Geum.ru

Традиции андрея платонова в философско- эстетических исканиях русской прозы второй половины ХХ- начала ХХI вв

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Антифашистские произведения А.Платонова
Образ-понятие «музыка» как символ гармонии мира в эстетике А.Платонова»
А. П.Платонова
В первом разделе
В разделе
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
«Идея жизни» как «философия существования» А.Платонова в художественных произведениях и в литературно-критических статьях» дан анализ романов, повестей, рассказов, литературно-критических статей А.Платонова, устанавливается приверженность писателя исследованию онтологических, аксиологических вопросов бытия, изучаются пути, избираемые его героями для осуществления «идеи жизни» («Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «Песчаная учительница», «Джан», «Эфирный тракт», «Счастливая Москва» и др.). Герои Платонова ищут разгадку «оживления земли» во время засухи, наделены несокрушимой жаждой деятельности, и эта их жажда исходит «лишь из житейской нужды». Отмечается, что в «Чевенгуре», по наблюдениям платоноведов, как в эмбрионе, сосредоточены многие ростки творчества писателя, это «роман вопросов», «книга о вечном поиске» людей».23 Отмечается, что «одним из постоянных идеалов» Платонова был сформированный им в ранней юности энергетический принцип, на основе которого выстраивался затем хронотоп всех его произведений .24 Материалом для формирования новых моделей мироотношения, ряда мотивов и сюжетных решений в художественных произведениях Платонова послужили идеи В.Вернадского, идеи взаимосвязи и взаимопереходов веществ и энергии из «Общей теории относительности» А.Эйнштейна. «Платонов считал, что новый преображенный человек должен обладать двумя свойствами – быть активным и чувствительным приемником космической энергии, и, одновременно, уметь ее без потерь направить в нужное место, область «вещества» – ту же мысль мы встречаем и в «Биосфере» Вернадского».25 В романе «Чевенгур» находят художественное осмысление проблемы бессмертия, свободы, братства, проективности науки, отраженные в «Философии общего дела» Н.Федорова(1828/1829–1903).Отмечается вклад ученых разных стран в изучение связи прозы А.Платонова с учением Н.Федорова и воззрениями на проблемы смерти и бессмертия в православном христианстве (работы А.Кисилева, С.Семеновой, Н.Корниенко, Н.Малыгиной, Е.Яблокова, М.Дмитровской, Е. Толстой-Сегал, В.Коваленко, К.Баршта и др.). Как ключевой текст, в котором зафиксирована платоновская «идея жизни», важная для писателя на всем протяжении творческого пути, рассматривается рассказ «Песчаная учительница» (1927). «Идеей жизни» в рассказе определяются важнейшие сюжетно-фабульные отношения, связанные с образом учительницы Марии Нарышкиной. В деревне, занесенной песками, героиня рассказа будет обучать учеников «мудрости жить в песчаной степи» и «превращать пустыню в живую землю», в «цветущий сад». Для преодоления «горестного напряжения», «ничтожного безумия» и «выхода в счастье» необходимы сотворчество душ, сочувствие и вера, что «помощь придет лишь от другого человека».Платонов обращается к художественному исследованию моральных категорий памяти, свободы выбора, вступая в диалог с крупнейшими европейскими философами-экзистенциалистами: Хосе-Ортега-и-Гассетом (1883-1955), А.Бергсоном (1852-1944). Отказ от памяти, утрату связи с окружающими А.Платонов считает губительной как для отдельного человека, так и для будущего человечества. Эта мысль – его постоянная боль, к ней он возвращается и в художественной прозе,и в дневниковых записях,в публицистике, в литературно-критических статьях: «Типичный человек нашего времени: это голый – без души и имущества, в предбаннике истории, готовый на все, но не на прошлое».26

В разделе « Антифашистские произведения А.Платонова» прослежено, что в изображении своих героев на войне Платонов исходит из презумпции жизнестойкости и силы характера русского человека: «и голодно, и болезненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обреченные не сдаются; массы людей терпеливо и серьезно исполняют свое существование… люди, оказывается, обнаруживают способность бесконечного жизненного развития».27 Все антифашистские произведения Платонова проникнуты мыслью о планетарной общности людей, мыслью о «человечестве-организме»; у истоков «человечества-организма» в художественном мире А.Платонова находится беспомощный ребенок, пробуждающий совесть, беспощадность самосуда, органически присущего человеку. Детская слабость становится силой, прибежищем для сохранения человеческого в человеке. Подчеркнута концептуальная роль образов-символов, аккумулирующих сложное содержание происходящего в военных рассказах А.Платонова. «Ребенок, лишенный детства, детская смерть – темы, которые присутствуют на протяжении творчества писателя как знак катастрофического несовершенства жизни. (…) В рассказе «Одухотворенные люди» краснофлотец Фильченко видит детей, играющих в смерть. Его сердце наполняется чувством вины и жаждой возмездия. Трагическое сознание отнятого у народа будущего объединяет героя и автора в этой сцене».28

В разделе «Идейно-эстетические искания А.Платонова в художественном исследовании темы любви» рассмотрены проблемы любви, которые волнуют Платонова как вопросы нравственности, как вопросы вечные. В художественном исследовании темы любви А.Платоновым отражен его взгляд на женщину как на «совесть мира» (статья «Душа мира», 1920). Концептуальные воззрения Платонова на роль семьи в «складывании» человека в концентрированной форме выражены в литературно-критической статье «Детские годы Багрова-внука» (1941). Семья, по Платонову, – «теплый очаг, где впервые и на всю жизнь согревается человеческое существо», «великая сила, складывающая человека и предопределяющая его судьбу», «семья… питает, как источник, и другие, более широкие и высшие сферы жизни человека… Чувство родины и патриотизм».29

В разделе « Образ-понятие «музыка» как символ гармонии мира в эстетике А.Платонова» отмечается, что в своих творческих поисках А.Платонов развивает идеи «синтетического» искусства, разрабатывает свой, присущий только ему, отличающий его от других писателей, язык, обладающий уникальным эффектом эстетического воздействия. Образ-понятие «музыка» является устойчивой «эстетической доминантой» (определение Б.Эйхенбаума) художественно-философской системы Платонова, воплощением «неисчислимого музыкального времени» (Блок). Музыка в творчестве Платонова выполняет функцию «стенографии чувств» (Л. Толстой), «потока чувств» (Ж.-Ж. Руссо), «ведет душу к добродетели» (Платон), является «тайнообразующей силой» («Чевенгур»), «приближает человека к человеку» («Че-Че-О»), выражает «существо жизни» («Ювенильное море»), «возбуждает жизнь на исполнение высшей судьбы» («Счастливая Москва»). Все платоновские «сокровенные» герои проявляют «родственное» (М. Пришвин) внимание к миру, обладают сверхособой чувствительностью; именно вслушивание в звуки мира помогает им обрести «смысл жизни». Через образ музыки Платонов соотносит жизнь человека с общим потоком мирового бытия, создает ощущение динамики жизни, ее таинственности, чуда, недолговечности в конкретной судьбе и вечности в человечестве, выявляет вечные ценности, говорит о проблемах «вселенского человека». Через образ музыки, как это впервые отметила Н.М.Малыгина, Платонов ищет пути к «главной жизни» (…) Музыка представляется Платонову звуковым самовыражением сокровенной гармонии мира».30

Особое внимание уделяется приемам художественной методологии Платонова, ставшим предметом творческой рефлексии его последователей. Отмечается, что модификация соловьевского принципа «всеединства», его видоизменение, поиски А.Платоновым Истины, Добра, Красоты станут существенной чертой его произведений. Продолжено исследование «ключевых слов», «ключевых текстов» писателя, позволяющее обнаружить концептуально важные смысловые константы, обеспечивающие внутреннюю целостность его творчества.

В главе II – «Генетические и типологические связи прозы А. Платонова с русской литературой XIX- первой половины ХХ века. «Думание» о мире и человеке» – рассматривается творчество А. Платонова во взаимодействии с русской и зарубежной философской мыслью и литературным процессом второй половины Х1Х-первой половины ХХ вв. Отмечается, что Платонов, усваивая опыт предшественников, трансформирует его в уникальные формы своего творчества. Так, опыт Ф.М. Достоевского особенно важен для А.Платонова при обращении к сущностным вопросам духа и бытия, экзистенциальным проблемам устроения жизни на Земле, при обращении к теме ребенка.

Для аналитического сопоставления привлекается рассказ Ф.М.Достоевского «Сон смешного человека (Фантастический рассказ)» (1877), ранее выпадавший из поля зрения исследователей генетических корней платоновской прозы. Отмечается,что размышления писателей обращены к человеческому сознанию, к разуму человека. Платоновская философема в «Ювенильном море» – «Единственная надежда для всей изможденной косности – это пробиться в будущее через истину человеческого сознания» – трансформирует одну из ключевых философем Ф.М.Достоевского – «Сознание жизни выше жизни, знание законов счастья – выше счастья» – вот с чем бороться надо!» Вопрос «смешного человека», ставший источником душевного переворота героя, – «Отчего же я вдруг почувствовал, что мне не все равно, и я жалею девочку?»31 – зададут почти все взрослые герои А.Платонова. Этот вопрос окажется актуальным и для писателей второй половины ХХ –начала ХХI вв.– Ю.Казакова, В.Белова, Ю.Трифонова, В.Шукшина, В.Распутина, Л.Бородина, Б.Екимова, А.Варламова, О.Павлова, В.Березина, В.Токаревой, Л.Петрушевской и др.

Наследие Ф.М. Достоевского требуется учесть и для понимания сути диалога А. Платонова со многими его современниками. Художественное разоблачение социальной утопии в романе «Чевенгур» (рабство – не путь к свободе и счастью) найдем и в романе Е. Замятина «Мы» (1920) и в его рассказе «Пещера» (1922). Заметим, что поэтику повести Платонова «Эфирный тракт», как и романа «Мы» Е.Замятина, иногда рассматривают как «антиэнтропийную» поэтику, которая «…отражает мир, проникнутый биогенным током атомов, мир, где живое вещество создает особые связи и структуры…» Отмечается, что в данном направлении «работал и Е.Замятин. Но его роман «Мы» более декларативен, к тому же его образы и идеи… не получили должного развития в творчестве писателя».32 Доказательно и сравнение повести «Эфирный тракт» с грандиозным «стилистическим эпосом» Д.Джойса – «Улиссом». «Отрывки трактатов, книг, описания изобретений, включенные в «Эфирный тракт», «оживают» в контексте разнообразных событий, описанных в повести. Идея ее композиции связана с идеей круговорота жизни».33 Этическая, онтологическая проблематика «Ювенильного моря»(1934) позволяет установить типологическое родство повести с романом Л. М.Леонова «Дорога на Океан» (1935). В обоих произведениях усилена условность, в качестве главного структурообразующего и сюжетообразующего принципа используется миф о новом человеке, создаваемый авторами. В максимах писателей объединены в единое целое проблемы морали, политики и социологии: «Красота всего освещенного мира тяжко добывается из резкого противоречия», «Горестное напряжение будет на земле недолго» («Ювенильное море»); «Человек живет радостью преодоленных несчастий», «Если есть в тебе что-нибудь хорошее, в той же степени ты найдешь это в других» («Дорога на Океан»). В обоих произведениях дана не только установка, но и перспектива решения проблемы «выхода в счастье», «воссоединения людей» (Ф. Достоевский) через разум, труд, созидание и творчество, через «поиск путей друг к другу».

При сопоставлении прозы А. П.Платонова и рассказа Б. А.Пильняка «Заволочье» (1925) исследуются вопросы этичности науки. Выявляется нравственно-регулятивная функция библейских мотивов (например, мотива Каина), используемых писателями при анализе проблем влияния технического прогресса на судьбы людей. Отмечается, что платоновская формула «В руках зверя и негодяя самая высокая техника будет лишь оружием против человека»,34 как и многие другие его художественно-философские установки, точно указывает ориентиры будущей исторической жизни человека и найдет свое развитие в прозе писателей второй половины ХХ- начала ХХI вв. Об этом идет речь в третьей главе реферируемой диссертации «Произведения А.Платонова и философско-эстетические искания русской прозы второй половины ХХ - начала ХХI вв.»

В первом разделе – «А.Платонов и художественное творчество Ю.Казакова» установлено, что платоновская проза конца 20-х, 30-х годов о судьбах крестьянской России в некоторых важных аспектах стала предысторией «деревенской прозы» как особого художественного направления литературы второй половины ХХ-начала ХХI вв. Одним из главных ее «движителей» стала тоска по нравственности. Страстный призыв платоновского «усомнившегося» героя – «Нам душа дорога», «Даешь душу, раз ты изобретатель!» – был услышан писателями второй половины ХХ века. Герои В. Белова и В. Шукшина, Ю. Казакова, В. Распутина, Л. Бородина и других крупнейших современных писателей, как и герои Платонова, настойчиво стремятся к осмыслению закономерностей мира.

Ю.П. Казаков (1927-1982) был одним из писателей, которые стояли у истоков «деревенской» прозы 60-70-х годов, кто продолжил и развил линию А.Платонова в художественном отображении «тревоги бедных деревень» («На полустанке», 1954; «В город», 1960; «По дороге», 1960; «Нестор и Кир», 1961; «Легкая жизнь», 1962 и др.). Ю.Казаков унаследовал от А.Платонова жажду постижения глубин людских душ, включая связи с родной землей, осознания своего долга и ответственности перед ней. Эти проблемы возникают в прозе Ю. Казакова в связи с темой коллективизации и раскулачивания, о чем шла речь и у А.Платонова. Мироощущение героев Казакова, утверждает исследование, близко мироощущению платоновских героев. Через образы своих «киров» и «нестеров», «поморок» и т.д. писатель передает нравственные принципы народа – жажду не просто выжить, но и сохранить в себе светлую душу, жить в ладу со своей совестью, превратить землю в сад. В исповедальных монологах главного героя Казакова из рассказа «Нестор и Кир» раскрывается картина деяний, говоря платоновским языком, «юных разумом мужей». Подчеркнуто, что Казакову, как и Платонову, дорог мир в его общности и цельности. В рассказе «Какие же мы посторонние?» (1966) из «Северного дневника» Ю. Казаков актуализирует кардинальную идею А.Платонова из рассказа «Старый механик» (1940) – «Без меня народ неполный». Казаков диалогизирует, как и Платонов, повествовательный дискурс; голос автобиографического героя-рассказчика, несобственно-прямая речь, передающая видение и реакцию персонажей на увиденное и услышанное, внесение их комментариев в текст, сказовая манера речи – все это делает рассказ чрезвычайно важным средством в осмыслении философских проблем жизни и смерти, вечных ценностей.

Ю.Казаков, как и А.Платонов, осознает возможность структурировать литературное произведение с использованием в качестве основания многозначного и многофункционального образа-понятия «музыки». Героев рассказов Ю. Казакова «Трали-вали» (1959), «Манька» (1958), «На полустанке», «Запах хлеба» (1961), «Нестор и Кир», «Плачу и рыдаю» (1963), «Поморка» (1957), «Свечечка» (1974), «Во сне ты горько плакал» (1977) роднит с «сокровенными» героями А. Платонова вслушивание в голоса, в звуки, исходящие от мира, от людей, от природы, стремление к более совершенной жизни, любовь к человеку, к своей земле. В свою творческую парадигму Казаков включает наиболее важные элементы традиции, креативную деятельность человека, ценностные ориентации. Размышления героев о смысле жизни, напряженная внутренняя жизнь, обусловливающая способность человека изменяться, «трансцедировать себя в направлении смыслов»,35 предстают в произведениях Ю.Казакова как характерная черта русского национального характера. Через внутренний монолог героя рассказа «Трали-вали» передает Казаков богатую духовную жизнь бакенщика Егора. Монолог героя из рассказа «Трали-вали» обнаруживает переклички с характеристикой Саши Дванова из романа Платонова «Чевенгур», наделенного автором такими качествами, как неравнодушие к миру, стремление к «счастью взаимной жизни» и «деланию», чуткость к голосам, исходящим от мира. В большинстве своих рассказов и повестей Ю.Казаков предстает как лирический писатель, как певец природы и человека. Рассказ «Старики» (1958) выделяется в прозе Казакова как своим эсхатологическим содержанием, так и стилем. Рассказ «Старики» с его темой Апокалипсиса и героями, размышляющими о «конце света», справедливо характеризуется как нарушение «эсхатологической паузы» после написания платоновского романа «Чевенгур», обозначившего «прощание с утопией и медленный отход от нее к реалистическому видению мира».36

Отзвуки художественных идей А.П.Платонова угадываются в повести «Привычное дело» (1967), в романах «Кануны. Хроника конца 20-х годов» (1988), «Год великого перелома» (1991–1994) В.И. Белова. В повести «Привычное дело» Белов в духе традиций А.Платонова, его рассказа «Усомнившийся Макар» (1929) предлагает читателю притчу, философское иносказание о современности. Оба произведения явились откликом писателей на резко обозначившийся антагонизм между государством и личностью. Платоновское произведение написано в год «великого перелома». Писатель особое внимание сосредоточивает на попытках власти запретить людям жить и думать самостоятельно. Гуманистическая проблематика оказывается равновеликой всей совокупности социально-политических вопросов. Повесть В. Белова создана в другое время и рассказывает о послевоенном бытии крестьян, осложненном неправедными действиями власти (лишение приусадебных участков, высокое налогообложение и др.). Но и здесь социальное не затеняет и не отменяет нравственно-философского и онтологического начал, важных для героев, но враждебных принципам существования, навязываемым сверху. Отмечается, что отзвуки художественных идей А. Платонова угадываются в рассказах «За тремя волоками» (1965), «Деревня Бердяйка»(1961), «Лейкоз» (1995) и др. В них В.Белов развивает идеи Платонова о насильственном разрушении личности, непригодности для человека мира насилия, ставит и решает экзистенциальные вопросы. Внутренние монологи героев Белова, диалоги, которые они ведут между собой, вызывают аналогии с мирочувствованием платоновских героев, безымянных крестьян из «Котлована», с образом Елисея, спина которого обрастала «защитной шерстью». Они передают трагичность жизни крестьянина, ненависть к произволу «уполномоченных». Народная мораль не позволяет Дрынову «отмежеваться от своей души» (фраза из повести «Котлована»), стать доносчиком. Оба писателя ставят безошибочный диагноз обществу, в котором личность нивелируется,«снижается». «Когда донос объявляется делом чести, это означает, что общество занемогло».37 Прослеживая судьбу своего героя, яркой личности, талантливого мастерового («и плотник, и печник»), участника Великой Отечественной войны, награжденного орденами, Белов в новых условиях развивает платоновские идеи о своеобразии русского национального характера, о присущих простому человеку чувствах достоинства, бескомпромиссности, духовности. Дрынов,подобно «сокровенным» платоновским героям, подобно Ивану Копчикову из «Рассказа о многих интересных вещах» и Макару Ганнушкину из рассказа «Усомнившийся Макар», близок к миру природы, «траве и зверю», тянется к людям, но становится невольным источником страданий близких. Фраза, вложенная в уста одного из мудрых народных представителей, своеобразного философа, смекалистого мужика по прозвищу Пятак (именно Пятак является единственным обладателем Библии в деревне) – «Ежели тема не сменится, дак годов через пять никого не будет в деревне, все разъедутся» – передает боль писателя за судьбу крестьянина. Размышления «народного философа» из повести В.Белова своей прозорливостью и мудростью перекликаются с рассуждениями персонажа из романа А.Платонова «Чевенгур»: «Мужику от земли один горизонт остается. Кого вы обманываете-то?».38 Осмысление своих исторических корней, связей с предками, любовь к своей земле, свойственные «сокровенным» героям А.Платонова, характеризуют и героев Белова в рассказах «Холмы», «За тремя волоками». «Откуда он взялся… Где начало, кто дал ему жизнь тогда, ну хотя бы лет четыреста назад? Где все его предки и что значит их нет?» – внутренний монолог героя-рассказчика известного рассказа «Холмы», перекликающийся с размышлениями платоновских героев о «свете жизни»(«Свет жизни»). Отмечается, что проза Белова, как и проза Платонова, посвящена сохранению народного лада, народных понятий о красоте. В работе выявляются связи прозы Платонова и Белова на стилистико-языковом уровне, в использовании сказа, сказового колорита, юмора, иронии.

В разделе «А.Платонов и творчество В.Шукшина. Отражение народного видения мира» отмечается, что проблема платоновских традиций в творчестве В.М.Шукшина (1929-1974) мало изучена, хотя в работах некоторых исследователей намечены подступы к ее решению (С. Залыгин, М. Геллер, Н.Корниенко, А. Варламов). А.Варламов называет Платонова и Шукшина «знаковыми фигурами своего времени и наиболее точными его выразителями».39 По оценке Н.В.Корниенко, Шукшин «своим знаменитым рассказом «Забуксовал» и его героем-чудиком, так и не перевоспитанным драгоценным «неискушенным читателем», продолжил линию большой русской литературы и в самые драматические двадцатые и тридцатые годы остающейся автономной, но не по отношению к жизни и никогда не забывавшей о «неискушенном читателе», который, как и она сама, относился к разряду перевоспитуемых».40

«Вдумывание в жизнь», стремление разгадать ее тайну, неприятие насаждаемых стандартов – характерная черта «чудиков» В.Шукшина, «чудаков» А.Платонова. Их неуправляемые порывы ломают рамки обывательской логики, их отличает бесшабашная импульсивность самовыражения. При всех отличиях они – «люди одной породы»(С. Залыгин»), только живущие в разные эпохи. Объединяет их неподдельный интерес к жизни, стремление разгадать ее тайны, чтобы «душа не болела» (рассказ «Верую»). Они озабочены оздоровлением общества, подобно «усомнившемуся» Макару А.Платонова, переустройством государственной структуры по человеческому, на их взгляд, подобию. Платоновские корни имеет интерес В.М.Шукшина к характеру «человека-недогматика, не посаженного на науку поведения. Такой человек импульсивен, поддается порывам, а следовательно, крайне естественен. Но у него разумная душа».41

Герои Шукшина, как и герои Платонова, выступают против обезличивания человека, заявляют о его праве на свои вкусы и привычки. Уважение к личности другого человека, о котором размышляет шукшинский герой Алеша Бесконвойный – «Да два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтобы люди прожили одинаково!» – сопоставимо с видением мира «сокровенного» платоновского героя, умеющего «говорить, как многие русские люди, иносказательно, но точно» – «А ведь это сверху кажется – внизу масса, а тут отдельные люди живут».(«Че-Че-О» (1928),

В реферируемой работе отмечается, что В. Шукшин, как и А. Платонов, не идеализирует своего героя, видит противоречивость человека, сочетание в его характере «святого и звериного». Важное место в творчестве обоих писателей занимает исследование проблем выбора и ответственности человека за зло в мире. В рассказе «Охота жить» Шукшин ставит акцент на внутренней красоте человека. Взяв за основу, как и Платонов, евангельскую притчу о «сокровенном человеке» (Перв. Посл. Петра. 3/3, 5), он противопоставляет ее красоте внеш- ней, показной. «Молодой, сильный, красивый» уголовник стреляет в спину старому охотнику, приютившему его и фактически спасшему жизнь. В коротком рассказе эпитет «красивый» применительно к современному Каину встречается пять раз – «красивое, бледное лицо»; «красивый парень»; «молодой, сильный, красивый, крупный». Полноценность души охотника проявляется не только в способности на «милосердный поступок», но и через раскаяние за давний грех. Как и в платоновском рассказе «Афродита», в повести Шукшина «Калина красная» добро и зло показаны в прямой схватке. Уголовник Губошлеп – идеолог, отстаивающий враждебные для человека начала, «враг жизни» (фраза Платонова). Он попирает вековечные законы морали. Образ Губошлепа, созданный Шукшиным в «Калине красной», вписывается в типологию платоновских «разрушителей»,«злодейской силы, вступающей поперек жизненного пути» («Афродита»). Нравственная максима – «отвечай сам за добро и за лихо», вложенная в уста старого крестьянина Еремеева и отражающая народное видение мира, –трансформируется в прозе Шукшина. Герой шукшинского рассказа