Текст взят с психологического сайта

Вид материалаДокументы

Содержание


Условнорефлекторная эпилепсия
Моносимптомные невротические реакции
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   49
Постконтузионные невротические синдромы

Как известно, постконтузионные и посткоммоционные невротические состояния отличаются длительностью (продолжаются годами) и упорно не поддаются самым разнообразным способам лечения. Поэтому невро­тики такого рода обычно расцениваются как «беглецы в болезнь».

Результаты психотерапии этих невротических состояний в ряде слу­чаев представляются нам имеющими определенный теоретический инте­рес и практическое значение. Во всех наблюдавшихся нами случаях обращали на себя внимание тяжесть заболевания, большая длительность обычного его лечения и относительно быстрая и стойкая эффективность психотерапии.

1. Больной С, 40 лет, в октябре 1929 г. поступил в стационар психо­неврологического диспансера с жалобами на подавленное настроение, дрожание всего тела, судорожные припадки с потерей сознания, возни­кающие после волнений, навязчивые мысли ипохондрического характе­ра, плохой сон. При засыпании «внезапно всплывают мысли о пережитых потрясениях», весь вздрагивает, причем «не хватает воздуха», весь по­крывается потом, после этого долго не может заснуть. Частая смена на­строений: один день чувствует себя хорошо, спокоен, уравновешен, бодр, на другой день — охвачен тревогой, как бы ожидая каких-то предстоя­щих неприятностей. Ночью частые кошмарные сновидения.

Анамнез: болеет 10 лет, с 1918 г., когда был избит белыми (в Одес­се), до этого времени был здоров. Затем был дважды приговорен к рас­стрелу петлюровцами, но бежал. В 1920 г., будучи машинистом броне­поезда, был контужен: снаряд попал в паровоз, и больной был выброшен под откос. Был ли ушиб головы, не знает, но в течение 3 суток не прихо­дил в сознание. Два месяца пролежал в военном госпитале, причем, су­дя по словам больного, было состояние повышенной раздражительности, плаксивости, глухота на оба уха, державшаяся в течение 7 месяцев. Вы­писался в удовлетворительном состоянии, хотя вполне здоровым себя считать не мог: оставалась какая-то «внутренняя нервность», не было прежней «веры в свои силы», стал вспыльчивым. Тем не менее продол­жал работать машинистом.

В 1923 г. пережил крушение поезда, который он сам вел: паровоз пошел под откос, больной был контужен, у него было выбито несколько зубов, потерял сознание. Пролежал 2 месяца в Одесском санатории, в течение 3 месяцев был мутизм, объяснялся знаками и при помощи запи­сок. После восстановления речи долгое время продолжалось заикание, стал крайне раздражительным, «испортился характер». С течением вре­мени появились «командные» припадки, сначала возникавшие 3—4 раза в день, а впоследствии реже.

В дальнейшем в течение 3 лет (1923—1926) был инвалидом, лечил­ся в санаториях Кисловодска, Одессы, в Киеве.

Улучшение было, но нестойкое, причем припадки прекращались не больше чем на месяц. Настроение все время оставалось подавленным, продолжалась бессонница, тревожные сновидения. В конце 1926 г. решил приступить к работе, однако работал с большим трудом. Такое состоя­ние держалось до 1929 г., колеблясь в своей интенсивности. В июне 1929 г. на амбулаторном приеме после волнения произошел судорожный припа­док с потерей сознания. Направлен в Харьков в стационар психоневро-

340

логического диспансера. На следующий день по прибытии — снова при­падок, с криками и судорогами, но без потери сознания. После припад­ка сильная слабость.

Объективно: расстройство всех видов поверхностной чувствительно­сти по функциональному типу, небольшая анизокория.

Пробыл в стационаре 2 недели, проведена гидро-, электро- и бромо-терапия; припадков не было. Выписан в хорошем состоянии. Но через месяц вновь явился с жалобами на повышенную раздражительность, общую слабость, плохой, тревожный сон, угнетенное настроение. Раз­говоры о .паровозах, поездах и обо всем, с ними связанном, сделались невыносимыми, возникли навязчивые мысли о пережитом.

Назначена гипносуггестивная терапия, все другие виды лечения от­менены. Оказался хорошо гипнабильным. Проведено успокаивающее, подбадривающее, разъясняющее внушение в гипнотическом сне, направ-

\вcmauuOHfipt мризиопирал -„ Командные припайки ------

Рис. 82. Схема развития постконтузионного невротического синдрома и эффективности гипносуггестивнои терапии.

а — избит белыми; б — приговорен к расстрелу; в — контузия, 3 суток без сознания; — крушение поезда, контузия с потерей сознания. Стрелки обозначают сеансы гипно­суггестивнои терапии.

ленное на укрепление надежды на выздоровление, устранение беспоко­ивших его патологических симптомов и т. п. После сеанса — внушенный сон-отдых. По пробуждении и на следующий день самочувствие и на­строение значительно лучше. В следующем сеансе, в добавление к пре­дыдущему, внушалось забвение пережитых им в прошлом травмировав­ших психику факторов, спокойное отношение ко всему связанному с ни­ми (вид паровозов, вагонов и т. п.). При этом сделан акцент на нормали­зацию сна, аппетита, отправлений кишечника и т. д.

После 12 сеансов гипносуггестивнои терапии выписан в хорошем сос­тоянии с прибавкой в весе. Преисполнен стремлением к работе, верит в свои силы, расстройств чувствительности нет. Через неделю при посе­щении врача заявил, что «паровоз и все связанное с ним уже совершен­но не раздражает».

Был под наблюдением в течение 7 месяцев. Все это время работал на паровозе, считал себя выздоровевшим, работоспособность восста­новилась полностью. Согласно сведениям, полученным через 2 года, про­должал работать на паровозе (рис. 82, наблюдение А. Г. Константи­новой).

Итак, у больного имелись две психические (приговоры к расстрелу) и две смешанные (физическая и психическая) травмы. По-видимому, первые сыграли роль факторов, снизивших корковый тонус. Под влияни­ем последующих двух травм (физической и психической) развился ре­активный невроз истерического типа, не поддававшийся лечению несколь­ко лет и превративший больного в инвалида почти на целое десятилетие.

Если курортное лечение не давало эффекта, то гипносуггестивная те­рапия быстро восстановила состояние здоровья и работоспособность. Отметим, что первое двухнедельное пребывание в стационаре, где про­водилась лишь физиотерапия, дало улучшение только на месяц. После проведенной же нами психотерапии рецидивы отсутствовали в течение



нескольких лет, что может свидетельствовать о стойкости результатов лечения.

По-видимому, у данного больного была длительная патологическая инертность тормозного процесса с фазовым состоянием коры мозга вследствие перенесенной смешанной (физической и психической) трав-матизации.

Можно думать, что если бы психотерапия была применена свое­временно, то больной мог бы вернуться к своей работе намного раньше.

2. Больной К., 30 лет, инвалид. В 1920 г. во время гражданской вой­ны перенес воздушную контузию с потерей сознания на несколько ча­сов, в результате чего развилось неврастеническое состояние с повы­шенной раздражительностью. К началу 1921 г. состояние здоровья улучшилось. Весной 1921 г. участвовал в бою с бандитами, был ранен

Рис. 83. Схема развития постконтузионного невротического синдрома и эффективности

гипносуггестивной терапии.

а — воздушная контузия; б —ранен бандитами; в — взрыв котла. Стрелки обозначают сеансы гипно­суггестивной терапии.

в голову и правое плечо, избит. Развилось тяжелое истероидное состоя­ние с чрезмерной раздражительностью и крайней гиперакузией: ма­лейший шум, внезапный звук или стук вызывали вздрагивание всего тела. С течением времени образовалась стойкая реакция на них в фор­ме судорожных «командных» припадков с потерей сознания. Пребыва­ние в больницах и санаториях было невыносимым.

В марте 1921 г. направлен в Пятигорск, причем был помещен в. от­дельную комнату, изолированную от шумов и затемненную шторами. К августу наступило значительное улучшение: больной стал уравно­вешеннее, общительнее, выносливее в отношении сильных звуковых и световых раздражителей. Поступил на должность канцелярского ра­ботника. В сентябре того же года взрыв котла на соседнем заводе вы­звал испуг, в результате которого у больного вновь развился тот же синдром с повышенной раздражительностью и «командными» припад­ками. Вернулась прежняя обостренная чувствительность к звуковым раздражителям. Амбулаторное лечение и 2-месячное пребывание в Славянске в 1922 г. дали лишь некоторое кратковременное улучшение. Такое состояние продолжалось до лета 1923 г., когда он был вновь на­правлен на курорт в Славянск. Во время месячного пребывания в сана­тории наблюдалась чрезмерно повышенная раздражительность, доходя­щая до агрессивной эффективности, конфликты с больными и медицин­ским персоналом, «командные» припадки. Возник вопрос о выписке, так как «не поддается лечению и не подчиняется дисциплине».

Мы предложили задержать его на 2 недели для гипносуггестивной терапии. Оказался хорошо гипнабильным. Проведен 2-часовой внушен­ный сон-отдых. Внушены уверенность в выздоровлении, забвение



всего пережитого на фронте, эмоциональная уравновешенность, спо­койное отношение к звуковым раздражениям, спокойный ночной сон и т. д. Достаточно было 4 сеансов гипносуггестивной терапии, чтобы больной стал совершенно неузнаваемым. Восстановился спокойный ночной сон, исчезла раздражительность, спокойно реагировал на напо­минания о фронте и взрыве, на внезапные звуки. Почувствовал себя бодрым и крепким, «как никогда за всю болезнь». Не было ни одного судорожного «командного» припадка, уехал из Славянска на 5 дней раньше намеченного срока, стремясь к работе. В 1924 и 1926 гг. сооб­щал., что он здоров, совершенно избавился от невроза (рис. 83, наблю­дение автора).

В данном примере травматического истерического синдрома особен­но подчеркивается эффективность гипносуггестивной терапии: в 4-днев­ный срок было достигнуто то, что в условиях курортного лечения (в Пя­тигорске) произошло в более слабой степени в 5-месячный срок.

3. Больной Г., 28 лет, ведя в июне 1919 г. воинский поезд, был кон­тужен снарядом и ранен в теменную область головы. Находился без сознания 8 часов, пролежал l'/г месяца в больнице. При выписке комис­сия признала его «негодным к работе на паровозе». Жалобы на упорные головные боли, головокружение, дрожание рук и ног, слабость, очень плохой и тревожный сон (2—3 часа в ночь). До декабря 1919 г., когда явился на повторное обследование, находился все время дома, лечился в поликлинике, после чего наступило некоторое улучшение. Комиссией направлен на консультацию для определения пригодности к работе на транспорте вообще. У больного общее астеническое состояние, дрожа­ние рук и ног, жалобы на раздражительность, наклонность к слезам, головные боли, тревожный сон, тяжелые сновидения с картинами боя.

Диагноз: постконтузионный невротический синдром. Оказался хо­рошо гипнабильным. Проведено 8 сеансов внушения во внушенном сне. Внушались забвение пережитого в 1919 г., хороший спокойный ночной сон. Во время 3-го сеанса наступил глубокий внушенный сон, после чего последовало резкое улучшение. После 8-го сеанса больной заявил, что «почувствовал себя совсем здоровым». После лечения возобновил работу на паровозе и работал на нем в течение 14 лет (наблюдение автора).

Все приведенные выше наблюдения относятся к категории смешан­ного травматизма — физического и психического. Во всех случаях рез­ко выражено невротическое состояние, которое могло быть устранено только психотерапией с последующим внушенным сном-отдыхом. Чем обусловлены эти состояния? Психогенны ли они? Если принять за критерий эффект психотерапии во внушенном сне, то психогенез этих состояний, часто неизбежный при физическом травматизме, ясно виден.

В настоящее время, при достаточном знакомстве с механизмами об­разования невротических состояний, возникающих соматогенным путем, результаты психотерапии постконтузионных и посткоммоционных невро­тических состояний получают научное обоснование. Особенно важными в этом вопросе являются исследования А. Г. Иванова-Смоленского (1951) с сотрудниками, осветившие патофизиологические механизмы посттравматических невротических состояний. Эти исследования свиде­тельствуют о непосредственном (после физических и чрезвычайных пси­хических травм) развитии запредельного охранительного торможения, охватывающего не только всю кору мозга, но и подкорковую область (бессознательное состояние, сопровождающееся угнетением вегетатив­ных функций).

Таким образом, имеются все основания говорить о корковой, дина­мической природе посттравматических невротических состояний с лежа­щей в их основе патологической инертностью защитного торможения кле­ток коры мозга.

Условнорефлекторная эпилепсия

Весьма интересным теоретически и важным практически является вопрос о применении психотерапии при тех формах эпилепсии, в генезе которых лежит психическая травма.

Как можно судить по имеющимся, пока немногочисленным данным, психотерапия, проводимая во вкушенном сне и в этих случаях, действи­тельно может оказывать помощь. Вместе с тем это может содействовать также и освещению проблемы эпилепсии и ее лечения.

Об успешном применении гипносуггестивной терапии в некоторых точно диагностированных случаях так называемой генуинной эпилепсии говорят литературные данные. Из отечественных авторов этим вопросом занимались: А. А. Токарский (1890), Г. Р. Тер-Аветисов (1907), П. П. Подъяпольский (1913), Д. М. Тихомирова (1913), В. К- Хорошко (1927), А. Ф. Гоциридзе (1929), а из зарубежных: Бред (1843), Веттер-странд (1893), А. Молль (1909), Говерс (1910), А. Форель (1928). Приме­няя психотерапию, все они наблюдали более или менее длительное улуч­шение. При этом диагноз генуинной эпилепсии у больных, наблюдавших­ся, например, Г. Р. Тер-Аветисовым, был поставлен высокоавторитетны­ми невропатологами (В. К- Рот, Г. И. Россолимо).

О возможности «излечения» эпилепсии таким путем высказался Вет-терстранд, применявший в этом случае длительный гипноз-отдых. Об этом говорил также А. А. Токарский (1890). Поскольку эпилепсия теперь рассматривается как реакция высших отделов центральной нервной сис­темы на ряд самых разнообразных эндогенных и экзогенных факторов, в том числе и психогенных, то после устранения этих факторов возмож­но, конечно, устранение и эпилептиформной реакции на них. Таким об­разом, не исключено, что гипносуггестивная терапия может оказывать положительное воздействие на течение этого заболевания. По-видимому, психотерапия наиболее показана при аффектогенной эпилепсии Братца (Bratz) и реактивной эпилепсии Бонгоффера (Bonhoffer), тем более, что, как подчеркивает В. К- Хорошко (1927), игнорирование наличия эмоцио­нального фактора в развитии эпилептических судорожных припадков не­допустимо. Как известно, большая их часть первично развивается имен­но аффектогенно (чаще всего под влиянием испуга), причем последую­щие эпилептические припадки обычно возникают уже без каких-либо видимых внешних поводов. Имеются указания на то, что в ряде случаев-появление судорожных эпилептических припадков происходит по меха­низму условного рефлекса (В. М. Бехтерев, 1922а; К. И. Платонов и П. П. Истомин, 1926; Н. И. Красногорский, 1933; М. П. Никитин, 1934),

Необходимо учесть, что патосимптоматика, якобы типичная для су­дорожной «врожденной эпилепсии», а потому трудно поддающаяся ле­чению, в ряде случаев ведет врачей на путь ошибочной диагностики и те­рапии. Имеются основания утверждать, что наличие в патогенезе эпи­лепсии аффекта (испуг в детстве) в ряде случаев ускользает из поля зре­ния врача, что и приводит к трактовке заболевания как «врожденного». Мы наблюдали положительный результат гипносуггестивной терапии,, проведенной нами совместно с П. П. Истоминым (1926) у больных, у ко­торых имелись все данные, чтобы считать их «генуинными» эпилеп­тиками.

Рассмотрим это на конкретных примерах.

1. Снова коснемся наблюдения (стр. 156) над 30-летним больным, страдающим эпилепсией с 5-летнего возраста. Типичные припадки боль­шой эпилепсии развились под влиянием испуга. Сеансы гипносуггестив-ной терапии проводились амбулаторно, сначала через день, затем через 2—3 дня, один раз в неделю и, наконец, один раз в 2—3 недели на про­тяжении 5 месяцев. Если до этого лечения припадки повторялись регу­лярно в первую и третью декады каждого месяца, то после 2 месяцев гипносуггестивной терапии (при полном исключении бромидов, прини­мавшихся больным до того в больших дозах) припадков не было в тече­ние последующих 6 месяцев. При этом первый припадок, возникший пос­ле 6-месячного перерыва, произошел под влиянием сильной эмоции (встреча с товарищем и рассказ о возникающих у него припадках), а второй — после психической травмы (смерть отца). Учитывая это обстоя­тельство, в следующей серии сеансов мы делали специальное внушение: «Никакие душевные волнения припадков не вызывают!» и т. д. В течение года, несмотря на переживавшиеся больным волнения, припадков дей­ствительно не было и состояние больного оставалось хорошим, причем он был работоспособен, прибавил в весе.

2. Больная Н., 32 лет, обратилась в клинику по поводу припадков, сопровождающихся потерей сознания, судорогами, прикусыванием язы­ка, иногда недержанием мочи. После припадка наступает сон. Припадки начались с 16-летнего возраста после испуга и возникают чаще ночью, 2—3 раза в месяц. В неврологическом статусе уклонений нет, со стороны психики — ослабление памяти, угнетенное настроение, беспричинная рев­ность к мужу, вспыльчивость. В течение последних 6 месяцев до начала психотерапии припадки возникали 2 раза в месяц, причем почти всегда по одному припадку во второй и третьей декаде месяца.

Применена гипносуггестивная терапия. В 1-м же сеансе наступил глубокий сон. Внушалось: «душевное спокойствие, снисходительное от­ношение к окружающим, отсутствие ревности, хороший ночной сон, уве­ренность в выздоровлении». В течение следующего месяца припадков не было. В дальнейшем был один припадок ночью «после чрезмерной уста­лости» и еще один через l'/г месяца «после выпитого вина и злоупотреб­ления в сексуальной сфере».

Лечение продолжалось 4 месяца, по одному сеансу в неделю. В те­чение 6 месяцев не было ни одного припадка, после чего больная перееха­ла в другой город. Таким образом, за 9 месяцев было всего лишь два припадка.

3. Больная 32 лет поступила в клинику нервных болезней с жалоба­ми на повторяющиеся 2—3 раза в месяц эпилептические припадки, кото­рыми страдает с 13-летнего возраста. Клиническое наблюдение устано­вило типичность припадка. Проводились сеансы внушения во внушенном сне на протяжении 3 месяцев (сначала 2—3 раза в неделю, затем один раз в неделю, а последние 2 месяца один раз в месяц). За все это время припадков не было. Согласно полученным сведениям, их не было и в те­чение последующих 5 месяцев.

Нам не раз приходилось отмечать, что в эпилептической ауре нахо­дит отражение содержание травмировавшего психику фактора. Напри­мер, у одной больной аура перед типичным большим эпилептическим припадком выражалась в виде сильной давящей боли в груди. Выясни­лось, что первый ее припадок был вызван изнасилованием, причем во время борьбы насиловавший давил ее в грудь локтем. Такого рода явле­ния в отношении ауры в свое время наблюдали П. И. Ковалевский (1896) и В. М. Бехтерев (1922).

В работе П. П. Подъяпольского (1913) показано, что путем соответ­ствующего внушения во внушенном сне у больных эпилепсией можно исключить постэпилептическую амнезию. В этих условиях больные мог­ли рассказать о своих переживаниях во время припадков. В этом же направлении были сделаны наблюдения Риклином (Riklin, 1903).

По нашим наблюдениям, психотерапия в бодрственном состоянии, а особенно во внушенном сне может быть полезной в борьбе больного с тяжелым сознанием своей «падучей болезни» и с навязчивой тревогой ожидания припадка.

Все это приводит нас к убеждению, что существовавшее среди пси­хиатров и невропатологов мнение о якобы «недопустимости применения внушения и гипноза при эпилепсии» является неправильным. На этот вопрос следует смотреть несколько иначе. Имеются все основания ожи­дать, что более смело предпринятые шаги в этом направлении могут открыть в области изучения эпилептических реакций и их лечения новые важные перспективы. Не следует упус­кать из виду, что изучение роли психической травмы в развитии эпилеп­тических припадков может быть особенно плодотворным в связи с пере­смотром проблемы эпилепсии с физиологической точки зрения, выска­занной И. П. Павловым на одной из его сред. Эпилепсия,— говорит И. П. Павлов, — заболевание, сосредоточенное в определенном пункте больших полушарий. В его основе лежит некоторое патологическое сос­тояние изолированного пункта коры.

Моносимптомные невротические реакции

Психотерапия, проводимая во внушенном сне, оказывается полез­ной и в случаях моносимптомных невротических реакций (амавроз, му-тизм, моноплегии, тики и т. п.), а также при наиболее элементарных па­тологических динамических стереотипах и неадекватных реакциях, не устраняющихся никакими иными мероприятиями. Сюда же относятся разного рода вредные наклонности, дурные привычки, ночной энурез, не­преодолимые страхи, например боязнь мышей, грозы, крови (доходящая до обморочных состояний, а в особенности при виде крови близких лиц), привычное сосание пальца или губы, постоянное навязчивое высовыва­ние языка (наблюдающееся не только у детей и подростков, но и у взрослых), навязчивый кашель, навязчивая функциональная икота, иног­да трактуемая как энцефалитическая. Дежерин и Гоклер (1912) причис­ляют к этой категории навязчивостей неодолимую боязнь сквозняков с ощущением их, даже если их вовсе нет.

Приведем некоторые наиболее ярко выраженные примеры такого рода навязчивостей.

1. Студент III курса медицинского института не выносил вида ран и крови при хирургических операциях. Это зрелище доводило его до по­луобморочного состояния, вследствие чего перед ним встал вопрос об оставлении медицинского института.

Четыре сеанса внушения во внушенном сне совершенно избавили его от этих реакций. Больной выздоровел и закончил медицинский институт.

2. Больная Н., 52 лет, с 5-летнего возраста страдала навячивым страхом темноты: боялась темной комнаты, что в ее бытовых условиях составляло большую помеху. Эта фобия образовалась и зафиксирова­лась на всю жизнь после того, как отец сделал попытку отучить ее. от детского страха темной комнаты путем принуждения, заставляя прино-

346 —

сить ему папиросы из темной комнаты. Этим был создан больной пункт в виде непреодолимого страха темной комнаты, закрепившийся на всю жизнь. Проведено 2 сеанса психотерапии во внушенном сне, чем фобия была устранена.

3. Больная К-, 40 лет, страдает навязчивым движением в виде вы­совывания языка, которое носит характер вылизывания. В остальном ни­каких патологических отклонений в ее поведении нет. Безрезультатность предпринятого медикаментозного лечения и упражнений, направленных на задерживание указанных навязчивых движений языка, привела к не­обходимости уйти с педагогической работы.

Применена психотерапия во внушенном сне. Оказалась хорошо гипнабильной. Два сеанса полностью устранили имевшуюся навязчи­вость, что дало возможность вновь вернуться к педагогической работе.

4. Девочка 8 лет. С 4 лет страдает навязчивым сосанием нижней губы. По наблюдениям родителей,, губа непропорционально увеличилась, а иногда отмечались и экскориации ее. Дед девочки страдал этой навяз­чивостью с детства до зрелого возраста, вследствие чего его нижняя гу­ба была безобразно увеличена. Из боязни того же обезображивания и у дочери родители обратились в диспансер.

Проведен ряд сеансов внушения во внушенном сне, устранивших эту навязчивость. Через 2 года то же навязчивое состояние вновь возник­ло после гриппа. Снова была применена психотерапия в виде сеансов внушения в дремоте, что устранило рецидив навязчивого сосания губы. В течение 4 лет наблюдения рецидивы отсутствовали, исчезли также все другие невротические явления. Девочка хорошо успевает в общей и му­зыкальной школе (наблюдение М. И. Кашпур).

5. Больная Н., 20 лет, панически боится грозы: во время грозы, по словам родителей (отец ее врач), становится невменяемой. Больная ока­залась хорошо гипнабильной. Проведен сеанс внушения: «Боязни грозы у вас больше нет, во время грозы остаетесь совершенно спокой­ной!» Таким путем патологическое явление было устранено. Впоследст­вии в течение 28 лет не было ни одного рецидива, о чем мы узнали со слов ее мужа и ее самой.

К моносимптомным реакциям могут быть отнесены также некоторые более сложные функциональные нарушения. Приведем примеры.

Больной М., 52 лет, обратился в психоневрологический диспансер с жалобсй на то, что он с некоторого времени не может спокойно носить зубной протез (верхняя челюсть). Из анамнеза выяснилось, что однаж­ды во время своего ответственного доклада больной почувствовал тошно­ту, которую объяснил только что надетым зубным протезом. Взволновав­шись, он должен был значительно сократить свое выступление. В после­дующие дни поташнивание продолжалось, причем во время публичных выступлений это приводило к тяжелым переживаниям, тем более, что его работа была связана с частыми выступлениями в районах области. Вско­ре чувство тошноты стало возникать не только при ношении зубного про­теза, но и при его надевании. Более того, ко времени обращения его в диспансер уже одно только приближение протеза ко рту вызывало тош­ноту, резкую перистальтику всего кишечного тракта, сокращение мыши живота и резкие позывы на рвоту.

Лечение в виде нескольких сеансов мотивированных внушений во внушенном сне не дало эффекта: после пробуждения больной едва успе­вал поднести протез ко рту, как тотчас же повторялась описанная весь­ма бурная реакция. Тогда была применена следующая методика. Боль­ному, погруженному в состояние внушенного сна, было предложено на­деть зубной протез. Однако первые попытки, повторяемые несколько раз.