Geum.ru

Учебное пособие для студентов исторических специальностей Павлодар

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Контрольные задания
Контрольные задания
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Контрольные задания




  1. Теория «кочевого феодализма» в определении земельных отношений у казахов.
  2. Взгляды С.Юшкова по проблеме феодализма.
  3. Тематика земельных отношений и «Краткий курс ВКП(б)».
  4. П.Галузо в историографии Казахстана.
  5. Степень изученности проблемы земельной собственности представителями феодальной концепции.


Литература

  1. Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. - Алматы – М: Социнвест - Горизонт, 1995. – 320 с.
  2. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. – Л: Изд-во АН СССР, 1934. – 223 с.
  3. Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. – 590 с.
  4. Кауфман А.А. Русская община. В процессе ее зарождения и роста. - М: И.Д. Сытина, 1908. – XVI-455 с.
  5. Юшков С.В. К вопросу о феодальной собственности в досоветском Казахстане // Вестник АН КазССР. - 1951. - № 9. - С. 59-69.
  6. Тогжанов Г. Казахский колониальный аул.– М, 1934. – Ч. 1. – 112 с.
  7. Чулошников А.П. К истории феодальных отношений в Казахстане в XVI – XVII вв // Известия АН СССР отделение общественных наук. - 1936 - № 3. - С.497-524.
  8. Баймурзин А. Из истории захвата царизмом Большой и средней орд. - Алма-Ата: Казахстанское государственное издательство, 1940. – 107 с.
  9. Чулошников А.П. Очерки по истории казах-киргизского народа.– Оренбург: Госиздат, 1924. - Ч. I. – 288 с.
  10. Залкинд Е.М. К вопросу об основных закономерностях развития феодализма у кочевых народов // Труды Бурятского НИИ. Серия Востоковедения. - Улан-Удэ, 1962. - Вып. VIII. - С.186-192.
  11. Омелин Н.Е. Выступления // Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. - С.71-77.
  12. Потапов Л.П. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана // Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд. АН УзбССР, 1955 – С. 17-42.
  13. Еренов А. Выступления // Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. - С.83-88.
  14. Зимнов С.З. О патриархально-феодальных отношениях у кочевников скотоводов // Вопросы истории. - 1955. - № 12. - С. 63-67.
  15. Зиманов С. Общественный строй казахов первой половины XIX века. - Алма-Ата: Изд. АН КазССР, 1958. – 296 с.
  16. Еренов А. Очерки по истории феодальных земельных отношений у казахов. - Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1961. - 158 с.
  17. Культелеев Т.М. Уголовное и обычное право казахов (с момента присоединения Казахстана к России до установления советской власти). - Алма-Ата: АН. КазССР, 1955. – 302 с.
  18. Дюков Л.В., Масевич М.Г. Об особенностях земельной собственности у некоторых кочевых народов в эпоху феодализма // Ученые записки юридического факультета. - Алма-Ата: КазГУ им. С.М. Кирова, 1957. - Вып. IV. - С.119-145.
  19. Фукс С.Л. Обычное право казахов в XVIII – первой половине XIX века. - Алма-Ата: Наука КазССР, 1981. – 224 с.
  20. Аполлова Н.Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII – начале XIX в. - М: Изд-во АН СССР, 1960. - 456 с.
  21. Курылев В.П. К вопросу о земельных отношениях у кочевых казахов (XV – первая половина XIX в.) // Проблемы современной тюркологии: Материалы II всесоюзной тюркологической конференции. 27-29 сентября. 1976 г. - Алма-Ата, 1976. - С.337-341.
  22. Семенюк Г.И. Право распоряжения пастбищами и земельная рента в Казахском скотоводческом обществе // Проблемы истории феодальной России. – Л: Сб. статей к 60-летию проф. В.В.Мавродина, 1971. - С.141-147;
  23. Семенюк Г.И. Проблемы истории кочевых племен и народов периода феодализма (на материалах Казахстана). – Калинин, 1973. – 148 с.
  24. Семенюк Г.И. Опыт кочевого скотоводства в Казахстане в XVIII – начале XIX в // Из истории опыта сельского хозяйства СССР. - М, 1969. - С.117-137.
  25. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй кочевников в средневековую эпоху // Вопросы истории. - 1976. - №8. - С. 39-48.
  26. Султанов Т.И. Сословие султанов в Казахском ханстве XVI-XVII вв. // Казахстан в эпоху феодализма. - Алма-Ата: Наука, 1981. - С. 142-148.
  27. Сабырханов А. К истории земельных отношений Казахстана в XVIII веке. (На материалах Младшего жуза) // Казахстан в XV-XVIII веках. - Алма-Ата: Наука, 1969. - С. 146-159.
  28. Сабырханов А. О некоторых спорных вопросах общественно-политического строя казахов XVIII века в советской историографии // Известия АН Каз. ССР. - 1969. - № 2. – С. 39-51.
  29. Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы. – М: Наука, 1964. – 520 с.
  30. Зиманов С.З. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX вв. - Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1960. – 296с. – С.45-46.
  31. Васильченко И. Еще раз об особенностях феодализма у кочевых народов // Вопросы истории. - 1974. - № 4 – С. 192-198.
  32. Златкин И.Я, Тверитинова А.С. “Толыбеков С.Е. Обществено-экономический строй казахов в XVII-XIX веках - Алма-Ата: Казахское государственное издательство, 1959” //Вопросы истории. - 1961. - № 1. С.140-147.
  33. Ерофеева И.В. Социальные отношения в казахском обществе второй половины XVIII – первой четверти XIX в. в освещении русских ученых и путешественников // Вестник АН Каз. ССР. - 1979. - № 12. – С.59-63.
  34. Масанов Н.Э. Налоговая политика царизма во внутренней орде в середине XIX в // Известия АН Каз. ССР, Серия общественных наук. - Алма-Ата, - 1979. - № 4. - С. 52-59.
  35. Галузо П.Г. Основные социально-экономические уклады степного Казахстана-колонии периода империализма // Вопросы истории капиталистической России. – Свердловск: Уральский рабочий, 1972. – С.118-138.
  36. Сундетов С. Некоторые вопросы аграрных отношении в Казахстане в начале XX в // Вопросы истории Казахстана. - Алма-Ата: КазГУ им. С.М. Кирова, 1963. – Т. IV, вып. 12. - С.137-152.
  37. Галузо П.Г. Туркестан-Колония. (Очерк истории Туркестана от завоевания русскими до революции 1917 года). – М: Изд. Ком. Ун-та Трудящихся Востока им. И.В. Сталина, 1929. – 164 с.
  38. Галузо П.Г. Аграрные отношения на юге Казахстана в 1867-1917 гг. / Под ред. проф. С.М.Дубровского. - Алма-Ата: Наука, 1965. – 345 с.
  39. Дахшлейгер Г.Ф. Историография Советского Казахстана (Очерк). - Алма-Ата: Наука, 1969. – 191 с.
  40. Игибаев С. Горная промышленность и земельный вопрос // Известия АН КазССР. Серия общественных наук. - 1990. - № 3. - С.26-33.
  41. РГИА. Об отводе земельных участков // Ф. 391; оп. 1, д. 755. - Лл. 4-22.



Тема 5 Теория феодализма в концепции В.Ф.Шахматова, С.Е.Толыбекова и других


Как уже отмечалось в предыдущем подразделе, доминирование в советское время универсальной концепции формационного развития мировой истории привело к “подтягиванию” номадов под эти методологические установки. В связи с этим появляется теория “кочевого феодализма” Б.Я.Владимирцова [1].

Несмотря на различие объектов исследования, данная концепция была применена и к кочевникам Центральной Азии. В основу теории “кочевого феодализма” был положен постулат о феодальной собственности на пастбища в виде распоряжения и регулирования системы землепользования, крепостной зависимости рядовых скотоводов, выпасавших скот и кочевавших согласно указаниям своего сеньора и исполнявших в пользу своего феодала разнообразные натуральные повинности [1, с.110-119].

Однако в ходе объяснения социально-экономической жизни номадов возникли определенные трудности в выявлении основного средства производства, что, в свою очередь, привело к появлению альтернативной теории, согласно которой главным средством производства являлся скот. В ее русле уже в начале 50-х годов появляется ряд работ [2,3].

Возникшую проблему попытались решить на специальной научной сессии, которая проходила в Ташкенте 1954 году, на которой столкнулись две точки зрения. Одни отстаивали идею доминанты у кочевников основного средства производства на землю, другие - на скот [4].

Забегая вперед, необходимо отметить, что в советской исторической науке возобладала концепция преобладания собственности на землю, которая выводилась из основного средства производства. Это было закреплено в решении объединенной сессии тогда же, в Ташкенте: “Сессия показала, что советские историки успешно преодолели “теорию” особого пути развития феодализма у кочевых народов и установили, что в основе феодализма у кочевников лежат общие экономические законы, свойственные феодализму у всех народов, что основой феодализма у кочевников, как и повсюду, является феодальная собственность на землю, которая реализовывалась в различных специфических формах присвоения земельной ренты. При всех особенностях патриархально-феодальных отношений у кочевых народов – сущность этих отношений является феодальной, как и у оседлых земледельческих народов. Утверждение о том, что патриархально-феодальные отношения свойственны только кочевым народам, что они представляют собой особый “вариант” феодальных производственных отношений, основой которых является собственность на скот, следует считать ошибочным, противоречащим марксистско-ленинскому учению об общественно-экономических формациях. Это утверждение не соответствует историческим фактам” [5, с.4-5].

Но несмотря на данное решение, в более позднее время дискуссия получила свое продолжение. И в данном параграфе подвергаются анализу основные постулаты концепции доминирования собственности на скот в советской историографии.

Как ранее было отмечено, альтернативой концепции классического кочевого феодализма стала концепция, стоявшая на тезисе о преобладании скота как основного средства производства. Данная концепция опирается на приоритет у кочевников общинной собственности на землю и частносемейной собственности на скот. Ее основные посылки базировались на особенностях материального производства кочевников, которым были присущи своеобразные формы землепользования и землевладения. Это обстоятельство полностью исключало возможность образования в кочевых обществах определенного и стабильного материального объекта земельной собственности. Данная концепция наиболее последовательно была обозначена В.Ф.Шахматовым и С.Е.Толыбековым [6-9].

По мнению С.Е.Толыбекова, “специфические условия кочевого скотоводства и военно-походный образ жизни у кочевников создали широкую общинную форму землевладения при частной собственности на стада и табуны”. Казахская кочевая община имела полную свободу кочеваний по всей территории ханства, не разграниченной между отдельными родоплеменными объединениями [6, с.389].

Аналогичную точку зрения высказывал В.Ф.Шахматов, который писал, что “в условиях кочевого скотоводства собственность на землю складывается медленно, только как собственность рода, племени, общины, ибо само кочевое скотоводство могло существовать лишь при наличии больших необитаемых просторов, используемых кочевниками как сезонные пастбища без каких-либо ограничений. Кочевое скотоводство и частная собственность на пастбища были категориями, взаимно исключающими друг друга. История показывает, что там, где возникла частная собственность на землю, тогда и там кончалось кочевое скотоводство” [10, с.39].

Говоря о данном направлении исторического исследования в кочевом обществе, следует отметить, что концепция не исключала “классовости” среди номадов. Здесь менялось основное средство производства, (в конкретном случае это скот), тогда как представители концепции кочевого феодализма основное средство производства видели в земле. Так или иначе, но представители этих направлений, используя марксистскую парадигму, оперировали в основном цитатами “классиков”. Однако одни подходили к данному учению более догматично, другие - пытались приспособить ее к объяснению кочевого общества. Так, например, рассматривая специфику основных средств производства в обществе номадов, С.Е.Толыбеков приходит к следующим умозаключениям: “Под основным средством производства марксизм-ленинизм понимает средство труда, точнее сказать, орудия труда, а не элементы предмета труда или сырья. Естественное пастбище для кочевого скотоводства является не более чем одним из элементов предмета труда, т.е. сырого материала, без которого оно не может существовать, как промышленное предприятие не может работать без сырья” [7, с.40]. По его мнению, главное технологическое отличие кочевого скотоводства от пашенного земледелия состоит в том, что в первом труд прилагается к животным (имеется в виду разведение и уход за ними), а дикотравное пастбище с водными источниками или снежным покровом, на котором пасется скот, выступает в качестве соучаствовавших природных условий или элементов предметов труда, а не орудием труда. Труд скотовода в основном направлен на преобразование и адаптацию животных с целью использования их в качестве орудий своего труда в производстве нужных ему продуктов [7, с.37].

Своим оппонентам, которые ратовали за то, что скотоводство не может существовать без пастбищ, а, следовательно, не может являться главным средством производства, С.Е.Толыбеков приводит следующие аргументы. По его мнению, “невозможность существования кочевого скотоводства как процесса производства без естественного травостоя земли не может быть доказательством того, что земля была основным средством производства кочевого скотоводства. Роль основного средства производства определяется не только тем, что без него не может происходить процесс производства. Производство, например, стада не может осуществляться без воздуха, но из этого не следует, что воздух есть основное средство производства. Роль основного средства или средства труда обуславливается той особой производительной функцией, которая проявляется в самом процессе труда как функция одного из действующих факторов производительных сил общества” [7, с.57].

Данной концепции придерживался и В.Ф.Шахматов, хотя он оговаривает общую закономерность, которая была свойственна кочевой и земледельческой цивилизациям. По его мнению, “развитие производительных сил и производительных отношений происходило в Казахстане по тем же общим законам развития человеческого общества, которые открыты К. Марксом” [11, с.18]. При этом он подчеркивает особенности исторического процесса в Казахстане, как и в других странах.

Эта особенность, с его точки зрения, в условиях кочевого скотоводства, заключалась в том, что основным средством производства был скот, а не земля. Но скот являлся не только средством производства, он был в то же время продуктом производства, продуктом потребления и затем товаром [11, с.26], [12,с.51].

Принципиальное различие средств производства тесно связано с определением объекта собственности в кочевой среде и с присвоением материальных благ, а также с характером эксплуатации в обществе номадов.

С.Е.Толыбеков эту проблему объясняет тем, что в условиях имущественного неравенства и эксплуатации человека человеком в оседлом земледельческом обществе появляется частная собственность на землю как на основное средство производства земледельца; при кочевом же скотоводстве этим условием является частная собственность на скот как на основное средство производства. Общественное производство казахов-кочевников в XVIII веке и позже характеризовалось им, с одной стороны, общим владением пастбищной территорией, с другой – частной собственностью индивидуальной семьи на скот. В кочевом обществе казахов в XVII - XVIII вв. и позже имущественное неравенство, экономическое положение общественных групп, контрасты в общественно-экономической жизни населения, выражавшиеся в противоречиях между богатством и бедностью, правами и обязанностями, господством и подчинением, - все это, в конечном счете, определялось размером частного скотовладения [13, с.53-54].

Таким образом, частная собственность на стада и табуны, заключает С.Е.Толыбеков, явилась основой для появления зависимого слоя населения. В результате чего крупные скотовладельцы эксплуатировали малообеспеченных и необеспеченных скотом массы населения, т.е. скот и табуны стали основным орудием эксплуатации рядовых общинников [7, с.115].

Таким образом, мы видим, что С.Е.Толыбеков строго придерживается классовой позиции в кочевом обществе, игнорируя даже тот факт, что у кочевников в традиционный период отсутствовала даже частная собственность на скот, хотя оговаривает наличие у них частносемейной собственности на скот.

Не противоречил классовой позиции в своих работах и В.Ф.Шахматов, по мнению которого,“скот, как основное средство производства, находился в основной массе у феодалов-баев. Они были собственниками многотысячных табунов, в то время как основные производители – казахские крестьяне имели такое количество скота, которого было недостаточно для обеспечения прожиточного минимума. Это определяло положение бая в обществе и эксплуатацию им беднейшего крестьянства. Именно бай был основной фигурой класса эксплуататоров” [10, с.51].

В результате определения основного средства производства в кочевом обществе, которым являлся скот, и основного собственника этих средств производства, которым являлся бай, возникла необходимость определения всего механизма взаимодействия бая и рядовых общинников, а также определения всех форм эксплуатации, как главного фактора в реализации собственности в кочевом обществе. Применяя классовый подход при объяснении кочевой цивилизации, исследователи должны были найти элемент использования чужого труда для нормального функционирования байского хозяйства, что одновременно было главным элементом воспроизводства байского хозяйства.

В данном случае С.Е.Толыбеков и В.Ф.Шахматов видели основную форму эксплуатации рядового кочевника в наделении его скотом, чтобы он работал на бая, пас его скот и т. д. [10, с.52], [7, с.159-160]. Реализацию собственности на скот В.Ф. Шахматов видит в феодальной ренте в виде отработок в байском хозяйстве всякого рода повинностей, оброков, подношений, подарков баю. “Таким образом, в условиях патриархально-феодальных отношений присвоение ренты есть форма реализации собственности на скот. Для Казахстана, как господствующая, характерна отработочная рента. Сюда относится труд саунщика, консы и других зависимых групп в хозяйстве бая” [10, с.53], - пишет он.

Мы видим, что В.Ф.Шахматов находит зависимую часть населения, однако, приведенная категория эксплуатируемых кочевников уже не нова, она также поддержана и принята представителями концепции “кочевого феодализма”. Как и представители данной концепции, сторонники общинной собственности на землю признают фактическое право богатых общинников на пастбища. На это обстоятельство особое внимание обращает В.Ф.Шахматов [10, с.54].

Е.Бекмаханов в такой ситуации занимал фактически пограничную точку зрения. По его мнению, “наличие частной собственности на скот и концентрация его в руках крупной феодальной знати было определяющим моментом в общественных отношениях внутри казахского общества. В земельном вопросе, кто владел огромным стадом, тот фактически выступал хозяином земель” [14, с.91].

Однако так или иначе, исходя из логического и содержательного контекста работ всех вышеприведенных авторов, земля не являлась объектом собственности какого-либо лица. Фактическое право распоряжения землей, признаваемое за крупными скотовладельцами, реализовывалась в кочевой общине. Из чего следует, что основным собственником земли является община.

С другой стороны, представители данного направления не уделяли должного внимания общинной собственности на землю. Однако существовала точка зрения, согласно которой полностью отрицалось право собственности на пастбища за кем бы то ни было, даже за общиной. В частности, в своей работе это отмечают В.Я.Басин и Г.Керимбаев, которые считают, “что у казахов в это время не было такой, строго дифференцированной, родовой собственности на земельные угодья… Ввиду этого, несмотря на формальное закрепление отдельных урочищ за определенными родовыми подразделениями, у них происходил постоянный передел земель, в результате которого сильные роды захватывали наиболее удобные пастбищные участки. Это явилось одной из причин, в результате которой, в особенности в неурожайные годы, возникали распри и междоусобицы” [15, с.53].

Участившие столкновения В.Я.Басин и Г.Керимбаев объясняют отсутствием реальной общинной земельной собственности, при этом авторы делали такое заключение без учета характера исторического периода, т.е. применяя данный вывод как к традиционному, так и к колониальному этапу истории Казахстана. Хотя вывод в такой ситуации напрашивается сам собой: возникавшие столкновения в большей степени являлись следствием имперской политики России, которая порождала земельную тесноту. Этому авторы не уделили должного внимания.

Так или иначе, община признается главным собственником земли: в историографии этой точки зрения придерживаются фактически все исследователи.

М.И.Венюков отмечает, что “казахи большой орды, будучи разделены на 30 волостей, независимо от этого их роды имеют свои исторические места для кочевок, именно: Джалаиры на каратале, Албаны по обеим сторонам хребта Алтын-Имельского и частично на Чорыне, Дулаты к западу от Чарына до Балхаша и к югу от Или до гор Алатау” [16, с.335].

Таким образом, в традиционный период на территории Казахстана земельная собственность определялась значением кочевой общины. “В условиях раннефеодальных отношений, - отмечает В.Ф.Шахматов, - в Казахстане еще не сложилось феодальной земельной собственности и феодалов как основы развитого феодализма, поэтому политическая власть здесь базировалась на иной основе. Все султанские семьи были, прежде всего, крупными собственниками скота, а ханы и султаны, имевшие политическую власть, – военными вождями, предводителями объединяемых ими на время войны родов” [17, с.68].

В.Ф.Шахматов отмечал, что, “султаны-правители не имели земельной собственности. Ханы выделяли своим сыновьям в удел не землю, а тот или иной род или несколько родов, состоящих из какого-то количества кибиток” [17, с.68-69]. Тем самым автор отрицал собственность на землю.

“Земля, - по мнению В.Ф.Шахматова, - по которой кочевал род, управляемый султаном, всегда была собственностью рода, а не султана. Так как границы кочевий между родами были очень неопределенны и не устойчивы, а пользование кочевьями часто основывалось на праве первого захвата, то естественно, что территория, которую султан мог считать находящейся под своей властью, т.е. своим юртом, фактически определялись лишь расположением летовок и зимовок. Без сомнения, что в отдельных случаях султаны, как и хан, регулировали кочевание, заранее определяя пути перекочевок, места стоянок, особенно в период передвижения родов из-за неурожаев трав или воды. Регулирование пастбищами являлось обязательным условием существования кочевого скотоводства, без него восторжествовал бы хаос в пользовании землей, который привел бы к нарушению пастбищно-кочевой системы. При родовом строе этим ведали родовые старшины, а в патриархально-феодальном обществе, кроме старшин, феодализирующаяся знать – ханы, султаны” [17, с.69].

По мнению В.Ф.Шахматова, регулирование - это главный фактор существования кочевого скотоводства, при этом из контекста сказанного можно отметить, что главным регулятором пастбищ выступала знать. К сожалению, В.Ф.Шахматов не уточняет, какую цель преследовала знать при регулировании. Либо знать придерживалась регулирования пастбищами, которые сложились в течение многих веков, либо преследовала свои корыстные цели. Несмотря на отсутствие прямого ответа на данный вопрос, из контекста работ В.Шахматова можно понять, что родовая знать при земельном регулировании исходила из потребностей общины и сложившейся системы кочевания. Дело в том, что технологический цикл номадного хозяйства не позволял игнорировать экологический фактор. Экологическая обстановка играла для кочевого хозяйства главную роль, в соответствии с этим большую роль приобретали знания природно-климатических условий, основным носителем этих знании были те члены общины, которые представляли всю экологическую обстановку на том или ином пастбище в тот или иной сезон того или иного года.

Как было отмечено в первом разделе, сторонники доминанты собственности на землю отождествляют функцию регулирования и пользования пастбищами с правом собственности султанов и рядовых старшин на землю.

Однако, исходя из работ представителей данного направления, можно поставить под сомнение право общиной собственности на землю, так как последнее не имело монопольного закрепления в кочевом социуме. (Здесь мы сталкиваемся с правом пользования землей того или иного рода, каким-либо другим родом, племенем). В работах С.Е.Толыбекова и В.Ф.Шахматова довольно много противоречивых сведений об общинной собственности на землю. Главная причина, очевидно, кроется в идеологическом прессе, который всегда испытывали историки. Следующая причина, скорее всего, связана с тем, что авторы пользовались источниками уже колониального периода, и фрагменты их переносят на весь период существования кочевой цивилизации. В связи с этим нередко примеры, которые они приводят, относятся к колониальному периоду, в частности, они пользуются названиями социальных групп, которые являются продуктом уже XIX века. Но, говоря об этом, хотелось бы подчеркнуть то обстоятельство, что в своих работах С.Е.Толыбеков и В.Ф.Шахматов пытаются придерживаться конкретных хронологических рамок. Так С.Е.Толыбеков подчеркивает, что для казахского патриархально-феодального общества XV – XVIII веков было характерно господство кочевого скотоводства при частной собственности на скот и общинном владении пастбищами. При этом последнее признается как обязательное условие существования кочевого скотоводства [18, с.76-77].

Продолжая мысль сторонников данной концепции по проблеме общинной собственности на землю, А.М.Хазанов говорит о наличии корпоративной собственности на пастбища. По его мнению, “экономические отношения, существующие в кочевых обществах, покоятся на двух важнейших основаниях: частной собственности на скот и корпоративной собственности на пастбища” [19, с.222]. А.М.Хазанов учитывает особенности кочевого землепользования, когда для ведения хозяйства необходимы большие ареалы, что не позволяло закрепить земли не только за отдельными лицами, но и за общиной, в этой связи даже отрицается общинная собственность на землю (понятие “общинная собственность” заменяется понятием “корпоративность” или “общая собственность”). А.М.Хазанов выделяет две формы проявления корпоративной собственности. В первом случае вся территория теоретически и практически принадлежат кочевому обществу в целом. Во втором случае, верховная собственность теоретически принадлежит всему кочевому объединению, на практике они распределяются на правах владения и пользования между его различными подразделениями. Автор предполагает наличие более сложных форм расчлененных прав собственности, владения и пользования.

Скорее всего, на территории Казахстана в разные исторические периоды имелись обе эти формы. Во время существования традиционного казахского общества в окончательной форме закрепилась вторая форма, однако, она реализовывалась благодаря существованию права первозахвата. Члены кочевой общины в процессе кочевания накапливали необходимые знания (природно-климатические, ландшафтные, и т. д.), что позволяло им осуществлять оптимальный переход. Благодаря чему общине удавалось прибыть на намеченное пастбище раньше других, и тем самым осуществить первозахват. Таким образом, кочевая община фактически закрепляла данные территории в исключительное, но не в монопольное пользование.

Главный постулат “землистов”, утверждавших, что право регулирования пастбищами главами родов, это фактическое право распоряжения кочевьями, что является проявлением частной собственности на землю, А.М.Хазанов отвергает. По его мнению, право регулирования это проявление общественной функции, которой род, община, наделили того или иного субъекта, за что последний получал определенные привилегии [19, с.225]. Как видим, А.М,Хазанов в корпоративной собственности на пастбища выделяет право владения и пользования.

Однако отсутствие права распоряжения еще не говорит об отсутствии земельной собственности, поскольку функционирование данного института в кочевой цивилизации имело ряд особенностей. Для сравнения возьмем собственность на скот. С одной стороны, исследователи утверждают о наличии частной собственности на скот, как об очевидном явлении, но с другой, - это утверждение ставится под сомнение.

Исследованием института собственности на скот занимался С.Л.Фукс [20, с.11-61]. Исходя из контекста рассуждений, наблюдаемых в его работе, можно видеть, что он принадлежит к представителям концепции доминанты собственности на скот, то есть он признает, что скот в казахском обществе являлся основным средством производства.

“С XV до XIX в. частная собственность на скот и другие средства производства, кроме земли, выступает у казахов как семейная собственность. Для характеристики права частной собственности нужно выяснить, что представляет собой здесь семья, являющаяся субъектом права собственности” [20, с.15], - пишет он.

“Общее направление развития казахской семьи в XVIII – XIX вв. можно охарактеризовать как развитие от патриархальной семьи в форме задруги к патриархальной римской и далее к индивидуальной семье. Все же в конце XIX в. нельзя еще говорить о господстве индивидуальной семьи, состоящей в основном из мужа, жены и детей, нельзя, соответственно, говорить и об индивидуальной собственности главы семьи на семейное имущество” [20, с.17], - продолжает С.Л.Фукс.

Однако, с другой стороны, автор отмечает, что в конце XIX века глава семьи узурпировал все имущественные права остальных ее членов. Его индивидуальное право собственности вытеснило как права сыновей, так и жен [20, с.35]. Юридическии здесь на лицо частная семейная собственность, фактически - частная собственность главы семьи.

Таким образом, С.Л.Фукс выделяет собственника скота, которым фактически стал глава семьи. Однако отношения собственности на скот, несмотря на свою очевидность, имели сложные переплетения, где наряду с частной семейной собственностью, как говорилось ранее, присутствовала так же родовая собственность. Она, по мнению автора, сохранялась до конца XIX века и являлась основой феодальной эксплуатации [20, с.61].

По мнению С.Л.Фукса, “господство частной семейной собственности не только не ущемлялось, не смягчалась наличием указанных пережитков, а напротив, пережитки коллективной собственности, умело использовались знатью, решительно содействовали укреплению частнособственнических, эксплуататорских позиций” [20, с.60]. Такой вывод исследователь должен был сделать в силу идеологической доктрины того времени, как это было принято в советской историографии.

Другой исследователь кочевого общества, Г.Марков, предпочтение отдавал собственности на скот [21]. В своей работе он выделяет два этапа в развитии института собственности на землю: традиционный и колониальный. Скот и домашнее имущество, по мнению Г.Маркова, составляли частную семейную собственность: “Пастбища, как и в позднейшие времена, не являлись частной собственностью и ими пользовались в границах расселения жуза входящие в него группы скотоводов. При этом пути кочевания и места сезонных пастбищ определялись обычаем первого захвата, личной договоренностью, правом сильного” [21, с.141]. Отсутствие собственности на землю автор объясняет наличием большого количества земли, когда главной ценностью пастбища являлось наличие водного источника, и все споры, которые имели место, были по поводу воды, а не пастбища. Другим интересным обстоятельством, о котором следует сказать, - было то, что Г.Марков жузы рассматривал как административные единицы, что подтверждается содержанием его работ. Поскольку жузы являются административными единицами, то, естественно, кочевые общины, проживавшие в них, должны были каким-то образом регламентировать земельные отношения между жузами. Между тем такой регламентации земельных отношений мы не наблюдаем. Таким образом, кочевые общины не могли закрепить территории жузов в монопольное пользование, как не могли это сделать все племенные группы того или иного жуза. Проблема земельных отношений и тематика жузов как таковой не решена в историографии до сего дня.

При исследовании земельных отношений периода колонизации Г.Марков руководствуется нормами обычного права казахов. Однако в нем, по его словам, не отражены земельные отношения, следовательно, монопольной собственности на землю нет. Марков подтверждает, что до прибытия русских земля не находилась в личной собственности. Кроме того, он не опровергает тот факт, что землепользование со второй половины XIX стало неравным. Однако он не находит субъекта собственности на землю и ориентируется на общину как на собственника всей земли, игнорируя тем самым фактическую сторону дела.

Как свидетельствуют источники того периода, благодаря праву первого захвата, богатые казахи, имевшие большее количество скота, откочевывали на дальние пастбища, тем самым присваивая кормовой запас, тогда как бедные казахи не откочевывали далеко от зимней стоянки. Это свидетельствует о распаде казахского аула конца XIX века, когда община теряла свое значение в результате трансформации традиционных хозяйственных отношений [22]. Все эти процессы стали возможны благодаря крестьянской колонизации края.

Г.Марков не заостряет внимание на колонизации края и не ставит ее в качестве причины трансформации хозяйства. Из контекста исследования становится ясно, что автор идеализирует колониальные реформы, которые, по его мнению, внесли порядок в систему землепользования “Царская администрация, - отмечает Г.Марков, - стремилась внести некоторый порядок при кочевании, например, устанавливая для аульных групп каждой волости обязательные маршруты” [21, с.188].

Г.Марков не ставил проблему соотношения законодательства империи с фактическим правом собственности в казахском обществе исследуемого периода. Однако он признает собственность семьи на зимние стоянки и что земля становится объектом купли-продажи, но все же заостряет особое внимание на преобладании общинной собственности на землю. Автор не затронул проблему колонизации Казахстана российской империей, выраженную в земельных “изъятиях”. Он констатировал изменения земельных отношений, не показав причинно-следственных связей этого явления. Однако, несмотря на пристрастное отношение при разборе земельных отношений, автор показывает эволюцию землепользования казахов в полном объеме. Прежде всего, в период второй половины XIX – начала XX века кочевые территории переходят, - как он пишет, - фактически в индивидуальное пользование, когда реализовывается право распоряжения, проявляется это благодаря аренде и купле-продаже земли. Все эти моменты автор вынужден констатировать, но при этом, к сожалению, Г.Марков не показывает внутреннюю структуру функционирования данного института.

Важный постулат, который нужно было доказать в исследованиях советского периода, это эксплуататорская функция собственности, т.е. реализация прав собственности непосредственным собственником.

На эксплуататорскую функцию собственности высказал свои взгляды В.П.Илюшечкин, особо выделяя при этом эксплуататорскую роль родовой знати, кочевой общины. “Одной из наиболее распространенных форм частнособственнической эксплуатации в этих обществах является сдача крупными скотоводами скота на выпас беднякам, т.е. по существу, в аренду, на условиях предоставления последним определенной части приплода и продуктов скотоводства (шерсти, молока), получаемых за время выпаса, и присвоения собственником стада основной части приплода и продуктов скотоводства. Эта форма эксплуатации была известна под названием “саун” [23, с.263]. И далее: “Лично-зависимые скотоводы-кочевники, эксплуатировавшиеся в качестве крепостных, оброчных невольников и т.д., имели в одних случаях собственные стада, в других – скот, полученный в пользование от господина. В обществах скотоводов-кочевников имела то или иное распространение и эксплуатация на основе крупной частной собственности племенной знати” [23, с.264].

Необходимо отметить, что в своих рассуждениях В.П.Ильюшечкин особо выделяет эксплуататорский характер кочевой цивилизации, имея в виду отношения между знатью и рядовым общинником, так и выделяя внешнюю эксплуатацию, отношения между кочевниками и зависимым земледельческим населением. В результате автор не видит существенных различий между древностью, средневековьем и новым временем.

“Вполне понятно, - заключает В.П.Илюшечкин, - что в государствах кочевников, нередко включавших и покоренные земледельческие общества, широко практиковалась и налоговая эксплуатация как кочевого, так и оседлого населения. В периоды завоевания и господства кочевников над земледельческими народами она, видимо, составляла главный источник дохода господствующего класса кочевых обществ” [23].

Данной позиции придерживался и Н.Н.Крадин, отмечая внешне эксплуататорские отношения кочевников и земледельцев [24, с.174].

Подытоживая кратко все ранее изложенное, В.П.Илюшечкин отмечает, что “в сословно-классовых обществах средневековья и нового времени практиковались в качестве господствующих и негосподствующих те же самые основные формы добуржуазной частнособственнической эксплуатации, которые были характерны и для древних сословно-классовых обществ” [23, с.264]. То есть мы видим, что В.П. Илюшечкин оставляет сложившуюся систему эксплуатации без изменения, не обращая внимание на те процессы в обществе, которые были привнесены извне. К тому же автор попытался применить данную схему при объяснении цивилизации кочевников. Возможно, данная ошибка заключается в том, что автор попытался объяснить историю неевропейских народов применив общий универсалий для народов Востока. Отправной точкой для исследователя в объяснении эксплуататорского характера собственности послужил Китай [23].

Необходимо отметить, что цивилизация кочевников Центральной Азии не являлась типично восточной, где присутствовал сильный институт государственного управления, получивший название “восточный деспотизм”, посредством которого осуществлялось руководство всеми процессами в обществе, включая и хозяйство. Данный тип государственного устройства никогда не был характерен для кочевой цивилизации, где степень давления на индивида со стороны государства минимальна, а порой и вовсе отсутствует, где преобладают отношения свободных общин. Эта сторона взаимоотношений индивида, общины и государства в историографии даже не поставлена. В советской историографии идеализируется роль ханов и султанов, которые, если исходить из контекста исследований, фактически являлись собственниками казахской земли, хотя это не соответствовало действительности.

В советской историографии, как видим, основное внимание уделяется формационному обоснованию общества кочевников, особо не заостряется внимание на особенностях хозяйственного развития. Кроме того, необходимо учитывать то, что советская историография не рассматривала номадизм как уникальную, детерминированную экологической системой цивилизацию. В объяснении кочевой цивилизации в историографии довольно часто можно встретить оценку “хозяйственного анахронизма”, что приводило советских историков к естественному заключению о неспособности данной цивилизации развивать политические и экономические институты, которые получили законченную схему в земледельческой цивилизации. Даже те исследователи, которые признавали особенность степной цивилизации, вынуждены были подчеркивать ее синкретизм, исключением не является и институт собственности на землю.

Так, появление частной собственности на землю С.Е.Толыбеков и В.Ф.Шахматов связывают только с процессом оседания кочевников [10, с.56], [18, с.77]. При этом они четко оговаривают, что даже несмотря на начавшийся процесс оседания, это не приводило к окончательному сложению частной собственности на землю. Как отметил В.Ф.Шахматов, верховным собственником казахских земель считалось царское правительство, которое, исходя из задач колонизации, не практиковало в Казахстане продажу или раздачу казахам земли в частную собственность. Еще ранее данное обстоятельство подтверждал А.И.Добросмыслов. “В 1861 году было разрешено казахам заводиться прочною оседлостью и заниматься хлебопашеством, но при условии разъяснения им, что земли отводятся не в собственность, а только во временное пользование”, писал он [11, с.34], [25, с.417].

Но данная мысль не получила дальнейшего развития в работах С.Е.Толыбекова и В.Ф.Шахматова. Они в своих работах фактически подтвердили феодальные отношения в казахском обществе, правда, делая небольшую поправку в отношении категории “феодальные отношения”, сводя ее к обозначению “полуфеодальных отношений”. Конечные выводы авторов ничем практически не отличаются от сторонников доминанты собственности на землю в процессе производства, поскольку все сводится к тому, что общинная форма собственности на землю существовала в рамках классового общества [11], [13, с.53], [7, с.604].

Рассматривая кочевое общество, С.Е.Толыбеков видел дальнейшую перспективу развитие насельников Казахстана того периода только в оседании. По его мнению, кочевое скотоводство и связанная с его ведением общинная форма землевладения тормозили процесс развития производительных сил общества и дальнейшую классовую дифференциацию среди кочевников [13, с.77], [7, с.495-593].

В дальнейшем, переходя в своих работах к колониальному периоду, представители данного направления также придерживались эксплуататорского характера собственности в кочевом скотоводстве. Как уже говорилось выше, земля для кочевников являлась важным условием производства, а не средством производства. Основным средством производства являлся скот, отсюда автоматически выводилась форма собственности, которая выражалась посредством эксплуатации рядовых кочевников. Как следует понимать из их работ, эксплуатация в кочевом обществе осуществлялась с помощью скота, что явилось формой реализации собственности в данном обществе.

Главная точка зрения в советской историографии при изучении института собственности заключалась в подтверждении эксплуататорской формы собственности у номадов. Особо это получило развитие в исследованиях В.П.Илюшечкина, что было приведено выше [23].

Подвергая анализу исследования, нашедшие отражение в данном разделе, необходимо отметить то обстоятельство, что основная полемика до сих пор ведется вокруг проблемы развития феодализма в Казахстане в традиционный период. Одновременно с этим следует констатировать, что альтернативная концепция не отличается от теории “кочевого феодализма”, поскольку подчеркивает классовую модель общества казахов-кочевников. Фактически обе стороны базировались на одних и тех же методологических установках, что не меняло внутренней сути изучаемого явления. Что же касается собственности, то следует констатировать, что данный институт выводился из феодальных отношений путем наложения методологических штампов, принятых в советской историографии. Исходя из этого, можно сделать вывод, что в советской историографии институт собственности в обществе номадов не был должным образом изучен. В настоящее время это требует особого рассмотрения, прежде всего в силу современной экономической ситуации и появления новых методологических построений.


Контрольные задания

  1. Скот как основное средство производства, с точки зрения В.Шахматова и С.Толыбекова.
  2. «Скотский феодализм» и «азиатский способ производства»: динамика исследования проблем.
  3. Этапы дискуссии по проблеме доминанты средства производства.
  4. Методологические установки представителей «землистов» и «скотского феодализма».


Литература

  1. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. – Л: Изд-во АН СССР, 1934. – 223 с.
  2. Толыбеков С.Е. О некоторых вопросах экономики дореволюционного кочевого аула казахов // Вестник АН КазССР. – 1951. №. 8. – С.66-90.
  3. Шахматов В.Ф. О формах феодальной эксплуатации в Казахстане в XIX веке // Вестник АН Каз.ССР. – 1951. №. 11. – С.93-108.
  4. Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. – 590 с.
  5. Решение объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1954. – 10 с.
  6. Толыбеков С.Е. Вопросы экономики и организации кочевого скотоводческого хозяйства казахов в конце  начале  веков // Труды института экономики АН КазССР.– 1957. – Т. II. – С.3-91.
  7. Толыбеков С.Е. Общественно-экономический строй казахов в XVI - XIX веках. – Алма-Ата: Казгосиздат, 1959. – 448 с.
  8. Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов в XVII – начале XX века. - Алма-Ата: Наука, 1971 – 633 с.
  9. Шахматов В.Ф. Казахская пастбищно-кочевая община. (Вопросы образования, эволюции и разложения). - Алма-Ата: Изд-во. АН Каз.ССР, 1964 – 207 с.
  10. Шахматов В.Ф. К вопросу о причинах относительной застойности патриархально-феодальных отношений у кочевников // Вестник АН КазССР. - 1959. - № 5. – С. 35-47.
  11. Шахматов В.Ф. К вопросу о сложении и специфике патриархально-феодальных отношений в Казахстане // Вестник АН КазССР. - 1951. - № 7. - С. 18-36.
  12. Шахматов В.Ф. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Казахстана // Материалы научной сессии посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. – Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. – С. 50-59.
  13. Толыбеков С.Е. К вопросу о правильном определении общественно-экономического строя казахов в XVIII в. и позже // Известия АН КазССР. Серия общественная. - 1970. - № 3. – С. 45-62.
  14. Бекмаханов Е. К вопросу о социальном строе казахов второй половины XIX в // Вестник АН Каз.ССР. - 1950. - № 2. – С.89-104.
  15. Басин В.Я., Керимбаев Г. Из истории приаральских и присырдарьинских казахов конца 18 начала 19 в // Известия АН Каз.ССР. Серия общественная -1969. - № 2. - С. 51-62.
  16. Венюков М.И. Заметка о населении Чжунгарского пограничного пространства // Известия имперского русского географического общества. - СПб, 1871. - Т VII, вып. II. - С.335.
  17. Шахматов В.Ф. Основные черты казахской патриархально-феодальной государственности // Известия АН КазССР. Серия истории, археологии и этнографии. - 1959. - Вып. 3. - С. 67-79.
  18. Толыбеков С.Е. О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов // Вопросы истории. - 1955. - № 1. - С. 75-83.
  19. Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Изд. 3-е, доп. – Алматы: Дайк-Пресс, 2000. – 604 с.
  20. Фукс С.Л. Обычное право казахов в XVIII – первой половине XIX века. - Алма-Ата: Наука КазССР, 1981. – 224 с.
  21. Марков Г.Е. Кочевники Азии: структура хозяйства и общественной организации. - М: Изд-во МГУ, 1976. – 319 с.
  22. РГВИА. Ф. 414; оп. 1, д. 405. - Лл. 1-18, 18об.
  23. Илюшечкин В.П. Эксплуатация и собственность в сословно-классовых обществах. (Опыт системно-структурного исследования) - М: Наука, 1990. – 435 с.
  24. Крадин Н.Н. Кочевничество в цивилизационном и формационном развитии // Цивилизации. – М: Наука, 1995. – Вып. III. - С.164-179.
  25. Добросмыслов А.И. Тургайская область. Исторический очерк. - Т. 1. – Тверь: Б.И, 1902. – VII-524 с.

Содержание


Предисловие 3


Тема 1 Основные направления

изучения земельной проблемы 7


Тема 2 Земельная собственность

в русской историографии 17


Тема 3 Переселение и земельная проблема

в казахском обществе в работах А.Букейханова 41


Тема 4 Земельная собственность в

работах представителей классического феодализма

советской историографии 62


Тема 5 Теория феодализма в концепции

В.Ф.Шахматова, С.Е.Толыбекова и других 86