Geum.ru

Материалы XIV международной конференции молодых ученых «Человек в мире. Мир в человеке: актуальные проблемы философии, социологии, политологии и психологии». Пермь, 2011

Вид материалаДокументы

Содержание


Church and
Игнатьева Дениса Юрьевича
Подобный материал:


Материалы XIV Международной конференции молодых ученых «Человек в мире. Мир в человеке: актуальные проблемы философии, социологии, политологии и психологии». Пермь, 2011


УДК 130.2:2




КУЛЬТУРНАЯ ЦЕРКОВЬ И ВОЦЕРКОВЛЕННАЯ КУЛЬТУРА: ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ «ДОПЕТРОВСКИХ УНИВЕРСИТЕТОВ»



Игнатьев Денис Юрьевич

Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена,

191186, Санкт-Петербург, набережная р. Мойки, 48;

E-mail: denisignatyev@yandex.ru


Данная статья представляет собой попытку философского осмысления отношений между богословским и светским образованием, возникших в России в XVII – XVIII веках. Проблема формирования культуры полемического дискурса находится в центре внимания автора. Образовательный опыт академий семнадцатого века в Киеве и Москве представлен как возможность для России избежать рокового конфликта между церковью и светской культурой.


Основание университета, где место теологического факультета занял философский, ознаменовало собой «расторжение брака» между Церковью и Культурой. В результате Россия столкнулась с феноменом бескультурной церкви и внецерковной (антицерковной) культуры. Живое религиозное чувство в университетских стенах, не умерев вовсе, оказалось направленным на науку (и философию), что привело к обожествлению философии и науки многими людьми «нового направления». В то время как на Западе наука была методологией, ремеслом, в России она превращается в «высшую духовную жизнь, как разрешение «роковых вопросов» – как практику истины» [2; 205]. Когда место церковного предания заняла наука, тогда уверовали в науку, которая как религия потребовала служения, проповедания и поклонения, а не труда и мастерства, что отразилось в соответствующем лексиконе студентов: верить в науку, исповедовать то или иное научное направление, ходить в университет как в храм науки, страдать за науку и проч. Сами же научные истины оказались вторичными по отношению к понятию правды, которая положительной научной истине вполне могла противоречить. Русское представление об истине не логосно, а эросно: согласно такому представлению истину можно лишь проживать, сливаться с ней, испытывать состояние приобщения к ней, отсюда университет – храм науки, где происходит причащение истиной, где истина снисходит как благодать и озаряет внутреннего человека своим светом. Как всякая религиозная догма, подобным образом воспринятая наука не терпела критического осмысления. Студенты смотрели на нее не как на описание законов природы, а как благодать, которая должна излиться на них в храме-университете и преобразить сначала их самих, а затем и весь народ. Очевидно, что в такой ситуации большее значение имеет фигура проповедника, а не положительное содержание его проповеди.

Этот конфликт имел серьезную историко-культурную обусловленность, поскольку «убеждение в преимуществах богоугодного «невежества» («невъгласства») перед горделивой ученостью» является одним из «наиболее устойчивых топосов древнерусской литературы» [1; 22]. Любопытство, критический навык мышления, склонность к рациональной аргументации воспринимались в русской средневековой культуре как греховная похоть ума. Русская церковь, воспринявшая православие от греческой церкви уже после эпохи Вселенских соборов, не знала культуры диспута, она с готовностью принимает византийскую литургическую эстетику, но отвергает искусство полемики, риторики и рациональной богословской доказательности. Возникновение университета в России укладывается в общую схему интереса к игровому и курьезному в культуре русского барокко XVIII века. В игре необходимы правила и определенная территория: университет по отношению к универсантам и выступает в такой регулирующей роли, позволяющей возникнуть игре. В этом смысле разделение на партии, кружки, направления есть лишь форма условного разделения играющий на команды, чтобы игра состоялась. Россия очень тосковала по этому свободному игровому началу, которое неизбежно отождествлялось с европейской культурой в целом, с ее институтом свободных ассоциаций (корпораций) и развитыми формами полемического дискурса. В реальном культурном пространстве имперской России (и Древней Руси тоже) эти европейские начала не были реализованы, что заставляло искать/создавать их в пространстве искусственном, компенсируя их реальный недостаток. Не удивительно, что в такой ситуации русский университет, рожденный в чувственный XVIII век, для которого центральными были категории любопытства и куриозности, отворачивается от церкви, как носительницы принципиально противоположных ценностей.

Попыткой изменения подобных взаимоотношений между церковью и светской культурой был опыт Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академий (так называемых «допетровских университетов»), где философия, риторика, физика и прочие светские дисциплины изучались наряду с теологией, при этом теологический курс венчал образовательную программу этих академий, т.е. путь к богословию осуществлялся через светское знание и философскую традицию. В Славяно-греко-латинской академии преподавали схоластическую философию, что было прогрессивным явлением для Руси XVII века, поскольку этим закладывались основы западного рационалистического дискурса, развивалось формально-логическое мышление. Изучение философии предшествовало изучению теологии, т.е. наука и культура в целом мыслились как путь к богословию. Дальнейший опыт развития отечественной системы образования указывает на их противопоставление, а не взаимодополнение.

Острожская академия, Киево-Могилянская и Славяно-греко-латинская академии были учебными заведениями переходного типа: от Средневековья к Новому времени. Российский университет прервал естественный процесс развития отечественной системы образования, он стал непроницаемой границей между русской средневековой и новоевропейской образовательными традициями. Весь предшествующий опыт был объявлен «мраком», была разорвана «времен связующая нить».

Очень важно, что в Острожской академии осуществлялся диалог как с западными университетами, так и с Афоном. Подобная направленность характерна и для Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академий, которым отчасти удалось реализовать принцип «быть православным (русским) по духу и европейцем по образованию». Из этих учебных заведений выпускались православные монахи, получившие европейское образование. Подобный опыт мог стать основой для формирования православной духовности и светской образованности (культуры) западно-европейского типа.

В Европе университет находится в непосредственной близости к Церкви как хранительнице духовных ценностей народа; он рождается из сердца Церкви (Ex Corde Ecclesiae). Это обеспечивало жизнеспособность университета в течение длительного времени: кризис католической церкви оборачивается кризисом университета. Секулярный же XVIII век как духовная родина российского университета определил конфликт между университетом и государством византийского образца, который развивался на протяжении всего XIX века. Университет (как и общество) оказывается более передовым по отношению к государству, он живет в ином «культурном» времени, воспринимает всякую государственную власть как «вчера» просто в силу своей исследовательской природы. Университет Нового времени инновационен по определению. В России его исследовательская функция постоянно отдвигалась на второй план как в силу того, что государству были нужны чиновники сегодня (прагматическая причина), так и в силу того, что ориентация университета в первую очередь на преподавание в большей степени соответствовала эстетическому чувству времени государства, которое обращено к прошлому. Кроме того, сама критическая природа научного исследования мало соответствовала догматическому сознанию империи, впрочем, точно так же критицизм и скептицизм были чужды характеру русской интеллигенции, склонной к догматизму и идолопоклонству.

Секулярный университет породил секулярную, антиклерикальную интеллигенцию. Богословие было в нем внешне привнесенным имперским элементом, а не ядерной структурой, как в западных университетах. Теологический факультет был тем замковым камне, который запирал свод всего университетского здания, определяя его универсальность. Церковность университета определяла его универсальность в отношении права поступления в него всех чад церкви, универсальности языка, признания дипломов во всем пространстве католической ойкумены, методологии. Идея универсальности российского университета содержалась в идее абсолютности и универсальности империи.

Причина трудностей, связанных с развитием высшего образования на Руси, кроется в том, что любая форма высшего учебного заведения подразумевает наличие исследовательской деятельности, не просто трансляцию, но производство нового знания. Именно это, а не качественный уровень и объем преподаваемого знания делает учебное заведение «высшим». В связи с этим важнейшей целью обучения в высшей школе является формирование навыков критического мышления, собственной исследовательской инициативы и умения доказательного представления и защиты полученных результатов. Исследовательская работа формирует особый тип личности, склонной к критическому отношению к миру и характеризующейся высоким уровнем полемической культуры. Иначе говоря, формируется диалогическая форма мировосприятия и мироотношения.

Культурный тип Московии едва ли можно назвать диалогическим. Принявшая православие в состоянии сформировавшейся догматической системы, Русь не унаследовала от Византии светскую античную культуру, переосмысленную в свете христианской веры, но все же сохранившую свой характер. В основе этого античного компонента лежали понятия агона и агоры, т.е. тех культурных элементов, которые обусловили развитие эстетики полемического дискурса и корпоративной культуры в западноевропейском пространстве. Теологические диспуты отсутствуют в России практически до XVII века; диалог с инакомыслящими (инаковерующими) практически не осуществляется, он заменяется властными действиями по борьбе с ересями и расколами.

Не подразумевает диалогической формы взаимодействия со своим народом и обществом авторитарная (монархическая) власть Московии. В такой ситуации тонкая общественная прослойка новой складывающейся формации испытывает потребность в новом культурном институте, способном удовлетворить дефицит полемической и корпоративной культуры европейского типа; таким институтом суждено было стать университету, возникающему на русской почве не благодаря, а вопреки культурной обусловленности.

Революционные петровские перемены привели к тому, что не получили своего развития и завершения формирующиеся культурные институты, которые могли оказаться более гармоничными для русской культуры. Например, было искусственно пресечено развитие системы образования по образцу Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академий. Это юго-западное влияние на русскую образовательную парадигму, благодаря которому происходило приобщение к западной рационалистической традиции, было подобно межкультурной коммуникации с балканским регионом, посредством которой средневековая Русь приобщалась к православной византийской культуре. Страх перед «окатоличиванием» заставил отказаться от этого приобщения к европейской культуре через малороссийский буфер и обратиться к протестантской университетской традиции, являвшейся чуждой для России. Монологический авторитаризм не развил на русской почве юго-западные тенденции свободной ассоциации (православные братства) и открытого диспута (защита православной веры перед лицом латинян и униатов). Культурная ситуация, в которой находились православные на территории Польши, требовала освоить эти модели поведения, для того чтобы выжить в условиях постоянной полемики (агональный элемент). Подобное поведение оказывается избыточным и опасным для культуры властного монолога. Риторическая и полемическая направленность Острожской, а затем Киево-Могилянской академии была обусловлена реальной культурной ситуацией. Появление этих учебных заведений было вызвано насущной жизненной потребностью, поэтому воспитываемые в них навыки диспута были обращены к жизненной практике, в то время как развитие культуры спора в стенах российских университетов было способом удовлетворения культурной жажды вне реальной прагматики, что обусловливало поверхностность и суесловие полемического дискурса. Возникновение «допетровских университетов» во многом сходно с зарождением европейских университетов, которые были призваны удовлетворить нужды развивающейся городской культуры. Синтез богословия и светского знания, первенствующее значение церкви в устроении университетской жизни по монастырскому образцу, внимание к латинскому языку, благодаря которому осуществлялась живая связь с античной традицией, общая полемическая направленность – все эти черты в равной степени характерны и для средневекового западного университета и для юго-западных академий XVII века.

Вместо этих форм появляется гибридная модель (кентавр) университета: немецкого по способу организации, но направленного не на свободное исследование, а на подготовку чиновников (государственных служащих) в соответствии с французской образовательной моделью. Опыт Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академий, сочетающих в себе церковную и светскую образованность, мог бы оказаться более успешным для формирующейся империи византийского типа с идеалом симфонии церкви и государства; к тому же академия являлась более современным типом учебного заведения, чем университет, который к XVIII веку был уже архаизмом. Очевидно, что создание университета подчеркнуто светского типа в клерикальном государстве должно неизбежно привести к конфликту с системой. Испугавшись опыта допетровских академий и православных братств с их культурой свободно ассоциации и полемики, череда петровско-елизаветинских реформ вызвала к жизни социо-культурный институт, которому суждено будет аккумулировать в себе волю общества к корпорации и диспуту. Культурная неукорененность университета в русской почве обусловит радикализм развития этих тенденций и силу сопротивления им со стороны государства.

Отказ от опыта «допетровских университетов» с их идеей синтеза светской и церковной образованности обусловил дальнейший путь развития отечественной философии, для которой было характерно недоверие к возможности восхождения к вершинам христианской духовности по пути культуры, что породило атеистическую рациональную философию и совершенно не доверяющую философии церковную духовность. А.Ф. Степун выражает свой восторг по поводу встречи в России интеллигентов новой формации, которые «и Бога не отрицают, и культуру любят» [2; 181], т.е. он свидетельствует о возможности достижения в эпоху Серебряного века образовательного идеала, сформулированного еще в XVII в.


Библиографический список

  1. Богданов К.А. О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов. М.: Новое литературное обозрение, 2006.
  2. Степун А.Ф. Бывшее и несбывшееся. СПб., 2000.



CULTURAL  CHURCH AND CULTURE churching: an educational experience "pre-Petrine universities"

Denis Y. Ignatyev

The Herzen State Pedagogical University of Russia

48, Moika, 191186 St. Petersburg, Russia


The article is an attempt of the philosophical understanding of the relations between the theological and secular education in the XVII – XVIII century Russia. The polemical discourse formation is in the centre of the author’s attention. The educational experience of the XVII century academies in Kiev and Moscow is represented as a chance for Russia to avoid the fatal conflict between the Church and secular culture.

Рецензия-рекомендация

на статью Игнатьева Дениса Юрьевича

«Культурная церковь и воцерковленная культура: образовательный опыт «допетровских университетов»»


Статья Игнатьева Д.Ю. посвящена изучению вопроса о культурной миссии «допетровских университетов». Актуальность данной темы определяется новизной исследовательского ракурса, при котором выявляется тесная взаимосвязь между религиозным сознанием русского общества и формированием системы высшего образования в XVII-XVIII веках. Автором статьи предпринимается попытка осмысления конфликта между Церковью и Культурой в контексте российской истории, обнаруживается глубокая историко-культурная обусловленность возникновения феномена «некультурной церкви и внецерковной культуры» в послепетровской России. Особое внимание уделено опыту синтеза светской и богословской образованности, предпринятому в академиям XVII века. Научная статья Д.Ю. Игнатьева «Культурная церковь и воцерковленная культура: образовательный опыт «допетровских университетов»» соответствует всем требованиям, предъявляемым к работам такого рода. Данная статья может быть рекомендована к публикации.


д.филос.н., профессор Демидова О.Р.