Вспоминая крупнейшие сражения Великой Отечественной войны, мы снова и снова обращаемся к событиям битвы под Москвой
| Вид материала | Документы |
- Е. В. Ермакова игпи им. П. П. Ершова, г. Ишим, Тюменская обл. Физика в литературных, 96.74kb.
- Тематическая разработка устного журнала для учащихся 7- 9 классов "Женщины в годы Великой, 115.83kb.
- Сочинение на тему: «Сердцем прикоснись к подвигу», 158.76kb.
- Контрольный тест по истории в 9 классе за III четверть, 63.87kb.
- Великой Отечественной Войны Островского района Костромской области и рассказ, 347.49kb.
- Конкурс «Война Ивраг под Сталинградом» (блиц-турнир с вопросами на знание исторических, 243.6kb.
- Задачи: Подвести учащихся к пониманию причин поражений Красной Армии в начале войны;, 78.69kb.
- Класс: 8-11, 17.28kb.
- Шатурского района Московской области Конференция, посвященная битве под Москвой Авторы:, 60.52kb.
- Приграничные сражения красной армии в начале великой отечественной войны, 377.37kb.
| — Проскочил на полном газу у фашистов под носом, потому что водители у нас орлы, а фрицы — шляпы. Вот и вся стратегия. Теперь почти весь полк Н. К. Ефременко был в сборе. Это позволило нам организовать на окраине деревни Пешки надежную оборону, которую возглавлял Ефременко. С наступлением темноты я выехал в штаб армии, который находился в районе Сходни, чтобы оттуда срочно доложить командованию фронта о положении в районе Солнечногорска. Рокоссовский и Лобачев все еще не вернулись. Поэтому, прибыв в штаб, я пошел к начальнику штаба М. С. Малинину. Михаил Сергеевич тут же позвонил начальнику штаба фронта В. Д. Соколовскому и доложил обо всем, что узнал от меня. Соколовский не поверил. Он считал, что у генерала Ревякина достаточно сил, чтобы отразить наступление противника. Через некоторое время позвонил командующий фронтом Г. К. Жуков, которому пришлось снова докладывать о положении, сложившемся в районе Солнечногорска. После этого командующий фронтом приказал Малинину срочно направить к Солнечногорску все резервы армии. Но резервов у нас уже не было. Однако приказ [179] оставался в силе — принять любые меры, чтобы предотвратить продвижение противника от Солнечногорска к Москве. На нашем левом фланге положение тоже было сложное. В районе Истры вели тяжелые бои 9-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора А. П. Белобородова и 18-я ополченская дивизия генерал-майора П. Н. Чернышева. И все-таки нам с Малининым удалось, как говорится, «с кровью» оторвать с истринского направления два стрелковых батальона и один истребительно-противотанковый артиллерийский полк и направить их под Солнечногорск. В ночь на 25 ноября приехали наконец в штаб Рокоссовский и Лобачев. Оказывается, им удалось вырваться из Клина, когда по городу уже шли вражеские танки. Мы буквально накинулись на них с расспросами. Но Константин Константинович сразу же отразил нашу «атаку»: — Товарищи, не до сентиментов сейчас. Михаил Сергеевич, доложите обстановку на фронте. Командующий был полон энергии и решимости. Глядя на него, трудно было догадаться, что последние двое суток он провел в беспрерывном нервном напряжении и передвижении, без сна. Выслушав доклад, Рокоссовский сказал, что обстановка еще сложнее, чем мы представляем. Помимо Клина и Солнечногорска враг овладел Рогачевом. Его танки рвутся к каналу Москва — Волга. Около 3 часов ночи раздался телефонный звонок. Командарма вызывала по ВЧ Ставка Верховного главнокомандования. Спрашивали об обстановке в полосе нашей армии. Рокоссовский доложил обо всем, об отсутствии сплошного фронта и необходимых резервов. Мы узнали еще об одной беде. Гитлеровцы заняли Красную Поляну. Местные жители успели сообщить по телефону в Моссовет, что там устанавливаются дальнобойные орудия для обстрела столицы. Ставка требовала от армии держаться и обещала к утру прислать свежие силы. У Рокоссовского к этому времени уже созрело решение. Он распорядился задержать на марше два батальона и артиллерийский полк, посланные под Солнечногорск, и направить их в район Черной Грязи, в 6 километрах от Красной Поляны. Мне он приказал к рассвету направить в тот же район два пушечных артиллерийских полка резерва Верховного главнокомандования и два-три дивизиона «катюш», [180] которые должны были в 7 часов 25 ноября открыть огонь по Красной Поляне. Артиллерийским полкам предстояло пройти за ночь большой и трудный путь. Дорога была каждая минута. На счастье, связь с ними была налажена хорошо, и мне удалось без задержки отдать необходимые распоряжения. Все пришло в движение. Офицеры штаба разъехались для контроля марша частей и встречи их в пунктах назначения. В 4 часа ночи из штаба фронта передали, что к утру в распоряжение 16-й армии прибудут танковая бригада Ф. Т. Ремизова, 282-й стрелковый полк, 528-й артиллерийский полк Л. И. Кожухова и четыре дивизиона «катюш». Рокоссовский приказал мне и начальнику бронетанковых войск армии Г. Н. Орлу выехать в район Черной Грязи и лично принять эти части. Темной ночью, не зажигая фар, мы двинулись по фронтовым дорогам Подмосковья, забитым идущими на фронт войсками. Танковая бригада Ф. Т. Ремизова начала выдвигаться к Красной Поляне еще до рассвета. В 7 часов заговорила наша артиллерия. На врага, засевшего в Красной Поляне, обрушился мощный огонь орудий и «катюш». Противник открыл ответный огонь из орудий и танков, но на этот раз бесспорное огневое превосходство было на нашей стороне. Бой продолжался весь день. С наступлением темноты наши танкисты ворвались в Красную Поляну, захватили много пленных, машин и орудий. Противник вынужден был отойти. Однако через некоторое время ему удалось вновь вернуть оставленные позиции. Наши войска наносили врагу тяжелые потери, но под натиском превосходящих сил вынуждены были отходить к Москве. Войска 16-й армии сначала отступили на рубеж западного берега Истринского водохранилища и реки Истры, а затем на рубеж Новоселки — Клушино — Матушкино — Крюково — Нефедьево — Ленине. Наступление с решительными целями без помощи фронта и Ставки было немыслимо. И эта помощь пришла. К первым числам декабря в составе нашей армии имелось довольно значительное количество войск. Что же касается артиллерии, то ее у нас было больше, чем в любой армии, сражавшейся в те дни под Москвой: семь артиллерийских полков стрелковых дивизий и пятнадцать артиллерийских [181] полков резерва Верховного главнокомандования. Кроме того, армии было придано семь дивизионов реактивной артиллерии. Всего у нас насчитывалось более 900 орудий и минометов и 70 установок «катюш». Плохо обстояло дело только с зенитными средствами: у нас имелось всего два зенитных дивизиона. Из резерва Ставки на наше направление прибыли 1-я ударная и 20-я армии, имевшие в своем составе новые, полнокровные соединения. Это предвещало важные перемены на фронте. 6 декабря был отдан приказ о переходе армии в общее наступление. В течение первых трех дней наши войска сбили противника с занимаемых им рубежей, и он начал стремительный отход. В те дни артиллеристам пришлось нелегко. Артиллерия усиления и даже часть дивизионной артиллерии начали отставать от пехоты. У нас еще не было достаточного опыта в организации широкого наступления, и мы многого не предусмотрели. Жизнь преподала нам уроки, которые пошли в дальнейшем на пользу... Я попытался рассказать о действиях артиллерии 16-к армии. Но так же героически сражались артиллеристы всего Западного фронта и других фронтов. Наши артиллеристы вместе с другими родами войск отстояли Москву. Каждый из них знал: если даже он погибнет, то все равно внесет свою частицу в святое дело разгрома фашизма. ссылка скрыта ссылка скрыта ссылка скрыта ссылка скрыта ссылка скрыта М. Е. Катуков Маршал бронетанковых войск, бывший командир 1-й гвардейской танковой бригады 1-я гвардейская в боях под Москвой В начале октября 1941 года только что сформированная 4-я отдельная танковая бригада находилась в Кубинке, в 60 километрах западнее столицы, прикрывая шоссе и железную дорогу Москва — Минск. На фронте дела шли неважно. 2 октября вражеские войска вышли на подступы к Орлу. Это создало большую угрозу дороге на Тулу и Москву, где наших войск почти не было. 4-я танковая бригада получила приказ следовать на Мценск, действовать в направлении Орла и закрыть танкам Гудериана дорогу на Тулу. Рано утром 3 октября бригада по железной дороге отправилась в Мценск, куда первый эшелон прибыл уже на следующий день. Остальные были на подходе. Выгрузившись, мы неожиданно увидели, что со стороны Орла на больших скоростях мчатся паровозы, по шоссе несутся пожарные, грузовые, легковые машины, подводы. Спрашиваем: «В чем дело?» Оказывается, в Орел вступили гитлеровцы. Раздумывать было некогда. Я решил, не дожидаясь прибытия остальных эшелонов, выслать на Орел боевую разведку в составе двух танковых групп с пехотой под командованием капитана В. Гусева и старшего лейтенанта А. Бурды. Вскоре подъехал на вездеходе генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, только что назначенный командовать 1-м гвардейским стрелковым корпусом на этом направлении, хотя войск, которые должны были поступить в его распоряжение, еще не было. Я доложил ему все, что знал о боевой обстановке. — Как будешь действовать? — спросил меня Лелюшенко. — Если фашистов много, то перейду к активной обороне, чтобы затянуть ее до подхода остальных эшелонов, — ответил я. — Отходить буду с боями на Мценск. Лелюшенко одобрил этот план. Время шло. От Гусева и Бурды никаких сведений не поступало, и я решил занять оборону на северном берегу реки Оптухи. К вечеру подошли все части бригады. Нам придали зенитный артдивизион, вооруженный 85-миллиметровыми пушками. Подошел воздушно-десантный батальон. Мы расставили танковые засады, вырыли окопы, ложные окопы, замаскировались — словом, трудились всю ночь. В это время разведгруппа Бурды устроила засаду у дороги Мценск — Орел. Вскоре показалась колонна врага численностью примерно до полка, с артиллерией и танками, Подпустив ее на прямой выстрел, разведчики ударили из пушек и подожгли несколько танков. Затем они перешли в атаку, нанесли гитлеровцам большие потери, захватили троих пленных, бронетранспортер, документы и возвратились в бригаду. Из показаний пленных мы узнали, что в Орел вошла группа Гудериана в составе 3-й и 4-й танковых дивизий и одной мотодивизии. На Волхов в направлении нашего тыла действует еще одна танковая дивизия. Обстановка, таким образом, прояснилась. Рано утром 6 октября началось сражение. До 150 вражеских танков пошли на нас в атаку. Противотанковые малокалиберные пушки нашего мотострелкового батальона вскоре были подавлены танками противника. Но когда фашисты подошли к окопам мотопехоты и десантного батальона, наши танковые засады открыли по ним огонь в [184] упор. Бой длился без перерыва двенадцать часов, до вечера. Позиции остались за нами. За день боя гитлеровцы потеряли 43 танка, несколько орудий и до 500 человек пехоты. Наши потери составили 6 танков. Довольно сильно пострадал мотострелковый батальон, находившийся на направлении главного удара. После боя гитлеровцы отошли примерно на километр и сосредоточились в лощине. Вечером к нам подошел дивизион гвардейских минометов — «катюш». Мы еще их не видели и не знали, если можно так выразиться, «производительности труда» этого нового оружия. Командир дивизиона Чумак явился на мой командный пункт и попросил поставить ему задачу. Зная, что «катюши» присланы к нам на один залп, я приказал накрыть огнем фашистов, собравшихся в лощине. От разрывов загудела земля. К небу взметнулось гигантское пламя от загоревшихся машин и взрывающихся боеприпасов. Издали слышны были: отчаянные крики гитлеровцев. Наша разведка не нашла в лощине ни одного живого фашиста. В темноте бригада отошла на новый рубеж обороны. Подошел полк пограничников под командой полковника Пияшева и отдельный стрелковый батальон майора Проняева. У пограничников имелись противотанковые ружья и батарея 76-миллиметровых орудий. Несмотря на усталость и нервное напряжение, люди были бодры и довольны первым боем. Все горели желанием сражаться. Мы знали, что Гудериан намеревался ударить на Тулу и подготовить удар на Москву. Мы срывали его планы. Д. Д. Лелюшенко говорил нам, что Ставка Верховного главнокомандования одобрила результаты наших боевых действий. В боях под Мценском мощные удары по танковым колоннам противника нанесла также 11-я танковая бригада 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Получив неожиданный отпор, гитлеровцы растерялись и 7 и 8 октября вели бои мелкими группами, очевидно для разведки. А мы готовили новый рубеж обороны. 9 октября гитлеровские пикирующие бомбардировщики начали обрабатывать наши позиции, но впустую — они бомбили ложные окопы. Нашим зенитчикам удалось сбить пять самолетов противника. Затем фашистские танки, сопровождаемые примерно полком пехоты, под прикрытием артиллерийского огня повели наступление на центр и левый фланг обороны нашей усиленной бригады. Пехоту врага встретили мотострелки, стрелки отдельного батальона и пограничники. Танки противника уничтожались из засад и ударной группой нашего танкового резерва. В итоге враг не продвинулся ни на шаг. Его попытки обойти наш левый фланг были отбиты ударной группой. За день боя гитлеровцы потеряли 33 танка и до двух батальонов пехоты. В ночь на 10 октября 4-я танковая бригада по приказу командования заняла новый рубеж обороны, подле южной окраины Мценска. С утра гитлеровцы начали атаковать с фронта мелкими группами. Мы поняли, что надо ожидать флангового удара. И действительно, враг нанес этот удар, обойдя левый фланг бригады крупными силами. Отдельный стрелковый батальон не смог сдержать противника — силы были слишком неравные. Гитлеровцы вошли в Мценск. Я приказал сообщить по радио генералу Д. Д. Лелюшенко об обстановке и о своем решении — обороняться до получения приказа о выходе из грозящего бригаде окружения. Ночью такой приказ был получен. Отдаю команду: в первую очередь на мост через реку Зушу по полотну железной дороги двигаются транспортные машины, затем — артиллерия, после нее — пехота и все стрелковые части, затем — танкисты. Последними отходили танковые заслоны, прикрывавшие дорогу на Волхов и мост через реку Зушу. К утру 11 октября вся бригада и приданные ей части были уже на северном берегу реки и стали во второй эшелон наших подошедших войск. Фашистам мы не оставили ничего. К вечеру 12 октября по радио был объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями бойцов и командиров 4-й танковой бригады и приданных ей частей. Бригада свою задачу выполнила, фронт был закрыт — враг в эти дни на Тулу не протлел. Он занял Мценск, но какой дорогой ценой! 16 октября меня вызвали для прямого разговора по телефону с Верховным главнокомандующим. Бригаде было приказано немедленно грузиться в эшелоны и следовать для защиты Москвы со стороны Минского шоссе. Я доложил, что [186] грузить танки на железнодорожные платформы нерационально. При погрузке ночью, в темноте танки могут свалиться, а освещать место погрузки нельзя — вражеские бомбардировщики все время висят в воздухе. Я просил разрешения идти на Москву своим ходом. Так скорее и надежнее. Верховный главнокомандующий спросил, как обстоит дело с моторесурсами. Пройти надо было 360 километров. Я ответил, что это немного, запас останется большой и хватит на ведение боевых действий. — Ну, раз ты ручаешься, идите своим ходом. К вечеру 19 октября мы вышли в указанный нам район (станция Кубинка). Бригада перехватила шоссе и железную дорогу Москва — Минск. Когда мы выступали в направлении к Москве, экипаж танка старшего лейтенанта Д. Ф. Лавриненко (Бедный, Борзых и Федотов) немного задержался, устраняя в машине мелкую неисправность. Двинулись они, догоняя колонну, несколько позднее. Достигнув Серпухова, танкисты решили побриться. Только Лавриненко уселся в кресло, как вдруг входит солдат и говорит: «Вас просит комендант города комбриг Фирсов». Явившись к Фирсову, Лавриненко услышал следующее: — По шоссе из Малоярославца идет колонна гитлеровцев, силой до батальона. У меня нет ничего под рукой, вот-вот должны подойти части, а до этого противника необходимо задержать. Выбрав место у рощицы, неподалеку от Высокиничей, экипаж Лавриненко расположился в засаде. За пушку сел сам командир. Через несколько минут показалась вражеская колонна. Впереди двигались мотоциклы, потом штабной автомобиль, за ним противотанковые орудия и пехота на машинах. Гитлеровцы обнаглели до того, что даже не выслали вперед разведку. Когда колонна подошла вплотную к засаде, Лавриненко открыл огонь по орудиям осколочными снарядами. Два орудия были подбиты тотчас же. Не успело третье развернуться, как танк ринулся вперед и, стреляя из пушки и пулемета, врезался в колонну и стал давить автомашины с пехотой. А через несколько минут подоспела наша пехота и с криком «ура» бросилась на врага. В штабной машине были найдены важные документы и карты. Все это самолетом было отправлено в Москву. [187] В Кубинку Лавриненко прибыл только 20 октября и для объяснения причин опоздания передал мне бумагу. Вот что было написано там: «Полковнику тов. Катукову. Командир машины тов. Лавриненко Дмитрий Федорович был мною задержан. Ему была поставлена задача остановить прорвавшегося противника и помочь восстановить положение на фронте в районе гор. Серпухова. Он эту задачу не только с честью выполнил, но и геройски проявил себя. За образцовое выполнение боевой задачи Военный совет армии всему личному составу экипажа объявил благодарность и представил к правительственной награде. Комендант города Серпухова комбриг Фирсов». В приказе по бригаде мы также объявили о подвиге экипажа танка Лавриненко. В течение восьми суток 4-я танковая бригада числилась в резерве Западного фронта, хотя и вела частично боевые действия. После 20 октября бригада поступила в подчинение 16-й армии. Мы получили приказ оборонять участок вправо от Волоколамского шоссе до стыка с дивизией И. В. Панфилова и влево до стыка с кавалерийским корпусом Л. М. Доватора. Требовалось оборудовать противотанковый район Покровское — Васюково — Грядки. Все было сделано как следует: ложные окопы, ходы сообщения, минные поля. Вместо нашего мотострелкового батальона, который по приказу командования фронта был отправлен на помощь частям, сражающимся под Наро-Фоминском, нам придали временно батальон пограничников. Я связался с Панфиловым и Доватором, и мы организовали взаимодействие, обменявшись офицерами связи. На участки соседей для прочности обороны я направил по нескольку танков. В ночь на 6 ноября 1941 года в бригаду прибыл К. К. Рокоссовский, под командованием которого я сражался еще в начале войны. Ознакомившись с обстановкой, он с улыбкой спросил: — Ну, что ты там натворил под Орлом с Гудерианом? Я рассказал, как было дело. На праздник, 7 ноября, нас посетила делегация трудящихся из Москвы с подарками для бойцов. Пришли подарки также из других городов. Встретив упорное сопротивление со стороны советских войск, противник несколько ослабил нажим. Но мы чувствовали, что это затишье не к добру, и непрерывно вели разведку. Командир бригадной разведроты П. Е. Павленко, бывший кавалерист, каким-то образом добыл коней с седлами, шашки, и разведчики-танкисты превратились в эскадрон самой настоящей кавалерии. Ходили в разведку и танки. 6 ноября 10-я танковая дивизия врага захватила деревни Скирманово, Марьино и Козлове. Противник грозил перерезать шоссе Волоколамск — Москва, что поставило бы наши войска в очень тяжелое положение. Шоссе уже обстреливалось вражеской артиллерией. Командующий армией поставил задачу отбросить противника из района Скирманова и Козлова. 11 ноября с группой командиров и разведчиков я выехал к месту намечаемых боевых действий. С опушки леса мы осмотрели местность. Затем с начальником штаба бригады подполковником П. В. Кульвинским мы отправились в штаб армии уточнить приказ на бой. Там встретил меня начальник штаба армии генерал-майор М. С. Малинин и подал «Правду». На первой странице было опубликовано постановление Совета Народных Комиссаров СССР о присвоении мне звания генерал-майора танковых войск. Все начали поздравлять меня. Вошел Рокоссовский и говорит: — Это еще не все. Вот — читай. «Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — прочитал я. — Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР 11 ноября 1941 г. № 337 г. Москва. О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. 4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи — прикрытия сосредоточения наших войск. Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады. Боевые действия 4-й танковой бригады должны служить примером для [180] частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками...» К. К. Рокоссовский поздравил нас с гвардейским званием, пожелал успехов в предстоящем бою. Мы были взволнованы и обрадованы полученными известиями. В бригаде эта высокая оценка вызвала новый подъем боевого духа, каждый испытывал чувство законной гордости. Боевой листок бригады вышел под названием «Памятка гвардейца». Танкисты готовились к бою. Красили танки в белый цвет, готовили огнетушители, проверяли оружие и боезапасы. Наша ближайшая задача заключалась в том, чтобы ударом в направлении Ново-Рождествено — Скирманово выбить противника из Скирманова, а в дальнейшем наступать вдоль шоссе и овладеть Козловом. Нашу атаку должны были поддержать артиллерия и «катюши». С флангов наступали 27-я и 28-я танковые бригады. 12 ноября в 6 часов утра бригада заняла исходное положение на опушке леса у Ново-Рождествена. Командный пункт бригады расположился тут же в погребе полуразрушенного дома лесника. Начать артподготовку предстояло в 9.00, атаковать — в 10.00. Атаковать противника предстояло «в лоб» — иного пути не было. Перед атакой бригада построилась в три эшелона. В первом шли танки КВ и Т-34, во втором — Т-34 и БТ, в третьем — резерв КВ и БТ. За вторым эшелоном двигалась мотопехота. Впереди — боевая разведка. Второй эшелон должен был поддержать первый и вести огонь, охраняя его, так как в то время не было еще артиллерийских самоходных установок. |