Вспоминая крупнейшие сражения Великой Отечественной войны, мы снова и снова обращаемся к событиям битвы под Москвой
| Вид материала | Документы |
- Е. В. Ермакова игпи им. П. П. Ершова, г. Ишим, Тюменская обл. Физика в литературных, 96.74kb.
- Тематическая разработка устного журнала для учащихся 7- 9 классов "Женщины в годы Великой, 115.83kb.
- Сочинение на тему: «Сердцем прикоснись к подвигу», 158.76kb.
- Контрольный тест по истории в 9 классе за III четверть, 63.87kb.
- Великой Отечественной Войны Островского района Костромской области и рассказ, 347.49kb.
- Конкурс «Война Ивраг под Сталинградом» (блиц-турнир с вопросами на знание исторических, 243.6kb.
- Задачи: Подвести учащихся к пониманию причин поражений Красной Армии в начале войны;, 78.69kb.
- Класс: 8-11, 17.28kb.
- Шатурского района Московской области Конференция, посвященная битве под Москвой Авторы:, 60.52kb.
- Приграничные сражения красной армии в начале великой отечественной войны, 377.37kb.
Я прибыл в Спасс-Рюховское рано утром 19 октября. В селе было пусто. Пехота отошла, и в селении хозяйничали только артиллеристы 289-го полка Н. К. Ефременко. Николай Карпович доложил, что провел рекогносцировку, в течение ночи расставил на наиболее танкоопасных направлениях свои батареи и надежно оборудовал их боевые порядки. Признаюсь, я не поверил этому. Но, проверив, убедился в том, что опытный артиллерист Ефременко действительно сумел быстро организовать надежную противотанковую оборону. Это скоро подтвердилось на деле. При первой же попытке приблизиться к Спасс-Рюховскому противник потерял 7 танков. Отличились и «катюши» капитана И. Н. Анашкина. Они дали залп по Жилину и подбили там около 20 танков.
В этот день противотанковая артиллерия отбила несколько атак. Во время одной из них три вражеских танка прорвались на батарею капитана Л. А. Шипневского из 289-го полка и начали «утюжить» ее. Затем два танка направились к наблюдательному пункту командира полка, а один остановился на батарее. Казалось, у орудий никого не осталось в живых. У остановившегося на батарее танка открылся люк, и вражеские танкисты вылезли из машины с явным намерением посмотреть на результаты своей «работы». Но произошло неожиданное. Из окопов, по которым много раз прошли гусеницы фашистских танков, выскочили батарейцы и в упор расстреляли ошеломленных гитлеровцев.
Да, тут еще раз пришлось убедиться в пользе глубокого окопа. Наши бойцы в таком окопе оказывались неуязвимыми для танков противника.
До наблюдательного пункта неприятельские танки не добрались. Разведчики полка подорвали их гранатами.
На этом участке не было сплошного фронта, чем и воспользовался противник. 20 октября под прикрытием тумана несколько его танков прошли незамеченными через наши позиции и проникли на южную окраину Спасс-Рюховского. Но здесь их встретил огонь орудий 289-го полка. Артиллеристы подбили один танк, а два других были уничтожены противотанковыми орудиями пехоты. Остальные повернули обратно. [169]
Не могу не вспомнить случай, происшедший во время боев за Спасс-Рюховское. Об этом эпизоде подробно рассказывали мне командир 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка Н. К. Ефременко и член Военного совета армии А. А. Лобачев.
...Бой был в самом разгаре. Батарея старшего лейтенанта Капацына уже подбила 17 танков. Но противник все возобновлял атаки. В критический момент боя замолчало одно орудие. Командир батареи послал связиста младшего сержанта П. Д. Стемасова узнать, в чем дело.
Прибежав туда, Стемасов увидал пушку, лафет которой засыпало землей. Из орудийного расчета остался в живых только наводчик Неронов. Ему, как умел, помогал тракторист Чоботов. Все трое начали откапывать лафет, и тут выяснилось, что орудийная панорама разбита. Наводчик побежал за запасной панорамой. В это время показались вражеские танки. Сохранив присутствие духа, младший сержант решил открыть огонь. Он ведь был артиллерийским связистом, а хорошие командиры и телефонистов обучали действовать у орудий. Правда, Стемасов раньше не стрелял из пушки, но со стороны наблюдал и знал, как ведут огонь по танкам. Для пробного выстрела он через ствол навел орудие на стоявший невдалеке стог. Выстрел получился удачным. Тогда Стемасов стал наводить орудие на приближавшийся танк. С помощью Чоботова он зарядил орудие и выстрелил. Танк загорелся. Затем младший сержант подбил еще один танк. Тем временем наводчик вернулся с панорамой. За короткий срок три смельчака подбили еще несколько танков.
В пылу боя они не заметили, что группа противника зашла им в тыл. Но и в эти критические минуты Стемасов и его товарищи не растерялись. Через лес, без дороги тракторист Чоботов вывел орудие из опасной зоны. По пути они подобрали нескольких раненых.
Указом Президиума Верховного Совета СССР Петру Дмитриевичу Стемасову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Только через пять дней гитлеровцы возобновили наступление. На этот раз они направили удар севернее. После ввода в бой до 120 танков им удалось сломить сопротивление наших войск и 27 октября ворваться в Волоколамск. [170]
Вместе с дивизией И. В. Панфилова на этом направлении героически сражались 525-й, 296-й и 289-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки, 38-й пушечный артиллерийский полк и 13-й гвардейский минометный полк. Только в течение одного дня — 27 октября — огнем противотанковых орудий было подбито и сожжено 53 вражеских танка, уничтожено более полка пехоты противника и другой техники.
Удалось восстановить и некоторые, далеко не полные, данные о потерях нашей артиллерии, которые в какой-то мере дают представление о напряженности этих боев. 296-й полк потерял убитыми и ранеными 108 человек, 12 орудий и 4 трактора. В 289-м полку было разбито 12 орудий; в этом полку пришлось взорвать 13 тракторов, так как их невозможно было вывести с огневых позиций. В 525-м полку по той же причине взорвали 7 пушек. Почти вся противотанковая и дивизионная артиллерия 316-й дивизии была потеряна. Положение было катастрофическое.
Вечером 25 октября я доложил К. К. Рокоссовскому, что на следующий день некому будет отражать атаки вражеских танков. Это было действительно так. Рокоссовский тут же позвонил командующему фронтом Г. К. Жукову. За ночь к нам перебросили из Московской зоны обороны три зенитных артиллерийских полка, вооруженных 37-миллиметровыми пушками.
Присланные ночью зенитные полки утром следующего дня сослужили нам большую службу, так как танки противника снова пошли в наступление. Однако, причинив большой ущерб врагу, зенитные полки сами почти полностью потеряли боеспособность. Опять надо было обращаться в штаб фронта за помощью. Командарм поручил этот разговор мне. Я позвонил командующему артиллерией фронта генералу И. П. Камера. Пришлось выслушать очень много упреков, но к утру мы все же получили еще два полка 37-миллиметровых зенитных пушек. Нельзя сказать, что они представляли собой очень надежное средство для борьбы с танками, но ничего другого нам дать не могли — мы и этому были рады.
8 ноября К. К. Рокоссовский был вызван в штаб фронта. После возвращения он собрал Военный совет армии и начальников родов войск. Командующий доложил, что штаб [171] фронта расценивает сосредоточение сильных группировок противника в районе Волоколамска, Дорохова и Тулы как подготовку к наступлению; фашистское командование готовит удар против флангов Западного фронта в обход Москвы. Командование фронта полагает, продолжал К. К. Рокоссовский, что перегруппировке вражеских сил надо помешать.
Командарм предложил нанести контрудар на Скирманово, которое господствовало над окружающей местностью. Вражеская артиллерия обстреливала отсюда наши коммуникации. Если бы противник, опираясь на Скирманово, вышел на Волоколамское шоссе, то он отрезал бы пути сообщения 16-й армии с тылами.
Враг превратил Скирманово в крупный узел сопротивления. Фашисты врыли в землю танки, каждый дом и сарай превратили в дзот. Только в районе высоты 260,4 в землю было врыто пять танков. На юго-восточной окраине Скирманова было установлено 12 противотанковых пушек и минометные батареи. Подступы к Скирманову прикрывали танковые подразделения, размещенные в соседних деревнях.
У нас перед Скирмановом находилась 18-я ополченская дивизия.
Учитывая все обстоятельства, решено было брать Скирманово не в лоб, а со стороны Агафидова, обойдя высоту с юго-запада. Гитлеровцы не привыкли к нашим обходным маневрам. Они были готовы к защите Скирманова, но меньше всего ожидали, что удар последует с юго-запада, то есть фактически из их тыла.
Перед боями в частях были проведены партийные, комсомольские и общие собрания бойцов и офицеров. В резолюции артиллеристов говорилось: «Клянемся отдать все на защиту отчизны, до последней капли крови защищать родную землю и нашу Москву от гитлеровских банд. Клянемся не пропускать фашистские танки. Мы презираем смерть. Смелому, инициативному бойцу танк не страшен. В наших рядах нет места малодушным, трусам и дезертирам. Право на жизнь имеет тот, кто мужественно защищает свою Родину». Верные своей клятве, артиллеристы проявили такой наступательный порыв, какого еще не наблюдалось раньше. Бойцы и офицеры, презирая смерть, шли под огнем противника, [272] истребляли вражеские танки, подходили вплотную к вражеским огневым точкам.
Рано утром 12 ноября мы вместе с А. А. Лобачевым выехали в расположение 18-й дивизии. Началась артиллерийская подготовка. В районе Скирманова, Козлова, Марьина, Покровского в стереотрубы было видно, как черными тучами взлетает в воздух земля. Вышли в исходное положение танки 1-й гвардейской танковой бригады М. Е. Катукова. Дали первые залпы дивизионы «катюш».
В 100 метрах от деревни Марьино находились огневые позиции 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Его орудия вели огонь прямой наводкой и уничтожили пять танков противника, которые атаковали нашу пехоту. Было уничтожено также три танка, шесть орудий и три пулемета противника, которые вели огонь по нашим танкам и ополченцам 365-го стрелкового полка. Тут же действовала почти вся артиллерия 18-й ополченской дивизии и артиллерия армейского подчинения.
Бой длился весь день и всю ночь. Утром 13 ноября наши бойцы ворвались в Скирманово. Под обломками дзотов лежало до 600 вражеских трупов. В лощине у Скирманова образовалось настоящее кладбище техники — 60 танков, много артиллерийских орудий. Все это было разбито сокрушительным огнем нашей артиллерии.
Пленные показали, что 10-я немецко-фашистская танковая дивизия готовилась 13 ноября наступать на Ново-Петровское и Истру. Перехватив инициативу, наши части сорвали задуманную противником операцию. Враг лишился выгодного рубежа.
И все же, несмотря на этот успех, положение 16-й армии оставалось очень тяжелым, особенно на правом фланге.
16 ноября фашистские войска перешли в наступление на широком фронте.
16-я армия должна была оборонять полосу в 70 — 80 километров. Общая глубина обороны на важнейших направлениях достигала 40 — 50 километров. Плотность обороны армии не удовлетворяла требованиям организации нормальной обороны, особенно против танковых группировок противника (на километр фронта имелось орудий и минометов — 8,4, противотанковых орудий, в том числе и зенитных 76-миллиметровых, — 5, танков — 4,4). Поэтому от войск требовалась [173] железная выдержка и неимоверное упорство, а также умелое управление во всех звеньях.
С утра 16 ноября более 100 танков и пехотная дивизия гитлеровцев обрушились на правый фланг 18-й ополченской дивизии и в районе Нижне-Сляднево — Покровское. Всего на фронте в 35 километров действовало в это время до 400 вражеских танков, то есть 10 — 12 танков на километр фронта, а на отдельных направлениях их число доходило до 30 и более.
В первый день вражеского наступления дивизия оказалась в тяжелом положении, но полное осуществление замысла врага было сорвано стойким сопротивлением советских воинов. Большую роль в те критические дни сыграл артиллерийский полк 18-й ополченской дивизии.
Вражеские танки прорвались к артиллерийским позициям. На наблюдательном пункте 4-й батареи находился лейтенант Н. Тарасенко с 20 разведчиками и связистами. Пока была связь с батареей, Тарасенко корректировал ее огонь. Батарея подбила три танка. Враг продолжал наседать, кольцо окружения замкнулось. Командира батареи и его бойцов считали погибшими, но ночью отважным артиллеристам удалось прорваться к своим. При выходе из окружения они уничтожили до взвода вражеских солдат.
К батарее лейтенанта М. Ф. Федорова прорвалось пять танков противника с группой автоматчиков. Однако наши артиллеристы не дрогнули, а, подпустив их на близкое расстояние, расстреляли метким огнем. Особенно отличился в этом бою орудийный расчет старшины И. Карандася: он подбил три танка. При отступлении к Истре, в деревне Корольки, расчет оказался отрезанным от батареи и попал в окружение. Но И. Карандась показал себя мастером ведения огня по врагу прямой наводкой, он бесстрашно уничтожал наседавших на него гитлеровцев и сумел прорваться к своим. В боях за деревню Румянцево орудие Карандася уничтожило два взвода вражеской пехоты, семь машин, а у Истры — четыре танка, четыре машины и два взвода вражеской пехоты.
Бессмертный подвиг совершил в бою у деревни Горки рядовой 3-й батареи 694-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка Е. А. Дыскин. Орудие вело огонь по атакующим танкам противника. Их было более 20. Когда [174] убили наводчика, рядовой Дыскин занял его место и подбил четыре танка. Будучи трижды ранен, он продолжал вести огонь и подбил еще три танка. Только получив четвертое ранение, герой упал, потеряв сознание.
За самоотверженное выполнение долга перед Родиной Указом Президиума Верховного Совета СССР рядовому Дыскину Ефиму Анатольевичу было присвоено звание Героя Советского Союза.
19 ноября 3-я батарея 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, оборонявшая подступы к Волоколамскому шоссе с юга, была последовательно атакована более чем 40 танками противника. В упорном бою батарея подожгла 17 танков.
Подобных примеров героизма артиллеристов можно привести немало.
В конце ноября крайне сложная обстановка сложилась на клинско-солнечногорском направлении.
Утром 21 ноября К. К. Рокоссовский с группой офицеров штаба выехал на правый фланг армии, где наступление превосходящих сил противника сдерживали кавалеристы и курсанты полковника Младенцева.
В этих боях артиллеристы продолжали оказывать большую помощь пехоте и кавалерии. Во время атаки нашим кавалерийским полком вражеской части, расположенной в деревне Парфенково, противник, подпустив атакующих на 200 — 300 метров, открыл по ним губительный огонь из всех видов оружия. Вслед за этим в контратаку двинулись 80 вражеских танков и два полка пехоты. Авиация противника принялась бомбить и расстреливать наступавшую кавалерию. В этот момент появился конно-артиллерийский дивизион 17-й кавалерийской дивизии. Быстро развернувшись, он начал расстреливать танки противника. Отважным артиллеристам удалось уничтожить 35 танков и до батальона пехоты противника. Но почти все артиллеристы погибли у своих орудий.
После выхода из боя 17-й кавалерийской дивизии весь удар противника обрушился на курсантский полк. Бой продолжался и ночью. Рано утром был получен приказ на выход полка из полуокружения. Однако вражеское кольцо сжималось, и курсантский полк со своей артиллерией выйти из этого района не смог. [175]
В 9 часов 50 минут серия красных ракет пробороздила небо, обозначив этим передний край расположения полка. И тут же из-за леса раздался оглушительный рев. Беловато-серые стрелы, переходящие в вихри огня, прочертили небо. Через несколько мгновений в стане врага застонала земля от тяжелых взрывов. Забушевал огонь. Гитлеровцы в панике побежали. Многие из них остались навсегда лежать в земле. Так сработали наши «катюши».
Курсантский полк смог отойти на новый рубеж и «оседлал» шоссе, идущее на Клин.
Утром 21 ноября гитлеровцы сконцентрировали батальон своей пехоты на льду речки. Выдержать атаку противника измотанные и поредевшие курсантские роты явно не смогли бы. Поэтому нужно было как-то спасать положение. Командир батареи Б. П. Владимиров, посоветовавшись с командиром батальона Лободиным, решил на полном карьере с одним орудием выскочить прямо на лед и ударить по гитлеровцам картечью. Все решили внезапность и быстрота действий. В первые секунды фашисты не поняли, куда летит артиллерийская упряжка, а когда разобрались, было уже поздно. Остановились в лощинке, на руках скатили орудие на лед. До врага было не более 50 метров. Первый выстрел — и картечь с визгом врезалась в ряды противника. От сильной отдачи орудие покатилось по льду; весь расчет повис на орудии, чтобы остановить его. Второй, третий выстрелы — и остатки фашистского батальона в панике стали карабкаться по берегу, тут же попадая под пулеметный огонь курсантов.
Однако перевес сил был на стороне противника. К исходу 22 ноября части нашей армии отошли на окраину Клина, а утром 23 ноября завязались уличные бои уже в самом городе.
Батарея Владимирова вела бой в городе с танками и автоматчиками противника и пыталась отойти на Рогачевское шоссе, но там уже хозяйничали гитлеровцы. Тогда батарея попыталась пробиться на Солнечногорск. К ней присоединилось до взвода пехоты 126-й стрелковой дивизии и отделение курсантского полка. При выходе из окружения батарея подбила еще пять танков. Среди артиллеристов и пехотинцев было много раненых. Сам Владимиров был тяжело ранен в обе ноги, и его несли на носилках. При подходе к Солнечногорску узнали, что город занят гитлеровцами. Пришлось его [176] обходить. Когда батарея Владимирова пришла в расположение 316-й стрелковой дивизии, в ней оставалось всего лишь два орудия, восемь раненых бойцов и истекавший кровью командир батареи.
Так сражались артиллеристы за родную Москву.
Еще вечером 22 ноября находившийся в то время в Клину К. К. Рокоссовский передал распоряжение, чтобы утром 24 ноября я прибыл в город для организации противотанковой обороны, перебросив туда необходимое количество артиллерии. Пришлось для этой цели снять с истринского направления 289-й и 296-й истребительно-противотанковые и 138-й пушечный артиллерийские полки. Командиры полков получили приказание срочно сняться с позиций и к 7 часам утра 24 ноября прибыть в Клин.
Часов в 6 или 7 утра 24 ноября, подъехав к Солнечногорску, я увидел на шоссе походные колонны наших артиллерийских полков, хотя, по моим расчетам, они должны были уже находиться в Клину. На шоссе собралось довольно много пехоты и артиллерии, в большинстве своем это были только что сформированные части, прибывшие для обороны Солнечногорска; все солдаты в новеньком обмундировании, орудия свежей покраски. По всему было видно, что они не собираются двигаться дальше и чего-то ждут.
Командир 289-го полка Н. К. Ефременко доложил, что в Солнечногорске находится генерал В. А. Ревякин. Он подчиняет себе все подходящие к городу части, а дальше продвигаться не разрешает. Сам генерал с офицерами расположился в помещении почты. Я знал В. А. Ревякина еще до войны, когда он был комендантом Москвы. Мы не раз встречались, особенно в дни подготовки к парадам, в которых регулярно участвовала наша Пролетарская дивизия. Как выяснилось, командующий фронтом приказал Ревякину организовать оборону Солнечногорска. Ревякин просил помочь ему. Но я сообщил, что тороплюсь в Клин, к Рокоссовскому. Ответ командующего обороной Солнечногорска чрезвычайно удивил меня. Ревякин сказал, что Клин уже занят противником.
Меня охватила тревога за судьбу Рокоссовского и Лобачева. Я терялся в догадках относительно их местопребывания и решил пока дальше не ехать, а заняться организацией противотанковой обороны Солнечногорска. [177] Не теряя времени, созвал командиров артиллерийских полков, поставил им боевые задачи. Сроки установил жесткие: не более двух часов на рекогносцировку, развертывание и приведение полков в полную боевую готовность на новых рубежах.
Тем временем сопровождавший меня офицер штаба артиллерии армии майор Виленский шепнул Ефременко, что мы со вчерашнего дня ничего не ели. Ефременко предложил позавтракать в тылах полка, разместившихся в небольшой деревеньке, в 2 километрах от города. В чистенькой хатке мы, не раздеваясь, уселись за стол. Нас было четверо: Н. К. Ефременко, комиссар полка С. Ф. Немиров и мы с Виленским. Подъехать к домику было трудно, и мой шофер отказался оставить машину без присмотра на дороге. Ему принесли поесть в машину,
Вдруг где-то недалеко послышался треск автоматных очередей. Немиров, сидевший ближе всех к выходу, выскочил на крыльцо и тут же вернулся обратно. На его лице было выражение тревоги и удивления.
— По огородам идут немецкие автоматчики! — прокричал он неестественно громко, словно все мы были глухие,
Смысл такого сообщения не сразу дошел до сознания. Нам казалось это совершенно невероятным. Но достаточно было посмотреть в маленькое оконце, чтобы рассеялись всякие сомнения. Вражеские автоматчики были уже совсем близко.
Мешкать было нельзя. Прячась за хатами и сараями, мы по огородам и садам пробрались к моей машине. Шофер был наготове. Он даже не стал ожидать, пока мы рассядемся. Машина рванулась вперед с открытыми дверцами.
Мы благополучно выбрались на Ленинградское шоссе и вскоре были в деревне Пешки, в 6 — 8 километрах южнее Солнечногорска. К этому времени противник овладел городом, но дальше не пошел. Видимо, у него не было достаточных сил продолжать наступление, да и разведка его, пожалуй, знала далеко не все, что у нас делалось на этом участке.
А дела были, прямо скажем, плохи. Южнее города наших войск почти не было.
Мое положение — начальника артиллерии без артиллерии — было незавидным. Связь отсутствовала, и я не знал, что делается на других участках фронта. Будучи старшим по званию, я решил задерживать всех военнослужащих с [178] оружием, все разрозненные подразделения и организовать хоть какую-то оборону в районе деревни Пешки.
По шоссе из Москвы к Солнечногорску двигалось немало военных и гражданских машин. Мы организовали заслон и начали задерживать все автомобили. Многие пытались протестовать: никто не верил, что фашистские войска уже захватили Солнечногорск.
К 17 часам удалось собрать до батальона пехоты, эскадрон кавалерии из дивизии генерала И. А. Плиева и 10 орудий из полка Н. К. Ефременко. Три батареи этого полка застряли где-то во вражеском тылу между Солнечногорском и Клином. Ефременко решил послать в батареи несколько наиболее надежных тягачей и небольшую группу солдат для охраны. Командовать этой группой было поручено заместителю командира полка майору В. Л. Краснянскому. Храбрый и энергичный офицер блестяще справился с порученным делом. К вечеру он привел не только три батареи полка, но и еще четыре немецких орудия с приличным запасом снарядов. На вопрос, как ему это удалось, Краснянский отвечал немногословно: