Еще до образования Киевского государства армяне имели связи и общение со славянами Руси и их предками

Вид материалаДокументы

Содержание


Роль русской исторической литературы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
ГЛАВА III

РОЛЬ РУССКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В РУССКО-АРМЯНСКОМ СБЛИЖЕНИИ

Часть I

Интерес к Армении, к ее исторической судьбе, к армянской культуре и к армянскому языку, к положению армян в условиях турецкого и персидского ига довольно рано проявился в русской общественной, в частности в исторической мысли.
Изучение показывает, что в русской исторической литературе XVII- XVIII вв. имеется очень много весьма ценных фактических сведений и материалов, характеризующих русскую ориентацию армянского освободительного движения, многие из которых и поныне не введены в научный оборот и представляют большую ценность как источники по истории русско-армянскоих отношений.
Внимательное изучение русских летописей и литературных памятников, а также исторических сочинений летописного периода свидетельствует о том, что имевшиеся в них данные об Армении уже в этот период носили не только научно-познавательный характер, но и содержали в себе определенные элементы политической направленности, сочувствия к положению армянского народа, которые не могли не способствовать формированию определенного мнения у русской общественности того времени.
Интерес русских летописцев к горе Арарат, связанный с библейской легендой о потопе не ограничивался лишь этим аспектом. “Араратским горам” и окружающему региону вообще отводилось особое место. Так, например, во всех летописях, где идет речь о Ледовом побоище, и блестящей победе Александра Невского над немецкими рыцарями и о том, что имя Невского прославилось в мире, в числе небольшого количества тщательно отобранных летописцем точек земного шара, упоминаются и Араратские горы. В летописи читаем: “ И нача имя слыти великого князя Алексндра Ярославича по всем странам от моря Варяжскаго и до моря Понтьскаго, и до моря Хупожскаго, и до страны Тиверейскиа, и до гор Араратских об ону страну моря Варяжскаго, и до гор Арависских, даиже и до Рима великаго распространи бо ся имя ему пред тмы тмами и пред тысящи тысящами, и тако прииде к Ноеугороду с великою победою”1.
Эта формула стала как бы канонизированной. Упоминание Араратских гор в связи с именем Александра Невского, в незначительных разночтениях, в сравнении с приведенным текстом, встречается почти во всех русских летописях2. Комментируя именно это место из русских летописей, акад. Лихачев пишет: “Нельзя думать, что перед нами бессознательный трафарет исторической литературы...Это понятие было не только в литературе - но было в самой жизни и именно из жизни, из действительности проникло в летопись”3.
Не только в летописях, но и в ряде других русских источников имеются интересные детали, свидетельствующие не только о научном, но и политическом интересе к Араратскому региону.
И. И. Срезневский опубликовал в свое время “Заметки о землях за Араратом”4, относящиеся к XVI в. В этих заметках читаем: “Стоит гора Арарат за Каспийскими и Иверскими горами промеж трех морей - Чернаго, Бакинскаго и Индейскаго... из под нея вытекли реки во все три моря... Пойдя на запад от Арарата по турским землям можно прийдти в Трапезонт, Цареград, Шам и Иерусалим; пойдя на Восток от Арарата и Гурза по хорасанским землям, можно прийдти в Тиверис и в Спаган и в дальнюю Великую орду; а пойдя на полдень в Вавилонское царство, можно прийдти в Багдад, в Сафат и в Аламаз”5.
Комментируя этот документ, И. И. Срезневский указывает, что “ в нем слышен голос человека XV века, именно около половины этого века (после взятия Константинополя турками)”6. И, действительно, этот документ свидетельствует об усилении интереса в русской общественной мысли, именно после падения Царьграда, к положению народов, находившихся под иранским и турецким игом, и так как лейтмотив этого документа явно не географический, а политический, то и Арарат символизирует здесь не только географические, но и политические рубежи.
Весьма примечатеьно, что в русских источниках XVI- XVII вв., когда Армения уже была расчленена между султанской Турцией и шахским Ираном, авторы этих сочинений отождествляли понятия “Арарат” и “Армения”, рассматривая Арарат как символ Армении. Так ,например, в словаре XVI в., именуемом “Лексикон славяноросский, составленный Всечестным отцом Кир Памвою Берындою” мы читаем: “Армения, тож что и Арарат”7.
Изучение русских летописей показывает, что в России, задолго до составления этого словаря, имели четкое преставление как о “горах Араратских”, так и о “Армении Великой и Малой”. В другом словаре, тоже XVI в., - “Азбуковник и сказание о неудобь понимаемых речах”- мы встречаем упоминание о горе Арарат, о которой в данном случае четко написано: “Арарат, гора в странах Арменских”8.
То обстоятельство, что сведения об Арарате вызывали особый интерес в России, подтверждается даже отношением переписчиков и редакторов исторических сочинений к упоминаниям о горе Арарат. Многие переписчики, которые зачастую сокращали и видоизменяли рукописи, всегда тщательно сохраняли места, связанные с описанием горы Арарат, что иногда приводило даже к недоразумениям.
На один из подобных случаев указывает, например, исследователь списков “Хождения” Василия Гагары С. Долгов. Он пишет: “Исправитель текста хождения упорядочивает путь Василия: ранее он вставил упоминание о попутном Василию городе Астрахани, здесь же направляет путешественника прямо из Тифлиса в Ардаган, выпустив рассказ о граде Ровяни: но при этом ему жаль было расстаться с заметкой о горе Араратской, и он сохраняет ее, совсем не заботясь слить это замечание с измененным рассказом, благодаря чему Арарат оказывается в тексте второй редакции на расстоянии одного дня от Ардагана”9. Интерес к горе прочно закрепился в русской общественной мысли и стал традиционным.
Ценные сведения об Армении и армянах, которые могли бы способствовать усилению интереса и симпатии русской общественности к Армении, содержатся и в русской исторической и политической литературе XV- XVI вв. заслуживает в этом смысле особого внимания “Повесть о Царьграде” Нестора Искандера10. Автор этой повести-Нестор Искандер (Александр), живший в XV в., русский по национальности, волею судеб в молодые годы попал в плен к туркам и вынужден был принять мусульманство, но в глубине души остался христианином. Ему довелось находиться в рядах турецких войск, осадивших Царьград в 1452-1453 гг. Полностью симпатизируя и сичувствуя осажденным грекам, он решил написать историю этой осады и падения Царьграда.
Нестор Искандер сообщает о том, что в кровопролитных последних боях за Царьград, в марте и апреле 1453 года, наряду с греками и фрягами (итальянцами), активно участвовали и армяне , давшие большие жертвы в этих боях.
Описывая битву 8 апреля 1453 г., Нестор Искандер пишет: “На утрия же повеле цесарь собрати трупиа и не обретоша людей: вси бо бяху спяща утрудився, и посла Цесарь к Патриарху, да повелит священником и дъяконом собрати мертвыа погрести я, и абие собращася множество священник и дъяконов, и взяша мертвыя и погребоша их, бяху же число греков 1740, а Фряг и Армен 700”11. Далее, он описывает битву 24 апреля 1453 г., видимо, самую кровавую. В этом описании мы читаем: “На утрия же цесарь повеле священником и дьяконом також собрати трупия и погрести а, иже еще бяху живы раздати врачем. И собраша мерьтвых Греков и Фряг и Армен и иных людей 5 700”12.
Падение Царьграда в 1453 г. было событием, потрясшим русскую общественность и оставившим глубокий след в русской общественной мысли.
Каждая деталь, относящаяся к этому событию, особенно сообщенная очевидцем, каковым был Нестор Искандер, была близка и интересна русскому читателю. В русской литературе всегда подчеркивалось, что христианский мир не пришел на помощь Царьграду, что кроме генуэзцев никто не помог грекам перед лицом этой опасности. В летописи читаем: “И тако не бысть ниоткуду помощи царю Констянтину”13.
В свете всего сказанного упоминание об участии армян в обороне Царьграда и большого количества армян, павших в этой обороне, приобретало большое моральное значение для русского читателя.
Факты, свидетельствующие о солидарности армян с борьбой славянских народов, прослеживаются и в ряде русских источников XVI в. Представляет в этом отношении большой интерес и известный “Казанский летописец”, в котором дана история Казанского царства и особенно история его присоединения к России в 1552 г. Автор этого сочинения неизвестен. Оно вошло и в ряд русских летописей и является ценным историческим источником.
“Казанский летописец” был очень популярным в России произведением ,так как посвящен волновавшим русскую общественность вопросам, связанным с борьбой против татарскаго ига. В этом сочинении автор, повествуя об осаде и взятии Казани русскими войсками, рассказывает также о том, что татары заперли в осажденной крепости находившихся там иноземцев, и в том числе армян - “и принужаху их битися с Русью”.
“Онеи же, не хотящим и отрицающимся, аки неумеющим дела того, и приковываху их железы к пушкам, и со обнаженными мечи стояху над главами их, и смертию им претяху, и тако их принудиша неволею ис пушек бити по русским полком. Они же лестно и худо бияху и не улучаху, аки неумеюще, и ядра чрез воя пропущаху или не допущаху, или едва кого убиваху. Во взятие Казанское царь Князь великий милость за сие подаст им; живых всех испустив во отечествия их”14.
Описание казанским летописцем поведение армянских пушкарей, фактически отказавшихся стрелять в штурмующих Казань русских, естественно, также должно было привлечь к ним симпатии русской читающей общественности.
Этот факт был оценен уже в свое время: Иван Грозный отпустил на родину живших в Казани армян, а в 1560 г., при освящении Покровского собора, поставленного в ознаменование победы над Казанским царством, один из его приделов был назван именем основателя армяно-григорианской церкви Григория Просветителя.
Об этом также остались интересные сведения в русскоих летописях. Так, например, во “Львовской летописи”, под 1560 г. читаем: “Месяца октября в 1 день священы церкви пределы в Новом городе у Фроловского мосту, что ставлены на возвещение чюдес божиих о Казанском взятье и о Астороханском, в которые дни бысть Божия помощь, победа православному царю над бусурманы: храм живоначалныя Троицы да Вход Господень во Иерусалим да Николае чудотворец Великорецкий, Киприан и Устини, Варлаам Хутынский, Александр Сверский, Григорей епискуп Великия Армении, Александр и Иоанн и Павел нови патриархи Цареградские. На освящении были царь и великий князь и его царица и царевичи...”15 .
Постепенно, по мере усиления в России интереса к Оттоманской империи, в русские летописи и источники проникают также сведения о борьбе Армении против турецких завоевателей. Так, например, в “Хронографе Западно-русской редакции” мы уже находим данные о турецком нашествии на Армению и армянском царе, который “знамените турки поразил”16.
По мере усиления угрозы со стороны Оттоманской империи южным границам России, в период, когда начинаются непосредственные столкновения России и Турции, русские люди в отдельных случаях уже воочию наблюдают отношение турецких завоевателей к армянам, проживавшим на территории России, а порою оказываются и в одинаковом с армянами положении в смысле религиозного преследования.
Например, “Летописец Малыя России”, повествуя о событиях 1672 г., о нападении “Дорошенко с ордою” и с войсками на Украину и о том, что Дорошенко просил помощи турецкого султана и “августа 18 Каменец Турчину отдали”, с возмущением рассказывает о дальнейшем нападении турок и татар на другие города Украины и о положении населения в захваченных турками городах. В числе прочего здесь читаем: “в Каменцю оставшая Русь испросили себе у турков три церькви. Армяне же одну, в которых зъ великим трудом молитвы церьковные совершали”17.
В целом, касаясь средневекового периода, мы имеем основание говорить о зачатках духовного сближения русского и армянского народов на почве рано установившихся отношений между двумя народами, познания их друг другом, деловых связей и сотрудничества в области экономики и культуры. Доброжелательное отношение русской общественности к проживавшим в России армянам преодолевали даже преграды, которые иногда пытались ставить церковь в отношениях между двумя народами.
Указывая на то, что “в московских торговых операциях участие армянских купцов, видно, было немаловажным, судя по некоторым намекам, смысл которых становится более ясным только тогда, когда мы признаем наличие заметного армянского элемента в московском обществе” и анализируя негативную позицию некоторых русских и армян, акад, М. Н. Тихомиров писал: “Рядовые русские люди не чувсвовали больших различий между православием и армянским вероисповеданием, охотно общались и пировали с армянами, дружили и вступали с ними в браки. Иначе, зачем было бы в чин избрания и поставления в епископы включать обязательство “ни оставити в своем пределе ни единого же от нашея православныя веры ко арменом свадьбы творити, и кумовства и братьства”. Для русских купцов в городах Ближнего и Нижнего Поволжья армяне были наиболее близкими по вере, что приводило к кумовству и братству, вызывавшим такое недовольство церковных кругов”18.
Первые наглядные представления русских людей о самой Армении, об армянском народе и его положении связаны с их непосредственным пребыванием на армянской земле и нашли свое отражение в сочинениях русских путешественников XVI -XVIIвв. Начиная с этого времени, в русской исторической литературе появляются и накапливаются материалы, все более и более свидетельствующие как о тяжелом положении Армении и русской ориентации армян, так и об определенном сочувствии авторов этих сочинений к положению Армении, одобрении идеи помощи армянскому народу в его освободительной борьбе.
Следует отметить,что русские путешественники, первыми собравшие материалы об Армении не были лишь наблюдателями, фиксировавшими факты. Многие из них были видными представителями купеческих кругов, духовенства, дворянства, интересовавшимися положением народов тех стран, в которых они бывали, особенно Ближнего Востока, с которыми Россию связывали политические и экономические интересы.
В 1634-1635 гг. священник Яков Лызлов вместе с русским посланником Борисом Дворениновым посетили Крым. Яков Лызлов описал это посещение в своем “Сказании священника Иакова”19. В этом “Сказании...” имеются интересные факты, характеризующие тяжелое положение армян и греков в Крыму и сочувственное отношение Якова Лызлова к их положению.
Описывая город Кермень (Инкерман) и отмечая, что “живут в нем татарове, и гречане, и армени”20, Лызлов указывает на гонения и преследования армян и греков. “... а по горцам, - пишет он, - многие христианские церкви разорены жъ, а промеж гор живут армен и христиан много, но от насилия татарского благочестие изсякло”21. вместе с тем Лызлов показывает, как, вопреки этим насилиям, армяне и греки пытаются соблюдать свои религиозные обряды22.
Большой интерес представляет и другой литературный памятник начала XVII в. - упомянутое нами “Хождение...” русского купца Федота Котова, посетившего в 1623-24 гг. в ходе своего путешествия Армению.
Следует отметить, что Федот Котов не был рядовым купцом, занимавшимся лишь торговлей, а являлся одним из активных участников, разработки торговой политики России этого периода, лицом, широко известным в русских торговых кругах, и в Посольском приказе, политически осведомленным, выполнявшим в ходе своей поездки вместе с некоторыми другими купцами задание русского правительства по выяснению ряда вопросов, связанных с внешней торговлей России. Не случайно, что отчет о своей поездке он должен был по возвращении преставить в Посольский приказ.
Котов посетил Армению в труднейшее для армянского народа время, последовавшее вслед за массовым выселением армян вглубь Персии шахом Аббасом I, а также турецко-персидскими войнами, приведшими к опустошению Восточной Армении.
В сочинении Котова дается, в частности, описание Еревана и Эчмиадзина: “А города Равана (Ереван. - Р. Х.) полдни ходу, тут стоят Учьклюс по арменьски23, а по нашему по русски три церкви арменьские велики бывали и строины. И то место и Раван бывало арменьское царство. Тот настолной город был, а церквами для того называем, что на них кресты. А две церкви пусты, а в третьеи поют арменья, а в церкви образов никаких нет, только крест, да образ пресвятыя богородицы. И колокол есть невеликои, а звонят временем бояся бусорман”24.
Спустя четверть века после Федота Котова посетил Армению Арсений Суханов. А. Суханов, как и Ф. Котов, совершил свою поездку по поручению русского правительства, лично царя Алексея Михайловича, и получил задание от Посольского приказа, чтобы он “писал бы правду, без прикладу”25.
Наблюдая жизнь армян в Оттоманской империи и отмечая тяжесть турецкого гнета, Суханов заметил, что и в этих условиях армяне сохраняют свою письменность и свой язык. Описывая армянские села, Суханов, например, писал: “Тут два села великия, живут християне армяне, а не греческаго закона, чтут книги армянския”26 и далее вновь подчеркивает: “а книги у них все на армянском языке”27.
В сочинении Суханова можно найти интересные места, свидетельствующие о физических насилиях над армянским населением, об избиении армян и других бесчинствах турецких властей.
Описывая одну из застав, Суханов пишет: “Тут нас ждал турчин три дня, хотел побить. На самом свету приехали на иную речку; ажно тут турчин стоит на заставе; у него два шатра да палатка. Тут нас, турчины, вышед, остановили, и половину имали в шатер перед турчина; а он расспрашивал и записывал имена, и говорил: бог де до вас добр; я де вас ждал четыре дни на лесу. И тут имал кафиру тот турчин с человека по 10 ефимков, и бил многих армян чеканом28; и на меня Арсения замахнулся, да не ударил; бог милостию своею защитил”29.
Суханов оставил красноречивые записи и о положении в Восточной Армении, находившейся под персидским игом, о разрушениях “великих и пречудных” памятников армянской культуры, о массовом изгнании армян с родной земли. “Тут на реке (Арпачай.- Р. Х. ), - пишет он, - монастырь был на берегу, здание великое и пречудное добре и много, все попорчено; а на другой стороне на Генджидской против его другой монастырь пречудной и много добр здания и стенное письмо было, да попорчено же; и то место шах разорил все, перевез в Испаган и в Карабат и в иные грады. А было тут около Еривани, сказывают, до 1000 церквей; то может быть правда, и тут много их видеть”30.


Часть II

Интерес к Армении и к ее положению возрастает в России со второй половины XVII в. Одной из причин этого является усиливающийся в русской общественно-политической мысли этого периода интерес к Востоку в целом, особенно к Оттоманской империи, и к борьбе подвластных ей славянских и других народов за свое освобождение.
Следует отметить. что в этот период борьба против османского ига, а также против опасности, грозящей со стороны Оттоманской империи, была актуальной задачей для целого ряда народов Восточной Европы, особенно для славянских народов. Происходил процесс складывания антитурецких коалиций.
На этой базе возникла “общеевропейская антитурецкая литература”, в которой главным является “призыв к борьбе с турецкой опасностью”31.
Кроме этой общей основы интереса к Армении следует отметить также активизацию непосредственных русско-армянских отношений во второй половине XVII в., заключение торговых договоров Россией с армянскими торговыми компаниями, усиление политических контактов деятелей армянского освободительного движения с русским правительством, что усиливало интерес представителей русской общественной и исторической мысли к Армении.
Со второй половины XVII в. в России появляется много произведений, посвященных Оттоманской империи , в которых освящается положение угнетенных ею народов, в том числе и армян. В этом плане наиболее интересным трудом конца XVII в. является “Скифская история” Андрея Лызлова32, посвященная борьбе России и других народов против татаро- турецких нашествий и завоеваний.
Книга Лызлова написана в конце в 1692 г. “Скифы”, в понимании Лызлова, собирательное понятие, под которым он конкретно имеет в виду монголов, татар и турок и излагает историю их государств и завоеваний, и ,главным образом, последовательную историю борьбы против Оттоманской империи.
В “Скифской истории...” Лызлова содержится много данных, относящихся к армянам в Оттоманской империи и Крымском ханстве. Так, например, во второй части своего труда, где описывается Крым в период татарского владычества, Лызлов сообщает сведения об армянах Крыма. Он отмечает, что как до нашествия татар на Крым, так и при татарском владычестве “по градом же знаменитым множество обретается греков, армян” и дает интересные сведения об их торговой деятельности33.
В труде Лызлова содержатся данные об армянах в Константинополе, об участии армян в обороне Царьграда в 1453 г.
Наибольшее внимание в книге Лызлова уделено Оттоманской империи, ее завоеваниям, положению угнетенных ею народов и борьбе за их освобождение. Вопросы Оттоманской империи Лызлов рассматривает в связи с общими международными отношениями и политикой европейских держав. Лызлов еще в XVII в. заметил, что турецкие правители использовали противоречия европейских держав в своих интересах, и что это было одной из причин благополучия Оттоманской империи. “Сие государство Турецкое, - пишет Лызлов, - от малых начатков подскочивши, тако высоко возрасте, яко зело браней ради страшно быть христианом, ему же благополучны войны бывают за причинами данными от несогласий государей христианских, которыя причины умели они ко прибытку своему употребляти”34.
Эта мысль Лызлова прочно утвердилась в русской литературе. Спустя много лет, в 1711 г., Петр I вернулся к ней и писал в “Манифесте” о начале войны с Турцией, что последняя добивается успехов “чиня непрестанно меж христианы междоусобия и вражды, и употребляя оных несогласия к пользе своей”35.
Рассматривая историю турецких завоеваний и создания Оттоманской империи, Лызлов неоднократно касается и истории завоевания Армении. Говоря о султане Баязете, Тамерлане, Мураде III и других, он указывает на особо жестокий характер турецких нашествий на Армению. Так, например, Лызлов пишет, что турки еще “в царство греческого царя Константина Копронима паки прошедши сквозь каспийския врата, восточныя страны воеваша, и на Армению нападоша, и зело (подчеркнуто нами. - Р. Х. ) повоеваша ю. Потом и во второе лето тоже сотвориша”36.
Он особенно подчеркивает, что турки утвердились именно в Армении. “Народ туркоманов, - пишет Лызлов, - пребывает во Армении Великой; имеет та страна от запада реку Ефрат, от Востоку Медию, от полудня Месопотамию”37, указывая границы исторической Армении.
Пишет Лызлов и о тяжелом положении армян в Турции, о том, что “...греков и армян и христиан грабили и побивали; ибо таков у них вкоренился обычай”38.
Перечисляя порабощенные “народы-братья”, Лызлов цитирует славянскую песнь, в которой читаем:
“ Воздыхают с плачем христианские народы,
Братия наша в плене, лишася свободы,
От бога убо за грехи порабощени
Турку, и тяжкими нужды отягощени,
Плачут египтяне, греки же и армяне
И с ними венгрове, корваты и мултяне”39.
Книга Лызлова сконцентрировала в себе многие мысли, содержащиеся в русской литератуте, о тяжелом положении армянского народа под гнетом турецких захватчиков и содержит обращенный к русской общественности призыв о помощи народам, страдающим по турецким игом, в том числе армянскому народу: “От сего всего кииждо может познати богатство, можность и силу онаго мучителя, его же себе нелегко ставящи, Господа Бога молити достоит, дабы стерши вознесенную его гордыню, благоволил дати свободу народом христианским, под жестоким ярмом его озлобляемым, славному же нашему славянскому народу, иже близ его обитаем, изволил дати мудрость, мужество и единовольное согласие со всеми христианы, елико изряднейше с ним за славу и честь креста своего святаго поступати, и одержати при благословении его благосчастныя победы; еже буди, буди”40..
Книга Лызлова и другие сочинения этого периода подготавливали русское общественное мнение к восприятию идеи освобождения Армении с помощью России и, бесспорно, сыграли свою роль в создании той почвы, на которой выросло древо русско-армянской дружбы.
Процесс духовного сближения русского и армянского народов приобрел новое качество в XVIII.
Восемнадцатый век вошел в русскую историю как век больших преобразований в экономической, политической и культурной жизни России. В XVIII в. особенно усилился интерес в России к народам Кавказа и Закавказья. Изучение истории и жизни нерусских народов, объективно подсказанное жизнью и многонациональным составом Российской империи, имело положительное значение и для русской науки и общественной мысли.
Развитие и активизация русско-армянских отношений в XVIII в., большой интерес русской общественной мысли к Армении послужили толчком и для интереса русских государственных и политических деятелей к истории Армении в целях правильной ориентировки при решении связанных с Арменией вопросов, а также подчеркивания своего расположения к армянскому народу.
Уже Петр I проявлял большой интерес к прошлому и настоящему армянского народа. Интерес русских государственных и политических деятелей к Армении и к ее истории возрос к концу XVIII в., в период составления планов о переходе Армении под протекторат России.
В этот период особенно большой интерес к истории Армении и к ее пропаганде в России проявлял князь Григорий Потемкин, по инициативе которого переводились с армянского на русский язык и издавались книги, относящиеся к армянской истории41.
Большой интерес к прошлому и настоящему армянского народа проявлял великий русский полководец А. В. Суворов, который активно участвовал и в русско-армянских отношениях, в частности в деле переселения армян в Россию42. Интересно, что в 1780 г. Суворову была подана записка о карабахских меликах, в которой излагалась история этих армянских княжеств и содержались интересные данные по истории Армении43. М. Н. Кутузов, также принимавший активное участие в переселении армян в Россию, проявлял интерес к судьбе и положению армянского народа44.
Весьма примечательно, что среди подписчиков на книги , относящиеся к истории Армении, мы встречаем имена таких деятелей, как Безбородко, Суворов, Григорий Орлов, Левашев, Горич, княгиня Дашкова и многих других45.
В смысле направленности интереса некоторых русских политических деятелей к истории Армении, весьма показательны вопросы, письменно отправленные в 1782 г. Иосифу Аргутинскому-Долгорукому генерал-поручиком Павлом Сергеевичем Потемкиным, командующим русскими войсками на Кавказе.
Его интерес к истории тесно увязыватся с практическими вопросами русско-армянских отношений. Имея желание ”ведать обстоятельства земли, которая древностию толь заменита”, Потемкин особенно интересовался вопросами, сохраняют ли армяне “силу духа для свободныя души, “закон и крепость веры толико ль действуют, чтобы внутреннее сердец расположение клонилось свергнуть иго их утесняющее”, “вера сильно ль действует в армянском народе и благочестие может ли быть поводом к побуждению народному, сан Патриаршеской в каком между ими почтении, благоговение к священному сему сану довольно ль глубоко, а потом мелики или князья по степени первенства и по прямому действию и народ сохраняет ли к священному чину должное благоговение и к меликам повиновение. А наконец какия средства угодить народу: присоединить верность меликов и привязать духовенство”. Аргутинский-Долгорукий в декабре того же 1782 г. написал пбстоятельные ответы на все вопросы П. С. Потемкина46.
Большой интерес в вопросе о роли русской исторической литературы и русских историков в русско-армянском сближении представляет научное наследие и политическая деятельнось В. Н. Татищева.
Связи Татищева с Арменией прослеживаются в двух аспектах - научном и политическом.
В. Н. Татищев был одним из дальновидных государственных деятелей дворянской России. Являясь губернатором Астраханского края, тесно общаясь с представителями разных слоев армянского населения Астрахани, хорошо осведомленный в вопросах политики России на Востоке, Татищев прекрасно понимал значение русской ориентации армянского освободительного движения.
“В российской истории” и в других трудах В. Н. Татищева имеется много интересных материалов, которые явились следствием и отражением активизации русско-армянских отношений и дальнейшего усиления тяги армян к России. В трудах Татищева проявились не только его знания в области истории и культуры армянского народа, но и выражена его политическая позиция в области русско-армянских отношений.
В статьях, относящихся к армянам в “Лексиконе...” Татищева, подчеркиваются тяжелая судьба армянского народа, его насильственное изгнание из пределов родины и расселение по разным странам, наличие самостоятельной государственности Армении в прошлом. В статье “Армяне” Татищев особо подчеркивает, что “собственно в персидской власти Великая, а в Турецкой Малая Армения, особыя государства были”47. Выражением русско-армянских связей, имеющим большое значение также для их дальнейшего укрепления, было подчеркивание Татищевым в той же статье наличия большого числа армян в России и того, что здесь им обеспечена свобода торговой и прочей деятельности, свобода отправления своей религиозной службы и т. д.
Участие В. Н Татищева в этих отношениях связано с его деятельностью на посту астраханского губернатора в 1741-1745 гг. Астраханский край в тот период занимал особое положение в экономической и политической жизни России. Это был крупный торгово-экономический и политический центр, куда сходились многие нити экономики и политики. Через Астрахань, главным образом, проходили пути восточной торговли России. Укреплением и заселением этого края во многом определялись укрепление России на юге, усиление ее связей с Закавказьем и Средней Азией, политические отношения с Ираном и другими ближневосточными странами.
Следует отметить, что именно в этот период Астрахань играла особую роль в жизни армян в России. Крым, где было много армян, в то время еще не входил в состав России, колонии армян на Дону тогда еще не было, в Петербурге и Москве армян было относительно немного, и Астрахань являлась местом основного сосредоточения живущих в России армян. Здесь быстро росло армянское население. Армяне играли большую роль в торговой и промышленной жизни Астрахани48.
Армянская колония в Астрахани играла большую роль в укреплении русской ориетации армянского освободительного движения.
Проводя энергичную политику экономического укрепления Астраханского края, Татищев последовательно осуществлял и политику поощрения переселения иноземцев, в частности представителей армянских торгово-промышленных кругов в Россию и всячески способствовал этому переселению. В письме к Черкасову в 1745 г. В. Н. Татищев писал: “...что же об армянах упоминал, что я о их пользе и увольнении от магистрата старался, ное, по должности яко о пользе и государственной писать имел причину...Сие довольно видимо, что я их тем обнадежа знатных капиталистов в подданство российское призвал и фабрики знатно чрез них умножил”49.
В одном из этих документов, говоря о планах создания нового города в районе реки Орь, в связи с обнаружением здесь соли и руд, и описывая перспективы будущего города, В. Н. Татищев пишет: “Что же ко внутренней коммерции касается, то в новом городе у Орь реки и на Аральской пристани в скором времени распространятца может... да из купечества сами для того способу на житье приидут из разных городов и мест, лишь бы им пристойная привилегия пожалована была, а именно: бухары, хивинцы, индейцы, армяне и другие, а может быть и европейские иноземцы”50.
Сохранились здесь и другие татищевские документы, связанные с конкретными делами купцов и промышленников-армян, из которых видно, какое внимание уделял Татищев этим вопросам. Так, например, в “Донесении коллегии Иностранных дел о принятии в русское подданство выехавшего из Турции армянского купца Матвея Михайлова 7 июня 1743 года”51, Татищев сообщает, что “минувшаго мая 28-го дня подданным челобитьем турецкой области Аравской земли города Халюпи армянин римскаго вероисповедания Матвей Михайлов” - просил себя “и брата родного Шукры Михайлова, который ныне с купечеством в Персии, в Гиляне, принять в великое ея Императорскаго Величества подданство и позволить ему в Астрахани жениться и для житья построить двор”52. Обосновывая ходатайство Матвея Михайлова, Татищев пишет, что еще в 1720 г. было дано указание Правительствующего Сената губернатору Астрахани Артемию Волынскому, повторенное в 1723 г. о отм, что приезжим купцам “торговать с платежем обыкновенной пошлины” и “приласкивать, дабы на то смотря и другие иностранные купцы охотно приезжали” и чтобы “им ни от кого обиды не было”53.
Напоминая об этом, Татищев пишет: “...а понеже оной армянин как от здешних купцов слышно, имеет капитал не малой, и против здешняго лучшаго купца богатее, и для того в приласкании его по сим означенной инструкции и указу позволили ему здесь селиться”54.
Татищев после этого письма вторично обращается по вопросу купца Матвея Михайлова. В августе 1743 г. в донесении императрице Елизавете Петровне Татищев, в числе прочих вопросов, пишет: “Турецкой армянин Матвей Михайлов купил здесь лучшей двор и намерен фабрику шелковую заводить ибо он сказывает, что в турецкой земле имел великую фабрику”55. Здесь же имеется другое донесение Татищева коллегии Иностранных дел “по челобитью Астраханского армянина Осипа Яковлева о составлении им торговой компании с другим армянином персидским подданным 24 июля 1743 года”56.
Татищев стремился к тому, чтобы переехавшие в Астрахань армяне прочно обосновались здесь. В письме к Черкасову в 1745 г., комментируя указ астраханского магистрата , вызвавший недовольство среди армян, Татищев, обескоенный этим, писал: “... как от главного магистрата указ выезжать не будут, но опасно, чтоб паки не разъехались”57.
В. Н. Татищев не только способствовал переселению армянских купцов, но и оказывал им на месте действенную экономическую поддержку. Он принимал большое участие в делах ремесленников, купцов и фабрикантов-армян в Астрахани, вносил в мануфактур-коллегию конкретные предложения, связанные с работой ремесленнков-армян58, чтобы, как писал он, “оныя ремесла в лутчее состояние придти и распространиться могли”59.
Татищев активно участвовал в решении административных вопросов, а также проблем, связанных с правовым положением армянского населения в Астрахани. В конфликтах, возникавших между армянскими купцами и астраханским городским магистратом, Татищев, руководствуясь общегосударственными интересами, поддерживал иноземных, в частности армянских купцов, в целях их закрепления в Астрахани60.
Позиция Татищева по этим вопросам основывалась на общей политике русского правительства относительно иноземных купцов и препринимателей в Астрахани. Характеризуя эту политику, Нил Попов писал: “Особенными льготами пользовались армяне. Их торговая компания, существовавшая еще в XVII столетии и потом уничтоженная на время при Петре, снова была вызвана к жизни; ея привилегии на внутреннюю торговлю в Россию и транзитную с другими государствами были возстановлены. Астраханские армяне особенно занимались шелководством и продажею шелковых материй, для выделки которых у них были свои станки. В Астрахани была даже церковь армянская. Все эти иноземные купцы зависели не от магистрата, а прямо от губернатора, хотя иногда по нужде их брали в городские службы в помощь русскому купечеству”61.
Известно. что в исследуемый период имело место сильное англо-армянское соперничество на почве торговли в Индии и на Ближнем Востоке. Англо-армянская торговая конкуренция в определенной степени касалась и русско-армянских отношений. Представителей английских торговых кругов не устраивало не только сильные позиции армянских торговых кругов на Востоке, но и сотрудничество русских и армянских предпринимателей, являющееся фактором не только экономическим, о и политическим.
Татищев понимал роль армянского купечества в восточной торговле России, чувствовал, что за русско-армянскими торговыми отношениями лежит нечто большее - русская ориентация передовых представителей армянской торговой буржуазии, почему и в англо-армянском торговом соперничестве становился на сторону армянских купцов и оказывал им поддержку.
В соответствии с выработанными в русско-армянских переговорах XVIII в. планами освобождения Армении от восточного ига и создания армянского государства, армянские политические деятели предприняли работу по созданию на территории России армянского войска, которое должно было принять участие в осуществлении всех этих планов.
Еще в начале XVIII в. Исраэл Ори внес предложение о формировании армянского полка в Астрахани, что было одобрено Петром Первым62. Работа по созданию армянского войска проводилась в Астрахани и продолжалась и при губернаторстве В. Н. Татищева, при его активном участии.
Сохранились рапорты В. Н. Татищева, касающиеся этих вопросов и свидетельствующие о его участии в этой работе, о его связях со многими офицерами-армянами, находившимися в армянском войске и на русской службе, в частности с первым армянином - генералом русской армии- Лазарем Христофоровым63. Представляет, например, интерес рапорт Татищева 19 февраля 1745 г. в военную коллегию, в котором он докладывает о мерах по осуществлению указа императрицы Елизаветы Петровны от 30 января 1745 г. В этом указе предписывалось: “...армян и грузинцев генералов, маэоров, штап и обер офицеров и рядовых, кои ныне в Астрахани, всех отправить в Кизляр в самом скором времени”64.
Любопытную деталь из жизни Татищева, относящуюся к формированию армянского и грузинского войск, сообщает Нил Попов. Он пишет, что русский консул Бакунин конфисковал у армян и грузин найденную у них военную литературу - книги по артиллерии и по строительству крепостных сооружений. Татищев по этому поводу дал следующее указание: “Писать к господину консулу, что таковыя книги накакого подозрительства и вреда нанести не могут; понеже оныя печатанныя публично и никому иметь для себя не запрещено”65.
Татищев сделал очень многое для укрепления русско-армянских отношений. Он проводил многогранную работу в этом плане, участвовал в решении самых разнообразных политических вопросов, связанных с этими отношениями.
Известно, что Надир-шах, проводивший политику притеснения армян, вместе с тем всячески старался переселить их из России в Иран, чтобы ослабить армяно-русские связи. Вот что пишет об этом Н. Попов: “Надир вызвал к себе из Эчмиадзинскаго монастыря армянскаго католикоса Авраама III и объявил ему, что армяне из всех стран, где они страдают от угнетений, должны возвратиться в Персию; они будут приняты новым царем всех царей с радостию, с ними будут хорошо обходиться”66.. Более того, Надир-шах официально требовал выдачи большого количества армян и грузин, нашедших убежище в Астраханском крае67.
Татищев хорошо представлял трудное положение, в котором находились армяне, проживавшие в Иране. Заигрывание Надир-шаха с армянами не ввело Татищева в заблуждение. Свидетельствует об этом строка из письма Татищева от 18 июня 1744 г. на имя И. А. Черкасова, в которой Татищев, говоря о Надир-шахе, пишет, что “он искусен всех армян штрафом наградить”.
Среди армянских купцов ширилось движение за переезд в Россию. Характеризуя эти годы, Попов пишет: “1744 год был самый хлопотный для Татищева... Прежде всего били челом персидские, индийские, армянские и бухарские купцы о позволении вступить им в русское подданство, для лучшаго размножения торга и фабрик персидских подданых, временно, а не вечно; жениться, покупать земли, строить дворы, торговать и фабрики заводить, в Астрахани и Кизляре, наравне с русскими; просили также определить сборы с них и их привилегии; обещались выехать из Персии в Россию во множестве с великим именем”68.
Татищев оказывал особую поддержку видным армянским деятелям - сторонникам русской ориентации. Интересно его участие в судьбе известного армянского общественного деятеля русской ориентации - Егия Мушега. Егия Мушег Карнеци, один из крупнейших армянских купцов в Персии, общественный деятель, выполявший и дипломатические поручения, был горячим сторонником русской ориентации армянского освободительного движения. Он подвергался преследованиям католиков, но по недоразумению был заподозрен в связях с ними и был арестован в 1724 г. русскими властями, которые, убедившись в его невиновности, в дальнейшем его отпустили и в 1736 г. разрешили выехать из России в Персию. Однако ему не вернули отобранные у него вещи, письма и бумаги, и он после возвращения в Персию ходатайствовал перед русским правительством о возвращении вещей и особенно бумаг. Из документов Егия Мушег видно, что он по этому вопросу обращался и к Татищеву в 1743 г., в бытность того губернатором Астрахани. Из документа “Донесение коллегии Ин. дел о предерзостях капитана Эльтона и о письмах высланного из Астрахани в Персию армянина Ильи Мушека”69, обнаруженного в ЛОААН подписанное Татищевым, выяснилось, что Татищев в том же 1743 г. энергично ходатайствовал о выполнении просьбы Егия Мушега.
Весьма интересны материалы об участии Татищева в армяно-русских церковных отношениях и его позиции по отношению к армянской церкви.
Из “Лексикона” Татищева и из других его произведений мы приходим к выводу, что он был хорошо осведомлен об истории и положении армянской церкви. Одним из вопросов, привлекших внимание Татищева в этом плане, был вопрос о политике католической церкви в отношении армян.
Известно,что Ватикан и короли ряда католических стран, в частности Людовик IV, прилагали много усилий, прибегали к интригам и к подкупу для осуществления перехода армян в католичество70. Центром происков католиков против армян в России уже издавна являлась Астрахань. Как писал Дмитрий Толстой: ”Этот последний город был избран как центр латинской пропаганды на Востоке для обращения армян”71.
Толстой указывает , что в 40-е годы, в период губернаторства Татищева в Астрахани, католики усилили свою пропаганду среди армян как в Персии, так и в Астрахани. Он пишет, что русский консул в Гилене, Бакунин в 1746 г. “отправил в Коллегию свой рапорт об интригах иезуитов в Персии в связи с обращением (в католичество) персидских армян...”72.
Интересные сведения содержатся в труде Якобя Лерхе - “Известие о втором путешествии доктора и коллежского советника Лерхе в Персию от 1745 до 1747 года”. Лерхе пишет: “Лишь только патеры сюда приехали, то и стали обучаться армянскому и турецкому языку. Патер Иоганн столько в армянском языке успел, что не только во всякой воскресный день говорил проповедь, но и написал также армянскую историю. Он был здесь тогда только один и с Татищевым много раз имел споры, который не хотел позволить ни ему выехать, ни же кого другого принять на его место”73.
Что же касается отношения Татищева к самой армяно-григорианской церкви, то он поддерживал тесные позитивные контакты с ее деятелями и содействовал им в Астрахани.
На протяжении всего XVIII в. происходит интенсивный процесс дальнейшего сближения русской православной и армяно-григорианской церквей. Армянскими общественными деятелями издаются на русском языке книги, посвященные армянской церкви, для ознакомления русских читателей с ее историей и структурой. Такую цель преследовали, в частности, труды архиепископа Иосифа Аргутинского-Долгорукова74.
Политические интересы России требовали расширения связей со многими народами и возможного преодоления религиозных разногласий. Уже Петр I понимал это и его интерес к истории армянской церкви был вызван именно этим обстоятельством.