Лекция 1 Археология как историческая

Вид материалаЛекция

Содержание


Древние культуры Америки
Сан Лоренсо-Теночтитлан
Трес Сапотес.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
Лекция 12 Древние культуры Америки

За последние десятилетия в результате проведенных раскопок и случайных находок число известных памятников культуры тенеселоме (этот термин был предложен на первой конференции по ольмекам Хименесом Морено и означает «люди с ягуарьей пастью»; это название не привилось), или археологических ольмеков, значительно выросло. Южную половину штата Веракрус и прилегающую к ней часть штата Табаско, вплоть до тех мест, где начиналась территория майя, т.е. примерно до реки Грихальвы, археологи начали изучать лишь в 40-х годах. Это тропическое морское побережье Мексики было не самым приятным местом для археологических исследований, для поисков следов индейцев Америки. Это обширная скучная низменность, разрезанная реками, разливающимися подчас необычайно широко, край топей, болот, прибрежных мангровых лесов. Это земля на которую летом обрушиваются бесконечные ливни. Необычайно влажный край, который часто страдает от сильных ветров, жары, где нередко термометр показывает даже в тени выше сорока градусов, до недавнего времени край без дорог, почти без городов, зато с москитами, ягуарами, гремучими змеями.

Возникшая в этих местах культура оказала заметное влияние на все последующие культуры Мезоамерики. Прежде чем термин «ольмеки» был введен в оборот Вайаном, чтобы обозначить новые находки специфичного стиля, многие из них были уже описаны. Савий и Вайан первыми признали ольмекский «очаг» отдельной культурой. В 1925 г. Блом и Лафарж посетили Ла Венту, описали несколько каменных памятников и заключили, что эти монументы схожи с майяскими, но четко прослеживаются и отличия, которые характерны для более ранних памятников из близлежащего региона Лас Тустлас. В конце 1938 г. М.В. Стирлинг организовал раскопки в Трес Сапотес, давшие новый комплекс ольмекских находок. После Трес Сапотес экспедиция Стирлинга провела исследования в Ла Венте, местечке на границе штатов Веракрус и Табаско. Открытые памятники позволили сказать, что Ла Вента являлась одним из наиболее значительных церемониальных центров культуры ольмеков.

На данный момент не существует единой точки зрения относительно времени существования, структуры и сути ольмекской цивилизации. Определенно можно сказать, что основной территорией ольмекской культуры были болотистые низины тихоокеанского побережья. Комплекс оседлости развивался в условиях сбалансированной экономики, опирающейся на дары моря и на прогрессирующее земледелие. Несмотря на нездоровый климат, эта область очень богата с точки зрения сельского хозяйства. Рацион жителей был довольно разнообразен: помимо сельскохозяйственной продукции – рыба, морские птицы, собаки, возможно, крокодилы. Надо, однако, заметить, что ресурсы этой местности никогда не использовались до конца. Наиболее распространено мнение о том, что ольмеки появились в Табаско около четырех тысяч лет назад. Предшественников этой цивилизации до сих пор не найдено. За II тыс. до н.э. ольмеки распространили свое культурное влияние на огромный регион. Мощь и величие ольмекской культуры проявилось в том воздействии, которое они оказывали на всю Мезоамерику.

Происхождение этой культуры остается неизвестным. По этому вопросу существует несколько точек зрения. Согласно первой, выдвинутой и горячо отстаивавшейся М. Коваррубиасом, ольмекская культура является древнейшей и происходит из штата Герреро, где местность вокруг поселений Сумпанго и Сан Херонимо изобилует памятниками ольмекского стиля. По его мнению, это указывает на существование в древности «ольмекского пояса», тянувшегося через Теуантепекский перешеек от Тихого океана до побережья Мексиканского залива. Находки в Герреро, по мнению ученого, отличаются архаичностью и они древнее памятников из Ла Венты. Следовательно, Ла Вента стала последним прибежищем ольмекской культуры уже в период ее умирания.

Из анализа важнейших памятников ольмекской культуры можно заключить, что она прошла в своем развитии через несколько последовательных этапов. Все они связываются с найденными центрами ольмекской культуры: древнейший представлен в Сан Лоренсо и Ла Венте I, второй отчетливо выявляется в Ла Венте II, в Трес Сапотес I и в Серро де лас Месас. Крупнейшими центрами ольмеков считаются Сан Лоренсо и Ла Вента, которые датируются радиокарбонным методом 1200-900 гг. до н.э. и 800-400 гг. до н.э. соответственно, хотя дальнейшие исследования заставляют пересмотреть эти даты. Также известны такие центры как Пуэрто-Нуэво, Рио-Чикито и др. Достаточно распространено мнение о том, что Лагуна де лос Серрос является культурным и политическим центром, равным по важности Сан Лоренсо.

Наиболее древний центр ольмекской культуры, как уже указывалось, - Сан Лоренсо-Теночтитлан. Анализ найденной керамики и скульптуры, а также стратиграфический план позволяют заключить, что культура в Сан Лоренсо была принесена уже в готовом виде. Город находится на платформе, на высоте 50 м относительно окружающей саванны, которая ежегодно затопляется. Восточная сторона городища обрывается крутым откосом к реке, а остальные три стороны отделены глубокими лощинами. Раскопки показали, что большая часть возвышенности сделана человеческими руками; ольмеки носили на себе землю, корзину за корзиной, чтобы создать искусственные гребни, торчащие подобно пальцам, но не хаотично, а в определенном порядке. По предположению Майкла Ко, проводившего здесь широкие археологические изыскания, плато Сан-Лоренсо представляет собой изображение гигантской птицы с вытянутыми крыльями, летящей на восток. Очертания правого крыла обозначены тремя хребтами к югу; левое крыло видится незавершенным, т.к. хребты к северу никогда не были закончены. Голова птицы располагается к востоку от лагуны 14, но она также четко не выделяется. Хвост птицы образуют группы холмов C и D, а также обширной трапециевидной, явно искусственной платформой чуть ниже к западу.

Поселение в Сан Лоренсо появляется около 1500 г. до н.э., но они не имеет черт, присущих ольмекской культуре. Только в период Чичаррас (1250-1150 гг. до н.э) можно говорить о складывании типично ольмекской культуры. В керамике складывается единый стиль и способ обжига. Глина становится тонко выделанной, с различными видами штамповки и перекрестной штриховки. Что касается архитектуры в Сан Лоренсо, то множество холмов венчают плато; главная группа их вытянута в направлении север-юг, с прямоугольными дворами, окруженными пирамидами. Все постройки сделаны из земли или цветной глины. Камень в строительстве не применялся, хотя ольмеки умели обрабатывать базальтовые глыбы, но они использовались только для изготовления скульптур, которые могли достигать огромных размеров.

Одна из специфических черт Сан Лоренсо – дренажные каналы на склоне оврагов, один из которых достигает 200 м длины. Они выложены аккуратно подогнанными базальтовыми блоками, снабженными крышками. Эти водосборные системы проложены по обеим сторонам плато. Одна из них, по-видимому, отводила воду от церемониального водоема к монументу 9, напоминающему фонтан. Подобные системы, известные также в Ла Венте и Лагуна де лос Серрос, являются характерными чертами именно ольмекской культуры. Для культуры Сан Лоренсо характерны еще две замечательные черты. Первое – это знаменитые глиняные полые статуэтки, так называемые «baby-face». Подчеркнутость, почти одержимость этим мотивом – определяющая черта ольмекской цивилизации. Вторая черта – уже упоминавшаяся техника обработки и декорирования керамических изделий.

В период Нэкэст (900-700 г. до н.э.) ольмекская цивилизация в Сан Лоренсо подходит к концу. Здесь появляется керамика, повсеместно характерная для доклассического периода в регионе; она вытесняет старую, типично ольмекскую. В этот период происходит планомерное уничтожение ольмекской скульптуры и ее захоронение. Что послужило этому причиной, остается неизвестным. Разрушители, кто бы они ни были, старались уничтожить ольмекскую традицию. С другой стороны, в этот период была построена первая в Мезоамерике площадка для игры в мяч. Игра в мяч была очень распространена в Мезоамерике: она носила ритуальный, магический характер, возможно была связана с культом плодородия. Суть ее заключалась в том, чтобы попасть каучуковым мячом в каменное кольцо, прикрепленное к стене стадиона. Касаться мяча нужно была не руками, не ступнями, а лишь бедрами, ягодицами, плечами и локтями. При этом одевали маски и нагрудники. Сама площадка располагалась в самом центре Сан Лоренсо; ольмеки построили ее из земли и глины, опоясав ее насыпями со всех четырех сторон.

Жизнь в Сан Лоренсо замирает окончательно около 400 г. до н.э. Новые насельники появляются здесь уже лишь в постклассическую эпоху и не имеют ничего общего со своими древними предшественниками. Из Сан Лоренсо ольмеки ушли в Ла Венту, где прослеживаются многие традиции предшествующего периода.

Архитектурный комплекс Ла Венты – это сложное сооружение четкой и продуманной планировки, рассчитанной на восприятие как отдельных объемов, так и общего планиграфического решения. Существует предположение, что в плане весь комплекс воспроизводил гигантскую маску ягуара. Именно в Ла Венте были начаты археологические изыскания, призванные разрешить загадку тогда вновь открытой культуры. Исследование было начато Стирлингом, который посвятил изучению этого центра несколько полевых сезонов. Огромную работу провел здесь ученик Стирлинга – Филипп Дракер.

Ла Вента представляет собой остров 12 км длиной и 4 км шириной, который возвышается посреди необозримых мангровых болот штата Табаско. Основное ядро Ла Венты занимает небольшое возвышение в центральной части острова, площадью 800 на 180 метров. Над всем городом господствовала пирамида – тридцати двухметровый конус, окруженный площадками с мозаикой.

Первые ольмеки, как считает Ко, пришли в Ла Венту около 1100 г. до н.э. Остров был покрыт тропическим лесом, который они расчищали огнем и каменными топорами. Первое, что построили ольмеки на новом месте – огромный храм вдоль естественного гребня, расположенного по оси север-юг примерно в центре острова. На выровненном холме была возведена пирамида из глины, достигающая высоты в 100 футов. Затем были созданы дворы, окруженные низкими холмами из специально подобранной разноцветной глины. Они располагались к северу от пирамиды.

Следующая фаза Ла Венты, датируемая 1000-800 гг. до н.э., отмечена организованным строительством. Характерными для этого периода были массивные подношения, которые представляли собой огромные мозаики из серпентина, выложенные в специальных углублениях и засыпанные после установки. Создание этих мозаик относят к концу IX в. до н.э. Таких мозаик в Ла Венте три: две из них находятся на платформах, примыкающих к южной стороне церемониального двора, последняя – к северу от Большой пирамиды. Каждая состоит из 485 тщательно уложенных продолговатых блоков, покрывающих площадь чуть более 15 на 20 футов; они установлены на цветной глине. Ученые пришли к выводу, что эти мозаики представляют собой маски человеко-ягуара, очень условную, с характерной щелью в основании головы и ромбовидными подвесками снизу. Создан великолепный контраст зеленого серпентина с желтым и оранжевым песком, заполняющим пустоты. Нет сомнения, что эти мозаики служили определенным ритуальным целям. Использование блоков из серпентина, возможно, служило символом даров из нефрита, считавшегося самым ценным камнем у ольмеков.

Проводившиеся в 1955 г. раскопки выявили большое количество предметов, которые были квалифицированы Дракером как жертвоприношения. Находки, относящиеся к 800-500 гг. до н.э. - мелкие предметы, такие как кельты, статуэтки, орнаментированная керамика и т.п. Эти предметы сильно отличаются от обычных керамических изделий, изделий из нефрита и других минералов, которые были найдены в мезоамериканских поселениях. Они характерны тем, что их основы были вкопаны в землю, и сами они находились в специальных ямах, расположенных в строгом порядке в церемониальном дворе. Эти предметы можно разделить на несколько групп; наиболее интересны кельты, изготовленные из серпентина и сохранившие остатки резьбы на одной стороне. Само изображение делится на две части: нижняя его половина – это прямоугольник, который пересекают две диагонали. Имеются также изогнутые линии, выходящие из углов и овальные элементы и ромб в центре. Прямо над этим орнаментом находится резной рисунок, который выполнен более искусно и стилистически более соответствует типичному ольмекскому стилю. Самым характерным элементом является раздвоенный, сильно изогнутый клык, который изображается в левой центральной части рисунка. В правой нижней части изображения также присутствует элемент, который представляет человеческую челюсть с изуродованными зубами. Возможно, что, будучи полным, этот рельеф условно изображал человеческий череп, как это изображалось у некоторых майяских божеств. На других кельтах изображались персонажи в маске в виде птичьей головы. Все эти изображения носят чисто ольмекский характер.

Возможно, самые удивительные находки в Ла Венте – это вогнутые зеркала из магнетита и ильменита. Они великолепно отполированы, так что с их помощью можно добывать огонь. Отверстия в них говорят о том, что они подвешивались; были найдены статуэтки с подобными предметами на шее. Очень распространено в этот период возведение стел; тематика изображений на них довольно разнообразна. Здесь встречаются и триумфальные сцены – победоносный правитель держит связанных веревкой пленников (алтарь 4), поверженный враг у ног вождя (стела из Альварадо), сцены инвеституры (стела 3), культовые обряды – сидящий жрец с ребенком-ягуаром на руках (алтарь 5). Для керамики Ла Венты характерен хороший обжиг, и преобладание черных, белых и серых тонов. Встречаются также изделия розовато-белого, лощеного белого, серо-кремового, черновато-кофейного, пурпурного и других цветов, особенно тарелки и плоскодонные сосуды, чаши сложной формы, горшки и другие виды утвари. Для украшения использовались орнаменты, сделанные с помощью «шагающего штампа» точечные узоры и угловатые ямки, а также геометрические и символические мотивы, главным образом лапы и имитация пятен шкуры ягуара.

В течение четвертого и последнего периода в Ла Венте вводится новый архитектурный способ: церемониальный двор окружается изгородью из огромных базальтовых колонн. Подобные колонны уже использовались раньше в гробнице в северной части Ла Венты. Существует предположение, что ольмеки пришли из гор Тустлы, где залегает базальт. Судя по высокому качеству, с каким ольмеки его обрабатывать, например, Хейзер делает вывод о горах Тустлы, как о прародине ольмеков.

За 500 лет обитания в Ла Венте ольмеки продвинулись во всех направлениях в поисках экзотических минералов. Ольмеки обрабатывали андезит, базальт, яшму, кварц, диорит, нефрит и другие камни, полученные благодаря торговому обмену. Одновременно происходило общение с местной знатью, шел обмен; ольмеки оставляли свои следы повсюду от Герреро и Морелоса до Сальвадора. Возможно, что Ла Вента была традиционным церемониальным центром для тяготевшему к нему населения, приезжавшее по воде или пешком для отправления торжественных ритуалов. По предположению Хейзера, Ла Вента существовала за счет населения в 18 тыс. чел. На самом острове жило лишь несколько знатных семей. После 400 г. до н.э. Ла Вента была заброшена своими жителями, и с этого момента ольмеки становятся легендой.

Примерно в 160 км к северо-западу от Ла Венты, недалеко от подножий гор Тустлы, располагается поселение Трес Сапотес. Время его существования датируется, в основном, после разрушения Ла Венты, хотя есть слои и современные ей. Можно почти уверенно сказать, что Трес Сапотес стал важнейшим центром ольмеков после того, как Ла Вента была разрушена и покинута жителями.

Около пятидесяти холмов тянутся примерно на 3 км. Они сгруппированы по четыре вокруг площадок. Перед одним из самых высоких холмов была найдена нижняя часть стелы С, которая была обнаружена в 1938 г. Метью Стирлингом. На ней стояла дата «длинного счета», соответствующая 31 г. до н.э. На сегодня это самая древняя письменная дата в Америке. Надо заметить, что первая ольмекская находка, датированная по системе «длинного счета» была обнаружена намного раньше. Древний предмет, известный под названием «статуэтка из Тустлы», обнаружен в штате Веракрус в 1902 г. Это небольшая фигурка из светло-зеленого нефрита в 17 см высотой, изображающая улыбчивого толстого человечка с птичьими крыльями и утиным клювом. Ученые до сих пор спорят, кого она изображает: так называемого «птичьего бога» или индейского жреца. На ней письменами майя высечена дата, которая соответствует 162 г. н.э. Эта дата гораздо более ранняя, чем дата на стеле 29 из Тикаля (290 г. н.э.), которая считалась самой древней письменной датой.

По основным параметрам, имея ввиду ремесленную специализацию и развитие монументальной архитектуры и скульптуры, ольмекское общество представляло собой развивающуюся цивилизацию. Это не было социально равноправное общество. Археологические данные позволяют утверждать, что ольмеками управляли светские правители, члены королевских династий. Доказательство тому – колоссальные головы, которые представляют воинов, а не жрецов. Можно также предположить, что правители, ощущавшие себя посредниками между людьми и богами-покровителями, обладали недюжинной силой, что традиционно символизировало благосклонность богов. Ольмекские завоевания либо торговые экспедиции имели своей целью обеспечение гарантированных поставок нефрита и серпентина из их естественных источников к крупным центрам.

Ольмеки распространяли свое влияние на обширную территорию, много превосходящую область их расселения. Широко были налажены регулярные обменные связи, так как практически все материалы для изготовления великолепной ольмекской скульптуры были привозными. Огромное количество изделий и материалов привозились в крупнейшие центры ольмекской цивилизации: разноцветный обсидиан, серпентин, слюда и сланец, базальтовые блоки для изготовления гигантских голов доставлялись в храмовые центры за 100 и более километров. Возможно, что усилия, которые прилагались для добычи необходимых продуктов, привели к появлению разделения труда, социальной стратификации общества. Нефрит, который очень часто ассоциируется с ольмеками, становится основным материалом лишь в Ла Венте, после 900 г. до н.э., где он был найден в избытке. В частности, в поисках нефрита ольмеки достигли Чалькацинго в юго-западной Мексике, о чем говорят археологические находки. Нефрит был символом богатства и власти у ольмеков. Пожалуй, ни один другой народ не оставил такого количества изделий из нефрита и не достиг такой высокой ступени его обработки; у ольмеков наиболее был распространен нефрит голубовато-зеленый и просвечивающий, что ассоциировалось с водой. Отсюда же, из штата Герреро, мог вывозиться и серпентин – не менее необходимый камень. Некоторые предметы ольмекского стиля найдены в центральной Мексике, что говорит о широком распространении культуры ольмеков и ее влиянии на соседние народы. Северо-восточная граница находок ольмекского стиля располагается в Тьерра Бланка и Тринидаде, штат Табаско, т.е. около 105 км от Паленке. Здесь были найдены статуэтки и керамика типично ольмекского стиля. Мирадор, Мирамар и Сан Исидро в Чиапасе могут рассматриваться как пункты ольмекского влияния от побережья Мексиканского залива до Тихого океана. Дальше на юг, известны скульптуры в Масатане, Чиапасе, Сан Исидро Пьедра Парада в Гватемале. Любопытно, что многие произведения посвящены военным мотивам, которые почти неизвестны дома, в чисто ольмекских центрах. Влияние ольмеков достигло южной оконечности Мезоамерики в самом конце доклассического периода. К северу и западу ольмекское влияние прослеживается в Оахаке и многих плоскогорных поселениях в мелкой пластике, копирующей многие ольмекские мотивы. Росписи в пещере и стела в Герреро – памятник самого далекого проникновения ольмеков.

Вопросы для самоконтроля:
  1. В чем специфика древней истории Америки?
  2. Особенности возникновения производящего хозяйства в Центральной Америке
  3. Какова была роль металла в ольмекской цивилизации?
  4. Причины упадка и исчезновения ольмекской культуры.
  5. В чем значение ольмекской цивилизации для дальнейшей истории Центральной Америки?


Лекция 13 Хараппская цивилизация

К настоящему времени археологами обнаружено около тысячи поселений, относимых к хараппской культуре. Среди многочисленных городов и поселений лучше всего исследованы три главных центра - Мохенджо-Даро и Хараппа, в меньшей степени - города Чанху-Даро, Калибанган, Лотхал, Банавали, Суркотада. Все крупные поселения характеризуются регулярной планировкой и чрезвычайно разумной организацией их внутреннего про­странства. Самым значительным и впечатляющим центром по-преж­нему остается Мохенджо-Даро. Его общая площадь составляет 848 кв. км, а число жителей определяется в 35 000-41 000, по разным оценкам. Большая часть исследованных хараппских поселений образует группу городков, площадь которых исчисляется в 5-12 га, но есть и мелкие поселки площадью до 1 га.

Эти поселения располагались на территории, протянувшейся с севера на юг более чем на 1100 км и с запада на восток более чем на 1600 км, группируясь преимущественно в долинах рек Инда, Рави, Биаса, Луни, Сабармати, Нарбады, доходя на южных границах до р. Годавари и занимая территорию современных индийских штатов Пенджаб, Гуджарат, Раджастхан, Уттар-Прадеш, Харьяна, а также современного Западного Пакистана (Индская равнина и Макранское побережье).

Некоторые археологические памятники хараппского образца обнаружены археологами в Афганистане и Средней Азии. Поселение хараппского типа было открыто и далеко за пределами собственно ареала протоиндийской цивилизации. Имеется в виду Шортугай в среднем течении Амударьи, где в нижних слоях обнаружена хараппская керамика, не оставляющая никаких сомнений в своей культурной принадлежности. Предполагается, что здесь находилась одна из факторий - свидетельница древних торговых связей между цивилизациями Инда и Средней Азии, служившая важным центром по доставке бадахшанского лазурита в долину Инда. Печати протоиндийского типа найдены и в Южной Туркмении; в Алтын-депе.

Поселения хараппской культуры, традиционно называемые городами, имеют различную площадь, им свойственна двучленная структура, состоящая из цитадели и нижнего. Города долины Инда поражают современного человека величием, грандиозностью и размахом, чётким и аккуратным планированием, продуманным санитарным устройством, вписанностью в окружающий пейзаж и гармоничной слаженностью с экологическими условиями. Так, поселение в Хараппе представляет собой в плане прямоугольник, ориентированный продольной осью на север, перпендикулярно древнему руслу, совпадающему с современным, ибо река была блуждающей. Ежегодно грозившая наводнением река (во время муссонных ливней и от таяния снегов) вынуждала особенно тщательно укреплять обращенную к ней сторону прямоугольника: с этой стороны имеются «бастионы» (по терминологии Уилера), выложенные из сырцового или обожженного кирпича, иногда из камня или гальки с глиной. Обводная стена вокруг поселения возводилась на высоту 2.5-4.5 м и имела ширину около 7 м.

Нижний город хараппского типа представляет собой прямоугольник или квадрат, окруженный стенами и пересеченный внутри сетью взаимно перпендикулярных улиц, ориентированных строго с севера на юг и с запада на восток. Такое взаиморасположение улиц и устроенные на них дренажные стоки были прекрасно приспособлены для сведения к минимуму разрушительных последствий муссонных ливней. Кроме того, ориентация улиц по направлениям ветров обеспечивала их естественную вентиляцию. Реконструированный по планам Мохенджо-Даро протоиндийский го­род имел в среднем 12 блоков, образуемых пересечением улиц, широкие имели до 10 м в ширину. Дома, составлявшие кварталы, возводились из обожженного кирпича и состояли, как правило, из нескольких помещений, группировавшихся вокруг дворика. Кирпич клался не на известковом растворе, а на илистой промазке из глины, взятой в окрестностях города. Сточные каналы, имевшиеся на каждой улице, представляют собой едва ли не самую древнюю в мире отлаженную систему городской канализации.

На уличных магистралях под мостовой проходили каналы – один или два выложенные кирпичом и перекрытые плитами. Они образовывали как бы подземные галереи, служившие для отвода сточных вод и спуска осадков, которые в обилии обрушивались на город в период муссонных дождей. Вода по специальной системе водоотводов устремлялась к окраинам, где имелись сводчатые водостоки. В каналах на определенном расстоянии друг от друга были размещены отстойники, которые регулярно чистились. Вообще плановое начало в городской структуре было сильным и действенным. Об этом красноречиво свидетельствует четкая структура уличной сети, продуман­ная система канализации и, например, такие детали, как округление домов на перекрестках, чтобы не препятствовать движению повозок.

Архитектурно доминировал и был подчеркнуто обособлен в городе участок, называвшийся условно цитаделью. Выделенность этого участка в общем городском комплексе ни у кого не вызывает сомнений. Строения, помещенные здесь, воздвигались на высокой платформе (до 6 м), фасад комплекса был укрегглен мощными кладками, а располагавшиеся здесь общественные здания (бассейн, зернохранилище, зал собраний) скомпонованы в единый массив с четкой и внушительной планировкой.

В последние годы индийскими археологами обстоятельно изучен Калибанган и дан подробный анализ структуры этого памятника. Он представляет собой в плане два правильных параллелограмма, обнесенных стенами с контрфорсами. Так называемая цитадель состоит здесь из двух смыкающихся ромбов, размером каждый 120 х 120 м. В «южном ромбе» отсутствуют хозяйственные и жилые постройки, но имеются явные свидетельства культовых церемоний: здесь найдены «алтари огня» у расположенных в ряд платформ из сырцового кирпича и алтари со следами жертвоприношений крупного рогатого скота. Kак предполагает исследователь этот памятника Б.Б. Лал, цитадель являет собой крупный культовый комплекс, близкий функционально к шумерским храмам, но имеющий иное архитектурное оформление. В «северном ромбе» подобные ритуальные сооружения отсутствуют, здесь находятся обычные жилые дома.

«Нижний город» Калибангана занимал площадь около 9 га и имел ту же четкую планировку уличной сети, что и крупные центры Мохенджо-Даро и Хараппа, и тот же обрамляющий четкий прямоугольник обводных стен, что и другие памятники этой культуры.

Исследователи обращали специальное внимание на стремление жителей городов вычленить из окружающего пространства централь­ную часть поселения, ограждая ее обводными стенами. Вопрос ы хараппской фортификации окончательно не прояснены, но, по-видимому, она выполняла не столько военную функцию, сколько функцию убежища. Серьезное развитие фортификация получила лишь на окраинах метрополии, где хараппские поселения как военные аван­посты выдвигались в глубь осваиваемых территорий, заселенных инокультурными соседями.

Быт обитателей хараппских городов был благоустроенным. По-­видимому, в своих основных чертах хараппский образ жизни крупных городах и мелких поселениях носил общий характер, различаясь главным образом уровнем благосостояния. Жилые дома, выделяемые при раскопках по наличию в них очага, были предположительно двухэтажными, состояли из 5-9 комнат максимальной общей площадью до 355 кв.м. В главных центрах хараппской культуры в период ее расцвета дома строились из обожженного кирпича, в других районах, где древесного топлива было мало, - из сырцового. Дома отличались великолепной кирпичной кладкой, четкой организацией, тщательностью­ строительной отделки, строгостью и простотой форм, продуман­ностью архитектурного замысла. Есть и так называемые баракоподобные жилища, состоящие из одного помещения и контрастирующие с благоустроенными комплексами основных жилых кварталов. Внешний вид главных улиц Мохенджо-Даро был довольно уныл: окон не было, входы в дома укреплялись глинобитными платформами, а с внутренней стороны к примыкали незастроенные дворики. Индийские строители заботились в первую очередь об удобствах повседневной жизни: в каждом доме есть прихожая, гостиная, дворик, лестница, скамейки, и почти во всех жилищах есть туалеты.

Пищу готовили главным образом во дворе, в хорошую погоду он являлся центром домашней жизни. В некоторых домах имелись, кроме небольшие кухни, часто с весьма основательным и сложным оборудованием. В каждом доме была комната для омовений и уборная, и нечистоты стекали по кирпичному каналу ступенчато-колен­чатого строения, так что прохожие были защищены от случайных брызг нечистот. В кухнях для водослива употреблялись сосуды с отверстием на дне.

Столь же удобным и прекрасно налаженным было водоснабжение в городах, о чем свидетельствует большое количество выложенных кирпичом колодцев. По предположению Маршалла, в Мохенджо-Даро существовала и баня, нагреваемая горячим воздухом и расположенная недалеко от бассейна. Окруженный мощными обводными стенами, этот двучленный комплекс (цитадель - нижний город) образовывал, по всей вероятности, нечто подобное городам-государствам, аналогичным сходным образованиям в Египте и в Междуречье Тигра и Евфрата. В городах протоиндийской цивилизации представлены все морфологические особенности архаического города как места концентрации населения (и его социальной интеграции), торгово-ремесленной деятельности и орудий производства, а также известного культурного потенциала, как идеологического и организационно-хозяйственного лидера.

Руины города свидетельствуют о неравномерном распределении имущества среди городского населения. Вместительные двухэтажные дома с внутренними дворами и многочисленными жилыми помещениями резко контрастируют с маленькими двухкомнатными домами и строениями типа бараков, ютившимися чаще всего у подножия холмов. Такой диапазон в различиях жилищ уже сам по себе дает представление о наличии социальной стратификации среди населения протоиндийских городов.

За обводной стеной, иногда на отдельном холме, располагались могильники, как правило, в южной или северо-западной стороне. Наиболее значительный по количеству и выразительный материал раскопан М. Уилером в могильнике Р-З7 в Хараппе. Покойников укладывали чаще всего лицом вверх, головой на север. В качестве сопроводительного материала в могилы помещали сосуды (иногда по нескольку десятков штук), часто и украшения (браслеты, бусы и т.д.). Могильную яму иногда выкладывали сырцовыми кирпичами. Было принято также хоронить трупы в сосудах, чрезвы­чайно редкими были парные захоронения.

Города неизбежно становились центрами торговли. Оживленная торговля велась, по-видимому, с городами побережий Индийского ­океана, а караванные пути связывали хараппские поселения со многими населенными пунктами субконтинента и с более отдаленными районами, например с Месопотамией.

О высоком уровне развития и налаженной организации торговли можно судить и по обильному распространению гирь разнообразной формы (шаровидных, бочкообразных, кубических, конических), изготавливавшихся чаще всего из отполированного сланца, алебастра, кварцита, известняка, яшмы. Система веса, существовавшая на Инде, не соответствует египетской и месопотамской. Меры веса образовывали серию в следующем соотно­шении: 8, 16, 32, 64, 160, 200, 320, 640, 1600, 3200, 4000, 8000, 128000.

Судя по найденным археологами глиняным и бронзовым моделям, жители протоиндийских городов эксплуатировали разнообразные виды транс­порта: двухколесные телеги, арбы, крытые фургоны, четырехколес­ные повозки. Кроме того; в распоряжении земледельцев были лодки.

Обрабатывающая промышленность в городах хараппской культу­ры соответствовала ремеслам, практиковавшимся в тот же период в Египте и Месопотамии. Были развиты гончарное производство, ме­таллургия, работа по камню, ткачество.

Ремесла составляли важнейший компонент технологического способа производства протоиндийской цивилизации. Наиболее прогрессивный сектор составляли металлургия и металлообработка. Применялись различные сплавы, в том числе меди с мышьяком, оловом, свинцом. Использовались разнообразные технические приемы, наряду с холодной и горячей ковкой было освоено литье в открытых и закрытых матрицах, а также изготовление бронзовых скульптур по утрачиваемой модели. О высоком уровне развития металлообработки свидетельствуют статуэтки людей и животных, модели повозок, сосуды из серебра и бронзы. Орудия труда, изготовленные преимущественно из меди и бронзы, во всех поселениях хараппской культуры отличаются стандартными размерами и формой Набор их невелик: металлические, длинные и короткие клиновидные прямоугольные топоры, симметричные долота, листовидные и асимметричные треугольные ножи на деревянных рукоятках, пилы, отбойники, сверла, рыболовные крючки, бритвы, зернотерки, песты и т.д. Боевое оружие, изготовленное из металла, не отличалось большим разнообразием: копья с листовидными наконечниками, трезубцы, булавы, стрелы, кинжалы и мечи.

Металл использовался и для ковки или отливки посуды, которая повторяла форму и размеры керамической, была проста и незамысловата, лишена декоративных излишеств. Из металла делали украшения: бусы, булавки, браслеты, кольца, отливали статуэтки людей и животных, причем их отдельные образцы с точки зрения современых эстетических стандартов заслуженно относят к числу шедевров (например, статуэтка танцовщицы). О местном характере металлургического производства свидетельствуют остатки его во многих поселениях: металлические тигли, слитки, руда, шлаки, ямы, выложенные кирпичом и использовавшиеся, видимо, в качестве печей.

Изделий из кости сравнительно немного, еще меньше из золота и серебра. Эти материалы шли преимущественно на мелкие поделки и украшения: гребни, браслеты, кольца, бусы и т.п.

Ювелирное дело было выделено в особую специализированную область. Традиционное для многих земледельческих культур Индостана изготовление бус из различных пород камней приобрела в Хараппе и других городах большой размах.

Работа по камню, существовавшая в городах долины Инда, дошла до нас в виде образцов разнообразных бус и других украшений. Они делались из жадеита, стеатита, корнелиана, яшмы, оникса и других камней, добывавшихся в разных частях Индии и Афганистана. Судя по найденным образцам, хараппские гранильные мастера умели искусно обыграть красоту камня и не боялись рискованного соперничества с природой в правильности и гармоничности расположения прожилок в камне, имитируя природный рисунок при составлении бусин из разных пород камня, тщательно пригоняя части друг к другу .

Едва ли не главным критерием, выделяющим хараппскую культуру, который был одновременно и выдающимся продуктом этой культуры, явился обильный и разнообразный керамический материал. Огромное количество фрагментов керамики и целых сосудов, распис­ных и гладкостенных, различающихся по степени тщательности отделки, форме, орнаменту и т.д., свидетельствует о высоком уровне развития гончарного ремесла. Разнообразие форм не оставляет никаких сомнений в умении мастеров использовать заложенные в глине возможности. Орнаментация хараппской керамики имеет пышный и своеобразный натуралистический стиль, который свидетельствует о зрелости и уверенности мастеров, владеющих тонкостями своего искусства. Излюбленными мотивами в орнаментации были различны растительные стилизации, иногда сочетавшиеся с геометрическими узорами.

Приведенные выше данные доказывают, что протоиндийская цивилизация являла собой пример сложного и длительного взаимо­действия и приспособления архаических коллективов к условиям окружающей природной среды. Важнейшей экономической основой этого процесса было высокоэффективное земледелие, развитие которого в первую обеспечивало относительно высокий уровень благосостояния жителей хараппских городов.

Археологические данные показывают, что обитатели долины Инда выращивали два вида пшеницы и ячменя, рис, горох, кунжут, джовар, горчицу, хлопок. Остеологические остатки и изображения на печатях свидетельствуют о распространении индийского быка, буйвола, козы, овцы, верблюда и слона в качестве одомашненных животных. По-ви­димому, хараппская культура выработала свою систему интенсивного земледелия и стойлово-пастбищного скотоводства, т.е. тип хозяйства, продуктивный в условиях субтропического климата и плодородной аллювиальной почвы.

Высокий уровень развития протоиндийской цивилизации, как представляется, исключает предположение об отсутствии ирригационной системы на Инде. Идея использования запруд и собираемых с их помощью излишков воды столь естественна для страны с жарким климатом, что трудно усомниться в существовании подобных сооружений в хараппских поселениях.

Наиболее ранними, восходящими к неолитическому времени, были элементарные поливные системы, когда воду для полива черпали простейшими приспособлениями. Плодородные почвы допускали несколько урожаев в год при минимальном количестве труда, но площадь посевов была ограничена, что делало хозяйство технически застойным и лишало его существенных перспектив развития

Более надежные и многообещающие долинные системы ирригации - дамбы и плотины возможны лишь в равнинной части реки. С их помощью можно задержать воду на нужной площади после ее спада и не допускать затопления возделываемой площади во время паводка. Это открывало возможности для использования и муссонного и паводкового увлажнения и позволяло вести хозяйство с двумя ежегодными посевами. В кульминации своего развития долинная ирригационная сеть могла представлять собой сплошные земляные насыпи - дамбы по обеим сторонам реки. Можно лишь догадываться, какую конкретную форму имела древняя долинная ирригация на Инде. Затем она, вероятно, сменилась новой -оросительная система могла сочетать водоемы, сохраняющие воду, и каналы, отводящие ее на поля. Таким образом, могли появиться возможности расширить площадь посевов, не ограничивая их территорией заливаемой долины, и, кроме того, получать урожай круглый год. Известную уверенность в подобного рода суждениях можно получить, обратившись к современным системам орошения, без которых обеспечение урожая во многих частях Индии практически невозможно. Ирригационные сооружения современной Индии, традиционно воспроизводимые с отдаленных времен, подразделяются на три основныых типа: подъемные (колодцы), запасные (запруды, пруды, резервуары) и речные (каналы). Так или иначе, развитие ирригационной сети на территории протоиндийской цивилизации могло явиться определяющим фактором для ее дальнейшей истории.

Вопрос о причинах заката цивилизации, наступившего после нескольких столетий расцвета, представляет собой не более ясную проблему, чем ее истоки. Черты кризиса прежде всего просматриваются во внешнем облике городов. Согласно археологическим свидетельствам, с XVIII—ХVII вв. до н.э. города пришли в запустение, дома стали превращаться в развалины, на центральных улицах появились гончарные печи, дороги оказались усеянными наспех сделанными прилавками, многие дома были заброшены, развалины общественных строений обросли маленькими домишками. Весь строй нормальной городской жизни прежде строго регламентируемый, заметно нарушился. Сократилось ремес.ленное производство, керамика стала более грубой, уменьшилось число печатей и металлических изделий, пришла в упадок торговля.

В первую очередь, как уже было отмечено, кризис поразил основные центры на Инде - Мохенджо-Даро и несколько позже Хараппу. После XVIll в. до н.э. с.лабеют и нарушаются связи центра в периферии. Кризис как бы наступал с севера: в северных районах поразил селения раньше и быстрее, в южных, удаленных от главных центров, хараппские традиции сохранялись дольше .