времени крестовых походов»;
седьмая — как развитие «от первых успехов наук в период их возрождения на Западе до изобретения книгопечатания»; восьмая —
как развитие «от изобретения книгопечатания до периода, когда
науки и философия сбросили иго авторитета»; девятая — как развитие «от Декарта до образования Французской республики»; десятая
эпоха начинается с образованием Французской республики и простирается в будущее (Кондорсе 1936 [1794], с. 265).
В сочинениях немецких философов-идеалистов гораздо сильнее,
чем у французских просветителей, выражены эсхатологические мотивы, но они пребывают в полном согласии с идеей европоцентризма.
Так Ф. Шеллинг в работе «Система трансцендентального идеализма»
(Шеллинг 1936 [1800]) выделяет три периода мировой истории:
1 период — трагический, в котором правят законы судьбы (Древний мир);
2 период — природной планомерности,, в котором правят законы природы, начинается с расширения границ Римской республики;
3 период (долженствующий наступить в будущем) — божественный, в котором будут править законы провидения.
Яркое сочетание христианской эсхатологии и европоцентризма на грани национализма мы находим в «Лекциях по философии
истории» Г, Гегеля, впервые опубликованных после его смерти (Гегель 1929—1958 [1837]). У Гегеля история начинается с образования древних государств и «движется» с Востока на Запад. Первая
эпоха — детство (деспотизм) — Восточный мир, включающий Древние Китай, Индию, Персию, Сирию, Египет. Вторая эпоха — юность
(демократия) — Греческий мир, третья — возмужалость (аристократия) — Римский мир, четвертая — старость (она же зрелость духа) —
Германский мир.
«Всемирнаяистория»... 337
Хотя Гегель, как известно, очень любил триады, и «триадный
подход» отчасти присутствует и в этой схеме (см. § 1 данной главы),.
она прежде всего следует христианской концепции «четырех царств»,
позволяющей наглядно продемонстрировать тезис о превосходстве
немецкой нации (изложенный в виде идеи истинного расцвета абсолютного духа в Германии). Воистину Deutschland uber alles, даже любви
к триадам!
К этому же ряду можно отнести и историософские представления К. Маркса. Правда, в работах Маркса, опубликованных при его
жизни, никакой детальной схемы всемирной истории не предлагалось,
а получившая широкую известность схема «пяти формаций» была
создана и популяризована его интерпретаторами уже в XX в. (мы
вернемся к ней чуть ниже). Те же отрывочные высказывания, которые "можно найти в работах самого Маркса, в основном укладываются
в концепцию «всемирной истории», построенную на принципе выделения «ядра».
Этот принцип отражен, например, в известной фразе из предисловия к работе «К критике политической экономии»: «В общих
чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные
эпохи экономической общественной формации» (Маркс 1959 [1859],
с. 7). Варианты подобной «монистической» схемы можно найти и в
«Манифесте коммунистической партии» (Маркс, Энгельс 1955 [1848]),
и в «Капитале» (Маркс 1960—1962 [1867—1894]).
«Европоцентристский» подход обнаруживается и в рукописях,
опубликованных уже после смерти Маркса. Так, в «Немецкой идеологии», которая создавалась Марксом и Энгельсом в 1845—1846 гг.,
но была издана только в 30-е годы XX в. в СССР (Маркс, Энгельс
1955 [1932 (1846)]), в основу классификации положена господствующая форма собственности и соответственно выделяется пять ступеней
в развитии общества: 1) племенная собственность, 2) античная (общинная и государственная), 3) феодальная (или сословная), 4) буржуазная (или чистая частная), 5) коммунизм (т. е. общественная
собственность)30.
Иной подход, отличный от схемы «четырех царств», за которыми
наступает Царство Божие или коммунизм, был предложен О. Контом
30 Анализ взглядов Маркса и Энгельса на «всемирную историю» см.,
например, в: Нуреев 1989, гл. 7; Гофман 1995, гл. 4.
338 Глава 3
в 40-х годах XIX в. Конт выделял три стадии развития общества —
теологического, метафизического (абстрактного) и позитивного (научного) мышления (подробнее см.: Mathias 1924). Первая стадия охватывает древность и раннее Средневековье (до 1300 г.) и делится на
три периода: фетишизм, политеизм (Древняя Греция и Рим) и монотеизм (христианство). Метафизическая стадия (1300—1800 гг.) — переходная, для нее характерно разрушение старых верований, нарастание анархии. Третья стадия (с 1800 г.) — эпоха распространения
наук, развития промышленности, гармонизации всех сторон жизни
общества. Как видим, и поборник «позитивного знания» не устоял
перед соблазном и декларировал победу альтруизма над эгоизмом и
развитие материальной культуры, которые на этой стадии обеспечат
справедливость и мир.
Со второй половины XIX в. подобные концепции постепенно
теряют популярность, хотя отдельные авторы и продолжали предпринимать малоубедительные попытки их построения. В качестве
примера можно отметить «модель» Г. Адамса, который выделял
следующие фазы в развитии человеческой культуры: религиозная
(от начала человеческой истории до 1600 г.), механическая (1600—
1900 гг.), электромагнетическая (1900—1917 гг.), «эфирная» (ее начало Адаме датировал 1917 г., а окончание предлагал ожидать уже в
1921, на худой конец — в 2025 г.), за которой должна наступить
фаза «чистого разума» (Adams 1929 [1909])31.
Едва ли не единственная схема, построенная по принципу выделения «ядра» и популярная на протяжении второй половины XX в.,
была разработана К. Ясперсом (Ясперс 1991 [1948]). В ней «всемирная история» сводилась к четырем эпохам:
1 эпоха — «прометеевская» — относится к доистории;
2 эпоха — «великих культур древности» — начинается с 5000 г.
до н. э.; «мир» состоит из народов, живших в долинах великих рек —
Нила, Хуанхэ, Инда и в междуречье Тигра и Евфрата;
3 эпоха — «осевого времени» — начинается между 800—200 гг.
до н. э.; «мир» состоит из так называемых «осевых народов» —
31 «Если механическая фаза длилась 300 лет, с 1600 по 1900 год, то
следующая, электромагнетическая, будет иметь продолжительность, равную
, т. е. около 17,5 лет, а затем, в 1917 г., она перейдет в следующую,
эфирную фазу, которая будет продолжаться , т. е. около четырех лет, и
в 1921 г. мысль достигнет предела своих возможностей»
(Я Adams 1949 [1919], р. 308).
«Всемирная история».. . 339
китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков, которые образуют три
культуры — «Восток—Запад», Индия и Китай, причем блок «Восток—Запад» позднее делится на Запад, Византию и Ислам;
4 эпоха — «науки и техники» — начинается в Европе с конца
XVIII в., и постепенно в «ядро» включаются другие народы (в том
числе «негры и др.», как изящно выражается Ясперс).
2. «Время по Гринвичу»
Второй тип схем «всемирной истории» тесно связан с ростом
географических и этнографических знаний. Столкновение представителей «ядра» с другими народами порождает стремление упорядочить страны по уровню развития, разместив их на единой шкале
времени. Но, как правило, и в этом случае в качестве стандарта все
равно используется исторический опыт развития некоего «ядра»,
прежде всего европейского. В результате история каждого народа
рассматривается не столько в реальном историческом времени, сколько
по некоторой условной шкале стандартного «времени по Гринвичу».
Впервые такой подход возникает в I в. до н. э. в Риме, когда в
процессе завоевательных походов римляне начинают сталкиваться с
варварами. Именно в этот период появляются схемы Лукреция (каменный—бронзовый—железный «века») и Варрона (эпохи охоты, скотоводства и земледелия). На протяжении последующих веков подобные схемы практически не использовались, и их возрождение
началось лишь в середине XVIII в. Реанимация этих концепций
была опять-таки связана с ростом географических и этнографических
знаний европейцев.
Первым идеи Варрона популяризовал, по-видимому, Тюрго, который связывал восхождение человечества по ступеням общественного прогресса в том числе и с наметившимся и углубляющимся
классовым неравенством. Усиление этого неравенства Тюрго объяснял
переходом от собирательства и охоты к скотоводству, а далее к земледелию. Поскольку земледелие питает значительно больше людей, чем
необходимо для возделывания земли, это ведет к разделению труда,
появлению городов, торговли, искусства и т. д. В этих построениях,
набросанных Тюрго в его «Рассуждениях о всемирной истории», изменения в условиях материальной жизни рассматриваются как определяющий фактор прогресса, движущей же его силой, в духе философии Просвещения, выступает разум (Тюрго 1937 [1750], с. 86).
340 Глава 3
Триада «охота—скотоводство—земледелие» приобрела широкую
популярность в конце XVIII — начале XIX в., она встречается у
К. Гельвеция, Д. Дидро и у многих других мыслителей (Гельвеции
1938 [1773]; Луппол 1960; см. также: Mathms 1924). Иногда она же
служила основой для построения более сложных конструкций «всемирной истории». Например, Ж. Кондорсе с ее помощью определял
первые три эпохи (своего рода фундамент) разработанной им схемы
развития европейской цивилизации, о которой мы говорили выше
(Кондорсе 1936 [1794]).
Адам Смит вслед за охотничьей, пастушеской и аграрной ввел
«торговую» стадию (Смит 1962 [1776]). Как и многие французские
философы-просветители,Смит полагал, что «восхождение» по стадиям
сопровождается ростом разделения труда и развитием государства.
Тот же принцип использовал и основоположник немецкой историко-экономической школы Ф. Лист, который предложил деление истории уже на пять стадий: а) стадия дикости; б) пастушеская;
в) аграрная; г) аграрная и промышленная; д) аграрная, промышленная
и коммерческая (Лист 1891 [1841]).
А. Фергюсон в работе «Опыт истории гражданского общества»
предложил новые названия исторических эпох: дикость, варварство
и цивилизация, — связав их определение не только с типом деятельности, но и с развитием института собственности (Фергюсон
1817—1818 [1765]; см. также: Токарев 1978а, с. 124—127). Согласно
Фергюсону, частная собственность отсутствует на стадии дикости,
появляется на стадии варварства и законодательно закрепляется на
стадии цивилизации.
Схема «дикость—варварство—цивилизация» также получила
весьма широкое распространение. На нее, например, ориентировались К. Маркс и Ф. Энгельс в рукописи «Немецкой идеологии». Позднее она была развита в работе Л. Моргана «Древнее общество или
Исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (Морган 1935 [1877]), который к отличительным чертам эпохи варварства добавил изобретение гончарного
производства, а цивилизации — изобретение письменности. Концепция Моргана была использована, в частности, Ф. Энгельсом в его
известной работе «Происхождение семьи, частной собственности и
государства» (Энгельс 1961 [1884]).
С середины XIX в. популярность приобретают различные экономические концепции членения «всемирной истории», во множестве
«.Всемирная история».. . 341
создававшиеся прежде всего представителями немецкой историкоэкономической школы. Так, Б. Гильдебранд в работах, опубликованных в 1848—1864 гг., делил экономику на три исторических типа:
а) бартерная; б) денежная; в) кредитная экономика. Г. Шмоллер в
1884 г. предложил пятичленную схему: а) деревенская экономика;
б) городская; в) территориальная; г) национальная; д) мировая. К. Бюхер в 1893 г. выделил три этапа экономического развития: а) стадия
независимых домашних хозяйств; б) городской экономики; в) национальной экономики (подробнее об этих концепциях см.: Hoselitz 1960).
В 30-е годы XX в. в марксистской литературе (начиная со сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)») была канонизирована схема
пяти общественно-экономических формаций (первобытно-общинная —
рабовладельческая — феодальная — капиталистическая — коммунистическая), которая рекламировалась как основанная на схемах
Маркса и Энгельса, но по существу представляла собой качественно
иной тип «всемирной истории». Отказ от использовавшихся Марксом терминов «античность», «Средние века», «буржуазное общество»
и т. д. позволил придать схеме пяти формаций универсальный, неевропоцентричный, глобальный вид. Заметим, что попутно было изменено значение слова «формация» — вместо «процесса формирования общества» (см. приведенную выше цитату из предисловия к «К
критике политической экономии») оно стало обозначать «стадию
социально-экономического развития общества»32.
После второй мировой войны возникает новый всплеск интереса к подобным историческим схемам. Стимулом послужили работы в области экономической и социальной истории, в частности, теории индустриализации и модернизации (Gerschenkron \952;Lerner 1958;
Eisenstadt 1966; Levy \966;Apter 1968 и др.; обзор см. в: Штомпка 1996
[1993], гл. 9). На сей раз «всемирная история» предстала как последовательная смена разных типов общества: доиндустриального (аграрного, традиционного) — индустриального (модернизированного) —
постиндустриального (информационного, технологического и т. д.).
Наиболее детально разработанной является концепция «стадий
экономического роста» У. Ростоу (Rostow 1960, 1978). Каждую стадию
Ростоу связывает с развитием определенных отраслей («лидирующих
32 Впрочем, как отмечает А. Гофман, у самого Маркса термин «формация» также определен весьма нечетко — не исключено, что первоначально он-был заимствован Марксом из геологии (Гофман 1995, с. 108).
342 Глава 3
секторов») экономики: сельского хозяйства (традиционное общество),
текстильной промышленности (стадия «взлета» или «отрыва», take-off),
чугуно-литейной промышленности (стадия перехода к технологической зрелости или индустриальное общество), автомобилестроения,
авиастроения и электроники (стадия массового потребления), и наконец, сферы услуг (стадия поиска качества жизни). Кроме того, разным
стадиям соответствуют определенные виды энергии — паровая, электрическая, атомная (мы вернемся к обсуждению этой схемы в гл. 4).
Если работы основоположников теории модернизации — Гершенкрона, Айзенштадта и Ростоу — были посвящены прежде всего
переходу от доиндустриального к индустриальному обществу, то есть
изучению прошлого, то социальных философов интересовало настоящее и будущее. Основное внимание они уделяли и уделяют «постиндустриальному» этапу «всемирной истории». Утверждающееся
общество получило в литературе десятки наименований, разнообразие
которых демонстрирует одновременно и различие подходов к новой
фазе истории, и их схожесть: «постмодернистская эра» (А. Этциони),
«постбуржуазное общество» (Д. Лихтхайм), «постэкономическое общество» (Г. Кан), «постскудное» (М. Букшин), «постцивилизованное»
(К. Боулдинг), «постиндустриальное» (Д. Белл, А. Турен), «общество
знания» (П. Дракер), «общество класса служащих» (Р. Дарендорф),
«технотронная эра» (3. Бжезинский). В том же русле лежат концепции Р. Арона, О. Тоффлера, членов «Римского клуба», начиная с
Дж. Форрестера и Дж. Медоуза, и многих других.
Каждая из перечисленных схем в отдельности и все они взятые вместе говорят нам, с одной стороны, о том, какие характеристики доминировали совсем недавно, а с другой — что становится главным принципом будущего общества (знания, экономика услуг,
информация, электронная технология и т. д.). Заметим, что все эти
внешне сугубо социологические концепции отталкиваются от определения стадий или этапов общественного развития, основанного по
существу на технико-отраслевом подходе.
3. Синхронизация диахронии
Третий тип схем «всемирной истории» в некотором смысле
противоположен предыдущему по способу достижения «хронологического монизма». В схемах второго типа он достигается за счет
диахронизации синхронных событий и расположения всех обществ
«Всемирная история»... 343
на единой шкале условного исторического времени исходя из уровня
их развития, а в схемах третьего типа «хронологический монизм» устанавливается благодаря синхронизации диахронной истории разных
обществ. Предполагается, что каждое общество (культура, цивилизация) проходит одни и те же этапы (фазы, периоды) развития, поэтому историю каждого общества можно нанести на унифицированную
временную шкалу, разделенную на этапы, единые для всех обществ.
Истоки такого подхода лежат, с одной стороны, в разрабатывавшихся
Платоном, Аристотелем и Полибием концепциях форм правления, с
другой — в использовавшейся Цицероном, Варроном, Флором и другими римскими историками аналогии истории общества с возрастами
жизни человека.
Первая концепция — смены форм правления — была впервые
предложена Платоном. В диалоге «Государство» Платон выделил
пять типов государственного устройства и соответствующих им «видов
душевного склада». «Правильному» государственному устройству
(царская власть или аристократия, в зависимости от числа правителей) противостоят четыре «извращенных» формы правления: тимократия или тимархия (государство, где власть принадлежит честолюбивым гражданам, от греч. i\.\ir\ — цена, честь, уважение),
олигархия, демократия и тирания (Платон. Государство 445cd; 449a;
543b—d; 545b—с). Отметим некоторые ключевые, с точки зрения нашего анализа, характеристики платоновской концепции, развитой им
в основном в VIII—IX кн. «Государства».
Во-первых, здесь впервые вводится разделение форм правления на «хорошие» и «плохие». Во-вторых, описание типов правления делается на основе анализа реального политического опыта греческих городов-государств (например, образцом тимократии для
Платона является «критско-лакедемонское утройство»). В-третьих,
наряду с «чистыми» или «модельными» формами отмечается существование «промежуточных» или «смешанных» форм (наследственная власть, приобретаемая за деньги царская власть и т. д.). В-четвертых, Платон не ограничивается описанием политических систем,
но связывает каждый тип правления с теми или иными культурными традициями и «душевным устройством» общества (т. е. общественным сознанием в современной терминологии). Наконец, выдвигается идея последовательной смены форм правления (царский
строй или аристократия — тимократия — олигархия — демократия —
тирания) и делается попытка описать механизм перехода от одной
344 Глава 3
формы правления к другой, мотивирующий указанную последовательность их смены.
Развитие этого подхода мы находим в «Политике» Аристотеля,
где он выделил шесть форм правления33. Три правильные формы
выражают общую пользу: монархия (власть одного), аристократия
(власть немногих), полития (власть большинства), все они имеют в
виду общую пользу. Наряду с этим существуют ошибочные формы,
представляющие собой отклонения от указанных «правильных»:
отклонение от царской власти — тирания (интересы одного правителя), от аристократии — олигархия (интересы зажиточных классов), от политии — демократия (интересы неимущих классов) (Аристотель. Политика 1279аЗЗ—38; 1279Ь5—10). Порядок же смены разных
форм правления Аристотель описывал так: «... Из политии естественным путем получались олигархии... Из олигархий же сначала возникли тирании, а затем из тираний — демократии» (Аристотель. Политика 1286Ы5—18).
Эта концепция была использована во «Всеобщей истории»
греческим историком Полибием (ок. 200 — ок. 120 до н. э.), который
слегка изменил названия и порядок смены форм правления (см. также: Конрад 1972)34. Три «правильные» формы правления у Полибия
обозначены как царство (базилейя), аристократия и демократия, три
«отклонения» — монархия, олигархия и охлократия. «Когда царское
управление переходит в соответствующую ему извращенную форму,
т. е. монархию, тогда в свою очередь на развалинах этой последней
вырастает аристократия. Когда затем аристократия выродится по закону в олигархию и разгневанный народ выместит обиды правителей, тогда нарождается демократия. Необузданность народной массы и пренебрежение к ее законам порождают с течением времени
охлократию... Тогда воцаряется господство силы, и собравшаяся вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, передел земли, пока
33 Как известно, отношения между Платоном и Аристотелем, который
почти двадцать лет был его учеником, складывались довольно-таки непросто. «Говорят, что, когда однажды Платон уже в конце своей жизни
куда-то отлучился из Академии, Аристотель захватил то место, где обычно Платон гулял, беседуя со своими учениками» (Лосев 1994, с. 25).
34 Определения сущности форм правления у Полибия совпадают с аристотелевскими. Что же касается названий, то, не имея возможности сравнить
тексты Аристотеля и Полибия в подлинниках, мы тем не менее подозреваем,
что различия здесь могут быть частично связаны с переводом.
«Всемирная история»... 345
не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца» (Полибий. Всеобщая история VI, 4; 9).
Следующая получившая известность концепция такого типа
относится уже к эпохе Возрождения. Речь идет о трактатах Макиавелли «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»
(Макиавелли 1996 [1532]; [1531]), в которых он возродил схему Аристотеля. По Макиавелли, три «хорошие» государственные формы включают монархию, аристократию и демократию, а три «плохие» или «извращенные» формы состоят из тирании, олигархии и анархии.
Исторический кругооборот он отождествлял прежде всего с чередованием «хороших» и «плохих» государственных форм, т. е. вечной борьбой добра и зла.
Впрочем, концепции Аристотеля, Полибия и Макиавелли скорее следует отнести к области политологии, чем ко «всемирной истории». В виде собственно историософской схемы этот подход впервые был реализован в работе Дж. Вико «Основания новой науки об
общей природе наций», в которой он делил «времена Мира на три, а
именно: Темное Время — это век Богов, затем Баснословное Время —
это век Героев и, наконец, Историческое Время — это век людей»
(Вико 1994 [1725], с. 45). По мнению Вико, эти три стадии развития
проходили евреи, халдеи, скифы, финикиняне, египтяне и римляне.
Для первой из них характерны безгосударственное состояние, подчинение жрецам, т. е. теократия, для второй типично аристократическое государство, третьей присуща демократическая республика, а
затем представительская монархия. При этом Вико сохранил за
христианской историей уникальный характер, предположив, что, проходя те же стадии, христианский мир развивался не по кругу, а по
спирали.
Другую разновидность представляют модели, уподобляющие
общество биологическому организму, переживающему младенчество,
детство, юность, зрелость, старость, дряхлость и смерть. В относительно простых схемах в «цикле жизни» цивилизаций выделяются периоды подъема и упадка, в более сложных — зарождение, расцвет,
упадок, гибель и т. п. Эта идея восходит к упоминавшимся выше
римским авторам и Св. Августину. Но у них, равно как и у использовавшего этот подход Гегеля, история была уникальной или монистичной — схема «возрастов» прилагалась к истории одного «мира».
Начиная же с эпохи Просвещения возникает идея множественности
«миров», каждый из которых проходит свой «цикл жизни».
346 Глава 3
Такой «биологический» подход к истории нашел, например, наглядное выражение в работе Г. Форстера «Руководящая нить будущей истории человечества» (1789). Форстер выделил четыре этапа
развития человека: детство (потребность в движении) — юность (сексуальная потребность) — возмужалость (потребность в действии) —
старость (потребность в размышлении). Эти же четыре фазы, по его
мнению, проходит в своем развитии каждая «культура». Форстер
называет эти фазы музыкальной (движение, танец и борьба), сперматической (быстрое размножение, рост численности), героической (войны, завоевания) и чувственной (достижение высот образования, воцарение рассудка и разума), причем не все культуры проходят все
стадии: например, четвертой стадии достигали только Греция, Рим
и современная Форстеру Европа (Соколов, и др. 1969—1972, т. 3,
с. 69—75).
Можно упомянуть и концепцию Ш. Фурье, выделявшего четыре
фазы развития общества или «цивилизации». Две первые фазы —
детство и юность — составляют «восходящее колебание цивилизации», две вторые — упадок и дряхлость — образуют «нисходящее
колебание» (Фурье 1951—1954 [1847], с. 18—19).
Начиная со второй половины XIX в. подобные схемы постепенно
становятся все более причудливыми и в то же время более популярными. Этот длинный ряд открывается, видимо, работой Г. Рюккерта, который первым сформулировал понятие «культурно-исторических типов»
(«организмов», «индивидов»), каждый из которых проходит одни и
те же стадии в своем развитии (от рождения до смерти; см.: Ruckert
1857, Bd. I, S. 93—96).
Другой известный пример — одиозная работа Н. Данилевского
«Россия и Европа» (Данилевский 1991 [1871]). Данилевский выстраивает исторический ряд «естественных групп», которые вслед за
Рюккертом называет «культурно-историческими типами». Таких
типов он насчитывал более десяти: египетский, китайский, ассировавилоно-финикийский, халдейский (древнесемитский), индийский,
иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитский (аравийский),
германо-романский, славяно-русский, плюс два древнеамериканских
культурных типа — мексиканский и перуанский.
Согласно его интерпретации, все типы, за исключением славянского, полностью или частично завершили свое развитие. Славянский
тип, вступающий в пору расцвета, противопоставлен европейскому
или романо-германскому типу. Отличительными чертами славян-
«Всемирная история».. . 347
ского типа являются православие, «славянство» и крестьянский надел (!). У славянского типа четыре основы (религиозная, культурная,
политическая и общественно-экономическая), в то время как у остальных типов — лишь по одной (у еврейского — религиозная, у
греческого — культурная, у римского — политическая и т. д.)- В
соответствии с «биологическим» подходом Данилевский различал в
жизни культурно-исторических типов три, четыре, а то и семь «возрастов». Наконец, каждый культурный тип проходит, по его мнению, одинаковые стадии развития — от этнографического состояния
к государственному и от государственного к цивилизованному.
В 1920-е годы колоссальную известность получила работа
О. Шпенглера «Упадок Запада» («DerUntergangdes Abendlandes», в русском переводе «Закат Европы»; Шпенглер 1993 [1918]). Шпенглер
выделяет восемь «культур»: индийскую, китайскую, вавилонскую,
египетскую, греко-римскую (античную), арабско-византийскую, западноевропейскую и культуру майя. В деталях Шпенглер рассматривает
лишь пять культур: индийскую (с 1500 г. до Р. X.), египетскую (с
3000 г. до Р. X.), античную («аполлоновскую», с 1100 г. до Р. X.), арабскую («магическую», с О г.) и западную («фаустовскую», с 900 г.).
При этом комплексный анализ (духовная жизнь, искусство и политика) ведется только на примере двух культур (античной и западной). Шпенглер имел неосторожность суммировать результаты своих
размышлений в виде таблиц «Сравнительной морфологии истории»,
делающих весьма наглядной искусственность его построений (не говоря уже о том, что нулевого года, с которого, по его мнению, начинается
развитие арабской культуры, вообще не существует в современной
системе летосчисления).
Каждая культура, по Шпенглеру, подобно человеку, переживает
детство, юность, возмужал ость и старость. Кроме того, духовная жизнь
проходит эпохи «весна», «лето», «осень» и «зима», — а искусство и
политика проходят эпохи «первобытности» (до начала развития культур — хаос форм в искусстве, отсутствие политики и государства),
«культуры» (язык форм в искусстве, государство) и «цивилизации»
(отсутствие внутренней формы в искусстве, поглощение государства
«мировым городом»). Эпоха культуры, в свою очередь, делится на
«раннюю» и «позднюю».
В работе Ф. Корнелиуса (Cornelius 1925) доказывалось, что каждая культура проходит пять «стилей»:
348 Глава 3
1) «единогласный», в котором «основные переживания» (Grunderlebniss) культуры являются наивно-религиозными;
2) «самосознательный», в котором начинается социальная дифференциация и среди массы людей появляются лидеры, но они еще не
отделены от массы;
3) «возвышенный», в котором герои отделяются от масс и возникают первые попытки установления контроля над историческим
процессом;
4) «личностный», когда начинают доминировать индивидуализм
и эгоизм;
5) «копирующий», когда общество начинает имитировать других и первоначальная креативность постепенно исчезает (см. также: Sorokin 1937—1941, v. 4, p. 419).
Нельзя не упомянуть и еще об одном сочинении, в котором
развивалась идея фаз исторического развития, а именно, о работе
одного из главных идеологов фашизма А. Розенберга «Миф XX
столетия» (Rosenberg 1930). Отталкиваясь от концепций «органических
циклов культур» О. Шпенглера и «культурных кругов» немецкого
этнографа Л. Фробениуса, А. Розенберг предложил расистскую концепцию циклов развития народов, обосновывающую превосходство
немецкой нации, причем антисемитские выпады «немецкого патриота» Розенберга удивительным образом перекликаются с соответствующими пассажами «русского патриота» Данилевского. Видимо, нет ничего более космополитичного, чем антисемитизм...
В середине нашего века широкую известность получил 12-томный труд А. Тойнби по истории цивилизаций (Toynbee 1934—1961),
краткий вариант которого был издан в России под названием «Постижение истории» (Тойнби 1991 [1934—1961]). В начале своего многолетнего исследования Тойнби насчитывал 21 цивилизацию, в конце —
37, в том числе пять крупных «живых» цивилизаций (западное
христианское общество, православно-христианское или византийское,
исламское, индуистское, дальневосточное; см.: Тойнби 1991 [1934—
1961], с. 32—34, 724—725). Критерием для выделения цивилизаций
в исследовании Тойнби выступала прежде всего религия. Каждая
цивилизация, согласно его конструкции, проходит четыре стадии —
генезис, рост, надлом и распад.
Работа Тойнби вызвала в научных кругах широкую дискуссию,
которая началась сразу после выхода первых томов (см., например:
Февр 1991 [1936]) и продолжалась несколько десятилетий. Но в це-
«Всемирная история».. . 349
лом после второй мировой войны новые схемы такого типа практически перестали появляться. Одно из немногих исключений — работа К. Куигли (Quigley 1961), который выделял 16 цивилизаций (частично пересекающихся со списком Тойнби) и доказывал наличие
семи стадий в развитии каждой из них: взвесь, созревание, экспансия, столкновение с внешней средой, мировая империя, упадок, покорение (другой цивилизацией).
Другая «несвоевременная» работа подобного рода, появление
которой скорее всего объясняется изоляцией российской науки от
мировой, — сочинение Л. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли»
(Гумилев 1990 [1979]) о жизненных циклах этносов. По Гумилеву,
жизненный цикл от момента толчка до выхода из динамического
состояния (до полного исчезновения или превращения в реликт)
продолжается не более 1200 (1500) лет (Гумилев 1990 [1979], с. 127).
Этот период делится следующим образом: фаза подъема (юность)
длится 300 лет, столько же отводится «акматической фазе» (расцвету), затем наступает фаза «надлома» (старость), продолжающаяся
около 200 лет, за ней идет «инерционная фаза» (дряхлость), длящаяся 400 лет, после чего возможны фазы «обскурации», «регенерации»,
«реликта», «гомеостаза», продолжающиеся суммарно до 300 лет и
обозначающие разные варианты смерти и исчезновения этноса (Гумилев 1990 [1979], с. 339).
Если не считать оригинальных названий фаз исторического
развития и использования категории «этноса» вместо обычных «цивилизаций» или «культур», концепция Гумилева сводится к традиционной схеме «жизненного цикла» (юность—зрелость—старость—
дряхлость). Главное же отличие работы Гумилева от многочисленных
предшественников состоит в биокосмической детерминации: причиной начала жизненного цикла этносов (т. е. процесса «этногенеза») называются «пассионарные толчки», связанные с космическим
излучением (хорошо еще, что не с летающими тарелками!).
* * *
Как видно из нашего краткого обзора, схемы «всемирной истории» столь же разнообразны, как интересы их создателей. Одних
авторов больше всего интересовала культура (Форстер, Шпенглер),
других — религия (Августин, Тойнби), третьих — государство (Иеро-
350 Глава 3
ним, Гегель), четвертых — политическое устройство общества (Платон, Вико), пятых — национальная идея (Гегель, Данилевский), шестых — экономика (Смит, Лист), седьмых — научно-технический прогресс (Ясперс, Тоффлер) и т. д. и т. п.
Вместе с тем они утомляют своим однообразием, как утомляли
бы биографии людей, написанные с целью разметить их деяния возрастными границами. Это однообразие усиливается и отмеченным
выше стремлением осмыслить настоящее и предвидеть будущее, будь
то Страшный Суд, коммунизм, технологическая и экологическая катастрофа или расцвет человеческого разума.
Еще одна общая черта всех вариантов схем «всемирной истории» — европоцентризм. В схемах первого типа Европа выступает в
качестве «ядра» по крайней мере на протяжении большей части
«всемирной истории», во втором типе схем история развития Европы играет роль стандартной шкалы, на которой располагаются все
остальные страны и народы. Схемы третьего типа формально не
являются европоцентричными, а скорее выглядят как ориентированные на неевропейские цивилизации. Но по существу и эти схемы
строятся в большинстве случаев именно для описания развития Европы, определения ее текущего положения на единой шкале исторического времени, задаваемой опытом развития других цивилизаций.
В XIX — начале XX в. европоцентристский подход несомненно
доминировал в общественной мысли, и именно этим объясняется
тогдашняя популярность различных схем «всемирной истории».
Заметим, что такой «классический» европоцентризм, подразумевающий единство и принципиальную одинаковость мира, иногда проявляется и по сей день — вспомним хотя бы прокатившийся в 60-е
годы мощный вал работ, посвященных стадиям экономического роста, модернизации и переходу к постиндустриальному обществу. Но
наряду с этим в общественной, философской и научной мысли все
отчетливее заявляет о себе качественно иной подход, возникший еще
в прошлом столетии, но оформившийся как законченная концепция лишь в первой четверти нашего века.
Речь идет об идее уникальности европейской культуры, общества, экономики и т. д., а тем самым и об уникальности европейской
истории. Начиная с работ М. Вебера, В. Зомбарта, Э. Трельча и др.
эта идея постепенно завоевала доминирующие позиции в философском и научном сообществе. Появление концепции «Запада» и «западной цивилизации» (чему немало способствовала, кстати, работа
«Всемирная история»... 351
О. Шпенглера) обусловило постепенный отказ от попыток генерализации европейского опыта и переход к выявлению специфики, отличающей Запад от остального мира. Все более существенное место в
трудах обществоведов стал занимать поиск корней европейской цивилизации, выявление преемственности в развитии западного общества, обоснование его культурой целостности. Появление этих работ
по сути означало постепенное вытеснение схем «всемирной истории» на периферию философской и научной мысли.
Идея уникальности западной цивилизации трансформировалась
в 70—90-е годы в тезис о специфичности и непохожести отдельных
стран, народов и регионов мира, своеобразии их культур и исторического пути. Ныне тезис'о мультикультурности — один из самых
модных как в Европе, так и за ее пределами. И если развитые страны еще в 60-е — начале 70-х годов предпринимали попытки подтянуть страны «третьего мира» до европейского уровня, а точнее, подогнать их экономическое, политическое и социальное устройство под
европейские стандарты, то в последнее десятилетие таких попыток
практически не наблюдается. В лучшем случае речь идет о подключении к «Европе» тех стран, которые воспринимаются как принадлежащие к европейской цивилизации: Греция, Испания, страны
Восточной Европы или Балтии. Даже Япония, несмотря на все ее
успехи и достижения, рассматривается как нечто отдельное и чуждое, не говоря уже о других азиатских, а тем более африканских и
латиноамериканских странах.
Что касается влияния историософских схем «всемирной истории» на историографию, то здесь складывается неоднозначная картина. Многие историки не приемлют такие схемы по причине их
умозрительности и считают их исторически некорректными (имеется
в виду вольное обращение с историческими фактами, источниками,
да и просто огромное количество неточностей и ошибок, неизбежное
в работах подобного типа). Упомянем хотя бы Л. Февра, подвергшего схемы Шпенглера и Тойнби уничтожительной критике (Февр 1991
[1936]). Однозначно негативная оценка встречается и в работах философов (см., например: Поппер 1993 [1957]).
Суть пренебрежительного отношения к схемам «всемирной
истории» довольно жестко выразил Р. Коллингвуд. «Ценность каждой из этих классификационных схем, если под ценностью понимать то, что они способны быть средством открытия исторических
истин, не устанавливаемых простой интерпретацией свидетельств,
352 Глава 3
была равна нулю... Если же какая-нибудь из них когда-либо и была
принята сколько-нибудь значительным числом ученых, помимо человека, ее придумавшего, то совсем не потому, что она поразила их
своей научной убедительностью, а потому, что она превратилась в
вероучение, по сути дела, некоей религиозной общины, хотя последняя могла и не считать себя таковой... В других случаях они имели
некоторую развлекательную ценность, немаловажную в жизни усталого историка...» (Коллингвуд 1980 [1946], с. 253).
Тем не менее полностью отрицать воздействие историософских
схем на умы историков вряд ли правомерно. На протяжении последних двух с половиной столетий некоторые из них оказывали на исторические исследования более чем существенное воздействие, и многих
историков, в том числе и очень известных, привлекала идея создания схем всемирной истории. Л. фон Ранке рисовал картину всеобщей исторической жизни, которая последовательно движется от одной нации или группы наций к другой (Ranke 1884 [I860]), и М. Блок
говорил, что «единственно подлинная история, возможная лишь при
взаимопомощи, — это всемирная история» (Блок 1986 [1949], с. 29).
Но историки пытались подходить к решению этой задачи по-своему,
не столь умозрительно, как философы. Для историков самым удобным инструментом для создания всемирной истории было хронологическое время — «гомогенный посредник, который беспристрастно
объединяет вместе все возможные события» (Кгасаиег 1969, р. 139).
Как заметил А. Франк, те, кто занимается сравнительной историей,
сравнивая одно место с другим или изучая одну проблему или институт — власть, государство, культуру или религию, — выбирают
каждый свою структуру исторического времени. Но всемирная история требует единого и последовательного способа структурирования времени как для целого, так и для отдельных частей (Frank 1990,
р. 159—160). Для этих целей самым универсальным средством оказывается хронологическое время.
Гомогенность и необратимость хронологического времени предполагают, что все события, которые произошли в определенный момент, как-то связаны. Тем более связаны между собой последовательные события. Создавая панораму всемирной истории, историк
концентрируется на том, что представляется более или менее продолжительной последовательностью событий, пытается проследить
их ход на протяжении веков и поделить временную протяженность
«Всемирная история». . . 353
на отрезки, которым приписывается определенное качество. «Фактически формальный опыт хронологического времени порождает
желание преобразовать форму в содержание, приписать историческому процессу определенные качества: развитие или прогресс. Это
желание оказывается непреодолимым» (Кгасаиег 1966, р. 66). И именно благодаря последнему обстоятельству всеобщая история может
рассматриваться как регулятивный идеал в кантианском смысле,
идея «единого исторического мира» (Galhe 1964, р. 59), которой должен руководствоваться историк в поисках взаимосвязей конъюнктур
и структур и которая часто воплощается в образе линейного исторического времени (Martins 1974, р. 269).
Хотя всемирная история, создаваемая историками, в отличие от
историософских схем претендует на гомогенность исторического
времени, его заполненность событиями и фактами, она «все же не
что иное, как сочленение нескольких локальных историй, среди которых (и между которыми) пустоты гораздо более многочисленны,
чем заполненные места. И напрасно верить, что умножая число сотрудников и интенсифицируя исследования, мы получим лучший
результат: если только история жаждет смысла, она обрекает себя
на то, чтобы выбирать регионы, эпохи, человеческие группы и индивидов в этих группах и выделять эти фигуры в качестве прерывистого из непрерывного, вполне подходящего, чтобы служить декорацией на заднем плане» (Леви-Стросс 1994 [1962], с. 317).
Волевым решением историк делает выбор между многими свидетельствами, чтобы писать историю целого методом «избранных
мест», но настоящий объект остается целостным. Как пишет Э. Томпсон, «человеческое прошлое не агрегация отдельных историй, а единое
целостное человеческое поведение, все аспекты которого взаимосвязаны (через рынок, отношения субординации и т. д.). Эту целостность мы и можем назвать историческим процессом, т. е. рационально организованными и структурированными практиками» (Thompson
1978, р. 232).
Упрочившаяся в XX в. идея уникальности западной цивилизации привела к падению популярности и постепенному отказу от
классических историософских схем. Но на смену «всемирной истории» пришла едва ли не столь же общая и генерализованная «история Запада» или «история Европы»35.
35 По мнению А. Франка, современные историки, которые искали альтернативу европоцентристской истории, обычно предлагали дополнительные
354 Глава 3
В отличие от «всемирной истории» попытки создания единой
истории Европы или западной цивилизации считаются в историческом сообществе, начиная с Ф. Гизо (Гизо 1905 [1825]) и Л. фон
Ранке (Ранке 1898 [1854]), вполне респектабельными и корректными с научной точки зрения. Вопреки тому, что идея единства европейской истории, не говоря уже о степени ее внутренней синхронии, представляется далеко не бесспорной, подавляющее большинство
специалистов ее принимает. Концепции «всемирной истории» в этом
случае трансформируются в различного рода периодизационные схемы европейского исторического развития.
или сравнительные исследования других регионов мира или более ранних
цивилизаций (Frank 1990, р. 166). Очень немногие историки, среди них
У. Макнил и Л. Ставрианос (McNeill 1964; Stavrianos 1970), писали действительно всеобщую историю.