Geum.ru

В. П. Лега. Основное богословие

Вид материалаЛекция
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
Лекция 6

20.10.99


В своей вчерашней защите я сделал очень печальный для себя вывод. Хоть все прошло очень гладко, те вопросы, которые мне задавались и та дискуссия, которая вокруг этого была, все это создавало впечатление, что я защищался на степень кандидата не богословия, а философских. Только лишь замечания о. Валентина Асмуса и вопрос Л.И.Василенко касались богословской проблематики. Все остальные вопросы были вопросами по философии, несмотря на то, что в своей вступительной речи я отметил, что философскую часть я считаю для себя второстепенной. Почему же не было ни одного вопроса или замечания по второй части, т. е. собственно апологетики? Или все, что я говорил, совершенно очевидно и я просто толок воду в ступе, или же, наоборот, все это было абсолютно непонятно?

Наше с вами общение идет только на уровне лекции, хотя оно может быть и более тесным в обе стороны. Если есть какие-то вопросы или замечания, я всегда готов их выслушать. Тем более, что среди вас, как оказалось, есть студенты, не слышавшие курса западной философии (прежде всего, с факультета церковных художеств), и многое из того, что мне и многим из вас кажется совершенно очевидным, им непонятно. Не стесняйтесь говорить об этом на лекции.

Прошлую лекцию я построил как лекцию о доказательствах бытия Бога. Сейчас я снова вернусь к этой теме, потому что прошлая лекция была несколько более концептуальна, я пытался изложить в ней свои теоретические обоснования, как относиться к доказательствам бытия Бога и какую роль они вообще могут играть в системе православного основного богословия. Но конкретные виды доказательств и виды их опровержений на прошлой лекции нами практически не рассматривались.

Если я буду говорить вещи очевидные, или наоборот непонятные, пожалуйста не стесняйтесь и старайтесь меня ориентировать в правильном направлении.

Итак, на прошлой лекции я предлагал классификацию доказательств бытия Бога, основывающихся на самопознании и исходящих из внешнего мира, и показывал, что доказательства, основанные на самопознании, как то онтологическое и нравственное (Кантовское) являются с философской точки зрения более безупречными и поэтому могут претендовать на то, чтобы быть доказательствами в том аспекте, в каком вообще можно говорить о “доказательстве бытия Бога”.

Может быть, кого-то насторожило или шокировало мое пренебрежение к доказательствам, основанным на познании объекта, т. е. внешнего мира, которые я, пользуясь аргументами Юма и Канта, объявил несостоятельными. Действительно, несостоятельность их основывается скорее на философском понимании этих доказательств. Но философское понимание не обозначает собою все понимание. Обращение к этим доказательствам может быть полезно с точки зрения современного естественно-научного познания, особенно физического и биологического, поэтому пренебрегать ими совершенно нельзя. К этим доказательствам относится прежде всего доказательство космологическое, говорящее о наличии в мире причинно-следственных связей и о наличии движения в мире, и о том, что эти причинно-следственные связи и движение несомненно должны иметь некоторую причину вне этого мира, причину, восходящую к Богу.

Иногда современное научное мышление утверждает, что это не так, что можно предположить существование мира вечным и в таком случае не нужно прибегать к выводу о том, что должна существовать некая причина существования этого мира. Но обращаю ваше внимание на такой парадокс, на который почему-то закрывают глаза даже современные естествоиспытатели. С одной стороны, во всех научных книгах, особенно в книгах биологических и астрофизических, рассказывается о времени возникновения жизни на Земле, рассказывается о возрасте Земли, о возрасте солнечной системы, о возрасте Вселенной. И после этого тут же спокойно заявляется, что мир вечен, что он никогда никем не был сотворен и что нет никакой причины, существующей вне его. Мне лично с моим способом понимания эти два высказывания кажутся противоречащими друг другу. Если мир вечен, то на каком основании мы должны говорить о возникновении на каком-то этапе жизни? Почему, если прошла бесконечная череда времен, то после этой бесконечности вдруг возникает жизнь? Что же, бесконечности было мало и нужна как бы еще некоторая единичка, чтобы возникла жизнь? И как можно говорить на том же самом основании о возникновении солнца, о возникновении земли и т. д., хотя все те же астрофизические данные показывают, что все имеет свой возраст?

Когда появлялись различные концепции возникновения мира, возникновения жизни и т. д., такого противоречия не было. Одной из первых научных концепций возникновения солнечной системы была, например, гипотеза Канта—Лапласса: возникновение солнечной системы из некоторой туманности в результате вихреобразных и спиралеобразных движений внутри нее, появления уплотнений, центров ..............рентности, которые притягивают к себе другие частицы и т. д. Это понятно. Эти люди были хоть и деистами, но они верили в сотворение мира. Но затем, когда эти же концепции стали прилагать к миру вечному, то это приводит уже к некоторому недоумению. Иногда из этой концепции не вытекает ничего более умного, чем предложение вернуться к классической античной схеме всеобщего повторения. Еще Гераклит, как вы помните, утверждал, что мир некоторое время существует, а потом сгорает, и это повторяется каждые 10.800 лет. В современных книгах можно прочесть о том, что существует ф.......уация во вселенной, что “большой взрыв” — это факт, установленный наукой, но до этого взрыва было “большое сжатие”, а до него был опять “большой взрыв”. Если “большой взрыв” был действительно как-то зафиксирован, есть экспериментальные научные данные (реликтовое излучение, красное смещение), говорящие о том, что он действительно был и даже предлагается определение времени, когда он произошел, но насчет “большого сжатия” уже никаких данных нет. Это уже фантазии философов, вызыванные их собственными метафизическими, т. е. атеистическими предположениями, это уже опора не на науку, а на собственно философские гипотезы, которые сами должны быть хоть как-то обоснованы. Поэтому доказательство космологического типа, основанное на процессах, происходящих в мире, может и должно привести нас к выводу о невечности нашего мира, о том, что у мира было начало. Иначе бессмысленны разговоры о возникновении жизни, о возрасте вселенной и т. д.

Очень велик соблазн отождествить сотворение мира с большим взрывом. Часто задают вопрос: можно ли сказать, что “большой взрыв” и явился сотворением мира? Я, как правило, стараюсь не отождествлять эти два понятия. “Большой взрыв” это есть некий физический процесс, возникновение мира из сгустка некой сверхплотной материи. Сверхплотная материя — это материя, имеющая бесконечную плотность. Плотность — это материя, определенная на объем. Что такое бесконечность? Бесконечность — это если объем равен нулю. А у чего объем равен нулю? У небытия. На кого-то, может быть, такие логические экзерсисы и действуют, но мне не хотелось бы так математически и физически описывать процесс творения. Скорее всего, эти космологические наблюдения могут быть только некоторым размышлением, рассуждением, показывающим необходимость существования некой нематериальной причины. Каков процесс воздействия этой нематериальной божественной причины на мир, каков механизм сотворения — это не может быть описано силами человеческого разума. Поэтому здесь лучше постараться избегать слишком прямолинейных аналогий, тем более что будущие научные открытия всегда могут оказаться не совсем соответствующими этим сегодняшним представлениям. Здесь может возникнуть опасность наподобие той, что возникла в XVII в., когда западной католической церкви пришлось противостоять предложенной Галилеем гелиоцентрической системе мира, потому что она не вписывалась в церковные представления. Не надо смешивать физику и богословие, естествознание и религию. Они безусловно связаны некой общей божественной истиной, но не настолько тесно, чтобы считать их звеньями одного логического рассуждения.

Другого рода доказательство, которое обычно предлагается в плане доказательств от внешнего мира — доказательство телеологическое, основанное на целеполагании, на том, что все события в мире происходят по некоторым целям. Это доказательство проделало весьма значительную эволюцию. В аристотелевой физике и теологии Фомы Аквинского это доказательство воспринималось как само собой разумеющееся и считалось одним из канонических доказательств западного христианства. В мире все происходит по некоторым целям. Целеполагание возможно лишь там, где возможна цель развития, существующего независимо от этого внешнего мира. Должна быть некоторая внешняя цель существования внешнего мира. С другой стороны, должна быть некоторая причина, благодаря которой и существует такое целеполагание. Начиная с XVII в. от этого доказательства стали отходить. Физика перестала интересоваться, “зачем”. Этот вопрос в естествознании просто не ставится как научный. Научный вопрос — это вопрос “как?”, а на втором месте “почему?”. Описать механизм взаимосвязи двух явлений, найти причину некоторых явлений и не более того. Цели в природе не существует, это основа современного естествознания.

И казалось бы, все шло нормально, если бы вдруг в XX в. усилиями прежде всего тех же астрофизиков и физиков, которые стали осмыслять мир с точки зрения не только лишь своего узкого района исследования, а пытаясь создать единую концепцию мира, стало проясняться, что мир, оказывается, удивительно гармоничен, что все положения, все физические константы, существующие в мире, настолько удивительно подогнаны одна к другой, что если бы в одной из них какое-то положение лишь незначительно отличалось бы от настоящего положения в одну или другую сторону, то мир просто не существовал бы. Возникает так называемая концепция антрепного принципа: в мире с самого момента его возникновения в результате “большого взрыва” и появления всех этих физических постоянных всё с самого начала закладывалось таким образом, как будто вселенная знала, чем все это закончится: созданием жизни, развитием сознания, появлением человека. На эту тему существуют различные физические исследования, показывающие удивительную гармонию различных сил (электрических, магнитных, гравитационных и пр.), которые существуют в звездах и планетах. В случае небольшого перевеса одной из этих сил вселенная не могла бы существовать. Поэтому вопрос о цели, как это ни странно, вновь появляется в физике XX в. Оказывается, вселенная развивалась, словно зная, к чему, к какой цели она двигалась.

Из биологии также пытались исключить цель. Скажем, Дарвин в своей знаменитой концепции эволюции видов попытался избежать понятия цели, найти только движущие причины возникновения видов. Таким образом он пытался преодолеть недостатки систем Ламарка или .............., в которых эволюция видов рассматривалась только как следствие некоторых целей, следствие приобретенных признаков: жираф стремится дотянуться до верхних листьев дерева, вытягивая шею на миллиметр, а его детеныш наследует эту более длинную шею и т. д. Это целеполагание Дарвин постарался убрать из своей концепции, сказав, что можно обойтись только лишь движущими причинами, естественным отбором. Но в XX в. философский анализ теории эволюции, о котором мы будем в свое время подробнее, показал, что Дарвин здесь решал чисто философскую задачу и допустил элементарную философскую ошибку. Поскольку теория эволюции не может быть проверена экспериментально и более того: не может быть наблюдателя, который мог бы на протяжении сотен миллионов лет фиксировать эволюционные процессы, то ясно, что объяснение эволюционного процесса может быть основано только лишь на некоторых метафизических, философских предположениях. Отсюда ошибка Дарвина: если эволюция могла происходить без целеполагания, то следовательно, она такой и была. Но каждому понятно, что это еще не есть совершенно правильное логическое следствие. Из того, что каждый из вас может изучить философию по учебнику, не ходя на лекции, не следует, что никто из вас на лекцию не пойдет. Нельзя из одного лишь положения: “могло быть так-то” делать вывод о том, что так действительно было. Могло быть и иначе. Здесь мы снова наблюдаем методологическую установку XVII-XVIII вв., о том что в природе нет целей. Это положение чисто философское, поэтому науки физика и биология находятся в четкой зависимости от философских концепций и считать, что это действительно научное, доказанное с определенной долей истины положение, мы не можем ни в коей мере. Вы согласитесь с тем, что это философское положение, а любое философское положение является частью некоего мировоззрения и может быть принимаемо в той мере, в какой мы устраиваем свое собственное мировоззрения. Поэтому и теория эволюции оказывается частью некоего философского учения и с этой точки зрения не научна. Точно также как и концепция естествознания, уничтожающая наличие некоторой цели в природе, также является основанной на определенной метафизической установке XVII в., которая также может быть осмыслена. Тем более что современное естествознание, как мы уже говорили, невольно возвращается к целеполаганию даже в неживой природе.

Что касается нравственного доказательства бытия Бога, о котором я говорил в прошлый раз, следует сказать, что нравственное доказательство существует не только в виде кантовского учения, но и в виде более простого доказательства, существовавшего еще до Канта. А именно: человечество есть образование нравственных существ; нравственность не может быть выводима не из каких иных начал, кроме начал религиозных; следовательно, нравственность существует и это доказывает существование Бога. Этот более простой аргумент обычно опровергался опять же различными философскими концепциями, которые стремились найти источник нравственности в неких естественных законах. Атеистическая концепция всегда ставилась перед проблемой существования мира нравственного закона. Из истории философии мы знаем, как различные философы ставили перед собой эту проблему и как они пытались ее решить. Предлагались различные решения, начиная от вульгарно-материалистических (нравственность есть некое естественное биологическое свойство, существующее у человека в некоторой специфической для него форме) до более теоретических концепций (социологическая, экономическая и др.). Но тем не менее их объединяет то, что источник нравственности все они пытаются найти в чем-то материальном.

Как быть с учением о том, что нравственность есть следствие биологической природы человека? Думаю, с этим вопросом сможет разобраться каждый из вас. Об этом, в частности, говорил еще Плотин, опровергая аристотелевское учение о душе. Если основным и единственным законом является закон самосохранения или закон удовольствия–неудовольствия, возникающего от чувственных природных воздействий на человека, то в таком случае человек оказывается существом, полностью зависящим от своего тела, от своей телесной природы. Эта концепция противоречит общеизвестным фактам. Если нравственность означает чувство удовольствия, а безнравственность чувство неудовольствия, то совершенно необъяснимыми (и потому несуществующими) с такой точки зрения оказываются проявления практически любой религии. Любая религия всегда предписывает систему самоограничений для человека. Ведь даже самые жестокие формы религии, где применяются человеческие жертвоприношения, основываются на том, что многие из людей, которых приносили в жертву богам, шли на это добровольно, понимая, что после смерти попадут непосредственно к богам. Это сакральное действие, в котором чувство биологической зависимости, чувство самосохранения полностью исчезало: человек добровольно обрекал себя на мучительную смерть, явно нарушая тем самым эту концепцию. Тогда уж и учения христианства о посте, о сострадании, о самоограничении, о постоянном отказе от каких-то чувственных удовольствий, просто не может быть, потому что этого не может быть никогда: ведь для человека нравственно лишь то, что сохраняет его жизнь и позволяет ему вкусно поесть, мягко поспать и т. д. Такое мог высказать только человек, не имеющий ввиду никакого исторического опыта.

Разновидностью такого учения является фрейдизм, который утверждает, что нравственность есть следствие существования двух инстинктов у человека: инстинкта самосохранения и инстинкта продолжения рода. Поэтому, согласно Фрейду, возникает конфликт между природными инстинктами человека и настроениями в обществе, т. е. супер-эго и оно. Общество утверждает, что то-то и то-то безнравственно, а человеческая природа требует своего. Отсюда возникают неврозы, болезни, которые нужно лечить при помощи ликвидации этого конфликта. Свою форму фрейдизм нашел в учении некоторых представителей франкфуртской школы, в частности Маркузе, одного из лидеров французской революции 60-х годов XX в., когда провозглашалось освобождение сексуальных инстинктов, потому что только такая свобода может принести счастье человеку. Я читал воспоминания об этом времени одного из преподавателей Свято-Сергиевского института в Париже, который писал о том, что это было действительно страшно, такое впечатление, что мир обрушился, настолько все свихнулись на своих инстинктах. Оказывается, что эта концепция, якобы показывающая действительные корни нравственности и призывающая реализовать на практике эту теорию, чтобы общество стало, наконец, действительно нравственным, эта концепция на практике означала фактическую ликвидацию общества как союза нравственных существ. В таком обществе жить было просто страшно. События во Франции подтвердили ошибочность фрейдистских концепций о возникновении нравственности.

Существуют более теоретические концепции нравственности: социальная, экономическая, средоточием которых является марксизм, утверждающий, что нравственность сама по себе есть свойство общественно-экономической формации и поэтому законы нравственности относительны, они существуют только лишь в рамках социального строя и меняются с изменением формы собственности. Законы и принципы нравственности рабовладельческого общества отличаются от принципов нравственности общества феодального, капиталистического и, конечно, социалистического. Такая концепция также настраивает на критический лад любого человека, который с ней знакомится. В таком релятивистском нравственном мире современному человеку было бы крайне сложно читать, например, драмы Софокла или Еврипида, понимать поэзию трубадуров, вникать в переживания Раскольникова или князя Мышкина или героев Джека Лондона, живших в других общественно-экономических формациях. Нравственность относительна. Какая тут может быть Ифигения, какой Эдип? У них своя рабовладельческая мораль, нам чуждая, и мы не можем их понять. Тем не менее, несмотря на различные этапы эволюции или изменение формы собственности переживания Электры или Эдипа точно также дороги современному человеку, как они были дороги древнему греку. Сама история показывает неизменность нравственных принципов. История показывает, конечно, относительность некоторых установлений. Секст Эмпирик пытался доказать относительность нравственности, указывая, что для скифов считается нравственным убивать старых родителей, а у греков это считается преступлением. Понятно, что любой нормальный грек скажет, что скифы потому и варвары, что они убивают своих родителей, потому что это безнравственно. Любой человек, приобщенный к культуре, понимает, что существуют некоторые нравственные принципы, заложенные в самой природе человека. И если народ эти принципы не исповедует, то такой народ не может существовать, он в конце концов приведет сам к своему собственному концу (как случилось и со скифами в том числе).

Нравственную относительность теорий социального и экономического происхождения нравственности можно проследить на примере, который у всех перед глазами: на примере истории нашего родного государства, в котором нравственное стало называться безнравственным и наоборот. И любой человек прекрасно это понимает. Каждый из нас читал романы Достоевского и помнит замечательный психологический анализ поведения Раскольникова. Что такое убить ничтожную старуху-процентщицу, если ее деньги не приносят человечеству никакой пользы? Она умрет, деньги уйдут в монастырь. Мне, бедному студенту, они гораздо нужнее. Поэтому нравственно будет убить эту старуху и деньги забрать. И что же получается в конце концов? Сам того не ожидая, Раскольников обнаруживает в себе несоответствие состояния, в которое он впал после убийства, со всеми своими доводами разума. Как бы мы ни строили концепцию нравственности, как бы мы себя ни уговаривали, в мире существует нравственный закон, который действительно ни от чего не зависит: ни от экономических причин, ни от социальных, ни от биологических и т. п., и этот закон укоренен в сердце человека. Он действительно вечен и независим, и поэтому может существовать только по причине своей нематериальной, невещественной природы. Нравственный закон может в сердце человека существовать только потому, что он вложен туда Богом, потому что человек сам является образом и подобием Божиим.

вопрос: есть еще мнение, что нравственность это средство самосохранения не личности, а ..... <плохо слышно>

ответ: Об этом я уже немножко сказал. Эта концепция близка классово-экономической, в которой утверждается, что нравственность — категория классовая.

Человечество на самом деле в эту концепцию никогда не верило. В отличие от животного мира, человечество всегда существует в состоянии войны. Нравственность для человечества это отнюдь не самосохранение себя как вида. Сама история показывает, что существуют другие законы. Если бы нравственность была заложена в природе человека как вида, никакая война была бы не возможна, никакой народ не стал бы нападать на другой народ.

Прежде всего нужно понять, что нравственность всегда существует как субъективное переживание. Нравственность всегда есть состояние субъекта, конкретного индивида, человека. Бывает и так, когда весь народ живет неправильно и думает, что так и надо, и находится лишь один человек (скажем, ветхозаветный пророк), обличающий всех в безнравственности. И сейчас каждому ясно, что нравственным общество целиком быть не может. Есть средства для сохранения человека как вида, но нравственность тут ни при чем. Мир нравственности оказывается гораздо более широким, чем элементарный биологический закон самосохранения индивида или сохранения вида. Сам факт нравственной жизни показывает, что ее законы не сводятся к чисто прямолинейным закономерностям.

... <вопрос, которого не слышно>...

Добро и зло есть анатомические свойства человека? Если два свойства, взаимно исключающих одно другое, находятся в одном и том же существе (человеке), то мы должны прийти к выводу о том, что эти два противоположных начала должны где-то как-то объединяться, чтобы в человеке это проявилось как следствие. Не может в одном существе быть двух противоположных начал. Свойство моей природы убивать людей; свойство моей природы помогать бедным и бороться со всяким видом насилия. Но я стану шизофреником, если действительно буду считать и то и другое свойствами моей природы. Когда человек делает что-то одно, то тем самым он утверждает, что противоположное не есть свойство его природы.

<студент приводит слова ап. Павла: “то, что хочу, не делаю, а то, чего не хочу, делаю” в подтверждение того, что греховность свойственна падшей природе человека; грешная природа благословляет человека на делание зла>

Но это не есть равноправные свойства. Одно дело — добро как свойство, данное человеку Богом по Его образу и подобию, другое дело — поврежденность природы вследствие свободного выбора человека. Эти две вещи онтологически не равны. Человек может воспринимать это как существующее на равном уровне, но онтологически это противоположные вещи, разного порядка. Это все равно, что сказать: человек одновременно дышит легкими и жабрами, чего не бывает. Природа может быть только одна. Природы рыбы — плавать, а не летать в воздухе, ибо такова природа птицы. Природа человека может быть доброй или злой, но не может быть природой двухсторонней.

Способом самосохранения рода скорее является пища, в гораздо большей степени, чем нравственность. Я могу жить безнравственно и вполне нормально, а не поем я несколько недель... Способов сохранения человека как рода существует много, и нравственность это не единственный и не самый главный, есть более прямые и очевидные, простые физиологические свойства. Нравственность это некий более высший уровень, понимающий, каким образом человек может быть самосохранен. Пути к самосохранению, чисто биологические, существуют и в животном мире. Например, собаки и волки выживают без всяких понятий о нравственности. Одни едят траву, другие едят тех, кто ест траву. А человек начинает рефлексировать: хорошо ли мне есть тех, кто ест траву? Для животного мира этого вопроса не существует. Животный мир безнравственен. Не было бы человека, не было бы сейчас и красной книги.

Нравственность существует, она есть, а человечество только начинает ее осмыслять. Давайте подумаем о том, что такое нравственность. И вот человек своим грешным разумом начинает создавать разные концепции: не было бы нравственности, было бы не о чем думать, жили бы себе спокойно (как овцы и волки). Нравственность — это вещь, которая противоречит самому принципу самосохранения. Если бы человек руководствовался только этим принципом, то не было бы подвигов, не было бы самопожертвования. Нравственность никак не выводится из биологической природы.

<вопросы и краткие ответы>

На все вопросы я вам ответить не смогу, и задача нашего курса состоит не в том, чтобы осветить все проблемы и ответить на все вопросы. Главная моя задача — наметить метод, благодаря которому вы сможете сами ответить на те вопросы, которые могут у вас возникнуть, чтобы вы, пользуясь теми методами, которые мы с вами приобретали на курсе истории философии и других, смогли сами находить ответы на эти вопросы.

Обычно в учебниках основного богословия, в том же учебнике Н.П. Рождественского, встречается раздел, озаглавленный “Истина бытия Божия”. Это одно из главных положений курса христианской апологетики, курса основного богословия. Я не стал так называть наши предыдущие лекции, потому что в принципе весь наш курс является в той или иной степени раскрытием этого положения. Это не просто означает провести ряд некоторых доказательств и некоторых опровержений. Истина бытия Божия — это гораздо более серьезная концепция. Когда мы будем говорить о дальнейших концепциях взаимоотношения веры и разума, скажем: наука и христианство, в частных положениях — опять же мы будем ....................цитно приходить к тому, что решение этой проблемы взаимоотношения науки и религии приводит к признанию истины бытия Божия. Проблема чудес взаимоотношения современного научного мировоззрения с признанием необходимости чудес, без которых невозможно представить себе любую религию, тем более христианство с его евангельскими чудесами, также приводит нас к истине бытия Божия. Это слишком большая тема. Закончить я хотел бы еще одним доказательством, о котором мы с вами уже говорили, но которое, собственно, доказательством не является. Чем оно является, давайте подумаем.

Речь идет о знаменитом пари Паскаля. Вы помните его логическую структуру. Каждый человек в этой жизни, хочет он того или нет, держит пари, т.е. участвует в споре: есть Бог или нет? Соответственно с этим он и бьется об заклад, т. е. рискует получить одно из двух: или потерять свою собственную бессмертную душу или приобрести бессмертие. Что получается?

Если Бог есть, и человек утверждает, что он верит в Бога, то он приобретает блаженство, после смерти обретает вечную жизнь. Если Бога нет, а человек утверждает, что Бог есть, то он ничего не приобретает, но и не теряет, и никакого наказания ему за это не будет, потому что, если нет Бога, то и после смерти нет ничего. Если Бог есть, а человек утверждает, что Бога нет, то его ждет наказание. Если же Бога нет, и человек утверждает, что Бога нет, то он никакой награды и никакого наказания не получает. Такое элементарное сопоставление логических заключений приводит Паскаля к выводу, что в любой ситуации, есть Бог или нет Бога, человеку выгоднее держать пари, что Бог есть, т. е. верить в Бога гораздо более выгодно, чем не верить.

Как относиться к такому аргументу? У кого-то из русских философов я прочитал серьезное возражение. Если Бог есть, то Бог безусловно является всеблагим и истинным Существом. Поэтому принять в Царство Небесное Бог может только лишь того, кто ни разу в своей жизни не погрешил против истины. Если же человек ищет только выгоду, понимая, что в данном споре он кривит душой, то такой человек в действительности не угоден Богу, и не может ему быть места в Царстве Небесном. И наоборот: человек всем сердцем стремится к познанию истины. Он заблуждается, читает массу книг, пытается найти ответ, но не может. И в конце концов, так и не придя ни к какому выводу, он оказывается на Страшном суде. Он может оправдаться тем, что старался всю жизнь прожить честно и никогда себе не лгал, не искал сделок со своей собственной совестью, а искренне искал Бога. Но что же, если Ты не дал нам твердых оснований Твоего существования? Почему я должен верить первому попавшемуся проповеднику? За ним может прийти второй, третий, десятый. Где критерий истины? Я честно искал истину и не лгал никому, ни себе, ни Тебе. Решай, чего я достоин. Кто попадает в рай: те, кто кривил душой и искал выгоды, согласно пари Паскаля, или такие как я, кто честно искал истину? Получается парадоксальная ситуация.

В свете этих рассуждений аргумент Паскаля хоть и чрезвычайно остроумен, и, наверное, может кого-то привести к вере, но он не может быть единственно правильным.

Как писал Паскаль, каждый человек вынужден решать самую главную задачу своей жизни, определять, что ждет его после смерти. Поэтому, казалось бы, каждый человек должен каждую секунду своей жизни направить на поиски ответа на этот существеннейший вопрос. А что же мы видим? Люди занимаются чем угодно, только не познанием того, есть Бог или нет. Люди тратят время на развлечения, или на разрешение каких угодно научных и философских вопросов, но с обыденной легкостью утверждают: Бога нет, это очевидно. Такое изменение ценностей, по Паскалю, невозможно, если не предположить, что есть некое злое начало, которое и повредило систему ориентиров в человеке. Если бы не было сатаны, человек в нормальном уме выбрал бы более главный вопрос в ущерб второстепенным. Если же он выбирает более второстепенные вопросы в ущерб главному, это означает, что без врага рода человеческого здесь не обошлось. Такой аргумент Паскаля мне кажется гораздо более серьезным и заслуживающим внимание. В разговоре с людьми мне приходилось неоднократно приводить этот аргумент. Реакция одна и та же: даже если человек слушает с некоторым интересом, соглашается, что аргумент необычный, но точно так же он мог бы слушать рассказ о чем угодно: о тараканах, например. И тогда руки опускаются. И понимаешь, что по сравнению с XVII в. в человеке ничего не изменилось.

На следующей лекции мы продолжим знакомство с этой темой в более частных ее проявлениях.