I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 62

трепете, и по наступлении вечера не надеясь увидеть зарю, а с появлением дня не чая

дожить до вечера. Многие даже сделались добычею зверей, когда убежали в пустыни и

переселились в места непроходимые; не только мужчины, но и малые дети, и благородные

и прекрасные жены в продолжение многих ночей и дней скрываются в пещерах,

пропастях и оврагах пустынных. Нового рода плен постиг наш город: даже и стены целы,

а жители бедствуют хуже погоревших городов; нет ни одного варвара, не видно

неприятеля, а они несчастнее пленников, и движение одного листа всех их пугает

каждодневно. Это все знают, и не столько вразумились бы, если бы увидели город

разрушенным, сколько (вразумляются) теперь, слыша об этом несчастии его. Итак, не

думай, будто прочие города будут хуже. Нет, если бы ты разрушил другие города, и тогда

не вразумил бы их так, как ныне, когда смутным ожиданием будущего наказал ты их

жесточе всякой казни. Не протягивай же долее их несчастий, но дай им наконец

вздохнуть. Наказать виновных и взыскать за проступки, конечно, легко и удобно; но

пощадить оскорбивших и дать прощение провинившимся в непростительном деле, - это

возможно разве для одного - двух, и особенно, когда оскорбленный будет царь. Затем,

покорить себе страхом - легко; но сделать всех друзьями, и заставить полюбить твое

царствование и воссылать не только всем общие, но и каждому свои особенные молитвы о

твоем правлении - это дело трудное. Пусть кто истратит тысячи денег, пусть двинет

тысячи войск, пусть сделает, что угодно; не легко будет ему привлечь к себе

расположение такого множества людей, а для тебя теперь это будет легко и удобно.

Сколько стоило бы тебе денег, сколько стоило бы трудов - приобрести в краткое

мгновение времени всю вселенную, и заставить всех людей, как нынешних, так и

будущих, просить (у Бога) и твоей главе всего, чего только просят они детям своим? Если

же так от людей, подумай, какую награду получишь от Бога, не только за то, что теперь

делается, но и за то, что впоследствии будет сделано другими. Ведь, если когда случится

подобное нынешнему происшествие, чего не дай Бог, и некоторые из оскорбленных

замыслят отмстить оскорбившим, твоя кротость и терпение будут им вместо всякого

наставления и увещания, и стыдно и совестно им будет, имея такой образец любомудрия,

показаться худшими. Так, будешь ты учителем всех потомков, и, хотя бы они дошли до

той же высоты любомудрия, однако ты будешь иметь над ними преимущество, потому что

не все равно - самому ли первому показать такую кротость, или, смотря на других,

подражать их делам. Поэтому, какое бы ни показали последующие за тобою (цари)

человеколюбие и кротость, вместе с ними получишь награду и ты: кто дал корень, тот

будет виновником и плодов. Поэтому, с тобою никто не может разделять теперь награду

за человеколюбие: оно собственно твое только дело; а ты со всеми, кто только

впоследствии явится подобным тебе, можешь одинаково участвовать в добром деле, и

получить такую же долю, какую наставники в учениках. А если никого не будет такого,

опять твоя слава и честь возрастать будут с каждым поколением. Подумай, каково это:

услышат все потомки, что, когда столь великий город подпал наказанию и мести, когда

трепетали и устрашились все - и военачальники, и градоправители, и судьи, и не смели

подать голоса за несчастных, - предстал один ходатай Божий, облеченный священством, и

одним видом, простою беседою преклонил державного; и - чего этот не давал никому из

подданных, то, из уважения к законам Божиим, дал одному старцу. Ведь, и этим самым

город не мало почтил тебя, государь, что послал меня ходатайствовать по этому делу: они

произнесли о тебе самое лучшее и прекрасное суждение, - что, тогда как всякое

начальство под тобою, ты оказываешь предпочтение священникам Божиим, как бы ни

были они незначительны. Впрочем, не от них только иду теперь, но еще прежде, чем от

них, от общего Владыки ангелов послан я сказать кротчайшей и снисходительнейшей

душе твоей, вот что: “Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и

вам Отец ваш Небесный” (Мф. 6:14). Итак, вспомни о том дне, в который все мы дадим

отчет в делах своих. Подумай, что, если и ты согрешил в чем, то можешь загладить все

согрешения этим приговором и решением, - без трудов, без усилий. Так, другие ходатаи

приносят золото, серебро и другие подобные дары; а я пришел к твоему царскому

величеству с священными законами, и представляю их вместо всяких даров, и молю тебя

поступить подобно Владыке твоему, Который, хотя каждодневно бывает нами

оскорбляем, не престает однако сообщать всем дары Свои. Не посрами же наших надежд

и обещаний не сделай тщетными. Скажу тебе, между прочим, и то, что, если решишься

помиловать город, оказать ему прежнее благоволение, и оставить праведный этот гнев, я

возвращусь с великим дерзновением; если же отринешь город от сердца твоего, не только

не возвращусь в него и не увижу земли его, но однажды навсегда отрекусь от него, и

запишусь в другой город. Нет, никогда не припишусь к тому городу, с которым ты,

человеколюбивейший и кротчайший из всех людей, не хочешь примириться и войти в

общение".

4. Сказав это и еще больше этого, святитель так тронул царя, что произошло то же, что

некогда случилось с Иосифом. Как этот тогда, увидя братьев, хотел бы плакать, но

скрывал скорбь, чтобы не изменить притворству; так и царь - плакал в душе, но не

показывал этого из-за бывших тут. Однако, наконец он не мог скрыть чувства и против

воли обнаружил его. После этой речи уже не нужно было ему других слов, а только одно

произнес он слово, которое украсило его гораздо более диадемы. Что же это за слово? -

"Что удивительного и великого, - сказал он, - если перестанем гневаться на оскорбивших -

на людей, мы - люди же, когда Владыка вселенной, пришедши на землю и ради нас

сделавшись рабом, и будучи распят облагодетельствованными Им, молил Отца о

распявших Его так: “Прости им, ибо не знают, что делают” (Лк. 23:34); так что

удивительного, если мы простим подобным нам рабам?" А что эти слова были не

лицемерны, это доказали все события, а не меньше их и то, о чем намереваюсь теперь

сказать. Когда святитель сам хотел совершить там (в Константинополе) вместе с царем

настоящий праздник, (царь) насильно заставил его ускорить (отбытием) и поспешить, и

явиться гражданам (Антиохии). "Знаю, - сказал он, - что теперь души их мятутся, и много

еще следов несчастия: иди, утешь. Когда увидят кормчего, то и не вспомнят о миновавшей

буре, но совсем изгладят и самую память о бедствиях". Когда же святитель стал просить

настоятельно, чтобы (царь) послал сына своего, он, желая показать ясно, что совершенно

истребил в душе весь гнев - "молитесь, - сказал, - чтобы устранились эти препятствия,

чтобы утихли эти войны - и непременно я сам приду". Что может быть добрее этой души?

Пусть устыдятся наконец язычники, или лучше, не устыдятся, но пусть вразумятся,

оставят свое заблуждение, обратятся к силе христианства, узнав от царя и от святителя

наше (христианское) любомудрие. Боголюбивейший царь не остановился тогда и на этом:

после того, как святитель уже и выбыл из города (столичного) и переплыл море [5], царь

послал туда некоторых справиться и понаблюсти, чтобы тот не тратил времени и не

отнимал на половину радости у города (Антиохии), проводя праздник в другом месте.

Какой кроткий отец показал бы такую заботливость об оскорбивших его? Скажу и еще

нечто в похвалу этого праведного (епископа). Совершив такое дело, он не поспешил, как

сделал бы всякий другой славолюбец, сам принести грамоту, которою прекращалось наше

бедствие; но как сам он шел довольно медленно, то упросил одного из искусных в

верховой езде опередить его и принести городу добрые вести, чтобы от медленности его

путешествия не продлилось уныние. Единственным желанием было у него не то, чтобы

самому принести эти счастливые и весьма радостные вести, но - чтобы скорее

успокоилось отечество наше.

Итак, что тогда сделали вы, украсив площадь венками, зажегши светильники, разостлав

пред мастерскими ковры, и как тогда торжествовали, как будто бы город родился вновь:

то же делайте и во всякое время, (только) иначе, украшаясь не венками из цветов, но

добродетелью, возжигая в душе своей свет (добрых) дел, радуясь духовною радостью.

Никогда не перестанем и благодарить Бога за все это, и изъявлять пред Ним великую

признательность не только за то, что прекратил бедствия, но и за то, что попустил их: чрез

то и другое Он прославил наш город. “Передайте об этом, - по слову пророческому, -

детям вашим; а дети ваши пусть скажут своим детям, а их дети следующему роду”

(Иоиль. 1:3), - чтобы все, кто ни будет жить до скончания века, познав человеколюбие

Божие, проявившееся на городе, и ублажали нас, получивших такую милость, и дивились

нашему Владыке, восстановившему так падший город, да и сами получили бы пользу,

всеми этими событиями побуждаясь к благочестию. Повествование о случившемся с нами

может приносить весьма великую пользу, не только нам, если будем всегда о том

помнить, но и нашим потомкам. Размышляя обо всем этом, будем всегда, не только при

прекращении бедствий, но и при попущении их, благодарить человеколюбивого Бога, -

узнав и из божественного Писания, и из случившегося с нами, что Он всегда устрояет все

ко благу нашему с подобающим Ему человеколюбием, которым постоянно пользуясь, да

получим мы и царство небесное, чрез Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и

держава во веки веков. Аминь.

[1] Т. е. низвержением царских статуй.

[2] Епископа Флавиана в столицу.

[3] Епископ Флавиан.

[4] Константинополя.

[5] Конечно, Босфор, которым отделяется европейский берег, где стоит Константинополь,

от азиатского.

СЛОВА ОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ

Два огласительных слова к готовящимся к крещению произнесены святым. Иоанном

Златоустым, как полагают, в 387 г. во время святой Четыредесятницы: первое за тридцать

дней до Пасхи, второе - десять дней спустя после первого. (т. 2, ч. 1)

СЛОВО ПЕРВОЕ

К готовящимся к просвещению, и о том, почему крещение называется баней пакибытия, а

не оставления грехов, и что опасно не только нарушать клятву, но и клясться, хотя бы мы

клялись справедливо.

КАК вожделен и любезен нам сонм юных братьев! Я называю вас братьями еще прежде

рождения и приветствую вас, как родных, еще прежде, нежели вы родились. Я знаю,

верно знаю, какой вы имеете удостоиться чести и какой власти, а тех, которым предстоит

получить власть, обыкновенно все уважают еще прежде получения этой власти, чтобы

услужливостью предварительно снискать себе их благосклонность на будущее время. Это

теперь делаю и я, так как вам предстоит получить не только власть, но самое царство, и

притом не просто царство, но царство небесное. Посему, прошу и умоляю вас, вспомните

обо мне, когда достигнете этого царства; Иосиф говорил начальнику виночерпиев:

"вспомни же меня, когда хорошо тебе будет" (Быт. 40:14), так и я теперь говорю вам:

"вспомните меня, когда хорошо вам будет". Не за истолкование снов я прошу у вас

этого воздаяния, подобно ему, так как я пришел не сны разгадывать вам, но возвещать о

предметах небесных и преподать благовестие о тех благах, "не видел того глаз, не

слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку"; таковы блага, "что приготовил

Бог любящим Его" (1 Кор. 2:9). Иосиф говорил виночерпию: "через три дня фараон

вознесет главу твою и возвратит тебя на место твое, по прежнему обыкновению,

когда ты был у него виночерпием" (Быт. 40:13); а я не говорю: еще три дня, и вы

сделаетесь виночерпиями властителя, - но: еще тридцать дней, и не фараон, а Царь

небесный возведет вас в горнее отечество, в свободный Иерусалим, в город небесный. Тот

говорил: "и ты подашь чашу фараонову в руку его" (Быт. 40:13); а я не говорю: вы

будете подавать чашу в руки царя, - но: сам Царь даст в руки ваши чашу страшную, и

исполненную великой силы и драгоценнейшую всякой твари. Посвященные в тайны

знают силу этой чаши; узнаете и вы спустя немного. Итак, вспомните обо мне, когда

войдете в то царство, когда получите царскую одежду, когда облечетесь в порфиру,

обагренную кровью Владычной, когда наденете диадему, испускающую со всех сторон

лучи светлее солнечных. Таковы дары Жениха, хотя превышающие ваше достоинство, но

достойные Его человеколюбия.

Посему я и ублажаю вас еще прежде вступления вашего в тот священный брачный чертог,

и не только ублажаю, но и хвалю ваше благоразумие, что вы приступаете к крещению не

при последнем дыхании, как беспечнейший из людей, но как благоразумные рабы,

готовые с великим благорасположением повиноваться Господу, уже с этого времени с

великой покорностью и рвением склоняете выю души под иго Христово, принимаете это

благое иго и возлагаете на себя это легкое бремя. Хотя и равны дары благодати для вас и

для принимающих таинство при конце жизни, но неодинаково расположение воли и

приготовление к делу. Те принимают таинство на одре, а вы в недрах Церкви, общей всем

нам матери; те - в скорби и слезах, а вы - в радости и веселье; те - со стенанием, а вы - с

благодарностью; те - объятые сильной горячкой, а вы - исполняясь великого духовного

удовольствия. Поэтому здесь все соответствует дару, а там все противоположно дару: там

принимающие таинство предаются великому сетованию и плачу, стоят кругом дети

плачущие, жена, бьющая себя по ланитам, друзья печальные, слуги, обливающиеся

слезами, вид всего дома уподобляется какому-то ненастному и мрачному дню; а если

раскроешь самое сердце лежащего, то найдешь его скорбным более всего этого. Как

ветры, с великой силой устремляющиеся один против другого, разделяют море на многие

части, так и мысли о постигающих его тогда бедствиях, внедряясь в душу больного,

разрывают сердце его на множество забот. Взглянет ли он на детей, - представляет их

сиротство; взглянет ли на жену, - думает об ее вдовстве; взглянет ли на слуг, - приходит

на мысль запустение всего дома; обратится ли к самому себе, - припоминает свою

настоящую жизнь и, готовясь расстаться с ней, покрывается великим облаком печали.

Такова душа намеревающегося тогда принять таинство. Потом, среди такого смятения и

беспокойства, входит священник, который для больного страшнее самой горячки, а для

приближенных к больному ужаснее смерти, потому что прибытие священника считается

знаком большей безнадежности, нежели голос врача, отчаивающегося в жизни больного, и

источник вечной жизни кажется знаком смерти. Но я еще не сказал о самом главном зле:

часто, среди смятений со стороны родных и приготовлений, душа, покинув тело, отлетает;

а многим и присутствие ее не приносит никакой пользы, потому что если готовящийся

принять таинство не узнает присутствующих, не слышит их голоса и не может произнести

тех слов, посредством которых он должен вступить в блаженный завет с общим всем нам

Владыкой, но лежит, как безжизненное дерево или камень, нисколько не отличаясь от

мертвого, - то какая польза от принятия таинства при таком бесчувствии?

2. Тому, кто намеревается приступить к священным и страшным таинствам, надлежит

быть трезвенным и бодрым, свободным от всякого житейского попечения, исполненным

великого целомудрия и великой ревности, исторгнуть из ума всякие помыслы, чуждые

таинствам, и сделать храмину свою во всех отношениях чистой, как намеревающемуся

принять самого Царя. Так подготовлен ваш ум, таковы ваши помыслы, таково настроение

вашей души. Ожидайте же за столь прекрасное расположение достойной награды от Бога,

Который воздаяниями Своими превышает заслуги оказывающих Ему повиновение. Но так

как и сослужителям надлежит привносить должное с их стороны, то и мы привнесем

должное с нашей стороны, или лучше - и это не наше, а также Владычнее; ибо "что ты

имеешь", говорит апостол, "чего бы не получил"? "А если получил, что хвалишься,

как будто не получил" (1 Кор. 4:7)? Хотел бы я, прежде всего, сказать, почему наши

отцы узаконили из всего года в это время допускать чад Церкви к принятию таинства

(крещения) и для чего они положили, после наших поучений, раздевать вас и разувать, и

раздетых и разутых, покрытых только одной срачицею (рубашкою), препровождать к

словам заклинателей. Не просто и не напрасно они установили и этот вид и это время; но

то и другое имеет таинственное и глубокое значение. Хотел бы я открыть его вам, но

вижу, что теперь беседа призывает нас к другому нужнейшему предмету. Нужно сказать,

что такое крещение, для чего оно введено в нашу жизнь, и какие блага оно доставляет

нам.

Но, если хотите, будем беседовать наперед о названии этого таинственного очищения.

Оно называется не одним наименованием, но многими и различными. Так, это очищение

называется баней пакибытия: "спас нас", говорит апостол, "баней возрождения и

обновления Святым Духом" (Тит. 3:5). Называется и просвещением, как называет его

опять Павел: "вспомните прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали

великий подвиг страданий" (Евр. 10:32); и еще: "ибо невозможно - однажды

просвещенных и отпадших, опять обновлять покаянием" (Евр. 6:4,6). Называется и

крещением: "все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись" (Гал. 3:27).

Называется и погребением: "мы погреблись с Ним", говорит, "крещением в смерть"

(Римл. 6:4). Называется и обрезанием: "в Нем вы и обрезаны обрезанием

нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым"

(Кол. 2:11). Называется и крестом: "ветхий наш человек распят с Ним, чтобы

упразднено было тело греховное" (Римл. 6:6). Можно указать много и других его

наименований, но, чтобы нам не употребить всего времени на исчисление названий этого

дара, обратимся теперь к первому названию и, объяснив его значение, прекратим беседу;

речь же начнем немного издалека. Есть общее всем людям омовение посредством бань,

которое обыкновенно омывает нечистоту телесную. Есть омовение иудейское, которое

хотя важнее первого, но гораздо ниже благодатного, - так как и оно омывает нечистоту

телесную, но не только телесную, а и зависящую от немощной совести. Есть много вещей,

которые по свойству своему не нечисты, но становятся нечистыми от немощи совести.

Как в отношении к детям маски и прочие пугалища, которые по свойству своему не

страшны, кажутся детям страшными по слабости их естества, так и в отношении к тому, о

чем я сказал, например, прикосновение к мертвым телам по свойству своему не нечисто,

но когда оно случится с человеком немощной совести, то делает прикоснувшегося

нечистым. Что это дело по свойству своему не нечисто, показал сам учредитель закона

Моисей, который нес с собой мертвого Иосифа, и, однако, остался чистым. Посему и

Павел, рассуждая о такой нечистоте, происходящей не от природы, а от немощи совести,

говорит так: "нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо

нечистым, тому нечисто" (Римл. 14:14). Видишь ли, что нечистота происходит не от

свойства вещей, а от немощи помышления? И еще: "все чисто, но худо человеку,

который ест на соблазн" (Римл. 14:20). Видишь ли, что не вкушение, но соблазнительное

вкушение бывает причиной нечистоты?

3. Такую скверну очищало иудейское омовение; а омовение благодатное очищает не

такую нечистоту, но действительную, которая производит великое осквернение вместе с

телом и в душе: оно делает чистыми не тех, которые прикоснулись к мертвым телам, но

которые коснулись мертвых дел. Развратник ли кто, или блудник, или идолослужитель,

или сделал какое-либо другое зло, хотя бы даже он соединил в себе все человеческие

пороки, но если он войдет в водную купель, то выйдет из этих божественных струй чище

Blog

I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях