Geum.ru

Итоги и перспективы энциклопедических исследований сборник статей итоговой научно-практической конференции 26-27 февраля 2009 г

Вид материалаСборник статей
Девиантное поведение крестьянской молодежи Казанской губернии в конце XIX – начале XX вв.
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   36

Девиантное поведение крестьянской молодежи Казанской губернии в конце XIX – начале XX вв.



О проблеме поведенческой активности молодежи в начале XX в., носящей девиантный характер, первой в стране заго­ворила печать правого толка. Затем ее эстафету подхватили периодические издания либерального и левого направлений1. В Казанской губернии главным рупором, освещавшим на своих страницах так называемый «феномен хулиганства», был печат­ный орган местного земства «Казанская газета». Начиная с 1912 г. ее корреспонденты придавали этой проблематике особое место.

Бесспорно, поступки, носящие хулиганский характер, имели место и в XIX в. Но именно на начало XX столетия, а если точнее сказать, на послереволюционный период 1905-1907 гг., пришелся всплеск хулиганства2, в буквальном смысле нарушив­ший тишину российской деревни. Это не могло не вызвать общественного интереса среди представителей земских учреждений, особенно тех, кто жил и работал в деревне и непо­средственно соприкасался с ее патриархальным бытом. Ведь именно для них изменения, приобретшие действительно пугающие масштабы, были налицо. В этой связи необходимость освещения проблемы хулиганства в молодежной среде деревни местным земским печатным органом не была случайной, более того, она не являлась искусственной попыткой раздуть ее, как это может показаться с современной точки зрения. Остроту этой проблеме придавал и тот факт, что, будучи изначально поднятой общественностью, она получила обсуждение в кулуарах власти3. Это, на наш взгляд, свидетельство того, что Россия впервые столкнулась с таким социальным явлением как молодежное хулиганство.

Неоценимым вкладом местного земства в дело изучения хулиганских действий крестьянской молодежи можно считать анкету, разработанную редакцией «Казанской газеты» при непосредственной поддержке видных общественных деятелей (здесь необходимо выделить священника А. Кулясова и зем­ского гласного А. Н. Боратынского). В ней читателям предла­галось ответить на следующие вопросы:

«1) Беспокоят или нет в вашей местности хулиганы;

2) От кого началось хулиганство: от пришлых мастеров, отходивших на заработок;

3) Велик ли вред от хулиганства в виде уличных безобразий, грабежей, убийств; соблазна детей школьного возраста их дурным примером;

4) Поддается ли хулиганство влиянию культурных мер: библиотек-читален, чтение, повышение уровня знаний и т.д.;

5) Или нужно ограждение от них мирного населения путем работных домов и т.п. исправительных учреждений»1.

Всего по уездам Казанской губернии было разослано 3682 экземпляра анкеты, однако вернулись, и были зарегистрированы всего 247, причем наибольшее количество анкет (26 экземпляров) было получено из Казанского уезда. Аутсайдером в этом списке был Чебоксарский уезд, из которого поступило всего лишь 3 анкеты. В 31 поступившем опросном листе отсутствовала информация о месте жительстве респондента. Казанское земство в целом этой цифрой вернувшихся в редакцию «Казанской газеты» анкет осталось удовлетворено, поскольку понимало, что имеет дело с деревнями Казанской губернии, не отличавшимися высокими культурным и обра­зовательным уровнями.

Собранный путем анкетирования материал, а также отражавшие эту проблематику письма крестьян, которые поступали в редакцию газеты из деревень Казанской губернии, были проанализированы и опубликованы почти без потери основной смысловой нагрузки. Это позволило нам перейти от изучения социального к изучению культурного, понимая, что «мир человека – это мир его культуры»1. Опубликованный местным земством материал дает возможность окунуться в мир впечатлений, переживаний, настроений земских учителей, врачей, фельдшеров, статистиков, священнослужителей, а также грамотных крестьян Казанского края по поводу девиантных поступков крестьянской молодежи.

Результаты анкетирования дали понять, что под «хулиганством» респонденты подразумевали в основном «удальство и ухарство», «шалость, баловство и насмешки», «озорство, безобразие». По их мнению, под хулиганские действия подпадали хождения в ночное время как под­ростковых, так и взрослых компаний «с шумом, гамом и неприличными песнями», покраска ворот дегтем или смолой, «чтобы унизить честь», разбития окон, выкосы льна на полосах, кражи капусты из рассадников, порчи посуды, печей в банях, подвалах, амбарах. Кроме того, имелись случаи разбития замков у клетей и вынос хлеба шинкаря за бутылку водки (с. Три Озера), выламывания заборов у казенной винной лавки во время страшного пожара, заканчивающегося «даровой» попойкой (с. Булгары)2. Один из респондентов писал: «У кого телегу или сани со двора увезли и где-нибудь в тину или в воду бросили; у кого скот и птицу со двора согнали; […], а где и хлеб из житниц утащили да пропили в шинках, которых в каждом селе и деревне очень много, по ночам ходят на пасеки за медом, разбирают ульи, в садах и огородах не дадут созреть плодам и овощам – уничтожат почти все»3. Не исключением были и случаи пьяных драк с поножовщиной и порой бесчеловечным убийством в глухую ночь случайно попавших не в «свою» компанию (с. Кузнечиха)4.

В целом же хулиганство в начале XX в. в сознании участников анкетирования ассоциировалось с четырьмя большими группами правонарушений: уличными беспорядками, вовлечением детей в хулиганство, участием в грабежах и убийствах крестьянской молодежи. Если употреблять совре­менную терминологию, здесь мы имеем дело с четким представ­лением хулиганства, как девиации, носящей отрицательный характер. В основном молодежное хулиганство выражалось в уличных беспорядках, составлявших 39,7 % от общего коли­чества указанных в анкетах хулиганских поступков, и в вовле­чении детей в хулиганские поступки (31,9 % указанных право­нарушений), причем убийств зафиксировано всего 6,8 %1.

Однако общая картина по Казанскому краю, судя по анкетным данным, складывалась таковой, что в начале XX в. хулиганство стало явлением, достаточно сильно беспокоившим население, приносящим ему большой вред2. Так, в словах жителя Спасского уезда слышался буквально выразился крик души: «Добрые люди! Пожалейте, наконец, и деревню. Неужели нельзя найти какой-либо способ для того, чтобы усмирить хулиганов»3. А крестьянин Тораевской волости Ядринского уезда сравнивал многочисленные хулиганские поступки молодежи с концом света4.

На основе вышеизложенного можно сделать вывод, что в начале XX в. озорство молодежи попросту нарушало нормы патриархального мира, спокойные, умиротворенно протекавшие будничные реалии деревни, поэтому хулиганы волей-неволей заставляли о себе говорить. Так, в одной из анкет 17-летний подросток признавался, что перед ними открывались две дороги: одна веселая, широкая, которую молодежь хвалила, и другая – непроторенная и скучная5, которая не являлась для нее приемлемой. По-видимому, молодой озорник хотел громко заявить о себе, выделиться среди массы крестьянства. Респон­дент из крестьян писал: «Вреда хотя много и нет, но безобразий хоть отбавляй. Как только наступят сумерки, хулиганы собира­ются все на улице, и ходят по всем улицам, шарлатаня и зевая во всю глотку. Думаешь, что случилось чего необыкновенное»1. Нужно заметить, что отдельных деревенских представителей, особенно это относилось к земским учителям, настораживала форма хулиганства, выражавшаяся в вовлечении детей млад­шего возраста в хулиганские поступки, в результате чего по­следние переставали бояться ночных похождений по улицам2.

Помимо того, что хулиганство в Казанской губернии в начале XX в. стало носить, по выражениям респондентов «злостный» характер, оно к тому же распространилось в деревнях с православным населением. Так, данные по 11 уездам губернии говорят о преобладании хулиганства в селениях с чисто русским населением (58 таких населенных пунктов). Тем не менее поступки девиантного характера начали активно проникать и в так называемую «инородческую» среду. Так, они отмечались в 24 селениях с чисто чувашским населением, в 13 – с марийским, в 11 – с татарским и в 1-м – с мордовским. Хулиганство было отмечено и в 22 деревнях со смешанным населением3. Одним из самых криминогенных, судя по анкет­ным данным, был Козьмодемьянский уезд, населенный преиму­щественно представителями чувашской народности. Как сооб­щал житель одной из деревень этого уезда, молодые люди поголовно были вооружены ножами, кто для нападения, а кто с целью самозащиты4.

Респондентами было выделено 12 основных причин распространения хулиганства, которые по степени значимости расположились в следующем порядке:

«1) хождение на заработки, т.е. отхожие промыслы;

2) испорченность собственной молодежи;

3) спиртные напитки;

4) безнаказанность противообщественных поступков;

5) рекруты;

6) прохождение тюремного заключения;

7) дурное домашнее воспитание или вовсе отсутствие его;

8) упадок религиозного чувства;

9) отбывание воинской повинности;

10) пришлые мастеровые;

11) социальные условия;

12) неправильное понимание реформы 1905-1906 гг.»1.

Одним из основных источников этого социального явления, судя по результатам опроса, были отхожие промыслы; на них указала большая часть читателей «Казанской газеты». Поскольку Казанскую губернию пересекали две полноводные реки – Волга и Кама, Волжско-Камский бассейн был идеальным местом для занятий отхожими промыслами. В одной из анкет заявлялось, что «хулиганство развивается в тех селениях и деревнях, где имеются валяльные промыслы, паркетные заведения и пр., куда приходят на заработки крестьяне из раз­ных местностей, принося с собой разные убеждения и нов­шества»2.

Те, кто отмечал «местное производство хулиганства», глав­ную причину такого поведения видели в ненадлежащем воспитании родителей, ибо «дети с малолетства привыкают к разным праздностям и порочным делам»3, а также в дурном заразительном примере улицы, поскольку «в деревне вся грязь выливается наружу, а крестьянские дети вертятся на ней с утра до ночи. Все скандальное и безобразное их особенно заинтриговывает»4.

Во многих анкетах в качестве причины хулиганства назывались спиртные напитки5, поскольку, как высказался еще Л.Н.Толстой, «от нее (водки. – Д.В.) все качества»6. Однако неожиданным откровением для многих читателей газеты стало мнение крестьянина, который писал, что «в самой жизни крестьянства произошла большая ломка. У старого поколения была трусость, забитость и много рабской благовоспитанности, а у молодого подрастающего поколения игнорирование этих добродетелей и даже тех, кто следовал и следует по нравственному пути упомянутых добродетелей, т.е. старших и начальства. Протестуют против старшего, но новый путь не опознали еще и ищут в самом проявлении протеста»1. Таким образом, в проявлении хулиганских поступков он видел несогласие со старой моралью, тем самым выдвинув идею социального переворота в деревне. Схожие моменты можно отметить в рассуждениях земского деятеля К.В. Лаврского по поводу развития русской деревни, прозвучавших в работе «Новый путь». Он отметил, что «благодаря встряске освободительного движения, как-то сразу выросло критическое отношение ко всему социальному строю, и народился скептицизм по отношению ко всему традиционному». Лаврский напомнил, что «и прежде русский народ был склонен к критицизму», приводящему его «обыкновенно к сектантству, в недрах которого деревенский человек снова находил некоторые готовые нравственные устои, нередко крепче уставленные, чем в недрах господствующей церкви». Причем, по его словам, к началу XX в. критика и скептицизм приводили «молодое поколение деревни к какому-то самобытному нигилизму, а этот последний – к нравственной распущенности. […] Сдержи­вающее влияние традиции почти совсем исчезло, а обла­гораживающего влияния среды в деревне и раньше не было. Религия всецело заменилась обрядностью»2.

Здесь можно говорить о том, что молодежная девиация вписывалась в рамки теории модернизации российской экономики и урбанизации общества, когда развитие торгово-предпринимательских отношений несло с собой распад патриархальной семьи, у детей появилось больше свободы в действиях, они начали чувствовать себя более независимыми. Следствием проникновения капиталистических отношений в деревню стало постепенное стирание естественных связей между поколениями, молодежь в буквальном смысле теряла чувство страха, ответственности перед законом, властью, что выражалось в дерзком, непочтительном отношении к родителям и т.д.

После обозначения причин хулиганства следующим шагом стал поиск мер борьбы с подобным социальным явлением. Мнения по этому вопросу разделились: за применение административных культурных мер против хулиганов высказалось чуть более половины респондентов1.

При этом нужно обратить внимание на позицию крестьян, по отношению к образованию как одной из возможных мер борьбы с хулиганством. Здесь явно прослеживалось недоверие к школе. Более того, в сознании ряда крестьян она представляла собой скользящий вращающийся шкив, не приводящий машину жизни в движение2. Крестьяне констатировали, что в школу ходили только дети, а после обучения забрасывали чтение и посещение библиотек-читален, причем последние в ряде деревень и вовсе отсутствовали3.

Ко всему прочему, в анкетных листах крестьяне довольно четко проводили границу между «своей» и «чужой» средой. Так, один из крестьян отмечал, что «в школах теперь везде городские барышни, научены не по-нашему, на городской лад. Такая учительница в наших полях, как ребенок заплутается. А агрономы не найдут среди нас подходящих людей, и мы их не найдем. Но им дико на наших полях после города»4. Подобное недоверие к учителю, пришедшему из города, можно было объяснить только тем, что «всякого образованного человека крестьянин считал человеком нерабочим, барином, и его трудно было разубедить в обратном, да и нельзя», как было указано в одной из анкет, «из-за непрактичности нашей школы»5.

На фоне сложившегося положения высказывания о необходимости принятия наиболее радикальных и жестких мер в борьбе с хулиганством не кажутся необычными. Так, высказывались предложения о помещении злостных хулиганов в тюрьмы, превращенные в «работные дома»1, в которых правонарушители трудом обеспечивали бы себя хлебом, а также смогли бы покрыть материальные убытки, нанесенные кому-то. В подобных предложениях выражалось типичное для крестьян стремление к экономии материальных средств, в этом случае сочетающееся с неким подтекстом устрашения, поскольку тюрьмы хулиганов не пугали, так как кормили там лучше, нежели на свободе2. Наряду с организацией работных домов слышались призывы к принудительным казенным или земским работам. В подобных высказываниях проявлялся свойственный крестьянам принцип эгалитаризма, который выражался в том, что все должны были работать, «чтобы крестьянам не было обидно», более того, «для них (хулиганов. – Д.В.) нужно ввести новые ремесла, чтобы они не перебивали у нас заработки»3. Последняя реплика явно отражала особенно свойственное крестьянству стремлением к самосохранению.

Были и другого рода предложения. В части анкетных листов говорилось об использовании старой проверенной крестьянской меры устрашения – розог, причем некоторые респонденты выражали свою позицию по этому поводу достаточно откровенно и решительно. В частности, заявлялось, что «хулигана выпороть – это не позор России», а «если ввести розги хотя бы на время, то от этого скоро и в корне вышибешь всю дурь из головы»4. Вместе с этим звучали требования взимания большого денежного штрафа, который налагался бы на родителей несовершеннолетних хулиганов. Были и сторонники высылки провинившейся молодежи в отдаленный край, под надзор5. Однако позиция земских учителей в этом вопросе была совершенно противоположной, они считали, что осуществление образовательных и других культурных мер является наилучшим путем искоренения хулиганства, наиболее целесообразным и действенным.

Таким образом, в представлениях крестьянства, земских деятелей, священнослужителей хулиганство было социальным злом, проникшим во все уголки Казанского края. С особенным беспокойством к нему отнеслись земские деятели, благодаря которым проблема крестьянских девиаций стала предметом широкого обсуждения. Увеличение числа правонарушений связывалось с проникновением в деревню товарно-предпри­нимательских отношений. В мерах борьбы с хулиганством, предлагаемых в анкетах и письмах крестьян, отражались свойственные данному сословию ментальные черты — в частности, склонность к применению жестких мер, в отличие от предложений земских служащих, которые в основном ограничились популяризацией воспитательных мер и образования в крестьянской среде. Сложно оценить, какая из вышеназванных позиций в условиях меняющейся деревни была более эффективной, поскольку молодое поколение начало игнорировать старые культурные стереотипы. В условиях политических неурядиц в стране в начале XX в. радикализация общественного сознания приводила к усилению влияния криминогенных элементов в молодежной среде деревни.

М.И.Сагеев