§ жизнь, сочинения и духовный облик

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6

§ 6. ФАКТОРЫ И МЕХАНИЗМЫ СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ

Вслед за Адамом Смитом и другими "шотландскими моралистами" Спенсер отчетливо сознавал фундаментальное эволюционное значение роста населения, возрастающего размера обществ ("массы социального организма"), сознавал грандиозные последствия той очевидности, что координация усилий миллионов люден в современных государствах требует совершенно иных принципов организации, чем неписаные правила поведения, когда-то достаточные для небольших отрядов охотников и собирателей. "Масса есть одновременно и условие и результат общественной организации. Ясно, что только множественность единиц делает возможной разнородность структуры. Разделение труда не может пойти далеко там, где имеются лишь немногие, между которыми надо разделить этот труд. При незначительной численности индивидов не может существовать дифференциация на классы" и т.д. [5, т. 1, с. 6].

Еще в раннем очерке "Теория народонаселения, выведенная из общего закона плодовитости животных" (1852) Спенсер называл мальтусовское "давление населения" (вследствие его роста) "непосредственной причиной прогресса". Но у Мальтуса давление населения и соответствующие ему "борьба за существование" и "выживание наиболее приспособленных" (термины, употреблявшиеся в английской литературе задолго до Дарвина) служили только закреплению естественного равновесия, усилению существующего отношения между распределением населения и распределением ресурсов, т.е. эти понятия использовались антиэволюционно. Спенсер переосмыслил мальтусовскую модель в эволюционном духе.

Его интересовали следствия общего биологического закона размножения и роста популяций в мире людей. Постепенное ограничение животной чрезмерной плодовитости человека достижимо только в процессе цивилизации, но сам этот процесс сделала неизбежным именно избыточная плодовитость. Давление населения вызвало расселение и распространение человеческого рода, расчистку земной поверхности, отказ от хищнических навыков в пользу начала земледелия. Оно вынудило людей перейти к общественному состоянию, сделало необходимой организацию общест

251

ва, повлияло на развитие социальных чувств, поскольку побуждало к более тесным связям и взаимозависимым отношениям. Оно толкало ко все новым усовершенствованиям в процессе производства и вызывало соответствующий рост умений и умственных способностей.

Эти процессы прогрессируют до тех пор, пока все пригодные для жизни участки земли не будут одинаково плотно заселены и доведены до "наивысшего состояния культуры" (это одно из немногих прямых употреблении Спенсером термина "культура", хотя его "вторичная среда" обозначает именно то, что обычно называют культурой), обеспечивающего наиболее совершенное удовлетворение человеческих потребностей. Только тогда давление, порождаемое ростом численности населения, исполнит свое предназначение и постепенно притормозит свое воздействие на общественные процессы.

Наряду с этой "непосредственной причиной прогресса" Спенсер в других трудах называл "главной ближайшей причиной прогресса" — "медленное изменение человеческой природы путем общественной дисциплины", которое "одно может создать непрерывное изменение к лучшему" [8, с. 270].

Видимое противоречие сохранится для нас до тех пор, пока мы будем думать, что Спенсер добивался исключительно монокаузальных объяснений или, по крайней мере, правильной линейной детерминации объясняемого социального явления цепью наблюдавшихся в прошлом событий, выступающих в роли причин. Но в социальном мире "причины и действия в высшей степени запутаны" [9, с. 52], каждая причина порождает множество отдаленных разветвляющихся последствий, и потому "изучение социологии... может назваться научным только в том случае, когда мы проследим связь между ближайшими и более отдаленными причинами и путь от первоначальных действий до вторичных, третичных и т.д." [9, с. 22], — короче, когда мы проследим в общих чертах всю эволюционную цепь. Полное причинное объяснение — это всегда эволюционное объяснение.

Однако эволюция предполагает непрестанное изменение первоначального соотношения элементов. Ни один причинный фактор не может одинаково действовать на всех фазах эволюционного процесса. Реальностью является множество разнородных причин, взаимодействующих во времени, усиливающих, ослабляющих, изменяющих или устраняющих друг друга. Например, упомянутый выше "общественный рост (рассматриваемый просто как накопление все большего и большего числа индивидов) есть также один

252

из... производных факторов, и... он, подобно остальным, также есть в одно и то же время и следствие, и причина общественного прогресса. Другие факторы взаимно содействуют друг другу для произведения этого фактора, а он, в свою очередь, соединяется с ними для произведения дальнейших перемен" [5, т. 1, с. 6].

Сказанное подтверждает правоту русских социологов М.М. Ковалевского и Н.С. Тимашева (позже работал в США), без колебаний относивших Спенсера к многофакторникам, отказавшимся от поисков единственной причины, во все времена и при всех обстоятельствах движущей общество вперед. Местами в спенсеровских объяснениях можно усмотреть описания системы самоорганизующихся процессов с элементами обратных связей, хотя отчетливых формулировок на этот счет у него нет.

Соответственно духу эволюционизма Спенсер осмысляет сложные общественные состояния, спускаясь до их истоков, к воображаемому первоначальному состоянию человечества. Он подразделяет факторы эволюции на "первичные" и "вторичные." (производные) и в каждой из этих групп различает "внешние" и "внутренние" факторы [5, т. 1, ч. I, гл. 2-4]. Первичные внешние факторы — это природная среда (климат, почва и т.д.), сильнее всего воздействующая на первобытного (примитивного) человека. Первичные внутренние факторы — это физические и психические (умственные и нравственные) свойства его нецивилизованной, дообщественной природы (описываемые в основном чисто негативно, по контрасту с "современностью": нерассудительности, хищничество, неспособность к длительному сотрудничеству, к абстрактному мышлению и т.п.), от которых зависят черты первых человеческих объединений. Предплеменная орда в полном согласии с общей формулой эволюции пребывает в состоянии неопределенной, несвязной однородности: члены орды живут одинаково, разделения труда нет и нет устойчивой взаимной зависимости людей друг от друга — этого "существенного условия для начала и развития общественной организации" [9, с. 825].

Вторичные, цивилизационные факторы (внутренние и внешние) "вводит в игру" сама социальная эволюция. Это — изменившаяся социализированная природа человека, измененная человеческой деятельностью природная среда и все возрастающее влияние надорганической среды. Универсальная абстрактная схема, описывающая порождение новых производных факторов, — это схема взаимодействия между общественным целым и составляющими его единицами, между вторичными внешними и вторичными внутренними факторами: "Коль скоро общественная комбинация

253

приобретает некоторую прочность, сейчас же начинаются взаимодействия между обществом, взятым как целое, и каждым отдельным его членом, причем каждая из сторон влияет на природу другой стороны" [5, т. 1, с. 6-7].

Спенсер редко раскрывает конкретные механизмы такого взаимодействия, а когда делает это, то, подобно другим эволюционистам XIX в., смешивает механизмы культурного и биологического наследования. Он, как известно, был главой тогдашнего неоламаркизма и полагал ведущим эволюционным механизмом и в социальных и в биологических процессах ламарково наследование приобретенных черт (признаков). Похоже Спенсер стал ламаркистом именно потому, что в теории эволюции отправлялся от социальной сферы прежде всего.

С современной точки зрения ламаркизм здесь оправдан. Новые приобретенные обычаи действительно передаются от поколения к поколению, а также путем обучения и подражания распространяются и среди живых представителей своей и чужих культур. Если биологические виды не скрещиваются между собой, т.е. изолированы друг от друга непередаваемостью генов и обусловленных ими свойств, то обычаи разных культур смешиваются ("диффузия культур"). «...Культурная эволюция осуществляется через передачу навыков и информации не от одних только биологических родителей индивида, но и от несметного числа его "предков". Процессы, способствующие передаче и распространению навыков культуры через обучение.., приводят к тому, что культурная эволюция развивается несравненно быстрее, чем биологическая. Наконец, культурная эволюция проявляется в основном в групповом отборе» [10, с. 47]. Как показывает "третья модель" общества (см. предыдущ. параграф), акцентирующая передачу навыков социального поведения именно через обучение путем повторения, Спенсер приближался к этой наиболее перспективной "имитации" (Поппер) ламаркизма для нужд социологии. Тем более, что он, подобно теперешним эволюционистам, обращал внимание на необычайно долгий (по сравнению с другими биовидами) период детства у человека, благоприятствующий обучению не врожденным, а индуцированным обществом правилам и законам, регулирующим взаимоотношения индивидов.

Даже ошибочные с точки зрения биологической науки утверждения Спенсера, будто на протяжении жизни индивидуального организма "изменения функций порождают изменения структуры, которые затем и наследуются, применительно к идее "социального организма" имеют смысл. Взаимозависимость между его частями означает исполнение ими специализированных функций друг для друга. Появление новых функций, т.е. функциональная дифференциация, порождает нужду в особых приспособлениях или даже в новых органах хотя бы для обмена продуктами и вы

254

годами соответствующих видов деятельности, т.е. порождает структурную реорганизацию и дифференциацию. Все это воплощается в повышении разнообразия общественного разделения труда. Оно в свою очередь предъявляет повышенный спрос на разнообразные человеческие качества и умения — спрос, который может удовлетворить только соответствующий рост населения, способного к самодисциплине и обучению, чтобы занять новые функциональные ниши. Рост населения, превышающий объем средств его содержания, вызывает очередную необходимость улучшения способов производства этих средств существования и очередное совершенствование разделения труда для повышения производительности. Это опять влечет рост спроса на еще более высокий уровень умения, достигаемый постоянной учебой и самоконтролем, доступный людям лишь высокосложной цивилизации, не только развивающей их первичные природные качества, но и открывающей перед ними небывалое в природе разнообразие культурных традиций для их свободного личного выбора наряду с бессознательным усвоением. Возникает круговой самоускоряющийся процесс: рост населения и его плотности создает возможности углубленной специализации, которая повышает производительность, что создает условия для дальнейшего роста численности населения — и цикл повторяется на обозримый исторический период до достижения равновесного совершенного" удовлетворения человеческих потребностей в масштабах мировой цивилизации.

Эти идеи Спенсера опередили многие положения зиммелевской "Социальной дифференциации" (1890) и трактата Дюркгейма "О разделении общественного труда" (1893), составившие славу их авторам.

Но одновременно Спенсер в своей ассоцианистской психологии пропагандировал наряду с обучением бездоказательные идеи о прямой "физиологической" передаче культурной информации. Реакция элементарной человеческой способности со средой якобы может оставлять память о себе изменениями в клетках мозга и, следовательно, внедряться в наследственность индивида. Эту "память" скоро отождествили с ламарковым наследованием признаков, приобретенных организмом благодаря его усилиям приспособиться к изменяющимся условиям среды. Здесь социальное прямо переходило в биологическое. Инстинкт, например, был не более как привычкой, вошедшей в плоть и кровь и передаваемой по наследству. В конкретной социальной среде индивиды приспособляют свое поведение к институтам своего общества и будто бы приобретают наследственную предрасположенность к определенным установкам и образцам поведения.

255

По Спенсеру, это лучший, чем естественный отбор, механизм быстрого согласования индивидуального поведения с требованиями общества. Ламаркистская теория наследования подчеркивала прямое влияние, или давление, социальной среды, делала ее активным фактором в социально-биологическом объяснении происхождения и сохранения определенных обычаев и поведения, тогда как дарвиновская теория естественного отбора вынуждала принять непонятную (до появления генетики) самопроизвольную изменчивость в наследственности безотносительно к условиям окружающей среды. Спенсер оставлял за естественным отбором вспомогательную роль "выпалывателя" вариационных изменений, запущенных совсем другими механизмами эволюции. Если законы естественного отбора применимы и к социальному поведению, то "полезные" обычаи должны бы выживать подобно "полезным" физиологическим характеристикам.

Сразу возникало затруднение, на которое указал Дарвин (вместе с большинством "ламаркистов" в вопросах происхождения социальных обычаев) в своем "Происхождении человека..." (1871), что "бессмысленные обычаи", привычки и суеверия тоже ведь передаются от поколения к поколению, и как тогда объяснить их выживание?

Появлялся соблазн вывода, будто выжившие в итоге группового отбора и наиболее распространенные в течение долгого исторического срока обычаи обязательно должны быть в какомто, пусть пока неизвестном отношении "полезными" или "хорошими". Хайек называет такую установку "генетической", или "натуралистической", ошибкой [10, с. 51].

Спенсер не снял указанного затруднения и не был свободен от этой "натуралистической ошибки", особенно в своих функционалистских и адаптационистских объяснениях. Но он приводил примеры многих и многих древних обычаев, учреждений, законодательных мер, принятых столетия назад для смягчения какогонибудь "временного бедствия" и удержавшихся силой исторической инерции до нового времени (чаще всего как черты "древнейших частей управляющей организации", исключительно стойкой к влияниям, изменяющим все вокруг нее). И он показал, что ни о какой постоянной и абсолютной "хорошести" обычаев или мер, бывших когда-то кратковременно эффективными, и речи быть не может. Действительно важные последствия общественной политики, "которые продолжаются целые века и заметны в целой цивилизации" [9, с. 103], могут обнаружиться "только в течение тех длинных периодов, которые потребовались для образования

256

национального характера, обычаев и образа мыслей" [9, с. 101]. Первоначальное влияние, внесенное в общество, через несколько поколений может дать совершенно противоположные задуманным результаты, потому что изменяет непредсказуемым образом сумму и направление всех других факторов исторического движения, Спенсер лишний раз подчеркивает здесь, что основательные данные для социологических выводов обеспечивает только эволюционное исследование во всей его полноте.

Эти его примеры долгой жизни архаических установлений наводят на мысль, что и побеждать вначале и выживать потом могут вовсе не самые эффективные социальные формы и решения. Большее значение часто имеет учет их исторических корней, даже случайностей происхождения, чем любые объяснения с точки зрения эффективности приспособления к специфике окружающей среды. Поэтому в арсенале Спенсера есть к "эмбриологические", преформистские объяснения развития и особенностей приспособления определенных социальных форм направляющим действием какого-то устойчивого и часто скрытого ядра свойств, сложившихся при их зарождении, по всех дальнейших исторических превратностях и новых обстоятельствах. Положим, определенное национальное общество и приспосабливается к изменившимся условиям международной политики и хозяйства, но усваивает свой опыт в новой среде в привычных структурных формах, сквозь фильтр органического национального характера и образа мыслей. Идея начального потенциала конкретного общества подкрепляет концепцию преимущественно эндогенного характера социальной эволюции вдобавок к общефилософским соображениям об имманентной тенденции к дифференциации и разнообразию.

Вероятно, рациональное отделение "полезных" и "хороших" обычаев и традиций от "плохих" применительно к масштабам общества в целом — вообще невыполнимая задача. Во всяком случае таково кредо одного из самых глубоких эволюционистов нашего времени: "... Нельзя полностью понять, в чем суть традиционных нравственных норм и как они действуют; ...следование им не служит никакой цели, точно определенной заранее; ...соблюдение их приводит к последствиям, не наблюдаемым непосредственно, из-за чего благотворность этих последствий не устанавливается заранее, и их невозможно полностью знать или предвидеть ни при каких условиях" [10, с. 124]. Приходится довольствоваться пониманием, что без необозримого массива принимаемых на веру традиций, а также некоторого абстрактного знания о принципах самоупорядочения сложных целостностей (вроде принципов отбора), неизвестных нам в конкретных деталях, жить и мыслить нельзя. Но Спенсер вряд ли согласился бы с такими скромными установками в познании.

Наиболее последовательно Спенсер использовал дарвиновский механизм естественного отбора (или, как чаще всего он его толковал, "выживания наиболее приспособленных") для защиты

257

конкурентного экономического индивидуализма в книге "Человек против государства" (1884). Он приписал экономической конкуренции ту же роль, какую у Дарвина играл отбор. Конкуренция не устраняет людей физически. Она лишь отсеивает экономически неэффективное поведение от эффективного, неудачу от хозяйственного успеха, неприспособленного к рыночной среде от приспособленного. Наилучшие условия, при которых осуществляется экономическое соревнование и, следовательно, естественный эволюционный процесс, — это невмешательство государства. Бедность можно временно смягчить государственным вмешательством только за счет темпа общественного прогресса. Вмешательство бесплодно именно потому, что ход процесса, в котором участвует необозримый конгломерат индивидуальных воль, субъективных выборов и решений, проб и ошибок, не могут предопределить ничьи действия и знания.

Спенсер отвергал обвинения, что этим он сводит на нет роль моральных чувств в обществе. Его аргументы направлены лишь против "коллективизма" и ложных представлений о возможностях соответствующих социальных реформ, ибо нет оснований полагать коллективизм необходимой целью моральной эволюции. Но вообще человеческое общество морально, внеморальна же природа и законы эволюции, поскольку они естественны. Под "невмешательством" Спенсер разумел "политику естественной дисциплины", когда "государство предоставляет каждому гражданину самому устраивать для себя добро, какое он может, и самому разделываться со злом, какое он себе наносит". Такую политику он категорически отказывался называть lassez faire, ибо за этим ярлыком часто скрывается невмешательство "самого дурного свойства", когда "государство предоставляет гражданину терпеть зло, причиняемое ему другими, и... защита государства приобретается только путем разорительных издержек..." [9, с. 344]. Подобное невмешательство вредно и по ближайшим, и по отдаленным последствиям.

Кроме, так сказать, "внутрисистемной" конкуренции и борьбы как движущего механизма эволюции Спенсер подробно рассматривал еще один "производный фактор чрезвычайной важности" — влияние надорганической среды, т.е. в основном взаимодействие между данным обществом и соседними с ним обществами, или конкуренцию межсистемную. Между обществами и телами, которые их окружают, как и между другими конечными естественными системами, происходит уравновешивание энергии. Оно идет также между разными общественными сверхорганизмами,

258

социальными группами и классами. Уравновешивание между обществами принимает форму борьбы за существование. Конфликт (слово употреблялось взаимозаменяемо со словом "война") становится обычной формой жизнедеятельности общества. Влияние конфликта сказывается не только вовне, но и внутри конфликтующих обществ. В борьбе за существование появляется боязнь утраты средств существования и страх перед смертью. Первая становится корнем политической власти, второй — власти религиозной. Это дает первотолчки внутренней дифференциации.

За доказательное обоснование интеграционной роли межплеменных и межнациональных конфликтов в сплачивании и объединении малых групп в большие, в создании межплеменных союзов, в начатках "кооперации", первоначально служившей для защиты и нападения (т.е. исполнявшей чисто военные функции, но он этого вида сотрудничества произошли все другие виды кооперации), и т.д. и т.п. — Спенсера можно считать основоположником "конфликтного функционализма", развиваемого в наши дни на Западе.

Все соображения Спенсера насчет движущих сил социальной эволюции трудно и вычленить и собрать в систему, В какойто мере объединяющим принципом является наиабстрактнейшее положение, что мера всех вещей, конечная причина эволюции и источник социального прогресса — это сам эволюционный процесс, в направлении своем определенный общим законом вселенской эволюции, — но вряд ли этого достаточно для целей социологии.

В качестве итоговой оценки его учения о факторах и механизмах социальной фазы эволюции приведем слова Е.Шацкого: «Пытаясь выяснить механизмы общественной эволюции, Спенсер бился над двумя дилеммами, которые на почве его системы оказались по сути неразрешимыми. Первая — это дилемма объяснений натуралистических и собственно социологических; вторая — ... дилемма объяснений номиналистских и реалистских. С одной стороны, он хотел все истолковать биологическими и психическими чертами индивидов..; с другой — должен был учитывать явления, которые сформировались только на сверхорганическом уровне. С одной стороны, хотел видеть общество, целиком детерминированным природными условиями, с другой — замечал, что общество преобразует эти условия, создавая "искусственную" среду с растущим по ходу эволюции значением. В результате он утверждал, что все совершающееся в обществе имеет источники либо в природе, либо в природе, преобразованной людьми, либо, наконец,

259

в самих людях. Формула широкая, в которой... умещается все» [15, с. 329-330].

Blog

§ жизнь, сочинения и духовный облик

§ 6. ФАКТОРЫ И МЕХАНИЗМЫ СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ