Geum.ru

Учебное пособие для студентов юридических специальностей Москва, 2010

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

§ 2. Различные концепции объекта правоотношений – а) общефилософская; b) специально-юридическая; c) психологическая. Монистические и плюралистические теории объекта. Соотношение с понятиями объекта прав и предмета договора



Различные концепции объекта правоотношений – а) общефилософская; b) специально-юридическая; c) психологическая. Монистические и плюралистические теории объекта.

Несмотря на давнее использование термина «объект права», науке так и не удалось достичь единства не только в понимании, но и в определении логического объема этого понятия.

Д.Д. Гримм перечисляет три разных случая, в которых применяется термин «объект права». Это: (1) обозначение конкретных объектов, характеризующихся известными юридически существенными признаками, благодаря которым они подходят под тот или иной абстрактный тип объекта прав; (2) обозначение соответствующих абстрактных типов объектов прав и (3) обозначение результата, на достижение которого было направлено данное конкретное отношение или который должен быть достигнут установлением соответствующего абстрактного типа. На основании этих наблюдений Д.Д. Гримм констатирует полное отсутствие ясного понимания термина «объект прав»17.

Несмотря на то, что приведенная выше мысль была высказана ровно сто лет назад, она вполне актуальна и сегодня. Мы выписали определения объектов прав, которые встречаются в наиболее авторитетных и широко распространенных современных учебниках гражданского права. В частности, под объектом правоотношений в современной учебной литературе понимается: (1) поведение субъектов правоотношения18, (2) различные материальные и нематериальные (идеальные) блага либо процесс их создания, составляющие предмет деятельности субъектов гражданского права19, (3) материальное или нематериальное благо, на которое направлено принадлежащее собственнику право20, (4) всякое материальная или нематериальная субстанция (благо), имманентные свойства которой предопределяют природу, содержание и динамику соответствующего субъективного права, а также – создают возможность удовлетворения законных интересов лица-носителя данного субъективного гражданского права21. Как видно из этой подборки мнений, в ней представлены все три случая понимания объекта правоотношений, о которых говорил Д.Д. Гримм. Нашей ближайшей задачей становится систематизация теоретических взглядов на понятие объекта правоотношений и попытка выявления истинного понятия об объекте.

В качестве предмета научного изучения, понятие «объект» может быть рассмотрено (1) как то, на что направлено правоотношение (право) (общефилософская теория объекта), или (2),ызывающих наибольшие споры в цивилистической литературе.иболее спорныхочли нобходимым енной ответственнОстьЮ, ЭНергиЮ или как то, по поводу чего возникает правоотношение (право) (специально-юридическая теория объекта), или (3) как то, что мыслится самим субъектом права в качестве его объекта (психологическая теория объекта).

a) Общефилософская теория объекта права исходит из следующей посылки. Под объектом понимается то, что на что направлено изучаемое явление; при этом взаимодействие субъекта и объекта носит диалектический характер, так как представляет собой пример единства противоположностей22. Разновидностью общефилософского понимания объекта может служить взгляд, в соответствии с которым под объектом права следует понимать то, что составляет предмет господства управомоченного лица23.

Именно на основе общефилософских представлений об объекте построены учения об объектах прав М.М. Агаркова и О.С. Иоффе. Так, М.М. Агарков пишет: «Во избежание путаницы лучше было бы рационализировать терминологию и считать объектом права то, на что направлено поведение обязанного лица …»24 (курсив наш – Р.Б.). По мнению О.С. Иоффе, «объектом правоотношения является то, на что направлены (или, точнее, то, на что воздействуют) гражданское субъективное право и гражданско-правовая обязанность как элементы гражданского правоотношения, образующие его непосредственное содержание»25.

По всей видимости, подобного понимания объекта правоотношения придерживается и В.И. Сенчищев. Построение авторской концепции объекта правоотношения (о которой речь пойдет ниже) автор осуществляет на основе представления о том, что «только правовой режим некоего явления объективной действительности, каковым может быть вещь, действие, деньги, ценные бумаги т.п., может отвечать правовому воздействию, то есть может быть объектом гражданского правоотношения»26 (курсив наш – Р.Б.). .

Основное достоинство общефилософского понимания категории «объект правоотношения» состоит в том, что оно подчеркивает «направленность» правоотношения на что-либо. При этом важно и то, что, следуя философскому видению объекта, мы получаем из него же и важный принцип неразрывности связи между субъектом и объектом; другими словами, появляется презумпция - «нет правоотношения, в котором не было бы субъекта или объекта»27.

Главное же возражение, которое может быть выдвинуто против общефилософского понимания объекта состоит в следующем. Правоотношение – это абстрактная, мыслимая категория. Как таковое, правоотношение вообще не может быть направлено на что-либо. Ценность в качестве предмета изучения имеет лишь конкретное правоотношение. Но каждое конкретное правоотношение имеет свой конкретный объект, что, в свою очередь, может помешать созданию общего учения об объектах прав.

b) От этого недостатка свободна специально-юридическая теория объекта. С позиции этой теории, объектом правоотношения является то, по поводу чего возникает правоотношение. Эта концепция наиболее часто встречается в современной учебной литературе по гражданскому праву28. Ее же придерживались и дореволюционные теоретики права - Ф.В. Тарановский29 и Е.Н. Трубецкой30, цивилист Ю.С. Гамбаров31, а также, по всей видимости, - В.М. Хвостов32. Разновидностью специально-юридической концепции объекта можно считать концепцию объекта как средства осуществления правового интереса субъекта прав. Именно так объект права понимали Н.М. Коркунов33, Г.Ф. Шершеневич34 и И.М. Тютрюмов35.

Безусловным достоинством специально-юридической концепции объекта является то, что она «сближает» общее, теоретическое понятие объекта правоотношения со специально-цивилистическим учением о вещах и иных разновидностях имущества. В самом деле, субъективные права необходимы для того, чтобы заинтересованные лица могли получать удовлетворение своих интересов через пользование вещами, исполнение должниками своих обязательств и т.п. То есть, субъективные права создают возможность использовать некое благо, они же отражают режим принадлежности этих благ. Поэтому и говорят, что объектами прав является то, по поводу чего эти права возникают.

Подобное специально-юридическое понимание объекта подверглось критике со стороны О.С. Иоффе. Он писал, что если «это понятие (объекта прав – Р.Б.) имеет для правовой науки лишь условно-техническое значение, то тогда, разумеется, оно может употребляться в любом смысле, который ему будет придан с общего согласия, но тогда и проблема объекта прав как вопрос, требующий научного разрешения, устраняется сам собою»36. Далее ученый делает общее заключение – коль скоро в философии под объектом понимается то, на что направлено изучаемое явление, то этого же подхода должно придерживаться правоведение.

На наш взгляд, основательность подобного замечания сомнительна. Для того чтобы исключить специально-юридическое понимание объекта следует установить, что задачи философии и задачи юриспруденции как науки совпадают. Подобных попыток никогда не предпринималось; можно предположить – что из-за их заведомой бесперспективности. Кроме того, полное подчинение понятий юриспруденции философским понятиям может привести к устранению ясности и четкости первых и приданию им абстрактности, неконкретности, присущих последним. Следует также иметь в виду, что философия, как и всякая гуманитарная наука, полисистемна37 и подвержена случайным содержательным изменениям в зависимости от субъективных взглядов ученых. В этом смысле философия никак не может быть твердой опорой для всех областей гуманитарного знания, каковыми является, например, таблица умножения для математики, законы Ньютона для физики или периодическая таблица Менделеева для химии.

Кажется, при определенных усилиях различия между общефилософским и специально-юридическим пониманием объекта все же можно устранить. В самом деле, смысловая разница между тем, на что направлено право, и тем, по поводу чего возникает право, относительно невелика. О.С. Иоффе, критикуя специально-юридическое понимание объекта прав, писал, что «повод, в связи с которым создается то или иное явление, не есть его объект» 38. Очевидно, что здесь О.С. Иоффе понимает повод как «обстоятельство, способное быть основанием для возникновения явления». Как нам представляется, в выражении «то, по поводу чего возникает правоотношение» слово «по поводу» следует понимать как предлог в значении «относительно, насчет»39. Таким образом, объединяющее начало этих двух определений – указание на целенаправленность субъективного права, устремленность его к объекту. То есть, получается, что юристы, придерживающиеся специально-юридического подхода, говорят о возникновении прав относительно вещей, действий и т.д. Дополнительным подтверждением мысли об отсутствии принципиальных различий между этими двумя концепциями объекта прав является и то, что внутри и общефилософского, и специально-юридического понимания объекта существуют как монистические, так и плюралистические теории (то есть, теории, раскрывающие содержание понятие «объект прав»), причем в рамках последних перечисляются одни и те же составляющие понятия «объект»40.

При предлагаемом компромиссном понимании понятия «объект прав» оказывается, что серьезной разницы между общефилософским и специально-юридическим пониманием объекта не существует или, во всяком случае, она становится трудно распознаваемой. Плохо это или хорошо? Наверное, все-таки последнее, так как у нас появляется возможность сосредоточиться на других проблемах понятия объекта прав, имея за спиной согласованное значение самого термина «объект».


с) Особняком в теории объекта прав стоит психологическая теория объекта, автором которой является Лев Иосифович Петражицкий.

Изучение объектов прав автор начинает с заявления о том, что «главный недостаток учения об объектах, как и других учений современной юриспруденции, состоит в отыскании объектов, элементов права не в надлежащей сфере»41. «Для построения надлежащей теории объектов… следует в качестве базиса для научного анализа и синтеза подлежащих явлений исходить из тех же методологических начал, которые указывались выше по поводу других учений, а именно – из изучения того, что имеется в психике переживающего нравственные и правовые процессы и совершающего соответствующие проекции…»42. В соответствии с учением Л.И. Петражицкого субъективное право есть эмоциональная проекция, существующая в психике обязанного субъекта. Поэтому логично было бы предположить, что и объект правоотношения должен быть чем-то, что имеет отношение к субъективному правовому переживанию субъекта. Проф. Петражицкий пишет: «Исполнение разных правовых и нравственных обязанностей, реализация соответствующих объектов предполагает обыкновенно совершение со стороны обязанного разных других положительных или отрицательных действий, или те или иные терпения с его стороны, или и то, и другое, в качестве средств или необходимых условий реализации требуемого эффекта… Этому соответствует явление нравственной и правовой психики, состоящее в том, что на почве сознания данного долженствования появляются (путем ассоциации идей или заключений) представления необходимых для исполнения долга действий, воздержаний или терпений, и на них распространяются эмоции долженствования, так что они в свою очередь делаются объектами обязанностей»43. Выходит, что, в соответствии с учением Л.И. Петражицкого, объектом права является то, что мыслится субъектом права в качестве объекта.

Критиковать учение Л.И. Петражицкого об объекте отдельно от его общего учения о праве бессмысленно, так как его представления об объекте прав вполне логично вытекают из его же представлений о субъективном праве вообще. Поэтому укажем на те недостатки, которые ставились в упрек всему учению Л.И. Петражицкого.

Так, к примеру, критиками отмечалась возможность объяснения права как эмоционального переживания только в замкнутой системе «обязанный – управомоченный». Третье же лицо не имеет возможности «наблюдать» внутренние эмоциональные переживания обязанного (с чем соглашался и сам Петражицкий), следовательно, не может делать суждений о праве/обязанности посторонних лиц. А это, в свою очередь, совершенно не согласуется к тем, что мы наблюдаем каждый день, в частности, с судебным разбирательством споров между управомоченными и обязанными44. Применительно к интересующему нас учению об объекте, подход проф. Петражицкого дает совершенно изумительный результат – объект субъективного права утрачивает конкретность, ведь представление о должном управомоченного лица и представление о должном у лица обязанного могут и не совпадать. Что тогда будет объектом? Представление обязанного лица? Управомоченного? Если перенестись на почву действительной жизни, то получается, что должник, исполнив то, что мыслится ему в качестве объекта, должен полагать себя свободным от обязательства. Он может отвергать все притязания кредитора о том, что он не исполнил должного только на одном основании – я исполнил то, что полагал должным. На том, к каким последствиям может привести подобное «свободное» обращение с понятием надлежащего исполнения обязательства, мы полагаем, отдельно останавливаться не надо.

Другое замечание общего характера. Проф. Петражицкий совершенно не задается вопросом о том, каким образом у человека создается императивно-атрибутивное правовое переживание, ведь он начисто отрицает любую объективность права45. Между тем, именно положительное право устанавливает, что является должным, а что – нет; каким образом, к примеру, у вексельного должника возникнет «правовое переживание» по поводу того, что выданный им вексель недействителен по основанию дефекта формы? Ведь подобное знание о недействительности векселя может возникнуть исключительно после изучения соответствующих законодательных предписаний … В целом, можно присоединиться к общему выводу, сделанному Г.Ф. Шершеневичем по поводу теории проф. Петражицкого: «Не отрицая остроумия рассмотренной попытки Петражицкого, приходится отвергнуть ее научную состоятельность, потому что желанным критерием, с точки зрения жизненных целей, которые предъявляются к науке, она служить не может»46.

Все теории, объясняющие суть объекта права в субъективном смысле, принято разделять на монистические и плюралистические. Общее, что объединяет плюралистические теории – допустимость существования различных объектов в различных правоотношениях; монистические же теории стремятся ограничить содержание понятие объекта только каким-либо одним явлением.

Плюралистическая концепция объектов прав впервые подробно изложена Г.Ф. Пухтой, выделившим следующие объекты прав: собственная личность; вещи; действия; сторонняя личность; личность, перешедшая в другую личность. В соответствии с этой классификацией объектов все субъективные права распадаются на личные права и владение; вещные права; обязательственные права; семейные права; наследственные права47. К плюралистическим концепциям относятся также концепции, предложенные Беккером (объектом права являются лица, вещи и бестелесные блага), Регельсбергером (объектом прав являются вещи и лица), Хесслером (объекты прав – вещи и чужие действия), Кроме (объекты прав – лица и безличные предметы)48.

Одна из наиболее ранних плюралистических теорий, предложенных в отечественной цивилистической литературе, сохранившая свое значение и до наших дней, делит объекты гражданских прав на вещи и действия49. Первые являются объектами вещных прав (в первую очередь права собственности), а вторые - объектами обязательств50. Е.Н. Трубецкой добавляет к видам объектов и лицо51. Впрочем, он тут же оговаривается, что «современное право … не допускает такого господства, при котором одно лицо низводится на степень вещи», но включает лицо в список объектов в семейных отношениях52. Другие представители плюралистической теории в отечественной литературе – Д.Д. Гримм (объекты права суть лица и предметы пространственного мира)53, В.М. Хвостов (объектом права могут быть личность самого субъекта, вещь, действие другого лица, другое лицо, нематериальные блага)54, Н.М. Коркунов (объектами права являются собственные силы субъекта, силы природы, силы других людей, силы общества)55, Г.Ф. Шершеневич (объекты права – вещи, действия других и лица)56.

Вполне естественно, что с отделением исключительных прав от вещных, в науке появляется дополнение к перечню объектов в виде литературных, музыкальных произведений, иных продуктов духовного творчества, а также объектов в области промышленной собственности57.

Итак, все плюралистические теории можно сгруппировать в две большие группы. Одни признают в качестве объектов гражданских прав самые разнообразные блага, которые соответствуют видам гражданских прав (это могут быть вещи, действия, нематериальные блага, работы и услуги и некоторые иные). Другая плюралистическая теория сохраняет дихотомическое деление всех объектов на вещи и действия.

Плюралистическим теориям присущ один общий недостаток. Понятие субъективного права (независимо от того, понимаем ли мы его как возможность поведения управомоченного или возможность требования определенного поведения обязанного лица) едино, а понятие объектов права оказывается несколько. Поэтому следует создавать самостоятельное учение о правах применительно к каждому объекту, отказываясь при этом от общего учения о субъективном праве. Однако это неверно как с точки зрения содержательной, так и с точки зрения методологической.

Кроме того, обе группы теорий включают вещь в категорию объекта. Между тем, как отмечал О.С. Иоффе, юридически воздействовать на вещь как на физический предмет нельзя. Вещь является объектом фактического воздействия со стороны лица, то есть объектом действия, а не объектом права58.

Монистические теории объекта представлены Савиньи (объект права – действия всех третьих лиц), Унгера (объект субъективного права есть воля третьих лиц), Гирке (объектом прав может быть только существо, признанное постановление права в качестве носителя свободной воли), Козака (объектом права может быть только лицо)59.

Монистические теории более привлекательны в том смысле, что предлагают единое понимание объекта любого субъективного права. Очевидно, таким объектом не может быть вещь, поскольку далеко не все обязательства (тем более, исключительные права) имеют отношение к вещам.

Первую монистическую теорию глубоко обосновал О.С.Иоффе60. По его мнению, единым объектом правоотношения может являться только действие обязанного субъекта. Напомним, что первоначально О.С. Иоффе рассматривал субъективное право как юридическое средство обеспечения такого поведения лиц, в котором нуждается управомоченный61, и таким образом понимание действия как объекта права органично вписывается в эту концепцию.

Концепция О.С.Иоффе широко обсуждалась и критиковалась в литературе. Так, Ю.К. Толстой выдвинул два критических замечания против рассматриваемой концепции. Во-первых, по его мнению, О.С. Иоффе «лишил субъективные права и обязанности, а тем самым и правоотношение в целом реального содержания»62, поскольку в содержание правоотношения не включено реальное поведение. Второе возражение Ю.К.Толстого состояло в том, что О.С. Иоффе «не удалось разграничить содержание субъективной обязанности и ее объект»63. Однако оба эти возражения не вполне основательны. Включение реального поведения субъектов в содержание правоотношения – более чем спорно, потому как ничего не дает для понимания сути этого явления; что же до смешения О.С. Иоффе субъективной обязанности и ее объекта, то это утверждение не соответствует действительности. Содержанием обязанности является само долженствование. Объектом же является действие.

Третий аргумент, который может быть выдвинут против концепции О.С.Иоффе, встречается в работе М.М. Агаркова: «Нельзя считать объектом господства (а, следовательно, в смысле критикуемой теорий, объектом права) поведение человека. Поведение человека неотделимо от самого человека. Невозможно считать объектом господства поведение человека, не считая объектом господства и самого человека»64. О.С. Иоффе возражает на этот довод следующим образом: человеческое поведение и человеческая личность – это не одно и то же. Объектом каждого конкретного гражданского правоотношения не является не только человек, но и даже его поведение, взятое в целом65.

Четвертый довод против позиции О.С.Иоффе можно встретить в монографии И.Б. Новицкого и Л.А. Лунца, которые полагали, что воздействовать можно не только на поведение, но и на вещь66. Как уже отмечалось, и здесь мы вполне согласны с О.С.Иоффе, такое отношение неизбежно носит фактический, а не юридический характер, таким образом, вещь не может быть признана правовым объектом на основании одного этого аргумента.

В действительности, здесь О.С. Иоффе можно противопоставить другой аргумент: если вещь не может являться объектом правоотношения, то может ли им быть поведение или действие? Ведь они также представляются явлениями окружающей действительности, и в связи с этим, не могут быть объектом идеальных категорий. Думается, вполне справедливо следующее критическое замечание С.С. Алексеева: «Если мыслить правоотношение только как идеологическую связь, то в этой связи не должно быть ничего такого, что бы не относилось к праву. Поведение же участников правоотношения – уже нечто «фактическое», находящееся вне идеологической формы»67.

Самым серьезным возражением, по признанию самого ученого, явился упрек в том, что О.С. Иоффе игнорирует значение вещей для правоотношений. Между тем практическое значение, в первую очередь, для вещных правоотношений, имеют именно вещи68. Если признать, что объектом прав могут быть только действия, куда же следует тогда отнести обширный пласт цивилистического учения о вещах? Это уже не объект, но что же тогда? По всей видимости, именно поэтому О.С. Иоффе пришлось смягчить ригоризм своей теории и допустить одновременно с существованием «юридического» объекта – действия, «материального» объекта – вещи69.

Тем самым О.С. Иоффе практически свел свою теорию объекта к теории объекта двух родов, впервые сформулированную немецким ученым Е. Бирлингом. В отечественной литературе эта теория представлена в работе Ф.В. Тарановского. Последний пишет: «…Так как установленный объект обозначает разные виды поведения, то он выражен глаголами: «делать», «не делать», «терпеть», которые в свою очередь требуют дополнения, или, говоря иначе, определение предмета к которому относится делание, не делание или терпение. Это уже будет юридический объект второго порядка, или объект юридического объекта, по выражению Бирлинга»70.

Нетрудно заметить, насколько близким к этой концепции оказывается воззрение О.С. Иоффе: «Прежде всего на юридический объект (поведение обязанных лиц) правоотношение воздействует непосредственно, тогда как на материальный объект (например, вещи) правоотношение может воздействовать не непосредственно, а лишь через поведение его участников»71.

Естественно, что и в определение субъективного права, предлагаемое О.С. Иоффе, помимо возможности требовать определенного поведения (то есть действия) обязанного субъекта отныне включается и мера возможного поведения управомоченного лица (которая направлена на вещь). Данное разделение соответствует противопоставлению обязательственных прав праву собственности72. Тем самым О.С.Иоффе приходится отказываться от своего определения субъективного гражданского права как средства воздействовать на действия обязанного лица, в пользу комбинационного подхода, включая в дефиницию указание на собственные действия управомоченного.

В настоящее время видоизмененная теория О.С.Иоффе нашла поддержку в трудах М.И.Брагинского и В.В. Витрянского. Ученые, при рассмотрении различных видов договоров разделяют объект первого рода (действие) и объект второго рода (товар, работу или услугу) 73.

Отметим, что теория, признающая существование объектов двух родов (действий и иных, будь то вещи, работы или услуги) может вызвать ассоциацию с плюралистическими теориями, которые признают для вещных и обязательственных прав две категории объектов: вещи и действия. Тем не менее, различие между этими концепциями весьма существенно. Если монистическая теория (кстати, прилагательное «монистическая» при таких обстоятельствах – это большая условность) предусматривает для каждого субъективного права объекты нескольких родов, построенных в определенной иерархии (сначала действие, потом другой объект, в зависимости от существа отношения), то плюралистическая предусматривает строго один объект для каждого правоотношения: для вещного – вещь, но не действие, для обязательственного – действие, но не вещь.

Наконец, рассмотрение теорий объекта правоотношения было бы неполным без указания на еще одну монистическую теорию, сформировавшуюся совсем недавно. Автором ее выступает В.И.Сенчищев74. Большая часть его работы посвящена критике монистической поведенческой концепции О.С.Иоффе.

В.И.Сенчищев ставит три вопроса: (1) возможно ли отделить поведение человека от его личности, (2) заинтересован ли управомоченный субъект в определенном способе поведения обязанного субъекта или ему в первую очередь важен результат и (3) всегда ли есть реальные способы воздействия на обязанного субъекта, которые бы обеспечили управомоченному лицу требуемое поведение75.

Что касается первого вопроса, то, по мнению ученого, личность человека неотделима от его воли, а воля от поведения. С его точки зрения, попытка господства над поведением обязанного невозможна иным способом, кроме как «через подчинение воли обязанного лица воле лица управомоченного»76. Автор подчеркивает, что рассмотрение человека как объекта права «идет вразрез с гуманистической концепцией права»77. Удивительно, что В.И.Сенчищев, критикуя О.С.Иоффе, не обращает внимания на то, что последний уже убедительно доказал, что поведение человека и личность человека – явления далеко не тождественные. Разумеется, личность-воля-поведение – явления взаимообусловленные, но их механическое отождествление не допустимо.

За логикой В.И. Сенчищева кроется весьма существенный изъян. Приведем простой пример. Предположим лицо А нуждается в деньгах, и лицо Б оказывает ему заем в сумме 100 рублей. Субъект А в необходимый срок не возвращает указанную сумму. Разумеется, Б требует возврата денег. По логике В.И.Сенчищева, Б выступает в роли лица, подавляющего личность и волю лица А, что «идет вразрез с гуманитарной концепцией права». Неужели А, вступая в договор, не проявил свою собственную волю? Разве А не догадывался, что ему придется возвращать занятую сумму? Где здесь насилие над личностью А, представление о лице, как об объекте права?!

Второй аргумент ученого также малоубедителен. Он утверждает, что для кредитора представляет интерес не само действие, а результат этих действий. В качестве примера В.И. Сенчищев предлагает обратиться к ст. 313 ГК, согласно которой кредитор обязан принять надлежащее исполнение, предложенное за должника третьим лицом78. В свою очередь, мы можем сослаться на договор об оказании услуг, где действие и результат этого действия не могут быть разделены. В этом случае для кредитора важна сама услуга, то есть действие.

Наконец, обратимся к третьему аргументу: «Реальных и корректных с точки зрения права способов воздействия на обязанного субъекта (или на его поведение), которые бы с гарантией обеспечили лицу управомоченному лицу управомоченному требуемое поведение обязанного лица, не существует»79. Очевидно, автор смешивает два явления: (1) направленность права и (2) фактический результат, к которому приводит исполнение или неисполнение обязанности. Субъективное право в любом случае направлено на действие, если же это действие не осуществляется, то объективное право предоставляет различные способы управомоченному лицу защитить свое нарушенное право. Насколько эффективно лицо использует предоставленные возможности защиты зависит от конкретных обстоятельств. У недобросовестного должника может не оказаться никакого имущества, он может скрыться, и от этого ни один кредитор не застрахован. Означает ли это отсутствие права или отсутствие объекта права? Нет, конечно.

Что же предлагает В.И.Сенчищев взамен рассмотренных теорий объекта правоотношения? По его мнению, объектом выступает «правовой режим», под которым автор понимает «совокупность всех позитивно-правовых предписаний…. и основанных на них субъективно-правовых притязаний…»80. Данное суждение весьма оригинально, но совершенно неверно. Получается, что объектом правоотношения выступают а) правовые нормы (то есть «совокупность предписаний») и б) субъективные права («совокупность притязаний»). Оказывается, правоотношение направлено одновременно 1) на объективное право (которое потому и «объективно», что зависит не от воли субъектов, а только от воли государства) и одновременно 2) на один из элементов своего содержания – право (то есть само на себя).

Очевидно, В.И. Сенчищев понимает абсурдность такого вывода и стремится выделить из «правового режима» «правовой статус», который, по его мысли, не может быть изменен по усмотрению сторон. Интерес же сторон состоит в изменении правового режима вещи или действия, полагает В.И. Сенчищев81. Но ведь при таком подходе объектом правоотношения должен стать уже не правовой режим, а его изменение.

В свое время О.С. Иоффе совершенно справедливо указывал на условность понятия «правовой режим вещи»: «в действительности правовой режим устанавливается не для вещей, а для связанного с ними поведения людей»82. В этом случае правовой режим оказывается возможностью (дозволенностью) совершать те или иные действия с вещью. Сам по себе правовой режим, никак не может быть признан объектом правоотношения.

Краткий обзор основных воззрений на понятие объекта прав приводит к следующему выводу: наиболее удачной теорией выглядит теория объектов двух уровней, предложенная Е. Бирлингом и впоследствии поддержанная О.С. Иоффе. Только в рамках этой теории возможно одновременно учесть такие, казалось бы, взаимоисключающие друг друга явления как значимость вещей как объектов правоотношений и невозможность права влиять непосредственно на вещи и его способностью воздействовать только на поведение людей. Кроме того, как и всякая «золотая середина» эта концепция хороша тем, что позволяет учесть все или почти все точки зрения и смягчить их ригоризм, который не всегда уместен в вопросах исключительно теоретических.

Однако в литературе высказывались сомнения относительно того, может ли у правоотношения быть несколько объектов. Категорически против допущения нескольких объектов у правоотношения высказались С.С. Алексеев, А.П. Дудин, А.Ф. Клейнман, А.В. Мицкевич, и В.П. Мозолин; за – А.К. Стальгевич, О.С. Иоффе, Ю.К, Толстой, Д.Р. Джалилов, Н.Б. Зейдер и некоторые другие83. Основной довод противников допущения теории множественности объектов состоит в следующем: каждое правоотношение возникает и существует как предметно-практическое отношение между конкретными субъектами и в связи с определенным объектом; взаимодействие тех же субъектов с другим предметом есть уже другое отношение. Поэтому авторы, которые говорят о множественности объектов правоотношения, либо говорят о разных правоотношениях, либо смешивают объект правовой нормы, объект субъективного права, объект юридической обязанности с объектом правоотношения84.

Подобный довод не может быть признан правильным. Еще раз подчеркнем – юридические построения, как и любые научные достижения в области гуманитарного знания, не открываются (на манер открытий в области естественных или точных наук), а разрабатываются. Правоотношение – категория идеальная, мыслимая. Нельзя утверждать, что у правоотношения только один объект только потому, что именно так и должно быть на самом деле, ведь правоотношение никто не видел, не пробовал на ощупь. Следовательно, вопрос о количестве объектов правоотношения – вопрос, во-первых, логики, и, во-вторых, удобства. С точки зрения логической связи концепция объекта двух родов непротиворечива; с точки зрения удобства для научного обихода – она также вполне приемлема.

Поэтому, на наш взгляд, при определении понятия объекта субъективного гражданского права следует придерживаться определения объекта как того, по поводу чего возникают правоотношения. С содержательной стороны следует рассматривать объект всякого субъективного права как объект двух видов – непосредственный (ближайший) объект – это должное поведение субъектов правоотношения, и опосредованный (материальный) объект – это имущественные и неимущественные блага, по поводу которых и возникают правоотношения.

До сих пор мы использовали категории «объект права» и «объект правоотношения» как синонимы. Подобный подход является общепризнанным; естественно, при этом предполагается возможность существования права лишь в правоотношении85. Возможность существования субъективного права (не только относительного, но и абсолютного) самого по себе, вне сношения с другими участниками оборота абсурдна. Достаточно привести пример Робинзона, живущего на необитаемом острове, – для чего ему право собственности на какие-то вещи, если нет никого, кто мог бы признавать или отрицать за ним это право? В отсутствие пассивно- или активно-обязанного лица субъективное право не имеет никакой ценности, оно становится «правом ради права», «вещью в себе»86. Поэтому разграничение объекта субъективного права и объекта правоотношения, которое проводится некоторыми учеными, является неверным – субъективное право должно иметь ту же направленность, тот же объект, что и правоотношение в целом; в противном случае невозможно было бы утверждать, что субъективное право и корреспондирующая ему обязанность суть содержание правоотношения.

Необходимость разграничения понятия «объект прав» возникает в отношении другого термина, а именно – «предмет договора».

Словосочетание «предмет договора» довольно часто встречается в ГК. Однако наряду с этим выражением в тексте Кодекса встречаются еще «предмет сделки» (ст. 178) и «предмет обязательства» (ст. 322, 398). Приведем еще некоторые нормы ГК: в ст. 275 указывается, что сервитут не может быть предметом договора; в ст. 336 описывается предмет залога; в ст. 429 содержатся предписания относительно предмета предварительного договора; в ст. 432 говорится о том, что условие о предмете договора является существенным условием всякого договора; в ст. 448 упоминается предмет торгов; в ст. 554 помещены правила о предмете договора купли-продажи недвижимости; ст. 573 говорит о предмете дарения; ст. 665, 666 и 668 – о предмете финансовой аренды; ст. 741 – о предмете договора строительного подряда; ст. 783 – о предмете договора об оказании услуг; ст. 807 – о предмете договора займа; ст. 826 – о предмете уступки по договору факторинга; ст. 990 – о предмете договора комиссии; ст. 1007 – о предмете агентского договора; 1060 – о предмете публичного конкурса; ст. 1117 – о предмете легата. Можно ли приравнять понятия «предмет договора (сделки)» и «предмет обязательства»? Думается, что этому не должна препятствовать различная природа сделки и обязательства – первая является юридическим фактом, а второе – правоотношением. Когда мы говорим о предмете договора, мы всегда имеем виду те блага, для достижения которых был заключен договор. Другими словами предмет договора – это то, что будет доставлено кредитору посредством исполнения обязательств, возникших в результате договора. Поэтому предмет договора никак не может отличаться от предмета обязательства.

Но возвратимся к вопросу о соотношении предмета договора и объекта правоотношения.

Предметом любого гражданско-правового договора являются имущественные либо неимущественные блага (или, что точнее – права на эти блага) постольку, поскольку оборот этих благ не ограничен законом либо не противоречит их сути. Перечень благ содержится в ст. 128 ГК, которая, кстати, поименована «Объекты гражданских прав».

При сопоставлении содержания понятия «благо» и учения о двух родах объектов правоотношения нетрудно заметить, что объект второго рода (опосредованный, конечный, отдаленный, материальный объект) всегда является неким конкретным благом, ради достижения которого стороны вступили в правоотношение. Поэтому было бы логичным признать, что предмет договора и объект правоотношения соотносятся как частное и общее понятия.