Посвящается моим сыновьям — Никите, Артему и Валерию
| Вид материала | Документы |
СодержаниеИ было: много, много дум Живого Космоса Не потому-ль спокойна так природа И вопль души, неистовой и страстной Любовь, что движет солнце и светила |
- Тест: Долговечен ли ваш союз? Что в жизни даёт нам любовь… Библиотерапия и кинотерапия, 319.02kb.
- Синельников Валерий Сила Намерения, 1085.33kb.
- Синельников Валерий Владимирович - "Сила Намерения" оглавление, 751.87kb.
- Другая повесть о полку Игореве, 3529.9kb.
- Противники строительства в М. Козихинском переулке вручили протест Никите Михалкову, 213.77kb.
- Митсуги Саотоме, 1634.36kb.
- Посвящается моим любимым малышам: маленькому умному и доброму сокровищу Полннке, домашнее, 670.84kb.
- Ш. Ботеах Кошерный секс Рецепт страсти и близости, 1674.44kb.
- Л. Е. Морозова ответ моим критикам, 180.5kb.
- Рекомендации по проведению собрания, 61.37kb.
Еще Николай Иванович Пирогов (1810—1881) (рис. 34) — гениальный русский хирург и ученый, неудовлетворенный материализмом своего времени из-за его механицизма и позитивистской ограниченности, попытался самостоятельно сформулировать свое видение мира как единого, живого, постоянно обновляющегося организма. Исходя из понимания вещества как вечного и бесконечно делимого начала, Пирогов допускал его образование из скопления силы. Данный исходный тезис выводил хирурга-мыслителя на учение о “мировой жизни” и живом Космосе: “Я представляю себе <...> беспредельный, беспрерывно зыблющийся и текущий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себе всю вселенную, проникающий все ее атомы, беспрерывно группирующий их, снова разлагающий их сочетания и агрегаты и приспособляющий их к различным целям бытия”.
Как бы предвосхищая будущую теорию ноосферы, Пирогов от биоцентристской концепции “мировой жизни” естественно переходит к выводу о реальности “мирового сознания”, которое есть проявление высшего, мирового жизненного начала. Невозможно думать, что во всей Вселенной наш мозг является единственным органом мышления, что все в мире, кроме нашей мысли, безумно. Пирогову кажется правдоподобным предположение, что наше “я” привносится извне как проявление мировой мысли. И сам мозг, и мыслительные процессы, проистекающие в нем, - не результат комбинаций атомов и не продукт химических и гистологических элементов, а проявление вселенского разума. Открытие собственным своим мозговым мышлением мышления мирового естественным образом объясняет, почему человеческий ум не может остановиться на атомах ощущающих, сознающих себя посредством себя, без участия другого, высшего сознания и мысли. Для человека неоспоримо то, что высшая мировая мысль, избравшая своим органом Вселенную, проникая и группируя атомы в известную форму, сделала мозг органом мышления.
Еще одним предтечей биотизации Космоса, предвосхищавшим теорию биосферы в ее в энергетическом аспекте, был физик Николай Алексеевич Умов (1846—1915) (рис. 35), который еще в начале 70-х годов прошлого столетия, задолго до первых публикаций по теории относительности выдвинул идею о взаимодействии энергии и массы. Андрей Белый, студентом прослушавший курс лекций профессора Умова в Московском университете да и ранее знакомого с ним как с другом семьи, оставил незабываемые воспоминания, где с цепкой проницательностью поэта уловил главные черты характера ученого-космиста. Даже в буднях быта Умов точно выступал “в созерцании физических космосов”, его речь была блистательной и образной, а лекции по физике походили на драмы-мистерии, из которых студенты навсегда запоминали афоризмы, вроде: “Мы — сыны светозарного эфира” или “Бьют часы Вселенной первым часом”. В последствии юношеские впечатления Андрея Белого получили отражение в автобиографической поэме “Первое свидание”:
И было: много, много дум,
И метафизики, и шумов…
И строгой физикой мой ум
Переполнял профессор Умов.
Над мглой космической он пел,
Развив власы и выгнув выю,
Что парадоксами Максвелл
Уничтожает энтропию, —
Что взрывы, полные игры,
Таят Томсоновские вихри
И что огромные миры
В атомных силах не утихли.
Сам Умов так сформулировал свое кредо-исповедание естествоиспытателя-космиста: 1. Утверждать власть человека над энергией, временем и пространством; 2. Ограничить источники человеческих страданий; 3. Демократизировать способы служения людям и содействовать этическому прогрессу; 4. Познавать архитектуру мира и находить в этом познании устои творческому предвидению. Вселенная, по Умову, “всегда рациональна”, то есть доступна познанию. “Во вселенной дано все: для нее нет прошлого и будущего, она — вечное настоящее; ей нет пределов ни в пространстве, ни во времени”. Ученый-энциклопедист постоянно подчеркивал: то, что нам известна в “жизни необъятного колосса, именуемого Космосом”, лишь незначительная часть его неисчерпаемых закономерностей. Все открытия в области естествознания, включая космологию, все еще впереди. Наибольшей отдачи в процессе дальнейшего познания природы он ожидал от “царства лучистой энергии”.
Хотя организованная материя занимает лишь незначительную часть Вселенной, жизнь человека не есть нечто обособленное от ее целостности: как одно из звеньев мировой жизни человек неразрывно связан с историей и законами Универсума. Активная же роль человека как Микрокосма по отношению к Макрокосму выражается в том, что Homo sapiens “стремится увеличить число событий, благоприятствующих его существованию, — повысить, говоря математически, то число, которое изображает его вероятность, и отсюда вытекает прирожденная борьба с неорганизованной природой — борьба, в которой человеческая раса солидарна со всем органическим миром”. Умов вообще старается рассматривать глобальные вопросы с точки зрения Вселенной, вписывая в общую космическую картину ту или иную физическую или биологическую проблему.
Показательным примером может служить работа “Физико-механическая модель живой материи”, где русский физик анализирует с точки зрения естественно-вселенских законов общность между законами органической и неорганической материи. Его беспрестанно ищущий пытливый ум постоянно устремлен в бесконечные глубины Космоса, используя малейшую возможность, чтобы заразить космическим мироощущением читателя или слушателя:
“Многие ли из обладателей миллиардов глаз, устремлявшихся в течение тысячелетий в пространство вселенной, ощущали фантастическое желание познать его свойство и то, что его наполняет? Их было очень немного, но эти мечтатели настойчиво хотели получить в свои руки космическую материю, разделяющую планеты и звезды, не допускающую до нас ни одного звука с отдаленных миров, делающую бесшумными, безмолвными невероятно быстрые движения катящихся и несущихся светил”.
Убежденный картезианец — так охарактеризовал Умова его бывший студент Андрей Белый — он, однако, менее всего страдал узостями “механицизма” и подобно другим картезианцам своего времени соединял четкость методологической мысли с высокими и глубокими полетами.
Весь пафос научного творчества и исканий Умова были обращены не к прошлому, а к настоящему и будущему. В последнем из произнесенных и опубликованных докладов “Эволюция физических наук и ее идейное значение” русский физик сформулировал своего рода квинтэссенцию космического видения и понимания естествознания ХХ века:
“В необъятной вселенной, вмещающей в себя все случайности, могут образовываться электрические индивиды, эти зародыши и семена материи, быть может, на перекрестке лучей. Одни из этих семян путем излучения растают; другие, или поглощают энергию, или процессом, сходным с катализом, станут родоначальниками миров. Итак, лучистая энергия рассеивает и создает материю; ее великая роль во вселенной — поддерживать круговорот материи”.
И далее, размышляя о том, как безмолвно работают в глубинах мира и пространствах неба невидимые “ткачи материи и жизни”, — Умов приходит к выводу, предвосхищающему идеи Вернадского о ноосфере - о необходимости включить в научную картину мира познающий разум. Тем самым вновь смыкаются Макрокосм и Микрокосм. “Седая древность и молодая наука сходятся в слова, которые говорят этому гению [разуму -В.Д.]: сын неба, светозарной лучистой энергии! Он был и будет апостолом света!”
В дальнейшем К.Э. Циолковский развил и углубил основные направления в изучении проблемы Живого Космоса. Всюду, где только можно, великий мыслитель проводил идею жизнесущности Мироздания: “...Вселенная в математическом смысле вся целиком живая, а в обычном смысле ничем не отличается от животного”. Доказывается это весьма оригинальным и достаточно убедительным способом:
“Так как нет ни начала, ни конца времени, так как оно абсолютно бесконечно, то число моментов жизни в прошедшем и будущем беспредельно. Так же беспредельно и число громадных между ними промежутков. Моменты жизни субъективно сливаются все вместе и образуют в сумме такую же бесконечность, как и полное время Вселенной. Действительно, даже децилионная часть бесконечности есть бесконечность. Вывод таков. Есть только одна жизнь, которая никогда не прекращалась и никогда не прекратится. “Я” принадлежит атому или сущности материи. “Я”, или первобытный истинный атом, один или в связи с другими блуждает по всему Космосу и живет непрерывно без начала и конца”.
Считая, что первичные элементы материи (не обязательно атомы) не исчезают бесследно, а переходят из одной формы в другую, Циолковский предполагал: став строительным материалом живой ткани или нервных клеток, атомы (элементоны) сами становятся живыми и мыслящими. Всякий атом чувствует себя сообразно окружающей обстановке. Попадая в высокоорганизованные существа, он живет их жизнью; попадая в мир неорганический, он как бы спит. Даже в одном животном — он, блуждая по телу, живет то жизнью мозга, то жизнью кости, волоса, ногтя, эпителия и т.п. Циолковский называл атом “гражданином Вселенной” или “бессмертным гражданином Космоса”. Идеи Циолковского, включенные им во многие теоретические работы, и по сей день во многом остаются невостребованными, сохраняя свою актуальность.
Кредо Циолковского:
“Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей вселенной. Это свойство я считаю неотделимым от материй. Все живо, но условно мы считаем живым только то, что достаточно сильно чувствует. Так как всякая материя всегда, при благоприятных условиях, может перейти в органическое состояние, то мы можем условно сказать, что неорганическая материя в зачатке, (потенциально) жива”.
Проблемы, которые на протяжении всей его жизни волновали Циолковского, всегда живо интересовали разные слои русской интеллигенции. В один из тихих голодных вечеров (еще не закончилась гражданская война) на скамейке Летнего сада в Петрограде тихо беседовали два великих писателя — Максим Горький и Александр Блок:
“— Лично мне — больше нравится представлять человека аппаратом, который претворяет в себе так называемую “мертвую материю” в психическую энергию и когда-то, в неизмеримо отдаленном будущем, превратит весь “мир” в чистую психику. — Не понимаю,— панпсихизм, что ли? — Нет. Ибо ничего, кроме мысли, не будет, все исчезнет, претворенное в чистую мысль; будет существовать только она, воплощая в себе все мышление человечества от первых проблесков до момента последнего взрыва мысли.
— Не понимаю,— повторил Блок, качнув головою. Я предложил ему представить мир как непрерывный процесс диссоциации материи. Материя, распадаясь, постоянно выделяет такие виды энергии, как свет, электро-магнитные волны, волны Герца и так далее, сюда же, конечно, относятся явления радиоактивности. Мысль — результат диссоциации атомов мозга, мозг создастся из элементов “мертвой”, неорганической материи. В мозговом веществе человека эта материя непрерывно превра-щается в психическую энергию. Я разрешаю себе думать, что когда-то вся “материя”, поглощенная человеком, претворится мозгом его в единую энергию — психи ческую. Она в себе самой найдет гармонию и замрет в самосозерцании — в созерцании скрытых в ней, безгранично разнообразных творческих возможностей. — Мрачная фантазия,— сказал Блок и усмехнулся...”
Еще боле обстоятельней и подробней проблемы вроде вышеупомянутых, обсуждались в научных кругах.
* * *
Наиболее всестороннее обоснование концепции Живой Вселенной содержится в трудах В.И. Вернадского, где оно дается с точки зрения различных естественных наук — биологии, химии, физики, геологии, астрономии, а также новых, “стыковых” — геохимии, биохимии и др. Совокупность естественных наук раскрывают, по Вернадскому, неизвестное ранее существование живого вещества, участвующего в круговороте всех химических элементов. Тем самым на научную почву ставится вопрос о его космичности (вселенскости). В данной связи вводятся и расшифровываются такие понятия-термины, как “всюдность жизни”, “сгущение Жизни”, “давление жизни”. Особенно важное значение при этом имеет повсюду и до любых глубин пронизывающее космическое пространство электромагнитное излучение:
“Кругом нас, в нас самих, всюду и везде, без перерыва, вечно сменяясь, совпадая и сталкиваясь, идут излучения различной длины волны — от волн, длина которых исчисляется десятимиллионными долями миллиметра, до длинных, измеряемых километрами. Все пространство ими заполнено. Нам трудно, может быть и невозможно, образно представить эту среду, космическую среду мира, в которой мы живем и в которой в одном и том же месте и в одно и то же время — мы различаем и измеряем по мере улучшения наших приемов исследования все новые и новые излучения. Их вечная смена и непрерывное заполнение ими пространства резко отличают лишенную материи космическую среду от идеального пространства геометрии”.
Именно под воздействием энергии живого вещества формируется биосфера — планетарная область распространения жизни, взятой в прошлом, настоящем и будущем. Жизнь, по Вернадскому, проявляется в непрерывно идущих, в происходящих в планетарном масштабе закономерных миграциях атомов из биосферы в живое вещество и обратно. Живое вещество есть совокупность живущих в биосфере организмов — живых естественных тел — и изучается в планетном масштабе. Миграция химических элементов, которая отвечает живому веществу биосферы, является огромным планетным процессом, вызываемым в основном космической энергией Солнца, строящим и определяющим геохимию атмосферы и закономерность всех происходящих на ней физико-химических и геологических явлений, определяющих саму организованность этой земной оболочки.
Биосфера — явление космического характера, она служит той целокупной земной оболочкой, в которую непрерывно проникают космическая энергия, космические излучения и лучеиспускание Солнца, поддерживающие динамическое равновесие между биосферой и живым веществом. Под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние — ноосферу (сферу разума). При этом перестройка биосферы научной мыслью через организованный человеческий труд не есть случайное явление, а естественный природный процесс. Его закономерности еще предстоит установить в будущем, однако в общем плане не подлежит сомнению, что само научное творчество является реальной энергетической силой. Вернадский называл научную мысль планетным явлением, оказывающим прямое влияние на ход исторического процесса и на идеологические доминанты, а научную работу считал геологическим фактором, обусловливающим развитие биосферы.
Научная мысль как планетное явление оказывает прямое влияние и на ход исторических процессов, и на уровень экономического развития, и на идеологические доминанты. В ХХ веке “движение научной мысли и его значение в геологической истории биосферы” ознаменовались взрывом научного творчества, изменением понимания основ реальности, вселенскостью и действенностью социального проявления нации. Вернадский осторожен в конкретных выводах по вопросам, на которые наука еще не дала ответа. Он лишь допускает возможность непосредственного воздействия ноосферы на закономерности мыслительных процессов и структуру нашего разума.
Четко и недвусмысленно Вернадский ставит научный вопрос о жизни в Космосе: является ли жизнь только земным феноменом или свойственным только планетам, или же она в какой-то форме отражает явления космических просторов, столь же глубокие и вечные, какими для нас являются атомы, энергия и материя, геометрически выявившие пространство-время. Во всестороннем философском осмыслении фундаментальных проблем бытия в наибольшей степени проявляется космическое видение мира во всех его ипостасях.
Космос, словно путеводная звезда (точнее — бессчетное множество звезд), направляет все философские и естественнонаучные изыскания Вернадского. Главная книга всей его жизни “Химическое строение биосферы Земли и ее окружения” начинается с экскурса в обозримую Вселенную, очерка ее эволюции, анализа основных астрономических и космологических проблем вплоть до разгадки “пустого” мирового пространства, вакуума — этой “лаборатории грандиознейших материально-энергетических процессов”. Но Вернадский прекрасно осознавал, что ключ к пониманию глубинных закономерностей Космоса лежит в правильном решении и понимании сути фундаментальных общенаучных понятий пространства и времени, неотделимых друг от друга. “Для тела живого организма отделить время от пространства невозможно”, — провозглашал русский космист, распространяя данное утверждение на всю природу.
Вернадский много размышлял над смыслом временных процессов и, прежде всего, связанных с живым веществом, эволюцией биосферы. Опираясь на понятие “жизненное время”, он выдвинул ряд чрезвычайно продуктивных и перспективных идей, которые еще не нашли пока достойного места в системе теоретического осмысления действительности. Решая “великую загадку вчера-сегодня-завтра” как целостного всеобъемлющего и всепронизывающего явления, Вернадский совершенно закономерно увязывал ее с решением другой, не менее важной загадки “пространства, охваченного жизнью”. Сквозь призму такого целокупного видения единого субстрата Мира время вообще определяется как динамическое текучее пространство — и в этом есть безусловная правота. Философские мысли натуралиста подтверждают, как он сам же и выражался, непреодолимую мощь свободной научной мысли и творческой силы человеческой личности, величайшего нам известного проявления ее космической силы, царство которой впереди.
* * *
Учение Вернадского о Биосфере и Живом веществе применительно к социальным явлениям, историческим процессам и общественным структурам было конкретизировано в теории этногенеза Льва Николаевича Гумилева (см.: рис. 3). Согласно главному биохимическому принципу Вернадского, биогенная миграция атомов космических элементов в биосфере всегда стремится к своему максимальному проявлению; все живое вещество планеты служит источником свободной энергии и оказывает непосредственное воздействие на социальные процессы. Гумилев доказал, что под влиянием природных законов этносы как устойчивые формы объединения людей проходят в своем развитии несколько обязательных стадий: от рождения — через расцвет — к угасанию. Источником данного естественно-исторического процесса как раз и является энергия живого вещества Земли, по космически запрограммированным каналам она-то и воздействует на этносы. Гумилев лишь наметил основные направления в познании взаимосвязи биокосмических и социальных закономерностей. Конкретный механизм их взаимодействия, позволяющий прогнозировать близкие и отдаленные результаты, остался во многом невыясненым, что, в свою очередь, обусловлено многими нераскрытыми и ждущими специального исследования сторонами процесса образования и функционирования биосферы и ноосферы,
Колебания биохимической энергии под воздействием, главным образом, космических факторов обусловливают непосредственное поведение индивидов в рамках конкретных этнических систем. Отдельные личности способны получить избыточный энергетический импульс, в результате чего становятся активным организующим началом больших и малых этнических групп. Такой избыток биохимической энергии живого вещества, позволяющий преодолеть инстинкт самосохранения и приводящий к физиологическому, психическому и социальному сверхнапряжению, получил название пассионарности, а люди, наделенные соответствующим энергетическим зарядом и обладающие повышенной тягой к действию именуются пассионариями. Именно они, когда в их поле притяжения оказываются массы людей, являются главными двигателями истории. Механизм связи между пассионарностью подпитываемой биохимической энергией живого вещества биосферы, и поведением пассионариев очень прост. Обычно у людей, как у животных организмов, энергии столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Если организм человека способен “вобрать” энергии из окружающей Среды больше необходимого, то человек создает вокруг себя отношения и связи, позволяющие применять энергию в любом из выбранных направлений. Это может быть и создание новой религиозной системы или ереси, и разработка научной теории или изобретения, и строительство храма, и реформирование консервативной системы. При этом пассионарии выступают не только как непосредственные исполнители, но и как непосредственные организаторы. Вкладывая свою избыточную энергию в организацию и управление соплеменниками на всех уровнях социальной иерархии, они, хотя и с трудом, вырабатывают новые стереотипы поведения, навязывают их всем остальным и создают таким образом новый этнос, видимый для истории.
Пассионарность может проявляться и с положительным, и с отрицательным знаком, порождая как подвиги, созидание, благо, так и преступления, разрушение, зло. Данные феномены имеют естественные биохимические и биофизические причины и, в конечном счете, коренятся в космических закономерностях. Отсюда вытекает проблема, требующая философского и общенаучного осмысления: взаимообусловленность нервно-биотических и физико-космических процессов, установление лежащих в их основе пока еще не выявленных онтологических закономерностей.
Гумилев не просто углубил и конкретизировал идеи Вернадского, но и наметил пути для их дальнейшего развития. Согласно главному биогеохимическому принципу Вернадского, биогенная миграция атомов космических элементов в биосфере всегда стремится к максимальному своему проявлению: все живое вещество планеты является источником свободной энергии и может производить работу. Отсюда Гумилев делает вывод: наша планета получает из Космоса больше энергии. Нежели необходимо для поддержания равновесия биосферы, что ведет к эксцессам, порождающим среди животных явления, вроде перелетов саранчи или массовых миграций грызунов, а среди людей — пассионарные толчки (взрывы этногенеза). Следовательно, пассионарность (как способность к целенаправленным сверхнапряжениям) с природно-космичекой точки зрения, — это врожденная способность организма абсорбировать энергию внешней Среды и выдавать ее в виде работы.
Углубляя энергетическое обоснование феномена пассионарности, Гумилев задавался вопросом и о конкретных механизмах воздействия космического излучения на поведение людей в рамках выявленных этапов естественного развития этносов. С точки зрения генетики пассионарность это мутация. Пассионарии-мутанты — и древнеегипетские, и римские, и монгольские, и русские — были одинаково активны, что генетически объясняется рекомбинацией (или разрывом) фрагментов хромосомы как определенной, повторяющейся от толчка к толчку химической реакцией, происходящей “весьма быстро и необратимо под воздействием неизвестного пока излучения в оптической части спектра”. Известно, что подобные перестройки на генном уровне легко стимулируются лучом лазера, что давно нашло уже применение в сельском хозяйстве для получения высокоурожайных сортов полезных растений. По Гумилеву, характер “пассионарного излучения” должен быть близок по своей природе к подобным лучам. Испускают ли их Солнце и звезды или же какие-то неизвестные пока источники в глубинах Галактики - покажет дальнейшее развитие науки. В конечном счете все эти вопросы замыкаются на общенаучную проблему Живого Космоса, а ее оптимальное решение тесно увязано с гносеологическим оптимизмом русских космистов и с ими же обоснованной космической этикой, органически связывающей биосферу и ноосферу.
Начало такому космо-этическому подходу к познанию действительного мира положил крупнейший русский ботаник, дед Александра Блока по материнской линии, Андрей Николаевич Бекетов (1825—1902) (рис. 36), написавший уникальное философское эссе “Нравственность и естествознание”. В центральной части трактата, озаглавленной “Космический принцип христианской нравственности”, предпринята небезуспешная попытка определить некоторые фундаментальные закономерности, общие для природы и для общества, включая и моральные устои. Тем самым были предвосхищены многие идеи, сформулированные впоследствии в Космической этике Циолковского.
Бекетов обосновывает космическую обусловленность нравственного поведения людей, исходя из самых общих закономерностей, заложенных в фундаменте природы, в дальнейшем они по-своему преломляются в процессе биотической и социальной эволюции. Подобно тому, как тяготение, свет, теплота и другие виды физического движения носят всеобщий характер, а Вселенная “во всей своей беспредельности” управляется одними и теми же законами, точно так же и психическая жизнь человека, а, следовательно, и его нравственность уходят своими корнями в “общие законы всего Космоса”. Однако Космос сам по себе, в отрыве от Человека не дает в руки нити, позволяющей проникнуть в сокровенные тайны Мироздания. Вот почему начинать надо Человека, с побудительных сил его моральных и аморальных поступков.
Бекетов отталкивается от известного “золотого правила” нравственности, гласящего: “поступай со всеми так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой”. По мнению русского ученого, в этом случае поступки человека ведут к полному уравниванию его наслаждений с наслаждениями ближнего и естественным путем приводят к установлению принципа справедливости. Тем самым выявляется первое и главное звено в цепи, благодаря которому можно вытянуть всю цепь и увидеть остальные звенья:
“Справедливость есть равенство в приложении к жизни всех и каждого. Равенство (=) — вот кратчайший символ, выражающий и высший принцип высшей человеческой нравственности. Но математическое равенство мыслимо только в отвлечении; в природе же, во Вселенной оно выражается равновесием, и именно подвижным равновесием... На равновесии зиждется Вселенная, весь необъятный Космос; в нем заключается самое общее проявление мировой силы, заправляющей как необозримыми звездными системами, так и малейшим атомом на земле”.
Равновесие в природе стремится к естественной гармонии: формы бытия меняются, но целое сохраняется во всей своей гармонии. То же и в человеческом обществе, но здесь этому универсальному принципу придается дополнительная активность, присущая всему живому. Наука же оказывается сильнее всяких церковных проповедей, так как она, открывая законы бытия Вселенной и со свойственной ей точностью выводя приложения этих законов к “духовному быту” человека, тем самым способна превратить его в действительно нравственное существо. Вся же цепочка онтологических категорий, обусловливающих нравственность, такова: Справедливость — Равенство — Равновесие — Гармония. Именно в такой последовательности проявляется их объективная необходимость как “вселенская законность”:
“В душе человека, в его совести отражается космическая законность жаждою к установлению гармонии, не только в целом, но и во всех частностях бытия, и прежде всего — в человечестве”.
Таким образом, выходит: моральные принципы представляют собой космический (в современном прочтении — ноосферный) императив.
Примерно в то же время и тот же круг вопросов осмысливал Николай Федорович Федоров (1829—1903) (рис. 37) — вдохновитель многих важнейших идей Циолковского. “Ненавистную разделенность мира” и слепую силу Вселенной может преодолеть только коллективный разум, братское единение всех людей и, в особенности, - ученых. В реальной жизни ничего похожего нет и в помине: в науке царят те же волчьи законы, что и в обществе, кругом - разлад, зависть и нежелание понять друг друга. Поэтому первым шагом в осуществлении грандиозной задачи покорения Космоса должно стать преодоление существующей розни, соединение всех под эгидой Общего дела и на основе принципов космической этики: “Нужно человека сделать обладателем всей Вселенной, нужно, чтобы слепая сила была управляема разумом”.
Страстный манифест, призванный, по Федорову, повлиять на сознательность людей звучит так: “Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратственного, неродственного, т.е. немирного состояния мира и о средствах к восстановлению родства. Записка от неученых к ученым, духовным и светским, к верующим и неверующим”. Естественно, подобная интеллектуальная утопия не могла быть реализована ни в прошлом, ни в настоящем. Основные этические характеристики науки — небратская, неродственная, немирная — в значительной степени отражают естественное состояние общества — “война всех против всех”. Распадение мысли и дела — самое великое бедствие, несравненно большее, чем распадение на богатых и бедных. И все же иного пути нет. Преодолеть интеллектуальный хаос можно лишь при помощи силы разума, науки, воспитания. Федоров — автор оригинальной концепции обучения и воспитания — считал главной задачей просвещения формирование планетарного и космического чувства сопричастности ко всем явлениям мироздания с целью подготовки к “космической жизни”. С этим же был связан и глубокий патриотизм Федорова, призванный поддерживать общение каждого с родиною и приготавлять к изучению ее, как части Вселенной.
Наукой, способной объединить все знания и ученых, по Федорову является астрономия, поскольку именно она охватывает “совокупность всех миров, составляющих Вселенную”. Под астрономией Федоров понимал “науку мироздания”, то есть это — гораздо большее чем наблюдательная астрономия и даже современная космология. Наука мироздания, если исходить из сути дела и смысла философии общего дела, — это синтез естествознания и человекознания, задачей которого является превращение человека из зрителя миров безмерного пространства в их правителя.
Диалектичность космизма Федорова выразилась в истолковании единства противоположных процессов, происходящих во Вселенной. С одной стороны, он понимает природу как совокупность “падающих миров” (звезд, планет, комет, метеоритов), “медленность падения коих принимается за устойчивость” (миропадение, таким образом, принимается за миродержание, мироразрушение — за мироздание). Процесс миропадения связан со смертью, с умиранием, расходом силы. Этому противостоит противоположный процесс, космизированный в человеке (как Микрокосме). Именно с человека и вместе с человеком начинается востание [с одним “с” — так хотел Федоров. — В.Д.] (воскресение) как противодействие разрушению и распаду. Подтверждение тому — “выпрямление”, прямохождение человека, отрыв его от земли и животного царства. Говоря современным языком, если процессы, происходящие в Макрокосме — энтропийны, то процессы, происходящие в Микрокосме, — антиэнтропийны.
Учение Федорова в концептуально-философском плане предвосхитило многие последующие ноосферные идеи и в частности — самый грандиозный проект “всеобщего воскрешения”. Если не отрываться от научной почвы, то предположение о возможности воскрешения родителей своими детьми представляется вполне реальным. Но только в одном случае — путем “вхождения” в ноосферу, где в “свернутом” виде содержится информация (в том числе и генетическая) обо всех и обо всём. В целом же Федоров трактовал понятие “востание — Воскресение — вознесение” многопланово, но прежде всего как вознесение человека в Космос. Причем процесс этот начинается не с конечной точки отсчета — не со смерти, а с самого момента его рождения и идет как бы навстречу процессам угасания, происходящим в Космосе. Более того, истинная конечная цель востания-воскрешения — не только обретение индивидуального бессмертия (что само по себе является одной из важнейших био-ноосферных проблем), но и оживление, одухотворение самого Космоса, противодействие его затуханию и разложению, оплодотворение его бессмертием с помощью семени жизни. По существу Микрокосм - жизненная и оживляющая потенция Макрокосма, без которой он неизбежно умрет. Но этого никогда не произойдет, так как Макрокосм не существует изолированно, без своей жизнеобеспечивающей ипостаси — Микрокосма.
В освоении Космоса Федоров одним из первых увидел глубокий гуманистический смысл. По мнению московского провидца, переключение внимания и усилий на выход в межзвездное пространство избавит человечество от постоянных конфликтов, излечит людей от вредных пристрастий. Центральный принцип федоровского космизма — единство космологии и антропологии: Человек должен стать хозяином Космоса, он призван не просто управлять всей безграничной Вселенной, но и спасти ее через одухотворение “всех громадных небесных миров” и всемирной силы тяготения. Идея оразумления Космоса путем частичного подчинения его человеческому интеллекту и воле в конечном счете может служить опорой гуманистической космоэтики. Логическое завершение данная линия в развитии философии русского космизма получила в этике Циолковского, который возвел разумный эгоизм в космический принцип, распространяя его даже на отдельные атомы и в лучших традициях эвдемонизма (от греч. eudaimonia — “счастье”, “блаженство) сводя к стремлению всего живого к счастью.
* * *
Проблема космической сущности и вечности жизни неотделима от проблемы ее происхождения. В.И. Вернадский считал ее вопросом первостепенной важности:
“...Всякое разрешение загадки жизни предварительно связано с ответом на эти более узкие, но, по существу, огромной глубины и важности вопросы, которые сегодня стоят перед нами. Был ли когда-нибудь космос без проявлений жизни, может ли быть безжизненный Космос? Мы знаем — и знаем научно, — что космос без материи и без энергии не может существовать. Но достаточно ли материи и энергии — без проявления жизни — для построения космоса, той Вселенной, которая доступна человеческому разуму, т.е. научно построяема? Есть ли живое и жизнь частное явление в истории материи и энергии, проявляющееся временами и столь же бесследно исчезающее? Жизнь и живое мы должны брать во всем их реальном проявлении, во всех функциях, начиная от высших форм сознания и кончая тем вихрем химических элементов, входящих и выходящих через живой организм, в котором гений Кювье (1769-1832) сто лет тому назад отметил одну из самых характерных особенностей организма как космического неделимого”.
К.Э. Циолковский и А.Л. Чижевский по вопросу происхождения жизни разделяли взгляды выдающегося шведского ученого, лауреата Нобелевской премии Сванте Аррениуса (1859—1927) (рис. 38). Он состоял в переписке с Чижевским, который посвятил старшему шведскому коллеге одно из своих прекрасных космических стихотворений:
Не потому-ль спокойна так природа,
Не оттого-ль безумствуем мы так,
Что мраку мысли не видать исхода;
Вселенной же неведом этот мрак.
В ней все так просто, светозарно-ясно:
Рожденье! Смерть! —Блаженный мир во всем.
И вопль души, неистовой и страстной,
Увы смешон пред вечным торжеством!
В свою очередь Аррениус пригласил молодого ученого на стажировку в Стокгольм, но в самый последний момент поездка сорвалась. Аррениус наиболее четко и доказательно сформулировал так называемую концепцию панспермии, согласно которой жизнь во Вселенной постоянно зарождается в немногих очагах, а затем в виде микроскопических “спор” переносится по тысячам и миллионам планетных сисистем. Распространяются “споры” по безграничному космическому пространству с помощью давления света.
Подобный подход, естественно, автоматически снимает многие противоречия, коими изобилуют альтернативные концепции и ни в коей мере не исключает эволюции биосферы в рамках ее вечного круговорота. Главная проблема, не разрешимая для науки как прошлого, так и настоящего — случайный характер самозарождения жизни на Земле. Индийский естествоиспытатель Ч. Викрамасингх в метафорической форме сформулировал теоретический парадокс, касающийся вероятности возникновения молекулы ДНК эволюционным путем: “Скорее ураган, проносящийся по кладбищу старых самолетов, соберет новехонький суперлайнер из кусков металлолома, чем в результате случайных процессов возникнет из неживых компонентов жизнь”.
Другие зарубежные авторы выдвигают дополнительные аргументы. Так, Дж. Экклз считает, что появление существ, обладающих самосознанием, было непредсказуемо с точки зрения эволюции, да и сам ход эволюции человека был таким невероятным событием, что невозможно поверить, чтобы им управляло что-то, кроме чистой случайности и законов механики. Для начала этот процесс должен включать в себя создание и развитие Вселенной и солнечной системы, которые должны быть в точности такими же, как те, которые делают возможной нашу жизнь в известном нам виде. Малейшее изменение основных констант нашей вселенной нарушит наш метаболизм. Это часть антропного принципа, согласно котрому Вселенная существует потому, что существует человек.
Более того, в процессе эволюции, указывает Экклз, мы “таинственньм образом обходили тупики, к которым не были приспособлены виды нашей ветви развития как менее продуктивные и конкурентоспособные, и это вынудило нас двигаться узкой тропой в сторону развития человеческого рода”. Рыбы, относящиеся к числу наших предков, проявили себя “недостаточно хорошими пловцами” и не смогли соперничать с океаническими хищниками. Однако их плавники превратились в конечности для ползания. Подводная жизнь стала для них нетерпима, и эти существа в конце концов были вынуждены выбраться на сушу и превратиться в амфибий. В качестве амфибий они сумели развить в себе замечательное новшество — добавили к своим конечностям по пять пальцев. Трудно даже представить, какие бы последствия имело бы для человеческого вида отсутствие этого якобы случайного приобретения для природы людей.
Следующей в ряду наших предков стоит непритязательная рептилия, которая с большим трудом смогла пережить своих тяжеловесных соперников — динозавров. Последние чудесным образом погибли, а первые продолжили линию нашего развития и превратились в млекопитающих. Наиболее впечатляющие их представители — плотоядные, травоядные, китообразные — в конечном итоге потеряли свои пять пальцев. Их место в нашей линии развития заняли ранние приматы, которым пришлось жить на деревьях, поскольку соперничество на земле стало слишком опасным. Им были просто необходимы пальцы, которыми они цеплялись в прямом смысле за жизнь. Одновременно зрение стало играть более важную роль, чем обоняние.
Виды, приведшие к появлению человека разумного, характеризуются пластичностью. Они поддавались воспитанию, были гибкими, способными к серьезным изменениям. От их пластичности зависел успех их выживания. “Тонкая и непредсказуемая линия эволюции тянулась в сторону человека”, который оказался неожиданным результатом ее игры. Трудно представить себе, что эта линия явилась результатом игры одних счастливых случайностей. “Биологическая эволюция, — полагает Экклз, — не считается с каждым из нас в отдельности, как с уникальным субъектом, способным осознавать самое себя”. В нашем развитии было слишком много “чудесных избавлений”. Миллионы лет назад ни один биолог не смог бы предсказать, что в конечном итоге появится человек в форме особой комбинации генов.
На этапе homo sapiens начинается новый процесс — культурная эволюция, она сначала дополняет, а впоследствии заменяет собой биологическую эволюцию. Постепенно культура начинает влиять на естественный отбор. Восемьдесят тысяч лет назад в ритуальных похоронных обрядах появляются первые свидетельства развития самосознания и нравственных ценностей. Есть данные, что шестьдесят тысяч лет назад к людям, имевшим физические недостатки, их сородичи проявляли сострадание, поскольку уже тогда недееспособным неандертальцам сохраняли жизнь. И здесь возникает тайна тайн: “Каким образом нравственные ценности могли возникнуть в ходе процесса, которым руководят слепая случайность и естественный отбор?” Сакраментальная проблема во многом упрощается, если при ее решении обратиться к био- и ноосфере.
Культура — это утонченность и совершенствование разума, мыслей, эмоций, манер, вкуса, рожденные обучением и воспитанием. Быть цивилизованным — значит быть социально организованным. Муравьи могут иметь цивилизацию, но не культуру. Каково происхождение культуры? Мозг генетически закодирован, культурная эволюция — нет. Т. Добжанский писал по этому поводу: “Гены сделали возможным возникновение культуры, <...> но не определили, какая конкретно культура развивается, где, когда и как. Гены сделали возможность возникновение человечесхого языка, но они не предопределили, что будет сказано. Нет гена, отвечающего за самопознание или за сознание, за “эго” или разум”. Биосферный же и ноосферный подходы, если брать их в космических параметрах, многие тупики, касающиеся объяснения эволюционных процессов, попросту исключает.
Теория происхождения жизни Аррениуса пользовалась в свое время большой популярностью во всем мире, однако в России из-за одностороннего идеологического диктата была объявлена в 30-е годы ХХ столетия антинаучной и долгое время подвергалась остракизму и шельмованию. Ничего антинаучного в концепции панспермии, естественно, нет; напротив — сплошная наука да еще и высшей пробы. Горячим пропагандистом такого понимания происхождения жизни у нас был непревзойденный мастер отечественной прозы Андрей Платонович Платонов (1899—1951) (рис. 39). В начале 20-х годов в своей публицистике и беллетристике он постоянно обращался к ноосферной тематике. Он свято верил, что будет “найдена утилизованная, самая универсальная и самая мощная энергия”, которая не только позволит проникнуть в самые сокровенные тайны Мироздания и Жизни, но и научиться управляти глубинными закономерностями Природы.
Проза и публицистика Платонова насыщена и перенасыщена ноосферно-космическими мотивами. Для опотизированной формулировки своих идей он сумел выработать особый язык, когда самые обычные и привычные явления выцвечиваются с помощью красок космической палитры. Когда после многих лет обструкции, запретов и замалчивания к российскому и мировому читателю вернулся “полный”, безо всяких изъятий, Платонов, — неизвестно, что больше поразило почитателей опального писателя: его никогда ранее не публиковавшиеся на родине большие романы и повести или же неоконченные произведения и страстные газетные статьи, затерянные в провинциальной печати. Перед изумленным читателем неожиданно открылся кладезь бездонной философской глубины и смелости мысли подобно тому, как перед Генрихом Шлиманом вдруг предстали из-под 20-метровых наслоений крепостные стены и сокровища Трои.
Звездоносная жажда жизни слилась у раннего Платонова с неотвратимым стремлением молодой революционной души к всеобщей космизации будущего, к возжиганию “космической интеллектуальной последней революции. Итогом же всечеловеческого прорыва в сверхчеловеческое будущее должно стать “братство звезд, зверей, трав и человека”. Подобное мироощущение совсем неудивительно — еще в отрочестве через свою учительницу писатель испытал влияние идей своего великого соотечественника — Н.Ф. Федорова. В опубликованном сравнительно недавно незавершенном эссе “Невозможное”, свыше полувека пролежавшего в архиве писателя, содержится в сжатом виде и его понимание сущности жизни во всех ее ипостасях.
У шведского физика Аррениуса, пишет Платонов, есть красивая поразительная гипотеза о происхождении жизни на земле: жизнь не местное, исключительно земное явление, а через эфирные неимоверные пространства переправлена к нам с других планет в виде колоний мельчайших в простейших организмов. Ведь известно, чем ниже организм, тем проще его структура, тем он выносливее к жару, к холоду, к истреблению и т.д. В холоде межпланетных пространств такие организмы несутся в обмершем состоянии и, встретясь с землей, оживают, частично приспособляясь к новым для них условиям. Исследования над жизнью микроорганизмов и теоретические дальнейшие выводы из этих исследований привели к тому, что жизнь на солнце в его адской ужасающей температуре вполне возможна, так же как в мертвой пустоте эфира и на лунных кратерах.
Общий вывод отсюда такой: нет таких условий во Вселенной, к каким бы жизнь не могла приспособиться. Если эти условия гибельны, катастрофичны, то жизнь упрощается до неимоверно малого, чем повышает свою устойчивость и выносливость, и тем спасается. Может быть, атомы и атомы атомов — электроны есть те же микроорганизмы, только предельного, начального типа, т.к. они выносят уже любые вселенские условия и при лучших условиях они как-то синтезируются, усложняются, вступают во взаимную связь и т.д., но при ухудшении этих условий они опять разрушают свои постройки и отступают до первичного тела — электрона, могущественнейшего из всех конструкций мира, потому что самого простого, т.к. в нем минимум конструкции — и разрушительным стихиям остается очень маленькое, узкое поле для действия. Что же перевезло по эфиру эту пыль жизни с звезд на землю? Что служило им транспортом? Писатель отвечает — свет. Свет имеет давление около миллиграмма на 1 кв. метр. Вот пользуясь этим давлением, как ветром в океане, эти тельца жизни и переплыли эфирную бездну. Парусами им служили их же тела, а источником светового ветра и начальным направляющим пунктом его — солнце.
Но как они смогли отойти от солнца и преодолеть его притяжение? Тяготение зависит от массы, а масса такого микроорганизма близка к нулю и световые волны, идущие от солнца, оказываются сильнее солнечного тяготения и преодолевают его. Кроме того, тут играют роль протуберанцы — солнечные пламенные ураганы, на десятки и сотни тысяч километров вздымающиеся от поверхности солнца. Микроорганизм, попавший в такой вихрь, отделяется от солнца, а ведь сила тяготения ослабевает обратно пропорционально квадрату расстояния. Значит, действие солнца, как ветра, усиливается по мере того, чем дальше тело от солнца, т.к. световая волна меньше там затрачивается на погашение обратной ей силы — солнечного притяжения.
Таким образом, жизнь не земного происхождения, а солнечного. Эти микроорганизмы приплыли по эфиру к нам с солнца — иначе нельзя понять механизм их транспортирования, поскольку аппаратом, переправившим их к нам, служит свет. А земля вся в сфере господства только солнечного света и только в крайне незначительной степени — в сфере света других солнц — далеких звезд. Так что получение жизни со звезд мало вероятно или вероятно только в неимоверно малой доле. Жизнь — солнечного происхождения. Мы потомки солнца (под таким названием Платонов написал фантастический рассказ) — не в переносном смысле, а в прямом — физическом. Но жизнь не только перенесена солнечным светом, она сама — свет в физическом смысле. Ибо атом есть, по выводам науки, система электронов, а электрон есть элемент света. И очень вероятно будет предположение, что земля не получала вообще никаких готовых микроорганизмов, а получила и получает один свет и из этого света уже сама образует жизнь в близком и понятном нам смысле, сообразно своим условиям.
Опираясь на господствующие в пору его молодости физические принципы, Платонов создает настоящую поэтическую симфонию в честь света и его неисчерпаемых технических возможностей. Свет — купель жизни; из света делается жизнь на каждой планете и светом она питается. Писатель напоминает о библейском, а также о других восточных преданиях о происхождении мира из света, о древнеиранском Ахурамазде — божестве света и добра (в платоновском эссе он назван Ормуздом — как это и было принято в те времена). Свет должен стать главным объектом науки, ибо вся техника светется в конце концов к светотехнике. Овладев светом, человечество станет почти всемогущим, равным богам. Наступление новой эры — эры света — приведет к освобождению от тяжелого и монотонного физического труда и наступлению полной “свободы духа”, когда люди смогут в полной мере предаться творчеству и любви. (Напомню, что Циолковский в своих футурологических откровениях шел еще дальше и говорил о “лучистм человечестве”
Воздвигнув в своем воображении грандиозное здание космической утопии, Платонов приходит к парадоксальному выводу, ради которого в общем-то и создавалось литературно-философское эссе: “Любовь в этом мире невозможна, но она необходима миру”. Писатель призывет целовать не губы и грудь женщины, а ее душу! Именно такова и построенная им “Вселенная любви”:
“Тогда придет истинное светопреставление. Вселенная из камня станет ураганом. Ибо любовь действует не только в людях, но и в материи. Песок камни и звезды начнут двигаться и падать, потому что ураганная стихия любви войдет в них. Все сгорит, перегорит и изменится. Из камня хлынет пламя; из-под земли вырвется пламенный вихрь и все будет расти и расти, вертеться, греметь, стихать, неистовствовать, потому что вселенная станет любовью, а любовь есть невозможность. А кроме этой невозможности ничего нет. И будет то, чему невозможно быть. И мир будет ураганом выть и гореть в тоске, в смерти, в восторге и экстазе”.
Продолжая развивать свою философию любви, Платонов все же преодолел парадоксальность и двусмысленность вышеприведенных тезисов. В написанном в те же 20-е годы эссе “О любви” (и также опубликованном лишь спустя более полувека) писатель-космист вернулся к простым и понятным всем ценностям:
“Раз человек и вселенная — одно и человек сам та же сила, которая бьется и дышит в звездах и траве, то что же ему непонятно, что его мучит и мешает жить, мешает быть вполне той вольной чудесной силой, которая ничем не ограничена и для которой нет невозможного” что живому человеку мешает быть жизнью, для чего ему потребовалось объяснение и понимание мира и жизни, чтобы жить?”
Эта великая и неискоренимая сила, разлитая по всей Вселенной и составляющая неотъемлемую часть энергии Космоса, — и есть Любовь!
ГЛАВА 3
ЛЮБОВЬ, ЧТО ДВИЖЕТ СОЛНЦЕ И СВЕТИЛА
Когда Глагола творческая сила
Толпы миров воззвала из ночи,
Любовь их все, как солнце, озарила,
И лишь на землю к нам ее светила
Нисходят порознь редкие лучи.
......................................................
И любим мы любовью раздробленной
И тихий шепот вербы над ручьем.
И милой девы взор на нас склоненный,
И звездный блеск, и все красы вселенной
И ничего мы вместе не сольем.
Но не грусти, земное минет горе,
Пожди еще, неволя недолга —
В одну любовь мы все сольемся вскоре,
В одну любовь, широкую как море,
Что не вместят земные берега!