I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 62

по оковам и узам; истинно велико. Многое и другое делает его знаменитым - восхищение

до третьего неба, вознесение в рай, слышание неизреченных слов (2 Кор. 12:2-4); но он не

указал ничего из этого, а вместо всего упоминает об узах, потому что они более, чем все

другое, сделали его знаменитым и славным. Почему же? Потому, что то - дары

человеколюбия Господа, а это - знак твердости и терпения раба; любящие же,

обыкновенно, хвалятся более тем, что они терпят за любимых, нежели благодеяниями,

какие получают от них. Не так царь любуется диадемою, как (Павел) красовался оковами;

и весьма справедливо. Диадема доставляет только украшение увенчанной главе; а узы - и

украшение гораздо большее, и еще - безопасность. Царский венец часто бывал предателем

облеченной в него главы, привлекал множество злоумышленников, и возбуждал страсть к

тирании, а во время сражений это украшение так опасно, что его скрывают и слагают.

Цари на войне переменяют и одежду, и уже прямо становятся в ряды сражающихся:

столько предательства бывает от венца! А узы ничего такого не делают носящим их, но

все наоборот. Когда наступает война и брань с демонами и вражескими силами, - узник,

ограждаясь узами, отражает их нападения. Из светских начальников многие не только

тогда, когда начальствуют, но и когда сложат начальство, называются еще по нему: такой-

то, говорят, бывший консул, такой-то бывший градоначальник. А апостол, вместо всего

этого, говорит: “Павел, узник”; - и весьма справедливо. Те степени начальства не

составляют верного доказательства добродетели душевной, потому что покупаются

деньгами и при помощи ласкательства друзей; а эта власть от уз есть доказательство

любомудрия душевного и величайшее свидетельство любви ко Христу. Те скоро

теряются, а у этой власти нет преемника. Вот, сколько уже протекло времени с тех пор

доныне, а имя этого узника делалось все более и более славным. Все консулы, сколько их

ни было в прежние времена, преданы забвению, даже по имени неизвестны народу; а имя

этого узника - блаженного Павла велико и здесь, велико и в стране варваров, велико и у

скифов и индийцев; дойди до самых пределов вселенной, и там услышишь это имя, и куда

бы кто ни пришел, везде увидит, что имя Павла у всех носится на устах. Да и удивительно

ли, что это так на суше и на море, когда и на небе имя Павла велико у ангелов, у

архангелов, у горних сил, и у Царя их - Бога? Какие же это, скажешь, были узы, что они

доставили такую славу связанному (ими)? Разве не из железа они были сделаны? Правда,

они были сделаны из железа; но в них проявлялась великая благодать Духа, потому что

они были носимы за Христа. О чудо! Рабы связаны, Господь распят, а проповедь с

каждым днем распространяется, и то, что, кажется, должно бы ее остановить, ускорило ее;

и крест и узы, которые казались предметом отвращения, теперь соделались знамениями

спасения, и это железо стало для нас дороже всякого золота, не по своей природе, но по

этой именно причине и основанию. Но вижу, что отсюда рождается у нас некоторый

вопрос. Если будете внимать с усердием, - я и вопрос скажу, и решение предложу. Какой

же это вопрос? Тот же Павел, пришедши однажды к Фесту, и в беседе с ним опровергая

обвинения, взведенные на него иудеями, и рассказывая, как он видел Иисуса, как слышал

блаженный Его голос, как чрез слепоту прозрел, как пал и восстал, как вошел в Дамаск

пленником, связанным без уз, - сказав также о пророках и законе, и показав, что и они

предсказали все это, пленил судью и почти убедил его перейти на свою сторону.

4. Таковы души святых: когда они подвергнутся опасностям, не о том заботятся, как бы

им избавиться от опасностей, но все употребляют к тому, чтобы уловить преследователей,

как это случилось и тогда. Вошел (Павел), чтобы самому оправдаться, а вышел, пленив

судью. И это засвидетельствовал сам судья, говоря: “Ты немного не убеждаешь меня

сделаться Христианином” (Деян. 26:28). Этому надлежало бы быть и сегодня; надлежало

бы и этому начальнику подивиться вашему великодушию, любомудрию, совершенному

спокойствию, и уйти отсюда с уроком от вашего поведения; подивиться собранию,

похвалить собравшихся, и узнать на самом деле, какое различие между язычниками и

христианами. Но (возвратимся к предмету): когда, как сказал я, Павел пленил своего

судью, и этот сказал: “Ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином”,-

Павел отвечал так: “Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и

все, слушающие меня сегодня, сделались христианами (такими, как я), кроме этих уз”

(Деян. 26:29). Что говоришь, Павел? В послании к Ефесянам ты говоришь: “Итак я, узник

в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны” (Еф. 4:1),

а беседуя с Тимофеем: “(по благовествованию моему-ст.8), за которое я страдаю даже

до уз, как злодей” (2 Тим. 2: 8-9), и опять (беседуя) с Филимоном: “Павел, узник Иисуса

Христа” (Флм. 1), состязаясь с иудеями, говоришь: “За надежду Израилеву обложен я

этими узами” (Деян. 28:20), а писав к Филиппийцам, говорил ты: “И большая часть из

братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью,

безбоязненно проповедывать слово Божие” (Флп. 1:14), - везде рассказываешь об узах,

везде выставляешь на вид оковы и хвалишься ими; а пришедши в судилище, где бы всего

более надлежало показать дерзновение, ты изменил любомудрию, и говоришь судье:

“Молил бы я Бога, чтобы” быть тебе христианином, “кроме этих уз”. Если узы - благо,

и такое благо, что доставляют и другим дерзновение говорить в защиту благочестия, как

это самое ты высказал словами: “Большая часть из братьев в Господе, ободрившись

узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово

Божие” (Флп. 1:14), - почему же ты не хвалишься ими пред судьею, но делаешь

противное? Не представляется ли в сказанном нами недоумение? Но я сейчас же дам

решение. Павел сделал это не по робости и не по страху, но по великой мудрости и

благоразумию духовному; а как это, вот я и скажу. Он беседовал с язычником, неверным и

не знающим нашего учения: поэтому не хотел убеждать его указанием на вещи трудные,

но, как говорил он о себе – “для чуждых закона - как чуждый закона ” (1 Кор. 9:21), так

поступил и здесь. Если, говорит (апостол), услышит (судья) о узах и скорбях, тотчас

убежит, потому что не знает силы уз. Пусть прежде уверует, пусть вкусит проповеди:

тогда и сам устремится к этим узам. Я слышал слово Господа моего, что “никто к ветхой

одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от

старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а

иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают” (Мф. 9:16-17). Душа

этого человека есть риза ветхая и мех ветхий: она не обновлена верою, не возрождена

благодатью Духа, еще немощна и земна, думает о житейском, привязана к блеску

мирскому, любит настоящую славу. Если в самом начале он услышит, что, сделавшись

христианином, он потом сделается узником и отягчен будет оковами, то, устыдясь, и

покраснев, убежит от проповеди. Вот почему (Павел) сказал: “Кроме этих уз”, - не

порицая самые узы, - да не будет! - но снисходя к немощи судьи; сам же он так любит и

лобызает их, как любящая наряды женщина свои золотые ожерелья.

Откуда это видно? “Ныне радуюсь в страданиях моих за вас, - говорит он, - и

восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его” (Кол. 1:24); и

опять: “потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за

Него” (Флп. 1:29); и опять: “и не сим только, но хвалимся и скорбями” (Рим. 5:3). Если

же он радуется и хвалится скорбями, и называет их даром благодати, то очевидно, что он

по той причине говорил так, беседуя с судьею. И в другом месте, будучи опять поставлен

в необходимость хвалиться, он доказывает тоже самое так: “Я гораздо охотнее буду

хвалиться, - говорит, - своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова” (2

Кор. 12:9-10). И опять: “Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью

моею” (2 Кор. 11:30). И еще в одном месте, сравнивая себя с другими, и чрез это

сравнение показывая нам (свое) превосходство, говорит так: “Христовы служители? (в

безумии говорю:) я больше” (ст.23). И, чтобы показать это превосходство, он не сказал о

себе, что воскрешал мертвых, изгонял демонов, очищал прокаженных и сделал что-либо

другое подобное, - но что? Сказал, что он претерпел тысячи бедствий. В самом деле,

сказав: “Я больше”, - он указал на множество искушений, говоря так: “Безмерно в ранах,

более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по

сорока [ударов] без одного; три раза меня били палками, однажды камнями

побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине

[морской]” (2 Кор. 11:23-25), - и все прочее. Так Павел везде хвалится скорбями и

чрезвычайно славится ими! И весьма справедливо: потому что тем особенно и

доказывается сила Христова, что этими-то средствами апостолы и победили (мир): узами,

скорбями, ранами и крайними бедствиями. И Христос предвозвестил два эти (состояния) -

скорбь и покой, подвиги и венцы, труды и награды, наслаждения и горести; но горести

предоставил настоящей жизни, а наслаждения отложил до века будущего, показывая, что

Он не обманывает людей, и желая этим порядком облегчить самую тяжесть бедствий. Кто

обманывает, тот сначала предлагает наслаждения, и потом подвергает горестям;

например: торгующие людьми, уводя и похищая малых детей, не обещают им раны и

побои, или что-либо подобное, но дают пряники, закуски и прочее такое, чем

обыкновенно услаждается детский возраст; чтобы они, обольстившись этим, и отдав свою

свободу, впали в крайнее бедствие. Таким же способом птицеловы и рыбаки заманивают

свою добычу, предлагая наперед обыкновенную и приятную для нее пищу, и этою пищею

прикрывая сеть. Так обманщикам более всего свойственно предлагать прежде приятное, а

после наводить горе: истинно заботливые и попечительные поступают совершенно

напротив. Отцы поступают иначе, чем торгующие людьми: посылая детей в училище, они

приставляют к ним надзирателей, грозят наказаниями, внушают страх, и когда дети

проведут так первый возраст, тогда им, достигшим уже совершеннолетия, передают

почести, и власть, и удовольствия, и все свое богатство.

5. Так поступил и Бог: не по обычаю торгующих людьми, но по примеру заботливых

отцов, Он наперед подверг нас горестям, предав настоящим скорбям, как надзирателям и

учителям, чтобы мы, наставленные и вразумленные ими, показав полное терпение,

научились всякому любомудрию, и таким образом, достигши совершенного возраста,

наследовали царство небесное; наперед он делает нас способными распоряжаться

даруемым богатством, и потом уже вручает самое богатство. И если бы Он этого не

сделал, то дарование богатства было бы не даром, а наказанием и мукой. Неразумный и

расточительный отрок, получив родительское наследство, от этого самого погибает,

потому что у него нет столько благоразумия, сколько бы нужно для управления

имуществом; напротив, если будет благоразумен, скромен, целомудрен и умерен, если

употребляет отцовское имущество на нужды, тогда он становится еще более знаменитым

и славным. Так должно быть и с нами. Когда мы приобретем духовное благоразумие,

когда все “придем…в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова” (Еф.

4:13), тогда Бог даст нам все, что обещал; а теперь, как малых детей, учит Он нас, ободряя

и утешая. И не эта одна польза от того, что скорби предшествуют (блаженству); есть и

другая, не меньшая этой. Кто наперед наслаждается, а после наслаждения ожидает

мучения, тот, вследствие ожидания будущих бедствий, не ощущает и настоящего

наслаждения; а кто прежде терпит горести и после них надеется наслаждаться весельем,

тот ни во что ставит и настоящие неприятности, в надежде будущих благ. Так Бог

определил наперед быть бедствиям, не только для безопасности, но и для удовольствия и

утешения нашего, чтобы мы, будучи облегчаемы надеждою на будущее, нисколько не

чувствовали настоящего. Указывая на это самое, и Павел говорит: “Ибо

кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке

вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое” (2 Кор. 4:17-18). Он

назвал скорбь легкою, не по собственной природе бедствий, но по ожиданию будущих

благ. Как купец не чувствует тягости плавания, будучи облегчаем надеждою на прибыль,

и борец мужественно переносит удары в голову, имея в виду венец; так и мы, взирая на

небо и небесные блага, мужественно перенесем все, какие ни постигнут нас, бедствия,

укрепляясь доброю надеждою не будущее. Итак, с этим изречением [2] и выйдем отсюда:

оно и просто и кратко, но заключает в себе великий урок любомудрия. Кто в печали и

скорби, тот находит здесь достаточное утешение; кто в наслаждении и роскоши, тот -

великое вразумление. Когда, возлежа за трапезой, вспомнишь это изречение, то скоро

уклонишься от пьянства и пресыщения, узнав из этого изречения, что нам должно

подвизаться, - и скажешь самому себе: Павел в узах и темницах, а я в упоении и за

роскошною трапезою; какое же будет мне прощение? Это изречение полезно и для жен.

Любящие наряды и расточительные, обвешивающие себя со всех сторон золотом,

вспомнив об этих узах (Павловых), возненавидят, я уверен, и с презрением бросят те

украшения, и прибегнут к этим оковам, - потому что те украшения часто были причиною

многих зол, вносили в дом тысячи браней, порождали и зависть, и зложелательство, и

ненависть, а эти (оковы) разрешили грехи вселенной, устрашили демонов и дьявола

обратили в бегство. С ними Павел, и в темнице, убедил темничного стража, с ними

привлек к себе Агриппу, с ними приобрел множество учеников. Потому и сказал он: “(по

благовествованию моему-ст.8), за которое я страдаю даже до уз, как злодей” (2 Тим.

2:9). Как невозможно связать луча солнечного, ни запереть в доме, так невозможно - и

слова проповеди. И еще того более: учитель был связан, а слово летало; он жил в темнице;

а учение, как бы на крыльях, обтекало всю вселенную.

6. Итак, зная это, не станем упадать духом в несчастиях, но тогда-то особенно и будем

более возмогать и укрепляться, потому что “от скорби происходит терпение” (Рим. 5:3).

Не станем скорбеть, когда постигают бедствия; но будем за все благодарить Бога. Мы

провели уже вторую неделю поста; но не на это будем смотреть, потому что провести пост

значит не то, чтобы провести только время, но чтобы провести его в добрых делах.

Подумаем о том, сделались ли мы рачительнее, исправили ли какой-нибудь из своих

недостаток, омыли ли грехи. Во время четыредесятницы, обыкновенно, все спрашивают о

том, сколько недель кто постился; и можно слышать от одних, что они постились две, от

других, что - три, а от иных что - все недели. Но что пользы, когда мы проведем пост без

добрых дел? Если скажет иной: постился всю четыредесятницу, - ты скажи: я имел врага и

примирился, имел привычку злословить и оставил ее, имел привычку клясться и оставил

эту дурную привычку. Для мореходцев нет никакой пользы в том, что они переплывут

большое пространство моря, но полезно для них, когда приплывут с грузом и со многими

товарами. И для нас нет никакой пользы от поста, когда мы проведем его просто, как-

нибудь и суетно. Если мы постимся, воздерживаясь только от пищи, то, по прошествии

сорока дней, проходит и пост. А если воздерживаемся от грехов, то, и по прошествии

этого поста, он еще продолжается, и будет нам постоянная от него польза, и, еще прежде

царствия небесного, он здесь воздаст нам не мало наград. Как живущий во грехе, и прежде

геенны, наказывается угрызением совести; так богатеющий добрыми делами, и прежде

царствия, наслаждается величайшею радостью, питаясь благими надеждами. Поэтому

Христос говорит: “Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей

никто не отнимет у вас” (Ин. 16:22). Кратко изречение, но в нем много утешения. Что бы

это значило: “радости вашей никто не отнимет у вас”? У тебя есть деньги? Радость о

богатстве многие могут взять у тебя - и вор, разламывающий стену, и раб, уносящий

вверенное ему, и царь, отбирающий имение в казну, и завистливый человек, вводящий

клевету. Имеешь ты власть? Многие могут взять у тебя радость о ней. Когда прекратится

начальствование, прекратится и удовольствие; да и во время самого начальствования

много встречается дел трудных и соединенных с заботами; они уменьшают твою радость.

Пользуешься крепостью тела? Постигла тебя болезнь - и расстроила радость о ней. Ты

красив и благообразен? Пришла старость - и сокрушила и унесла эту радость. Станешь

наслаждаться роскошною трапезою? С наступлением вечера окончится и радость

пиршества. Так всякая мирская вещь легко повреждается и не может доставить нам

прочного удовольствия; но благочестие и доблесть душевная - совсем другое дело. Если

подашь милостыню, - никто не может отнять у тебя этого доброго дела. Пусть нападут со

всех сторон войска, цари, тысячи клеветников и злоумышленников: они не могут отнять

приобретения, сокрытого на небе; нет, радость эта остается навсегда. “Он расточил, -

говорит, - роздал нищим; правда его пребывает во веки” (Пс. 111: 9). И весьма

справедливо, - потому что она хранится в небесных сокровищницах, где вор не

подкапывает, разбойник не отнимает, моль не съедает (Мф. 6:20). Если будешь совершать

постоянные и прилежные молитвы, - никто не может похитить плода их, потому что этот

плод утвердился корнем в небесах, безопасен от всякого повреждения и остается не

доступен. Если, потерпев зло, сделаешь добро; если терпеливо перенесешь злословие;

если, быв поруган, станешь благословлять: эти добрые дела останутся на всегда, и

“радости” о них “никто не отнимет”, но всякий раз, как вспомнишь о них, будешь

радоваться, веселиться и вкушать великое удовольствие. То же самое будет, если мы

успеем в том, чтобы избегать клятв и заставим язык наш воздерживаться от этой

гибельной привычки: доброе это дело сделается в короткое время, а радость от него будет

постоянна и непрерывна. Впрочем, вы должны быть и для других учителями и

руководителями; должны брать, наставлять и руководить - ближние друзей, рабы сорабов,

и юноши сверстников. Если бы кто-нибудь обещал тебе по одному червонцу за

исправление каждого человека, не употребил ли бы ты всего старания, не просиживал ли

бы с ним по целым дням, убеждая и увещевая его? Но вот, Бог обещает тебе в награду за

эти труды не один, не десять, не двадцать, не сто, не тысячу червонцев, даже и не всю

землю, но дает тебе то, что больше всего мира, царство небесное, и не одно это царство,

но и другое кроме его. Что же это такое? “Если извлечешь драгоценное из ничтожного,

то будешь как Мои уста”, - говорит Он (Иер. 15:19). Что может сравниться с этим по

чести и благонадежности? Какое же для нас извинение и прощение, когда мы, после столь

великого обещания, не заботимся о спасении ближнего? Когда ты увидишь слепца,

падающего в пропасть, то простираешь руку, и считаешь недостойным оставить без

помощи погибающего; а видя, как ежедневно все братья падают стремглав в дурную

привычку клясться, не смеешь сказать слова? Но ты сказал раз, и (ближний) не послушал?

Так скажи и в другой, и в третий, и сколько бы ни было, пока не убедишь. Бог говорит к

нам каждый день, а мы не слушаем, и Он не перестает говорить; и ты подражай этой

попечительности о ближнем. Для того мы и живем вместе, населяем города и собираемся

в церквах, чтобы “бремена друг друга” носить (Гал. 6:2), чтобы исправлять друг друга от

грехов. Как люди, живущие в одной лавке, хотя и разные продают товары, но все доходы

складывают в общую кассу: так будем делать и мы. Какое кто может сделать добро

Blog

I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях