Бразования и науки кыргызской республики iтом "зачем нам чужая земля " русское литературное зарубежье хрестоматия учебник. Материалы. Бишкек 2011

Вид материала

Учебник

Содержание Аверченко Аркадий Тимофеевич, прозаик, журналист (27. 3. [15. Короли у себя дома Дюжина ножей, не убивших революцию The Enchanter, New York, 1986; Рассказы. Приглашение на казнь

Подобный материал:

• Кыргызской республики, 125.57kb.
• Фракция “Ата-Журт” Жогорку Кенеша Кыргызской Республики Государственная Концепция национальной, 819.06kb.
• Приказ Министерства Здравоохранения Кыргызской Республики "О профилактике вич-инфекции, 860.34kb.
• Президента Кыргызской Республики и депутатов Жогорку Кенеша Кыргызской Республики Принят, 1164.85kb.
• Программа развития г. Бишкек на 2008-2010 годы «Любимый город» определяет комплекс, 59.28kb.
• Национального Собрания Республики Беларусь(комната №14 ) e-mail: inf@preslib org, 1166.14kb.
• Тематическое планирование уроков литературы в пятых классах. Учебник «Литература» (учебник-хрестоматия), 93.93kb.
• Руководствуясь Договором о вечной дружбе между Республикой Казахстан, Кыргызской Республикой, 46.08kb.
• Президента Кыргызской Республики, постановлениями Правительства Кыргызской Республики, 230.54kb.
• Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.

Аркадий Аверченко

Аверченко Аркадий Тимофеевич, прозаик, журналист (27. 3. [15. 3.] 1881 Севастополь — 12. 3. 1925 Прага). Родился в семье мелкого торговца. Сначала был конторщиком Первый рассказ Аверченко был напечатан в 1903 в одной из газет Харькова, где он с 1906 по 1907 сотрудничал в сатирическом журнале «Штык». В конце 1907 Аверченко переехал в Санкт-Петербург. Там он был сотрудником и вскоре редактором сатирического журнала «Стрекоза», который в 1908 был преобразован в «Сатирикон». Будучи редактором и регулярным автором «Сатирикона», а с 1913 — «Нового Сатирикона», Аверченко стал одним из самых значительных сатириков последних лет царской России Его сборник «Веселые устрицы» (1910) переиздавался более 20 раз. Многие рассказы были инсценированы Он писал на темы дня, писал рецензии на театр, постановки и концерты, выступая под многочисленными псевдонимами Медуза Горгона, Фальстаф, фома Опискин, фольк, Ave; его юмор, рассказы появлялись под настоящим именем После запрета журнала в августе 1918 Аверченко бежал сначала на Украину, затем в 1919 — в Севастополь, где до конца 1920 занимался журналистской деятельностью и руководил собственным театром Аверченко эмигрировал 15. 11. 1920 в Константинополь и переселился в июне 1922 в Прагу. Он гастролировал в качестве юмориста во многих городах Европы Его рассказы публиковались в Берлине, Праге, Париже, Варшаве и других городах В СССР сборники вышли в 1927, 1964 и 1985. — Действие примерно 650 сатир, и юмор, рассказов и сценок Аверченко чаще всего разыгрывается на фоне будничной жизни большого города. В них критикуются обще­человеческие слабости, гораздо менее — политические условия. Жизнь царской России представлена сатирически, но большевистский режим изображается в эмигрантских произведений Аверченко в гораздо более резких тонах (см. Дюжина ножей в спину революции, 1921). Большого комизма достигает Аверченко в развитии алогичного и многопланового диалога. Сочинения: Рассказы (юмор.). В 3-х тт., 1910-11; т. 2 под назв. ««Зайчики на стене»; Восемь одноактных пьес, 1911; Что им нужно..., 1912; Миниатюры и монологи для сцены, 1912; Рассказы для выздоравливающих 5-е изд. — 1913; Чудеса в решете, 1915; Записки простодушного, KonstantinopeC, 1921, BerCin, 1923; Дюжина ножей в спину революции, Paris, 1921 и ж. «Юность», 1988, №8; Кипящий котел, KonstantinopeC, 1922; Дети, KonstantinopeC, 1922; Двенадцать портретов, Paris — PTaha, 1923; Чудаки на подмостках Пьеса, София, 1924; Отдых на крапиве, Warszawa, 1924; Рассказы циника, PYaha, 1925; Шутка Мецената, PYaha, 1925; Осколки разбитого вдребезги, Ленинград, 1926; Избранное, Washington, 1961; Юмористические рассказы, Москва, 1964; Оккультные науки, Москва, 1964; Салат из булавок. Рассказы и фельтетоны, New York, 1982. — Избр. соч. В 2-х тт., Москва, 1927; Избр. рассказы, Москва, 1985; Одиннадцать слонов, 1989; Битва в киселе, Москва, 1990; Шутка мецената. Подходцев и двое других, Москва, 1990. Лит.: О. Михайлов, в кн..: ЛЛ., «Юмор, рассказы», 1964 и «Избр. рассказы», 1985; Д.Л. Левицкий, Washington, 1973; Б. Прянишников, ж. «Новыйжурн.», №117, 1974;Л. Евстигнеева, в ее кн.. «Рус. сатир, лит-ра начала XX в.», 1977 и в «Рус. писатели 1900— 1917», 1989;Л. Дьяконов, ««Лит. Россия», 1988, 19.8.


Короли у себя дома

Все почему-то думают, что коронованные особы — это какие-то небожители, у которых на голове алмазная корона, во лбу звезда, а на плечах горностаевая мантия, хвост которой волочится сажени на три сзади.

Ничего подобного. Я хорошо знаю, что в своей частной, интимной жизни коронованные особы живут так же обывательски просто, как и мы, грешные.

Например, взять Ленина и Троцкого.

На официальных приемах и парадах они — одно; а в своей домашней обстановке — совсем другое. Никаких громов, никаких перунов.

Ну, скажем, вот:

***

Серенькое московское утро. Кремль. Грановитая палата.

За чаем мирно сидят Ленин и Троцкий.

Троцкий, затянутый с утра в щеголеватый френч, обутый в лакированные сапоги со шпорами, с сигарой, вставленной в длинный янтарный мундштук,— олицетворяет собой главное, сильное, мужское начало в этом удивительном супружеском союзе. Ленин — madame, представитель подчиняющегося, более слабого, женского начала.

И он одет соответственно: затрепанный халатик, на nice нечто вроде платка, потому что в Грановитой палате всегда несколько сыровато, на ногах красные шерстяные чулки от ревматизма и мягкие ковровые туфли.

Троцкий, посасывая мундштук, совсем, с головой, ушел в газетный лист; Ленин перетирает полотенцем стаканы.

Молчание. Только самовар напевает свою однообразную вековую песенку.

• Налей еще,— говорит Троцкий, не отрывая глаз от газеты.
  
• Тебе покрепче или послабее?
  

Молчание.

• Да брось ты свою газету! Вечно уткнет нос так, что его десять раз нужно спрашивать.
  
• Ах, оставь ты меня в покое, матушка! Не до тебя тут.
  
• Ага! Теперь уже не до меня! А когда сманивал меня из-за границы в Россию,— тогда было до меня!.. Все вы, мужчины, одинаковы.
  
• Поехала!
  

Троцкий вскакивает, нервно ходит по палате, потом останавливается. Сердито:

• Кременчуг взят. На Киев идут. Понимаешь?
  
• Что ты говоришь! А как же наши доблестные красные полки, авангард мировой революции?..
  
• Доблестные? Да моя бы воля, так я бы эту сволочь...
  
• Левушка... Что за слово...
  
• Э, не до слов теперь, матушка. Кстати: ты транспорт-то со
  

снарядами послала в Курск?

• Откуда же я их возьму, когда тот завод не работает, этот бастует... Рожу я тебе их, что ли? Ты вот о чем подумай!
  
• Да? Я должен думать?! Обо всем, да? Муж и воюй, и страну организуй, и то и се, а жена только по диванам валяется да глупейшего Карла Маркса читает? Эти романчики пора уже оставить...
  
• Что ты мне своей организацией глаза колешь?! — вспылил Ленин, нервно отбрасывая мокрое полотенце.— Нечего сказать — организовал страну: по улицам пройти нельзя: или рабочий мертвый лежит, или лошадь дохлая валяется.
  
• А чего ж они, подлецы, не убирают... Я ведь распорядился, Господи! Простой чистоты соблюсти не могут.
  
• Ах, да разве только это? Ведь нам теперь и глаз к соседям не покажи — засмеют. Устроили страну, нечего сказать; на рынке ни к чему приступу нет — курица. 8000 рублей, крупа — 3000, масло... э, да и что там говорить!! Ходишь на рынок, только расстраиваешься.
  
• Ну, что ж... разве я тебе в деньгах отказывал? Не хватает — можно подпечатать. Ты скажи там, в экспедиции заготовления...
  
• Э, да разве только это. А венгерская социальная революция... Курам на смех! Твой же этот самый придворный поэт во всю глотку кричал:
  

Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем...

Раздули пожар... тоже! Хвалилась синица море зажечь. Ну, с твоей ли головой такой страной управлять, скажи, пожалуйста?!

• Замолчишь ли ты, проклятая баба! — гаркнул Троцкий, стукнув кулаком по столу.— Не хочешь, не нравится — скатертью дорога!
  
• Скатертью? — вскричал Ленин и подбоченился.— Это куда же скатертью? Куда я теперь поеду, когда, благодаря твоей дурацкой войне, мы со всех сторон окружены? Завлек, поиграл, поиграл, а теперь вышвыриваешь, как старый башмак? Знала бы — лучше пошла бы за Луначарского.
  

Бешеный огонь ревности сверкнул в глазах Троцкого.

• Не смей и имени этого соглашателя произносить!! Слышишь? Я знаю, ты ему глазки строишь, и он у тебя до третьего часу ночи просиживает; имей в виду: застану — искалечу. Это что еще? Слезы? Черт знает что! Каждый день скандал — чаю не дадут дома спокойно выпить! Ну, довольно! Если меня спросят — скажи, я поехал принимать парад доблестной Красной Армии. А то, если этих мерзавцев не подтягивать... Поняла? Положи мне папирос в портсигар да платок сунь в карман, чистый! Что у нас сегодня на обед?...
  

Вот как просто живут коронованные особы.

Горностай да порфира — это на людях, а у себя в семье, когда муж до слез обидит,— можно и в затрапезный шейный платок высморкаться.


ДЮЖИНА НОЖЕЙ, НЕ УБИВШИХ РЕВОЛЮЦИЮ

В 1921 году в Париже вышел нашумевший сборник рассказов и фельетонов известного русского писателя-юмориста, бывшего редактора журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон» Аркадия Аверченко, назывался он «Дюжина ножей в спину революции» Кажется, книга не оставляла сомнений в очевидной «огнем пышащей ненависти» к большевикам и новому строю в России. Тем неожиданней выглядит опубликованный в «Правде» отклик В. И. Ленина «Талантливая книжка». Давая отповедь «озлобленному почти до умопомрачения белогвардейцу», он тем не менее называет книгу Аверченко высокоталантливой и рекомендует некоторые произведения из нее перепечатать в советской России.

Не странное ли поощрение политического врага? В. И Ленин преподал нам урок терпимости к инакомыслию, изгнанному из нашего обихода на долгие десятилетия.

Аркадий Аверченко не принадлежал к представителям господствовавших классов — помещикам и фабрикантам, но оказался в одном с ними лагере отверженцев революции. Сегодня мы только подходим к ответу, почему случилось так, что многие передовые русские интеллигенты, мечтавшие об освобождении и счастье народном, не нашли своего места в революции. Более того, были изгнаны или вынуждены уехать, а значительная часть попала в жернова красного террора и сгинула в годы гражданской усобицы. Всего того, что произошло, не понять без учета позиций, например, А. М. Горького и В. Г. Короленко, которых уж никак не заподозришь в симпатиях к свергнутому царскому режиму. А ведь и они многого не приняли в революции и в первую очередь отношения ее к интеллигенции. Журнал «Новый Сатирикон» и его редактор А. Аверченко также заняли непримиримую позицию по отношению к Советской власти и большевикам. Примечателен отклик журнала на стихи Демьяна Бедного, призывавшего расправляться с интеллигенцией — фельетон «Человек, обросший волосами» («Новый Сатирикон», 1918. № 4).

В сентябре 1918 года журнал, как и другие оппозиционные издания, был закрыт Аверченко проделал тот же крестный путь, что и тысячи его соотечественников — из Севастополя в Константинополь, навсегда простившись с Родиной.

Прочитав эти несколько рассказов в подборке «ЛК» иной читатель удивленно подумает какой же тут юмор?! Ибо как ни хотел бы А. Аверченко надеть на себя в «Дюжине ножей...» привычную маску весельчака, описывая революционные дни в России или эмигрантскую жизнь в Константинополе, ему это не очень удается: улыбка получается горькая, смех звучит сквозь слезы. Какой уж тут юмор, когда символом времени становится сапог, подминающий человеческие судьбы! А эмиграция?! А. Аверченко пишет: «Жестокий это боксер - Константинополь. Каменеет 82

лицо от ее ударов».

Дюжина ножей Аркадия Аверченко не убило революцию. И хотя писатель ходил в «белогвардейцах», его эмигрантские рассказы и фельетоны на родине издавались, начиная с 1926 года, когда в библиотеке сатиры и юмора издательства «Земля и фабрика» начали выходить отдельными брошюрами. А в 1927 году вышла книжка «Развороченный муравейник», включившая в себя эмигрантские рассказы из «Дюжины ножей...»

Умер А. Аверченко в 1925 году, похоронен в Праге.

Рафаэль Соколовский


Владимир Набоков

Набоков Владимир Владимирович (псевд. до 1940 — В. Сирин), прозаик, поэт (22.4.1899) Санкт-Петербург — 2.7.1977 Лозанна). Дворянского происхождения. Отец — юрист, занимал ответственный государственный пост. Набоков эмигрировал в 1919 году. Изучал французскую литературу в Кембридже. В 1922-37 гг. жил в Берлине, занимаясь литераторской и переводческой деятельностью. Еще в Санкт-Петербурге Набоков частным образом напечатал два маленьких сборника своих стихов (1916 и 1918 гг.), некоторые стихи появились в журналах. В 1921-29 гг. он регулярно печатал стихи в газете «Руль» (Берлин), а в 1923 и 1930 гг. составил две книжки ИЭБР Первый написанный им роман назывался «Машенька» (1926), за ним до 1937 года последовало еще семь романов. «Король, дама, валет» (1928) напечатался как роман с продолжением в газете «Vossische Zei- tung». Роман «Камера обскура» (1932-33) к, 1963 году был переведен на 14 языков. Хотя Набоков приобрел мировую известность главным образом как прозаик, он, несомненно, столь же поэт и драматург (автор десяти пьес, из которых, шесть были написаны до первого романа). Набоков эмигрировал в Париж, где начиная с 1929 года все его романы появлялись в журнале «Современные записки». В последнем номере журнала (№70, 1940) напечатано начало романа «Solus Rex», оставшегося незаконченным. В Париже Набоков жил переводами, уроками иностранных языков. Немецкая оккупация заставила Набокова эмигрировать в США в 1940 году. С этого времени он писал по-английски, и перевел на английский некоторые значительные произведения русской литературы (А. Пушкина, М. Лермонтова). Кроме того, он снискал известность как, энтомолог. В 1948-59 гг. Набоков преподавал литературу, будучи профессором в Корнельском университете. В 1959 году он переселился в Швейцарию (Монтре), где, помимо работы над новыми романами, перевел на английский язых многие из написанных ранее. Произведения Набокова, о котором молчали десятилетиями, стали широко публиковаться в СССР с 1986 г. — Стихам Набокова свойственно религиозное умонастроение, человеческое существование предстает в них включенным в видимый и невидимый мир, что основывается на иррациональном знании о предопределенности судьбы человека в духовном мире и повторяемости воплощения душ. Стихи Набокова глубоки, лаконичны и ясны. Особое чувство и осознание слова, сказавшееся в стихах, составляет отличительную черту и всех последующих романов Набокова, в которых духовное содержание оттесняется на задний план ради игры самой романной формы, введения все новых точек зрения, прерывающих действие, пародирования литературных жанров, запутывания читателя в лабиринте повествования. Для его романов, драм и рассказов характерна парадоксальность положений, обусловливающая много слойность изображения, и эстетическое наслаждение художественной формой.. Среди писателей первой эмиграции Набоков занимает особое место. Поскольку он эмигрировал совсем молодым, только в некоторых первых его романах действие целиком или частично происходит на русской земле. В романе «Машенька» говорится о начале эмиграции, причем главная героиня возникает только в видениях и воспоминаниях В «Защите Лужина» (1929-30 гг.), романе о шахматном игроке, пограничная ситуация, где сходятся гениальность и душевная болезнь; на заднем плане проходят воспоминания о России и критика эмигрантской жизни в Берлине. В романе «Дар» (1937-38) биография Н Чернышевского переплетается с судьбой его вымышленного биографа, начинающего литератора. Другие русские и американские романы Набокова уходят от мира этих переживаний и в первую очередь — «Лолита» (1955) тему — об эротических отношениях между сорокалетним мужчиной и несозревшей двенадцатилетней девочкой, благодаря которому за Набоковым закрепилась слава, но который, возможно, присуждению ему Нобелевской премии. Первоначальный, короткий вариант романа «The Enchanter» (Волшебник) впервые опубликован в 1986 году на английском.

The Enchanter, New York, 1986; Рассказы. Приглашение на казнь, Эссе, интервью. Москва, 1989; Лолита, Москва, 1991 и др. изд.; Машенька, Зашита ... Приглашение... Другие..., 1988; — Собр. соч. тт.,

Мосща, 1990; Пьесы, Мосща, 1990; вое пламя. Роман и рассказы, Сверд-1991; Романы, Москва, 1991; Романы, ербург, 1993; Романы Рассказы, Эссе, ербург, 1993; VP. Stegner, New York, 1966; A. Field, "on, 1967 и New York, 1977; N. The man, his work, сост. L.S. Dembo, Madi­son, 1967; J. Moynahan, Minneapolis, 1971; Rowe, New Yorfa Ann Arbor, 1981; хайлов, ж. «Наш современник», 1974, (A. Appel, в кн.: «The Bitter Air of Exile», eley, Los Angeles/London, 1977; 3. Ша-кая. Paris, 1979; E. Pifer, Cambridge, V. Setchkareff, альм «Wiener istischer Almanach», 1980, №1; С. Давы-Miinchen, 1984; D.E. Morton, Reinde f, D. Rampton, Cambridge, 1984; D. Barton nson, Ann Arbor, 1985 и Princeton, 1990; тлый стол «В.Н.: Меж двух берегов», газ.»., 1988, 17.8.; А. Лебедев, ж. ««Зна-1989, №10; Ch. Hullen, Munchen, 1990; ark, ж. «Вопросы лит-ры», 1990, №3; asack, в его кн..: «Russische Autoren in elportrats», Stuttgart, 1994; биографии: D. Zimmer, Hamburg, 1964; New York, 1973. S. Schuman, Boston, 1979;, Ann Arbor, 1985; M Julian, New York,1986.